Колония трех солнц

Anna Zhem

Колония трех солнц

© 2025 [ANNA ZHEM]

Все права защищены.

Ни одна часть данной книги не может быть воспроизведена или передана в какой-либо форме и каким-либо способом – электронным, механическим, с помощью фотокопирования, записи или любого иного способа хранения и передачи информации – без предварительного письменного разрешения правообладателя.

Все персонажи и события являются вымышленными. Любые совпадения с реальными людьми, живыми или умершими, а также событиями, являются случайными.

Глава 1: Вечное Утро

Свет на Гелиосе никогда не гас.

Для Лиры Солис это было не просто астрономическим фактом, а основным законом жизни. Она стояла на обзорной площадке Био-Сектора, и оранжево-красное свечение Надира – самого слабого из трех солнц – заливало город мягким, теплым сиянием. Было Вечное Утро, время наименьшей производительности, которое на Земле когда-то называли рассветом.

Под ногами Лиры простирался Холм Продуктивности, сердце колонии. Это был не город, а единый, постоянно функционирующий организм: гладкие, белые жилые модули переходили в прозрачные купола лабораторий, а те – в многоярусные фермы. Никаких теней. Никаких остановок. Движение было непрерывным, как дыхание гигантского механизма.

Лира потянулась, ощущая в мышцах знакомое, едва уловимое жжение. Оно не было болью. Совет Производительности назвал бы его "рабочим фоном" – легким тремором, который напоминал, что тело функционирует оптимально, готовое к следующему циклу.

В ее аугментированном поле зрения всплыл личный отчет:

Цикл (Четверти) 72 – Оптимально

Продуктивность 98.4% -Удовлетворительно

Биологический Комфорт 6.7 – Ниже Среднего

Рекомендация – Повысить медитативную стимуляцию. Избегать прокрастинации.

Биологический Комфорт 6.7. Это была ее маленькая, но постоянная патология. Нормой для Гелиоса было 8.0 и выше.

Она повернулась к своему рабочему месту – полукруглой станции, окруженной резервуарами с местной флорой. В отличие от стерильных, идеально функциональных синтетических ферм колонии, растения Лиры были дикими. Они были изумрудной аномалией в мире синтетики.

Ее текущая задача, которую она сама себе поставила, была проста: найти цикл. Она верила, что у всех живых организмов есть ритм, точка покоя, ночь, даже если ее не существует в природе.

Лира протянула руку к своему любимому образцу – лиане "Сонориса". Ее листья были насыщенно-фиолетовыми и всегда открытыми, но Лира заметила, что каждые 73 цикла, когда свет Надира падал под определенным, минимальным углом, лиана становилась холодной на ощупь, а ее фотосинтетическая активность проваливалась.

"Цикл, Сонориса," прошептала Лира, вставляя микро-зонд в стебель. "Что ты прячешь?"

В этот момент ее поле зрения перекрыла официальная, мягко-настойчивая проекция. Голос был синтетически успокаивающим, но его тон не терпел промедления.

"Доктор Солис. Время, выделенное на "Субъективное Созерцание", истекло. Ваш график Производительности требует немедленного перехода к фазе 'Коллективное Оптимизирование Питательных Смесей'."

Лира вздохнула. Это был Ассистент – программа, интегрированная в нервную сеть каждого колониста, следящая за эффективностью.

"Ассистент, я нахожусь в критической точке эксперимента," ответила она мысленно. "Провал активности Сонорисы может указывать на новый биологический регулятор, который может быть использован для увеличения продуктивности."

"Увеличение продуктивности требует подтвержденной гипотезы," парировал Ассистент. "Ваша гипотеза 'Потребность в цикле покоя' имеет низкий оценочный индекс полезности. Производительность требует действия, а не прокрастинации."

Это была главная заповедь Гелиоса. Действие. Непрерывность. Отсутствие пауз.

Лира, не желая вступать в открытый конфликт (чтобы не понизить еще сильнее свой Комфорт), подчинилась. Она оставила зонд, но перед уходом ввела в систему Сонорисы команду на постоянный мониторинг выделения ферментов, даже в период ее основного рабочего цикла.

Покинув сектор, она слилась с потоком граждан, двигавшихся по скоростным дорожкам. Все улыбались – ровно, мягко, одинаково. Никто не толкался, не спорил. Конфликт был столь же редок, как и ночь.

