Он видел всё

– Мария Сергеевна, доброе утро! Простите, неважно себя чувствую. Я как раз хотела сама звонить, предупредить, что взяла больничный на несколько дней.

Начальницу, судя по всему, такой ответ не очень обрадовал, потому что Люба долго слушала монотонный голос в трубке и периодически закатывала глаза. Всё навалилось, как снежный ком, и как раз тогда, когда это было совсем не нужно. Женщина даже не понимала, на кого злиться.

– Я обязательно доделаю всё до конца недели. Спасибо… – Люба повесила трубку. Она закрыла глаза и облокотилась на раковину, но тут же услышала злорадный голос Михаила:

– Посмотрим, надолго ли тебя хватит! – Он демонстративно громко хлопнул входной дверью, заставив Артёма снова завыть, ещё громче.

Любовь принялась растирать виски, включила холодную воду и несколько раз умылась, но щёки всё равно горели. Она открыла зеркало над раковиной и взяла с полки пару пузырьков с лекарствами. Высыпав на ладонь три капсулы, Люба попыталась выровнять учащённое дыхание. Глядя на своё измотанное отражение в зеркале, она набрала номер Юли, но никто не ответил. Тогда Любовь отправила ей голосовое сообщение: «Юль, привет! Приезжай, пожалуйста, я … не справляюсь… и думаю, Артёму будет лучше в специализированном учреждении, а не со мной». На что тут же получила ответ: «Жди! Еду к тебе!»

Через несколько минут Люба медленно вышла из ванной комнаты. Артём, уже успокоившись, стоял у туалета, с интересом наблюдая за тем, как из засорившего унитаза текла вода. Любовь постояла рядом с мальчиком, наблюдая остекленевшим взглядом за этой «картиной маслом», молча вернулась в ванную и выпила ещё пару капсул.

Глава 2. Клуб для особых мам

Клуб для особых мам размещался в помещении бывшей социальной столовой. Его основала местная чиновница, чья внучка родилась с синдромом Дауна. На двухстах квадратных метрах быстро оборудовали несколько игровых, где дети находились под присмотром педагогов, а родители могли общаться друг с другом за чашкой чая или консультироваться с психологом. Это место давало мамам передышку от замкнутого пространства домашних стен и возможность найти поддержку среди женщин, столкнувшихся с похожими трудностями.

Дети разных возрастов играли под присмотром педагогов: кто-то лепил, кто-то собирал конструктор, кто-то рисовал. В числе последних был и Артём. Он сосредоточенно и с большим энтузиазмом выводил на бумаге непонятные каракули, изрисовывая лист за листом с явным удовольствием, и переходил к новому пространству для творчества. Здесь ему явно нравилось. Чего нельзя было сказать о Любе. Она находилась в соседней комнате и чувствовала себя крайне некомфортно.

Рядом с ней за круглым светлым столом сидела Юлия. На столе стояли кружки и ваза с конфетами. Рядом с ними расположились ещё две мамы особенных детей. Люба ловила на себе их любопытные взгляды.

Сначала она обратила внимание на ту, что сидела напротив. Её звали Нелли. Сорокалетняя кареглазая шатенка, одетая в толстовку и потёртые джинсы, худощавая, с уставшим и потухшим взглядом подвинулась ближе к столу, продолжая сверлить глазами Любу. И именно она заговорила первой:

– То есть я правильно поняла, ты сдалась уже через несколько дней? Да Катя в гробу перевернётся, узнав, что ты хочешь отдать её сына хрен пойми куда!..

– Нелли, прекрати! Люба за помощью пришла, ей и так тяжело, – строго, но спокойно прервала её Юля.

– Мне уже четырнадцать лет, как тяжело, но я ни на секунду даже не задумывалась о том, чтобы отдать своих сыновей, – продолжала возмущаться Нелли, затем снова покосилась на Любу.

В комнате повисла неловкая тишина. Молоденькая, миловидная, хрупкая, даже излишне худощавая бледная девушка лет двадцати, сидевшая рядом с Нелли, взяла из вазы конфету и зашуршала фантиком. Девушку звали Майя.

Люба оценивающе окинула взглядом её розовый наряд а-ля Барби.

– Всё это было бы смешно, когда бы не было так грустно, – робко пробормотала Майя себе под нос детским голосом.

Люба с интересом взглянула на Майю, где-то она уже слышала эту фразу. Та продолжала разглядывать обёртку от конфеты. Нелли злобно развернулась к Майе, словно в режиме замедленной съёмки, на её лице читалось всё, что нельзя озвучивать вслух.

В дверях показалась администратор Ирина, она ослепительно улыбалась, подходя к их столу с подносом, на котором стоял чайник с чаем.

