Марк Вольгин и доктор Потапов

Егор Передельский

Марк Вольгин и доктор Потапов

ГЛАВА 1

Дождь за окном «Скорой» был противным, мелким, московским. Он не лил, а лепился к стеклам, превращая ночной город в размазанную акварель из грязного света рекламных щитов и рыжих отблесков фонарей. Глеб Потапов, откинув голову на спинку пассажирского сиденья, чувствовал каждую косточку в своем позвоночнике. Смена выдалась адской: три ДТП, инфаркт и пьяный с ножом в животе. Запах дезинфекции, крови и дешевого табака, въевшийся в кожу, казался ему теперь его естественным запахом.

– На следующей остановке, – сказал он шоферу, молодому парню с выцветшими от усталости глазами.

Тот лишь кивнул. Машина, урча изношенным двигателем, свернула с Садового кольца в лабиринт темных переулков. Глеб выходил не у своего дома – съемная однушка была еще в часе езды на метро, – а у большого, некогда богатого, а ныне обшарпанного дома в стиле модерн. Здесь, в коммуналке на втором этаже, жила его тетка, сестра матери. Он обещал завезти ей коробку дефицитных лекарств из больницы – для соседа, старого профессора, который за ней присматривал.

Подъезд встретил его знакомым запахом сырости, капусты и старины. Глеб, кряхтя, поднялся по мраморной лестнице, у которой еще сохранились остатки былого величия в виде кованых перил. Дверь в квартиру № 5 была массивной, дубовой. Он нажал звонок, услышал протяжный, дребезжащий звук.

Дверь открыла тетя Лиза, маленькая, сухонькая женщина в стеганом халате.

– Глебуша, заходи, родной, – прошептала она, и по ее лицу Глеб понял, что что-то не так. – У нас тут… происшествие.

В длинном, темном коридоре коммуналки, освещенном одной тусклой лампочкой под потолком, стояли двое. Пожилой мужчина в дорогом, но мятом костюме, с лицом, посеревшим от тревоги. И другой… Другой привлек внимание Глеба сразу.

Высокий, худой, в темном свитере и потертых джинсах, он стоял, прислонившись к косяку двери, и смотрел на что-то у себя в руках. Это был осколок стекла, странной, изогнутой формы. Мужчина изучал его с таким сосредоточенным, почти хищным вниманием, что казалось, он видит в нем не просто стекло, а целую историю. Его лицо, резкое, с высокими скулами и твердым подбородком, было бы отстраненным, если бы не глаза. Серые, холодные, они горели внутренним огнем, живым и пронзительным.

– Марк Аркадьевич, это мой племянник, Глеб, врач, – представила тетя Лиза. – Глеб, это наш сосед, Марк Вольгин. И господин Уваров, из квартиры напротив.

Вольгин медленно поднял глаза на Глеба. Взгляд скользнул по его лицу, по форме «Скорой помощи», по рукам.

– «Скорая», – произнес он. Голос был низким, бархатным, но в нем чувствовалась сталь. – Смена двенадцать часов. Три вызова на ДТП – вижу ссадины от ремня безопасности на шее и мелкие осколки стекла на рукаве. Один вызов с колото-резаным – следы промывки раны на манжетах, и вы, доктор Потапов, машинально потираете пальцы, как будто снимаете перчатки. И инфаркт. На левой ладони – след от зубов, вы поддерживали челюсть пациента во время судорог. Устали. Очень. Но не пошли домой. Значит, зачем-то это было важно.

Он говорил не для того, чтобы похвастаться. Это была констатация факта. Просто он это видел, как обычный человек видит цвет неба.

Глеб онемел. Он чувствовал себя голым, прочитанным как открытая книга.

– Я… лекарства тете привез, – с трудом выдавил он.

– Марк Аркадьевич, – перебил пожилой мужчина, Уваров, и в его голосе слышались слезы. – Пожалуйста, это же мой мальчик! Куда он мог деться?

Вольгин оторвал взгляд от Глеба и снова посмотрел на осколок стекла.

– Ваш «мальчик», Петр Сергеевич, – сказал он безжалостно, – это тридцатилетний мужчина, который промотал состояние, данное вами на развитие бизнеса, и теперь, судя по всему, решил инсценировать свое похищение, чтобы выкупить у вас еще денег. Или его действительно похитили его же кредиторы. Второе даже более вероятно.

Он подошел к двери в одну из комнат. Дверь была взломана, замок висел на одном винте.

– Объясните, – тихо попросил Глеб тетю.

