Бывшая и гребень красоты

Бывшая и гребень красоты

Глава 1. Бывшая

Ноябрьский вечер впустил в город промозглые сумерки, и они густели, заливая дворы-колодцы грязной жижей из тени, влаги и городского света. В окнах панельных высоток, будто соты улья, зажигались жёлтые квадраты – один за другим, нехотя, как всегда в это время года.

В одной из таких двухкомнатных клеток, на кухне, пахло чаем и человеческим одиночеством. Воздух был густым и неподвижным, лишь изредка его рябило лёгкое парение от заварного чайника на плите. На сковороде шипели сосиски, безнадёжно сморщиваясь, и этот звук был единственным признаком жизни, кроме тихого постукивания капель по карнизу за окном.

Светлана Гордеева стояла у раковины, глядя в окно, за которым ничего не было видно, кроме отражения её самой и унылого уюта кухни. Ей было около сорока пяти, и время, лишённое магии, оставило на её лице следы без особой жестокости, но с удручающей основательностью. Морщинки у глаз, чуть потускневшая кожа, пряди рыжих волос, в которых серебрилась седина – всё это было естественно и неумолимо. Она носила старый, выцветший халат, и руки её, некогда способные плести заклинания, смывали с тарелки крошки от утреннего бутерброда.

На подоконнике, свернувшись тёмным клубком, лежал кот. Его шерсть была цвета ночного неба без луны, настолько густой и глубокой, что, казалось, поглощала свет. Уши – с острыми кисточками, а глаза – два ярко-жёлтых серпа, наблюдающих за миром с невозмутимым превосходством.

– Сосиски, Света? – его голос был низким, бархатным, и в нём всегда слышалась ленивая насмешка. – Наше финансовое положение, конечно, вызывает трепет. Определённо, пища, достойная когда-то могущественной Аэринвиэль. В прошлый раз, когда я видел подобную… субстанцию, ею конопатили щели в драконьей берлоге. И, должен сказать, дракон чихал потом целую неделю.

Светлана повернулась, оперлась о столешницу и посмотрела на кота с сухим, усталым выражением лица.

– А ты что хотел, Маркиз? Фазана под соусом из лунных слез? Бюджет трещит по швам. Ковен платит ровно столько, чтобы ты не сдох с голоду, пока наблюдаешь за моим увлекательным угасанием.

– Я не сую свой нос в твои финансовые дела, – Маркиз томно потянулся, демонстрируя когти, острые, как отточенные стилеты. – Я лишь выражаю эстетическую тревогу. Ты деградируешь, моя дорогая. И не только магически. Вкусовые рецепторы, кажется, отмерли первыми.

– Мои вкусовые рецепторы рады всему, что не шевелится в тарелке, – парировала Светлана, снимая сковороду с огня. – И если тебе не нравится, всегда можешь словить голубя. Или сходить на поклон к Ковену с докладом, что подопечная умерла от несварения желудка. Освободишься.

Маркиз фыркнул, но в его фырканье слышалась усмешка. Их отношения были странным симбиозом тюремщика и заключённой, давно переросшим в нечто иное – в циничное, но прочное товарищество по несчастью.

Светлана налила себе чай, села за стол и, отодвинув тарелку с сосисками, достала из ящика тяжёлую, латунную подзорную трубу. Она была старинной работы, с руническими насечками, которые давно погасли. Гном Папаша Болт, один из немногих, с кем она поддерживала подобие контакта, отдал её ей за одолжение в далеком прошлом.

– О, – Маркиз приподнял голову. – Начинается самое интересное. Вечерний сеанс мазохизма. Что сегодня в программе? Опять сосед-сантехник Дмитрий пытается починить своего железного коня?

– Молчи, – беззлобно бросила Светлана, поднося трубу к глазу. – Это единственное развлечение, которое мне доступно. Магия повседневности.