Но пока ее тело работало, ее разум, ее единственная частная собственность, работал над одной мыслью, возникшей во время того короткого, несанкционированного покоя у растений:

Мы строим идеальный мир, потому что у нас есть время. Но что, если это время не принадлежит нам? Что, если мы, лишенные ночи, просто разучились мечтать о чем-то, что не связано с работой?

Она чувствовала себя неправильно в этом идеальном мире, как единственная фальшивая нота в бесконечной, слаженной симфонии. И она знала, что если она действительно найдет способ спать, она откроет не просто новый фермент, а новый, опасный вид человечности.

Глава 2: Часы Производительности

Единственное, что на Гелиосе нельзя было тратить, это время. Оно было единственной конечной валютой, и его берегли с фанатичной одержимостью. Поэтому задержка Лиры на "Коллективное Оптимизирование Питательных Смесей" была воспринята не как минутное опоздание, а как нарушение коллективного доверия.

Лира прибыла в секцию смешивания, но вместо обычных двух десятков коллег обнаружила там лишь пустой, сияющий цех. На центральном табло мигал ее личный идентификатор, показывая опоздание в 7.38 минут.

"Ваш вклад перераспределен," – сообщил Ассистент в ее сознании. – "Завершен автоматическим протоколом. Ваша неэффективность привела к понижению Общественного Индекса Скорости на 0.0001%."

Лира почувствовала легкий укол вины, который тут же был нейтрализован ее собственным регулятором эмоций. Но сам факт… На Земле опоздание означало бы извинение. Здесь оно означало, что система справилась без тебя, доказав твою ненужность.

Она направилась в "Зал Согласования" – не судебный зал, а круглое помещение с мягким рассеянным светом, где обсуждались любые отклонения от нормы. Ее ждал Совет Производительности.

Совет состоял из трех старейшин, чьи лица были совершенно спокойны, без единой тени раздражения. Они были живым воплощением идеальной продуктивности.

– Доктор Солис, – начал Председатель, Кирус, чьи глаза были прозрачно-голубыми от избытка нейронных стимуляторов. – Мы проанализировали ваш Отчет Биологического Комфорта. Ваши показатели стабильно находятся в желтой зоне уже двенадцать циклов.

Лира заняла место, стараясь говорить четко и логично, избегая "неэффективных" эмоциональных фраз.

– Я связываю это с моими исследованиями. Уникальные ритмы Сонорисы требуют нестандартных периодов наблюдения. Эта работа требует глубокой сосредоточенности, которая может быть ошибочно интерпретирована как низкий комфорт.

Кирус наклонил голову, и это движение было единственным проявлением его внимания.

– Сосредоточенность – это пиковая производительность. У вас же фиксируются периоды абстрактной меланхолии и когнитивного дрейфа. Мы не видим в ваших текущих исследованиях немедленной экономической ценности. Лиана, которая "холодеет", не может сравниться с необходимостью оптимизации потребления воды на уровне 0.05%.

– Я полагаю, что мы игнорируем фундаментальный биологический закон, – возразила Лира. – Вся жизнь на Земле, откуда мы пришли, подчинялась циклам света и тьмы. Без этого цикла, мы можем деградировать на уровне подсознания.

Впервые на лице второго члена Совета, женщины по имени Селена, промелькнуло что-то похожее на удивление, но оно тут же было подавлено.

– Деградация? – Кирус произнес это слово с искренним непониманием. – Доктор Солис, мы сверхлюди. Мы живем на тридцать процентов дольше, чем наш генетический предел. Мы решили проблему сна, которая была третью жизни, отданной неэффективному бездействию. Это эволюция. Вы предлагаете нам вернуться к атавизму?

– Я предлагаю изучить, что именно мы потеряли, – настаивала Лира. – Сон – это не бездействие. Это время, когда мозг обрабатывает эмоции, создает метафоры и строит глубокие связи. На Гелиосе мы решаем конфликты логически, но мы разучились чувствовать их последствия.

Она знала, что перешла черту. Она апеллировала к иррациональным концепциям: эмоциям, потерям, последствиям.

Кирус поднял руку, прерывая ее.