– У Валерия, сына господина Уварова, сегодня должен был быть день рождения, – зашептала тетя Лиза. – Он не отвечал на телефон. Петр Сергеевич заволновался, приехал, дверь была закрыта, но изнутри пахло гарью. Он вызвал милицию, те вскрыли. Внутри – бардак, следы борьбы, осколки вазы на полу… А Марк Аркадьевич просто вышел в коридор, посмотрел и… все это начал.

Вольгин повернулся к Уварову.

– Борьбы не было. Ее инсценировали. «Похитители» были аккуратны – они не задели дорогую аудиосистему, валяющуюся на полу. Они опрокинули только дешевую мебель и ту самую китайскую вазу, которую вы, Петр Сергеевич, всегда так не любили. Ваш сын знал это. Стекло… – Он поднял осколок. – Это не от вазы. Это триплекс от фары автомобиля. Он разбит изнутри. Кто-то ударил по нему чем-то тяжелым, находясь в салоне.

– Что это значит? – спросил Уваров.

– Это значит, что ваш сын либо пытался сигнализировать, либо его везли в багажнике, и он сумел разбить фонарь, чтобы выбросить улику. Улику, которую я, почему-то, нашел не на улице, а здесь, в коридоре. Кто-то ее подбросил. Кто-то, кто был здесь после милиции.

Он обвел коридор своим пронзительным взглядом, который на секунду задержался на почтовых ящиках, висящих на стене, один из которых был приоткрыт.

– Доктор, – неожиданно обратился Вольгин к Глебу. – Ваше мнение.

– Я… я не детектив, – растерялся Глеб.

– Вы врач. Вы видите следы насилия. Осмотрите комнату. Скажите, что вам покажется нелогичным с медицинской точки зрения.

Глеб, повинуясь необъяснимому импульсу, отложил коробку с лекарствами и зашел в комнату. Бардак был тщательным: перевернутый диван, разбросанные книги, стекло на ковре. Он смотрел на это все глазами не следователя, а врача «Скорой». И вдруг его взгляд упал на стену у прикроватной тумбочки. На светлых обоях было несколько темных, ржавых брызг.

– Вот, – сказал Глеб, показывая пальцем. – Кровь. Но ее немного. Если бы здесь была серьезная драка, кровотечение было бы более массивным. Это похоже на кровь из носа. Или с разбитой губы. Не более того.

Вольгин внимательно посмотрел на Глеба, и в его глазах мелькнуло нечто, похожее на уважение.

– Верно. Никакой серьезной травмы. Инсценировка. – Он подошел к почтовым ящикам и уверенным движением открыл тот, что был приоткрыт. Внутри лежал скомканный листок бумаги. Вольгин развернул его, не прикасаясь к поверхности, используя карандаш. Это была распечатка смс-сообщения с простого, нерегистрируемого телефона.

«Жив,готовьте 500 тысяч и никакой милиции .»

Уваров ахнул.

– Но как вы догадались?..

– Почтовый ящик был единственным местом, куда можно было что-то незаметно подбросить после ухода милиции. Преступник – или сам Валерий – знал, что вы будете его проверять. Он просто поторопился и не убедился, что ящик закрылся до конца.

Вольгин повернулся к Уварову.

– Ваш сын жив. Сейчас он либо в сговоре с кем-то, либо находится в заложниках у людей, которые хотят получить деньги, но боятся убивать. Вам нужно сделать вид, что вы готовите деньги. Ничего не предпринимать. Они выйдут на связь.

– А что будете делать вы? – спросил Уваров, смотря на Вольгина.

– Я, – Вольгин отломил еще один кусочек стекла от осколка в своей руке и бережно положил его в платок, – пойду искать тот самый автомобиль с разбитой фарой. И человека, который подбросил эту записку. Он где-то рядом. Он наблюдал.

Он направился к выходу, на ходу накидывая свой потертый кожаный плащ.

– Доктор, – бросил он через плечо Глебу. – Если не спешите к следующему инфаркту, пройдемтесь. Ваша медицинская точка зрения может пригодиться. Свежий воздух прочистит голову от запаха крови.

Глеб посмотрел на тетю Лизу, на коробку с лекарствами, на свою усталость. А потом на этого странного, невероятного человека, который за пять минут перевернул все его представления о возможном. Он видел в его глазах тот же огонь, что горел когда-то в глазах солдат, шедших в бой. Огонь настоящего дела.

– Да, конечно, – сказал Глеб Потапов. – Я с вами.

И он шагнул за Марком Вольгиным в московскую ночь, даже не подозревая, что эта ночь станет для него первой страницей новой, совершенно невообразимой жизни.

ГЛАВА 2

Ночь встретила их резким, промозглым ветром, который гулял по пустынному переулку. Вольгин шел быстро, его длинный плащ развевался, как темные крылья. Глеб едва поспевал.