Она навела трубу на окно напротив. В одной из квартир на том же этаже, за окном без занавесок, мужчина лет пятидесяти в засаленной майке ковырялся в моторе «Запорожца», разобранном прямо в гостиной. Его лицо было красно от усилия и, вероятно, чего-то покрепче чая. Светлана наблюдала за его вознёй с холодным, аналитическим интересом. Вот он что-то прокричал в сторону кухни, вот он швырнул гаечный ключ об стену.

– Трагикомедия в трёх актах, – прокомментировал Маркиз, следя за её взглядом. – Смотри, сейчас он заплачет. Уверен. Каждый вечер одно и то же. Люди… такие предсказуемые.

– Они – живые, – тихо сказала Светлана, не отрываясь от трубы. – Они злятся, плачут, дерутся, рождаются, умирают… по-настоящему. Без иллюзий и вечности за пазухой. В этом есть своя… правда.

– Правда вонючего мотора в гостиной? – Маркиз зевнул. – Сомнительная философия, дорогая. Я предпочту вечность. Даже наблюдением со стороны.

Светлана опустила трубу. В её глазах стояла не тоска, а нечто более сложное – приглушённая ярость, смешанная с усталым принятием. Она снова была просто женщиной в халате, в панельной двушке, с котом-надзирателем и сосисками на ужин.

Бывшая фея. Бывшая глава Ковена. Бывший маг десятого уровня. Бывшая возлюбленная архимага. Бывшая, бывшая, бывшая. Везде бывшая.

Теперь – просто Светлана. И её единственная магия заключалась в том, чтобы пережить ещё один вечер.

Глава 2. Посылка

Тишину следующего утра разрезал резкий, непривычный звук – звонок в дверь. Не предупредительный, не настойчивый, а какой-то растерянный, будто кто-то нажал на кнопку случайно.

Светлана, сидевшая с книгой и второй чашкой чая, вздрогнула и нахмурилась. Нежданные гости в её жизни всегда несли дурные вести. Маркиз, дремлющий на спинке кресла, приоткрыл один серповидный глаз.

– На пороге стоит смятение и недоумение, – прошептал он, шевеля усами. – Интересный коктейль.

Светлана подошла к двери и медленно, с цепкой скрипучестью, повернула замок. На пороге, переминаясь с ноги на ногу, стоял молодой парень в куртке курьерской службы. В руках он сжимал продолговатую картонную коробку, небрежно обёрнутую в старую, пожелтевшую газету. Лицо его выражало лёгкую панику.

– Вам… э-э-э… – он заглянул в свой наладонник, – Гордеевой?

– Мне, – коротко кивнула Светлана, окидывая его подозрительным взглядом. Никакой магии, обычный, слегка испуганный человек.

– Так… вам, значит, – он протянул коробку, словно от греха подальше. – Отправитель не указан. Только адрес. Вот.

Он сунул ей коробку в руки, кивнул и почти побежал прочь, словно боялся, что его втянут внутрь.

Светлана закрыла дверь, повертела в руках невесомую посылку. Ни маркировки, ни описи. Только её имя, написанное корявым, незнакомым почерком.

– Ну что, пенсионное пособие прислали? – раздался голос с кресла. – Или, может, твой бывший вспомнил и шлёт тебе в подарок осколки своего чёрствого сердца?

– Заткнись, Маркиз, – бросила Светлана, занося коробку на кухню и ставя её на стол.

Она сняла газету. Под ней была коробка из простого, неотбеленного картона, без каких-либо опознавательных знаков. Вскрыв её, она увидела слой древесной стружки, а под ним – чёрную бархатную подушечку. И на этом бархате лежал Гребень.

Он был сделан из тёмного, переливчатого перламутра, а зубцы – из лунного серебра, настолько матового, что оно казалось вырезанным из самого света. Никаких видимых рун, никакой ауры, никакого привычного магического «гула». От него веяло лишь тишиной. Глухой, абсолютной, как на дне океана.