– Ваша гипотеза "Потери Эмоциональной Глубины" – это субъективная прокрастинация. Мы предлагаем вам решение, Доктор Солис, для вашего же блага. Мы рекомендуем повысить уровень нейростимуляции. Незначительное увеличение дофамина и серотонина, чтобы нивелировать ваш "когнитивный дрейф" и вернуть вас в зеленую зону идеальной продуктивности.

Лира почувствовала, как по спине пробежал холодок. Это было не наказание, а принудительное исцеление. Согласиться – значило стать еще одним пустым, идеально функционирующим сосудом. Отказаться – значило стать отклонением, которое Система рано или поздно ликвидирует.

– Я отказываюсь, – твердо произнесла Лира. – Мой эксперимент – это моя личная ответственность. Я должна завершить его, прежде чем мы оптимизируем себя до точки, откуда нет возврата.

В Зале повисла тишина, которую на Гелиосе можно было приравнять к крику. Кирус, наконец, проявил эмоцию: он покачал головой с легкой, логической печалью.

– Очень жаль. Мы будем вынуждены применить Протокол Условного Отстранения. Ваши исследования будут переведены под коллективный надзор, а ваши рабочие циклы будут увеличены на 15%, чтобы компенсировать вашу неоптимальность. Вы получите доступ к Сонорисе только в период, строго утвержденный нами.

Лира вышла из Зала Согласования с чувством, которое она не могла классифицировать, но которое ощущалось как тяжелый камень в груди. Она была отстранена, но не сломлена. У нее оставалось всего несколько ограниченных циклов, чтобы доказать свою теорию.

Ей нужно было найти цикл покоя в мире, где покой был объявлен вне закона.

Глава 3: Эхо Древнего Ритма

После "Согласования" рабочее пространство Лиры превратилось в витрину. Все ее действия отслеживались; даже самый невинный забор образцов требовал цифрового одобрения. Надзор был постоянным, но вежливым, как и все на Гелиосе.

Лира сосредоточилась на данных. Ей было позволено работать со своей Сонорисой только 30 минут за цикл, но этого было достаточно. Ферментный мониторинг, который она установила, продолжал работать.

Она вывела на свой приватный голографический дисплей (замаскированный под анализ питательных смесей) график активности лианы. В первые 70 циклов линия была относительно ровной – высокая, стабильная продуктивность. Но затем, во время того самого периода минимальной яркости Надира, происходил резкий, необъяснимый провал.

Это была не просто задержка. Это было отключение.

"Она спит," – прошептала Лира, осознавая иррациональность своих слов. Растения не спят в человеческом понимании. Но лиана демонстрировала цикл покоя, генетически закодированный от своих земных предков, который Гелиос не смог искоренить.

В момент провала активности, лиана выделяла в субстрат биохимический маркер – сложный нейрорегулятор, который Лира назвала "Ноктурин" (от лат. nox – ночь). Этот маркер на Земле выполнял функцию ключевого нейромедиатора сна. Он не был снотворным; он был сигналом к восстановлению.

Лира тут же провела симуляцию на основе доступных ей данных. Если бы Ноктурин попал в организм колониста, лишенного сна, он вызвал бы немедленную, глубокую фазу медленного сна – время, когда мозг архивирует эмоции и перестраивает связи.

Это был ее научный прорыв. Ее данные показывали, что постоянная активность приводит к нейронному истощению, которое сейчас компенсируется стимуляторами, но не устраняется. Без Ноктурина (или аналога) нейронные связи, отвечающие за сложное моральное суждение, просто истончались.

Гелиос был обречен на превращение в коллектив логичных, но бессердечных машин.

Поиск Союзника

Лира знала, что публикация этих данных через стандартные каналы приведет только к их немедленной цензуре и ее принудительной госпитализации. Ей нужен был союзник – кто-то, кто не подчинялся напрямую Совету Производительности и чья работа была достаточно нетрадиционной.

Ее мысли обратились к Йонасу.

Йонас был Инженером-Ремонтиком – человеком, работа которого заключалась в обслуживании старых систем, которые Совет не счел нужным заменить. Он был хранителем атавизмов: аналоговых цепей, гидравлических приводов и других "неэффективных" технологий, которые Совет держал для подстраховки.

Лира направилась в Нижний Сектор – тускло освещенную техническую зону, где работала только искусственная симуляция ночного света для маскировки кабелей.