Тридцатишестилетняя Ирина выглядела ухоженно и привлекательно. Несмотря на небольшой рост и округлую, немного полноватую фигуру, её очаровательная улыбка, демонстрирующая тридцать два белоснежных зуба, сразу же располагала к себе. Каштаново-рыжие волосы от природы были не слишком густыми, поэтому она предпочитала убирать их в скромный хвост, от чего серо-зелёные глаза казались больше, овал лица выразительнее, а улыбка шире.

Ирина была достаточно начитанной, но это не шло ни в какое сравнение с Майей, для которой цитирование известных писателей или героев книг было словно родным языком. Ира чувствовала себя школьницей, когда пыталась отгадать, кому принадлежит та или иная цитата. Поставив поднос с чайником на стол, она наклонилась к Майе и тихонечко, в полголоса, спросила:

– Лермонтов?

Майя, не произнеся ни слова, лукаво моргнула серыми глазами. Ирина, удовлетворённо улыбнувшись, поставила по центру стола чайник с заваркой.

– Травяной, как вы и просили.

– Тебя только за смертью посылать, – процедила Нелли сквозь зубы.

Ирина, не обращая внимания на язвительное замечание, разлила чай. Наклонившись к Любе, которая выглядела несколько растерянной, она почти шёпотом, но так, чтобы все слышали, сказала:

– Она на самом деле добрая…

– Злых людей нет на свете, есть только люди несчастливые, – задумчиво произнесла Майя, опять глядя на фантик от конфеты.

– Чехов? – Ирина, азартно блеснув глазами, поймала её взгляд.

– Булгаков, – тихо ответила Майя, едва заметно улыбаясь.

– Мой юный литературовед! – Ирина послала Майе воздушный поцелуй и, забрав пустой поднос, вышла из комнаты.

– Червь ты… книжный. – Нелли по-дружески легонько толкнула Майю в плечо, и впервые за время встречи уголки её губ приподнялись в едва заметной улыбке.

Майя, улыбаясь, потянулась за следующей конфетой и быстро отправила её в рот.

В соседней комнате сын Нелли, двенадцатилетний Андрей, подошёл к старшему брату Максиму и забрал какую-то деталь от его конструктора. Максим среагировал на это громким звуком, похожим на вой сирены. Андрей упорно не отдавал деталь, тогда мигом вышедший из себя Максим укусил брата за руку. Андрей зарычал что-то нечленораздельное и принялся раскидывать всё, что так усердно собирал Максим. От шума Ева, дочка Юли, закрыла руками уши, и её плач слился с детским гамом в один душераздирающий хор.

Люба напряжённо прислушалась к хаосу за стеной. Она отодвинулась на стуле и уже хотела встать, но Юлия остановила её, мягко дотронувшись до руки и потянув обратно на место.

– Всё хорошо, им сейчас помогут воспитатели. Мы как раз тут и собрались, чтобы немного выдохнуть, – спокойно произнесла Юля.

– По голосу слышу, мои опять воюют, – усмехнулась Нелли.

Люба не знала, как поделикатнее спросить эту грубоватую женщину, но всё же рискнула:

– А у тебя… У вас, получается, двое с таким диагнозом? Ну… с расстройством…

– Да! Оба аутисты, – отрезала Нелли, её голос звучал резко, как выстрел. – Как только Максу поставили диагноз, врачи тут же засуетились со своими советами: «Рожайте второго, помощник вырастет» и всё в таком духе… – Нелли скривила губы в горькой усмешке. – Но в моём случае два пушечных ядра угодили, мать её, в одну и ту же яму, с разницей в два года.

В воздухе повисла неловкая пауза. Чтобы немного разрядить обстановку, Люба сдвинула чашки и повторно налила всем чай. Из игровой комнаты уже доносились мелодичные звуки фортепианной музыки, и крики в детской потихоньку угасали.

– Я пока не могу привыкнуть к тому, что Артём без стыда может ходить по дому голым или смывать в унитаз всё, что взбредёт в голову, – неожиданно призналась Люба, словно выплёскивая накопившееся.

– У меня в первое время глаз дёргался, то правый, то левый, – спокойно ответила Нелли, – а про тремор в руках вообще молчу. Чего только у меня не было на фоне сильного стресса, аж вспоминать страшно. И только спустя четыре года я перестала принимать антидепрессанты.

– Звучит обнадёживающе, – вздохнула Люба и перевела взгляд на чей-то телефон, энергичная мелодия которого оповещала о входящем вызове.

Майя краем глаза покосилась него, молча отключила звук и включилась в диалог мамочек:

– А меня в любой ситуации спасают книги. Я и дочке их постоянно читаю. Кто знает, может, она вырастет великой поэтессой, – мечтательно проговорила она.

– Ага, и Нобелевку получит, – ехидно добавила Нелли. – Ты «Человека дождя», что ли, пересмотрела? Я за столько лет в своих детях ни намёка на Эйнштейна, ни капли Моцарта не обнаружила.

– Зато у тебя Макс такие сложные конструкции собирает, а Андрей ласковый и общительный мальчик. Главное – не бросать занятия с ними, – подбадривающе добавила Юля.