Маркиз бесшумно спрыгнул с кресла и, грациозно ступая, обошёл стол, внимательно изучая находку. Его нос вздрогнул.

– Странно, – произнёс он наконец. – Пахнет… ничем. Совершенной пустотой. Обычная магия воняет – одни сладкой падалью, другие – озоном, третьи – пылью древних фолиантов. А это… ничего. Как будто его нет. Хорошая работа, редкая. Кто прислал?

Светлана с некоторым пренебрежением взяла Гребень в руки. Он был холодным и неожиданно тяжёлым.

– Безделушка, – проворчала она. – Кому-то, видимо, делать нечего.

От нечего делать, от скуки и какого-то смутного, забытого чувства – может, капли женского любопытства, – она подошла к зеркалу в прихожей. Потёртое стекло, пятна на амальгаме. Она взглянула на своё отражение – уставшая женщина с пучком волос, из которого торчали седые прядки. С насмешкой, словно проверяя шутку, которая не удастся, она вставила гребень в волосы, убирая его с лица.

И застыла.

Отражение в зеркале изменилось. Изменилось кардинально, но с жутковатой точностью в деталях. Из него на неё смотрела она сама – но лет двадцати двух. Кожа – гладкая, без единой морщинки, матовая и чистая. Волосы – густые, сияющие, цвета спелой, соломенной пшеницы, и гребень в них выглядел как нечто органичное, как часть её самой. Но самое пугающее были глаза. В эти молодые, ясные глаза, лишённые вековых мешков и сеточки морщин, были вставлены её собственные – сорокапятилетние. Полные того же цинизма, той же усталости, той же приглушённой ярости. Это был её внутренний мир, безжалостно втиснутый в оболочку её юности.

– Чёрт… – вырвалось у неё шёпотом. Она инстинктивно дотронулась до своего лица. Кожа под пальцами была прежней, суховатой, возрастом за сорок. Но в зеркале она видела другую.

Маркиз, подкравшись, сел у её ног и смотрел то на неё, то на её отражение. Его хвост медленно качался из стороны в сторону.

– Ну, – протянул он с театральным вздохом. – Любопытно. Интересно, что будет дальше? Надеюсь, это не превратит тебя в самовлюблённую дуру. Мне пришлось бы целыми днями слушать, какая ты красивая. А мой желудок с трудом переваривает такую тошнотворную пищу.

Глава 3. Визит из прошлого

Эффект от Гребня был как удар током, но коротким и прошедшим. Светлана несколько минут вглядывалась в свое юное отражение, пытаясь поймать хоть какой-то след иллюзии, подвоха. Но его не было. Зеркало показывало лишь жутковатый гибрид – тело двадцатилетней и душу сорокапятилетней. В конце концов, с резким, почти яростным движением, она выдернула гребень из волос.

Тотчас же зеркало вернуло ей её реальность: рыжевато-седые пряди, морщинки у глаз, привычную усталость в чертах. Она тяжело дышала, словно только что пробежала стометровку.

– Ну что, повеселилась? – раздался голос Маркиза. Он сидел на полу, хвост обвитым вокруг лап, и наблюдал за ней с видом учёного, проводящего рискованный эксперимент. – Превратилась в тыкву, как и положено Золушке? Или всё-таки почувствовала прилив былого тщеславия?

– Заткнись, – бросила она ему, глядя на гребень в своей ладони. Он снова был просто куском резного перламутра. Дорогим, старинным, но… безжизненным. – Это… что это, Маркиз? Кто и зачем?

– О, наконец-то ты задаёшь правильные вопросы, – кот лениво облизал лапу. – Вместо «почему я» спросила «почему это». Прогресс. Отвечаю: не знаю. Но пахнет это большой и грязной игрой. А ты – пешка на стартовом поле.

Она хотела что-то ответить, отругать его за многословие, но в этот момент в дверь не постучали.