Йонас сидел, склонившись над старым пультом, пахнущим машинным маслом и пылью – запахи, отсутствующие в "идеальном" Гелиосе. Его лицо было угрюмым, редкое явление в этом мире.

– Йонас, – позвала Лира.

Он поднял голову. В его глазах не было поверхностной улыбки Гелиоса, а была настоящая усталость.

– Лира. Ты здесь, чтобы рассказать мне, насколько неэффективна моя работа? Я знаю. У меня Биологический Комфорт на 5.1. У меня болит спина, и это неоптимально.

Лира кивнула.

– Я здесь, чтобы сказать, что я нашла причину, почему у нас у всех болит спина. Это не из-за работы. Это из-за отсутствия тьмы.

Она быстро, но тихо объяснила ему свою теорию о Ноктурине и нейронном истощении.

Йонас слушал без прерывания. В отличие от Совета, он не апеллировал к статистике; он апеллировал к опыту.

– Знаешь, я чиню эти старые насосы, – сказал он, указывая на громоздкий агрегат. – Они работают 73 цикла без остановки, но потом им нужна смазка. Абсолютно необходимо, иначе они сгорят. А Совет говорит: "Оптимизируйте трение!" Но трение – это закон физики.

Он посмотрел на Лиру с глубоким, настороженным интересом.

– Ты хочешь сказать, что мы – это просто старые, несмазанные насосы?

– Мы – это насосы, которые сгорят через несколько поколений. Ноктурин – это смазка, Йонас. И я нашла способ его синтезировать. Но мне нужно распространить его в колонии. Мне нужен способ обойти систему.

Йонас огляделся, его взгляд остановился на старой, ржавой системе вентиляции, которая вела в основные жилые сектора, но уже давно была выведена из общего контроля.

– Если ты хочешь вернуть людям их право на усталость, тебе понадобится не просто наука, Лира. Тебе понадобится шум. Громкий шум, чтобы заглушить все их нейростимуляторы.

Он улыбнулся – его улыбка была искренней, усталой, но полной решимости. И в этот момент Лира поняла, что в человеке, который знает, как болит старая машина, может быть больше эмпатии, чем во всем Совете Производительности.

Глава 4: План Неэффективности

Нижний Сектор, пахнущий озоном и сталью, стал для Лиры и Йонаса своего рода штабом. В мире, где вся информация была связана с центральным Советом Производительности, неэффективные аналоговые системы были их единственной гарантией конфиденциальности.

– Ноктурин, – пробормотал Йонас, оглядывая старый чертеж вентиляционной системы Гелиоса. – Твоя смазка для души. Но как доставить ее? Это не спрей, Лира. Чтобы пробить их нейростимуляторы, нам нужна массовая, концентрированная доза.

Лира показала ему свой синтезированный образец – вязкую жидкость, мерцающую в биореакторе.

– Ноктурин действует на частоте глубокого сна. Он должен попасть в систему, которая контролирует дыхание в жилых модулях. Совет использует централизованную систему очистки воздуха. Это слишком хорошо защищено.

Йонас провел пальцем по чертежу, указывая на тонкие, едва заметные линии, помеченные как "Аварийные Дымоотводы – устаревшая модель".

– Неконтролируемая система – старая система. До основания Гелиоса здесь была экспериментальная база, – объяснил Йонас. – Они построили аварийные отводы для вывода дыма при пожаре, но потом решили, что пожары – это неоптимальная статистическая вероятность и отключили их от основного контроля. Эти отводы ведут прямо в индивидуальные климатические модули каждого жилого сектора.

Глаза Лиры загорелись. Это был их шанс.

– Мы не можем распылить Ноктурин через них. Его нейтрализует система фильтрации…

– А мы не будем распылять, – перебил Йонас, мрачно улыбаясь. – Мы его испарим. Испарение создает мелкодисперсное вещество, которое пробивается через устаревшие фильтры. Но для испарения нам нужна неэффективная энергия. Много неэффективной энергии.

Атавизм-на-работе

План, который они разработали, был актом "технологического атавизма".

Синтез: Лира должна была использовать все свои знания и ресурсы для синтеза достаточного количества Ноктурина, чтобы он сработал на тысячах колонистов. Ей приходилось работать в свой "утвержденный" рабочий цикл, маскируя производство под анализ удобрений.