– Откуда вы знаете, что он где-то рядом? – спросил Глеб, запыхавшись.

– Элементарно, доктор, – отозвался Вольгин, не сбавляя шага. – Записку подбросили после милиции, но до нашего прихода. Значит, человек наблюдал за домом. Он видел, как уехал наряд, видел, как приехал Уваров. Он ждал момента. Но он не мог знать, что Уваров приведет меня. Его план был прост: запугать отца, заставить его готовить деньги. Наблюдение с близкой дистанции – самый надежный контроль. Ищите машину, – бросил он через плечо. – «с разбитой левой фарой.

Глеб оглядел темные улицы. Машин было немного. В основном старые «девятки» и иномарки потерпевшего вида.

– Его здесь нет, – констатировал Глеб.

– Очевидно, – сухо ответил Вольгин. – Он не идиот, чтобы парковаться у места преступления. Но он где-то в радиусе пятисот метров. В зоне пешей доступности, чтобы быстро вернуться к своей машине после подброса записки. И он нервничает. Он видит, что Уваров не уехал, свет в квартире горит. Он будет держать ситуацию на контроле.

Они вышли на небольшую площадь, освещенную тусклым фонарем. С одной стороны стоял круглосуточный магазин, зарешеченные окна которого излучали тусклый свет. У входа толпилась шумная компания подростков. С другой стороны – детская площадка с ржавыми качелями и темный сквер.

Вольгин остановился, его взгляд скользнул по площади, впитывая детали.

– Он здесь, – тихо сказал он.

– Где? – Глеб напрягся, инстинктивно ища укрытие.

– Не знаю. Пока. Но он здесь. Смотрите. У магазина – компания. Им нет дела до нас. На лавочке у сквера – бомж, спит. Напротив – три таксиста, играют в кости на капоте машины. Все на своих местах. Все логично.

– Тогда кого мы ищем?

– Того, кто выбивается из логики. Того, кто не на своем месте.

Вольгин медленно повернулся, его серые глаза, казалось, впитывали каждый квант света. Вдруг его взгляд зацепился за таксофон, стоявший в тени на противоположной стороне площади. Рядом с ним никого не было.

– Таксофон, – произнес Вольгин.

В этот момент из подворотни рядом с таксофоном вышел мужчина. Невысокий, коренастый, в темной спортивной куртке с капюшоном, натянутым на голову. Он нервно огляделся и быстрым шагом направился прочь от площади.

– Капюшон в такую погоду? – усмехнулся Вольгин. – Боится, что его узнают. Или просто скрывает лицо от камер. Пойдёмте, доктор.

Они двинулись за ним, держа дистанцию. Незнакомец шел быстро, оглядываясь через плечо. Он вел себя как загнанный зверь.

– Он не профессионал, – тихо комментировал Вольгин, не сводя с него глаз. – Профессионал не суетился бы так. Он любитель. Испуганный. Значит, Валерий, скорее всего, жив. Убийство – это последнее, на что он решится.

Незнакомец свернул за угол и исчез из виду. Вольгин ускорился. Когда они зашли за угол, они увидели, что тот почти бегом пересекает двор и скрывается в другой арке.

– Он бежит к своей машине, – сказал Вольгин. – Он нас заметил. Бежим!

Глеб, забыв про усталость, рванул за ним. Они выскочили из арки на следующую улицу, более оживленную. И тут же увидели его. Мужчина в капюшоне садился в темно-синий «Мерседес», припаркованный в двадцати метрах от них. Левый передний фонарь был разбит.

– Есть! – крикнул Глеб.

Вольгин не стал бежать к машине. Вместо этого он резко вышел на проезжую часть, прямо на пути старенького желтого «Москвича», и вскинул руку. «Москвич» с визгом тормозов остановился в сантиметре от него.

– Слушайте меня внимательно, – голос Вольгина не допускал возражений. Он показал водителю, растерянному парню в кепке, какую-то картонную корочку, мелькнувшую на секунду. – Следственный комитет. Нужно пресечь бегство преступника. Поезжайте за той синей машиной, но не привлекайте внимания. Я объясню куда.

Парень, широко раскрыв глаза, кивнул. Вольгин рывком открыл заднюю дверцу и втолкнул внутрь Глеба.

– Ваша первая погоня, доктор? – спросил он, садясь рядом. – Постарайтесь не укачаться. Поехали!

«Москвич», подпрыгивая на колдобинах, рванулся за уезжающим «Мерседесом».

Погоня была недолгой и не голливудской. «Мерседес» вел себя нервно, то прибавляя скорость, то резко тормозя на светофорах. Он явно пытался определить, преследуют ли его.