Её просто отворили.

Тихий щелчок магии, снимающей простейшие замки – и в квартиру вошли трое. Двое в длинных, серых плащах с глубокими капюшонами, скрывающими лица. Их позы были напряжены, готовы к действию. А между ними – женщина.

Марина. Новая глава её бывшего Ковена.

Она была одета в безупречный строгий костюм цвета воронова крыла, её тёмные волосы были убраны в тугой пучок, открывая высокий, холодный лоб. Её лицо, когда-то, может, и милое, теперь казалось высеченным изо льда. В руках она держала тонкий, похожий на сигару, магический кристалл.

– Светлана, – произнесла Марина. Её голос был ровным, отточенным, как лезвие, и в нём не было ни капли тепла. – Как поживаешь свой… век? Надеюсь, не скучаешь.

Светлана не шевельнулась, лишь сжала кулаки, чувствуя, как по спине бегут мурашки. Маркиз, как тень, скользнул под стол, откуда за происходящим наблюдали два жёлтых серпа.

– Марина. Каким ветром? Обычно вы шлёте только очередную подачку на мой счёт в банке, чтобы меня и отсюда не выперли, – Светлана кивнула на окружающую обстановку.

– Ветром перемен, – без улыбки ответила Марина. Она подняла кристалл. – И ветром правосудия. У нас к тебе есть вопросы. Серьёзные.

Она активировала кристалл. Из его кончика вырвался луч света, и в воздухе, прямо посреди гостиной, замерцало трёхмерное изображение. Это была запись с Охранного Зеркала Истины – артефакта, который не обмануть ни одной иллюзии.

На записи был святилищный зал Ковена. Стеллажи с фолиантами, мерцающие защитные поля. И фигура. Женщина в простой, тёмной одежде, с рыжими волосами, тронутыми сединой. Светлана. Её нынешняя версия. Она уверенными, точными движениями – движениями, которые Светлана узнавала как свои собственные, – вскрывала слои защиты, её пальцы двигались с точностью, недоступной обычному человеку. И вот она берёт с полки массивный том в обложке из потемневшей кожи, на которой угадывались очертания песчаных дюн и саркофага. «Книгу Песчаного Саркофага». Заклинания смерти, воскрешения и все такое 10 уровня. Запрещенка для младших магов.

Запись оборвалась.

В квартире повисла тишина, густая и тяжёлая.

– Объясни, – потребовала Марина, погасив кристалл. Её глаза, холодные и безжалостные, впились в Светлану.

– Это не я, – тихо, но чётко сказала Светлана. Внутри у неё всё закипало, но она держалась.

– Ты сама все видела, – парировала Марина. – Зеркало Истины показывает только настоящий образ без морока. Это была ты. Улики железные. Мотив? Месть Ковену за изгнание. За то, что оставили тебя доживать свой век в… этом. – Она с лёгкой брезгливостью окинула взглядом комнату.

– Я не крала эту книгу.

– Докажи. Или верни её. Даю неделю. Положи на ступени нашего святилища, – голос Марина стал опасным, тихим. – Если нет… Ковен будет вынужден применить к тебе Статью о Предательстве и сношении с запретными искусствами для немагических. Ты знаешь, что это значит.

Светлана знала. Это означало не просто смерть. Это означало полное стирание, распад на магические атомы без возможности возрождения. Вечный, окончательный конец.

Марина повернулась к выходу. Стражи развернулись вместе с ней.

– Жду до рассвета, Светлана. Не заставляй меня делать это официально.

Они вышли, и дверь закрылась за ними с тихим щелчком. Магия снова легла на замки, запирая её изнутри. Клетка оставалась клеткой.

Светлана несколько секунд стояла неподвижно, глядя в пустоту. Потом, с коротким, сдавленным криком ярости, она схватила первую попавшуюся вещь – пустую чашку со стола – и швырнула её в стену. Фарфор разлетелся с сухим, яростным звоном.

Из-под стола донёсся спокойный голос:

– Ну что, красавица? План есть? Или будем ждать, пока они превратят тебя в пыль? Я, конечно, составлю компанию в виде подробного отчёта, но мне кажется, тебе от этого будет мало толку.

Глава 4. Первый след

Тишину, наступившую после хлопка двери, нарушало лишь тяжёлое, прерывистое дыхание Светланы. Она стояла, сжав кулаки так, что ногти впивались в ладони, глядя на осколки фарфора, разбросанные по полу. Ярость – густая, слепая, знакомая – кипела в ней, угрожая вырваться наружу новым криком, новым разрушением. Она чувствовала себя загнанным зверем, прижатым к стене собственного заточения.

Маркиз бесшумно выбрался из-под стола и, обойдя осколки, уселся напротив неё, поджав хвост. Его жёлтые глаза изучали её без всякой насмешки, с холодной, почти клинической оценкой.

– Ну? – произнёс он наконец. – Закончила истерику? Или нам нужно разбить ещё что-нибудь? Может, тот уродливый вазон с кактусом? Я его всегда ненавидел.

Светлана резко выдохнула, заставив дрожь в руках утихнуть. Она подняла на него взгляд, и в её глазах уже не было бешенства, а лишь ледяная, отточенная ярость.

– Они… они подстроили всё идеально, – прошипела она. Голос был низким и опасным. – Марина с её вечными комплексами. Она слюной исходит от возможности наконец-то добить меня.

– О, ещё бы, – Маркиз медленно моргнул. – Ты была всем, чем она хотела быть. А теперь ты – всё, чем она боится стать. Идеальная мишень для злобы. Но хватит о её психологических травмах. Вернёмся к железным уликам.

– Это не я, – повторила Светлана, но теперь это звучало не как отрицание, а как констатация факта. Она провела рукой по лицу. – Это доппельгангер. Зеркало Истины… Оно не видит душу. Оно фиксирует физический облик в момент записи. Для Зеркала двойник, принявший мою форму, и был мной. Идеальная подстава.

Маркиз наклонил голову.

– Логично. Примитивно. И чертовски грязно. Старо как мир, но всегда работает. Вопрос в том, кто и зачем? Марина? Слишком просто. Она хочет твоей смерти, но для такого ей не хватило бы ни смелости, ни изобретательности.

– Неважно, кто, – Светлана отшатнулась от стены и начала расхаживать по комнате, её шаги были резкими, отрывистыми. – Сначала нужно найти этого двойника. Заставить его говорить. Тогда мы узнаем, кто стоит за этим.

– «Мы»? – Маркиз фыркнул. – Мило с твоей стороны включать меня в свои авантюры. Но учти, моя задача – наблюдать и докладывать. Не участвовать в самосуде.

– Ты будешь докладывать, что я разоблачила заговор против Ковена, – парировала Светлана, останавливаясь перед ним. – Это в твоих же интересах. Если меня сотрут, кому ты будешь язвительно комментировать сосиски? Какому-нибудь новому изгою? А он, возможно, окажется любителем собак.

Маркиз сморщил нос, словно учуяв нечто неприятное.

– Грязно играешь, Гордеева. Используешь мою привязанность к твоему скверному характеру.

– Я использую всё, что у меня есть, – без тени улыбки сказала она. – Где его искать, Маркиз? Где тусуется эта… нежить?

Кот вздохнул, демонстративно поднялся и потянулся.

– Если бы ты украла книгу, куда бы ты спряталась? В библиотеку? Нет. Ты бы пошла туда, где тебя не ищут. Где царит хаос и можно раствориться. Где правят те, кого Ковен презирает настолько, что даже не рассматривает как угрозу.

Он посмотрел на неё, и в его глазах мелькнул огонёк.

– Иди в «Лимб». Спроси там. Только, ради всего святого, без меня. Моя благородная шкура не для таких помойных ям. Вонь отчаяния и дешёвого зелья напрочь убивает аромат тунца в моём рационе.

Светлана кивнула, её разум уже работал, выстраивая план. «Лимб». Подпольное сообщество магического дна. Место, куда она, Аэринвиэль, когда-то и смотреть бы не стала. Теперь это её единственный шанс.

– Хорошо, – тихо сказала она. – «Лимб» так лимб.

Маркиз, удовлетворённый, развернулся и грациозным прыжком взобрался на свой излюбленный подоконник. Он устроился поудобнее, повернувшись к ней спиной, и принялся вылизывать лапу.

– Удачи, – бросил он через плечо, и в его голосе снова зазвучала привычная язвительность. – Постарайся не быть узнанной. И не убитой. Отчёт о твоей героической гибели мне придётся писать в стихах. А я терпеть не могу рифмовать «труп» с «глуп».

Светлана не ответила. Она уже стояла перед тем самым чёрным бархатом, на котором лежал гребень. Внезапно пришло его время. Её ключ к двери, ведущей на самое дно магического мира. Её единственное оружие. Она взяла его в руки. Холодный перламутр словно ждал её прикосновения.

Пришло время снова стать кем-то другим. Пришло время для «Ланы».

Глава 5. Лимб

Воздух на заброшенной промзоне пах ржавым металлом, стоячей водой и чем-то кислым – возможно, неудачными попытками алхимиков сварить зелье в кустарных условиях. Где-то вдали гудели поезда, а где-то рядом, судя по вою и звону разбитого стекла, вовсю гуляла местная не магическая шпана. Светлана, закутанная в потрёпанное пальто, шла по щебню, сверяясь с кривыми указателями, нацарапанными мелом на стенах. Один из них, стрелка, упирающаяся в заваренные листом железа ворота гаража, гласила: «ЗАБЫТЬЕ». Ниже, более свежим и злым почерком, было выведено: «ЛИМБ».

Именно сюда её вывели намёки Маркиза и её собственные старые воспоминания. Место, где встречались те, кого магическое общество предпочитало забыть.

У ворот, отливая в темноте бледной, как у гриба, кожей, стоял огр. Не сказочный великан, а нечто приземистое и мощное, с плечами шкафа и лицом, которое, казалось, побывало в двадцати драках и проиграло все двадцать. Он скрестил руки, преграждая путь.

– Куда, мушка? – его голос напоминал скрежет гравия по бетону.

Светлана отбросила капюшон. Она была «Ланой». Молодой, красивой, с сияющими пшеничными волосами, убранными изящным гребнем. Но в её глазах, которые она не могла изменить, горел холодный, стальной огонь.

– В Лимб, – её голос прозвучал твёрдо, без тени неуверенности. – Я слышала, здесь ищут… возможности.

Огр смерил её взглядом, выжидающе протянул ладонь. Подачка. Магическое дно жило по своим законам.

Светлана, не моргнув глазом, положила ему в руку заранее приготовленную монету – не магическую, а старую, царской чеканки, которую Папаша Болт называл «универсальным отмыкателем ртов».

Огр поднёс монету к единственному глазу, удовлетворённо хмыкнул и отодвинул железный лист. За ним открывался тёмный, пахнущий сыростью и плесенью проход.

– Веселись, мушка. Только не шуми. Шеф не любит шума.

Пройдя по низкому коридору, Светлана оказалась перед тяжелой, обитой железом дверью. Из-за неё доносился приглушённый, гипнотический ритм музыки – не человеческой, а чужой, состоящей из шелеста крыльев, биения сердца и звона разбитых кристаллов.

Она толкнула дверь.

И погрузилась в ад.

Ад, впрочем, был весьма оживлённым. Пространство бывшего цеха было заклинательно расширено, уходя ввысь и вглубь. В воздухе, пропуская сквозь себя лучи прожекторов, кружили парочки суккубов и инкубов, сливаясь в танце и питаясь смутными желаниями зазевавшихся посетителей. У стойки бара гоблин с заляпанным грязью фартуком наливал в бокалы что-то дымящееся, от запаха которого слезились глаза. В углу, на импровизированной сцене, трое троллей с разной степенью успешности пытались извлекать звуки из натянутых жил и металлических бочек. Пол, липкий от пролитых напитков, местами вибрировал от тяжёлых шагов небольшого оборотня в неполной форме, который, судя по всему, был здесь вышибалой.

Это был не просто клуб. Это был зверинец. Зверинец для тех, кого выбросили из цирка.

Светлана сделала шаг вперёд, и десятки глаз тут же уставились на неё. Глаза голодные, любопытные, враждебные. Новичок здесь был событием. А уж новичок, выглядящий как она, – и подавно.

Она почувствовала, как по спине пробежал холодок. Не страха – отвращения. Она, Аэринвиэль, когда-то решавшая судьбы целых кланов, теперь должна была ползать в этой помойной яме.

«Соберись, – сказала она себе. – Ты здесь не королева. Ты – Лана. Выживающая».

Она направилась к бару, чувствуя на себе тяжёлые взгляды. Кто-то из темных эльфов, сидевших в ложе, лениво просвистел ей вслед. Она проигнорировала.

– Что-то нейтральное, – бросила она гоблину-бармену, стараясь, чтобы её голос звучал уверенно, но без вызова.

Тот что-то пробурчал в ответ и сунул ей в руки грязный бокал с мутной жидкостью. Она даже не стала пробовать.

Именно в этот момент она увидела его. Он сидел на невысоком возвышении в дальнем конце зала, в кожаном кресле, больше похожем на трон. Полувампир Кассий. В миру – Николай Кречет. Он был строен, одет в чёрное, его лицо с острыми чертами было бледным, а взгляд – тяжёлым, полным затаённой злобы и вечной неуверенности. В его руке бокал с тёмно-красной жидкостью. Он не пил, а лишь медленно вращал бокал, наблюдая за своим «царством».

И его взгляд упал на неё.

Светлана замерла, чувствуя, как этот взгляд сканирует её, будто рентгеном. Она заставила себя не отводить глаз.

Кассий что-то негромко сказал стоявшему рядом огру, и тот направился к ней. Тот самый, что был на входе.

– Шеф зовёт, – буркнул он, кивнув в сторону возвышения.

Сердце Светланы ёкнуло, но она лишь кивнула и пошла за ним, стараясь, чтобы походка была уверенной, а осанка – гордой. «Ты – ведьма, ищущая покровительства. Ты не боишься. Ты хочешь быть здесь».

Она остановилась перед ним. Кассий медленно поднял на неё глаза. В них не было ни интереса, ни любопытства – лишь холодная оценка потенциального ресурса или угрозы.

– Новенькая? – его голос был глуховатым, с лёгкой хрипотцой. Он отчётливо клацал согласные, будто пробуя слова на вкус и находя их горькими. – Ищешь кого-то? Или… чего-то?

Глава 6. Лицо со дна

Глаза Кассия, тёмные и бездонные, как старые колодцы, бурили её насквозь. Светлана почувствовала, как под этим взглядом по коже бегут мурашки – не страха, а древнего, врождённого отвращения хищника к чему-то неправильному, ненастоящему. Он был полукровкой, изгоем среди изгоев, и это делало его в тысячу раз опаснее.

Она заставила себя выдержать паузу, прежде чем ответить. Слишком быстрый ответ выдал бы нервозность.

– Я ищу место, – сказала она, и её голос, голос «Ланы», прозвучал твёрдо, с подобранной долей надменности. – Мой старый ковен… остался в прошлом. Со своими правилами, лицемерием и потолком для тех, у кого нет имени, но есть амбиции.