Нелли, неожиданно оживившись, резко выпалила:

– Да всё это миф… Этот миф о гениальности! К чему обнадёживать себя? Вы же сами видите: наши дети часто зацикливаются на чём-то одном. Вот помните Татьяну? Её сын был помешан на красках. Таскал с собой всевозможные палитры, сам смешивал цвета… И не дай Бог ты перепутаешь сине-зелёный оттенок с оттенком зелёной сосны – всем писец! – Мамы переглянулись. Нелли, закусив губу, продолжила: – Со стороны скажут: «Талантливый колорист растёт!», но мы-то знаем, что это лишь зацикленность, порождающая путаницу в понятиях о настоящих гениях.

– Мне кажется, ты права лишь отчасти, – мягко возразила Юлия.

Пока мамы возбуждённо вели беседу, телефон Майи буквально разрывался от звонков. Она нервно посмотрела на вибрирующий экран и вновь отключила его.

– Ревнивый муж? – бестактно полюбопытствовала Люба.

– Хуже, – ответила за неё Нелли.

Любовь, заметив смущение Майи, хотела что-то спросить, но в дверях снова появилась Ирина с телефоном в руках.

– Девочки, прошу прощения, – виновато, словно провинившийся ребёнок, проговорила она. – Майюш, звонила твоя мама. Просила напомнить тебе о каких-то планах и просит передать, что вам с Машей пора домой. И ещё, – Ирина запнулась, словно не решаясь продолжить, – просит тебя отвечать на звонки, – закончила она с таким жалостливым выражением лица, что стало понятно: ей самой неловко поднимать эту тему при всех.

– Ну что я говорила! – торжествующе провозгласила Нелли. – Хуже ревнивого мужа! – Голос её звучал несколько вызывающе.

– Некоторым ведь больше нечего делать, как только говорить. Есть такое призвание, – процитировала Майя с несвойственной ей резкостью.

Быстро поднявшись из-за стола и поправив платье, Майя, игнорируя Нелли, обняла Юлю и Любу, а затем молча направилась в игровую комнату за четырёхлетней Машей. Ирина укоризненно посмотрела на Нелли, плотно сжав губы.

– Что?! – огрызнулась та. – Только я вижу, что ей пора повзрослеть и принимать решения самостоятельно, без маминого участия? Мне даже муж столько не названивает сюда, сколько её мама.

– Я вообще не помню, чтобы твой муж хоть раз сюда позвонил, даже когда ты сильно задерживалась, – ответила Ирина и, оставив Нелли в недоумении, вышла вслед за Майей.

Нелли залилась краской и почти шёпотом, сквозь зубы процедила:

– Стерва! – Стараясь не смотреть на женщин, она добавила: – Мне тоже пора. Увидимся на неделе, – и торопливо выбежала из комнаты.

Люба и Юля остались одни. Любовь как ни в чём не бывало допивала чай маленькими глотками.

– По дороге сюда ты мне сказала, что это клуб для мам, которые поддерживают друг друга, – издевательски начала она.

Юля устало потёрла переносицу. Она была расстроена, такой балаган здесь случился впервые.

– Но… Я, пожалуй, останусь пока в этом клубе, – неожиданно продолжила Люба, смотря на опустевшие места. – Глядя на то, как у всех тут всё херово – одна цитатами изъясняется и, похоже, и шагу без мамы ступить не может, у другой жизнь вообще не задалась, – мне ненадолго даже как-то полегчало.

Юлия с любопытством рассматривала Любу, с удовольствием уплетавшую конфеты из вазы.

– Вы с Катей такие разные… Она всегда находила нужные слова. И сегодня бы тоже смогла разрулить тут всё, – грустно вздохнула Юля.

– Мне бы для начала в собственной жизни всё разрулить, – протянула ей конфету Люба.

Обе женщины понимающе посмотрели друг на друга и, молча допив чай, направились в игровую комнату за детьми.

Пока маленькая Ева сосредоточенно заканчивала собирать паззлы, Люба и Юля наблюдали, как девушка-педагог занимается с Артёмом. Перед ним лежала тетрадь с разноцветными геометрическими фигурами. Девушка, медленно обводя рукой Артёма контур каждой из фигур, проговаривала её название, нарочито растягивая гласные:

– Тре-ее-ее-уу-у-го-о-ольник. – После того, как она достала и показала мальчику карточку треугольника, она повторила: – Что это?.. Треугольник.

Артём радостно закачался и закивал головой. Девушка ласково погладила его по голове.

– Артём, молодец! Всё, закончили. Теперь помоги мне сложить карточки. – Она подвинула к мальчику коробку, затем встала, подошла к Любе и Юлии и протянула визитку. – Любовь Сергеевна, запишите мой номер телефона. Я пришлю вам несколько рекомендаций по домашним занятиям с Артёмом. И ещё, нужно завести тетрадь и записывать его успехи и… ну, скажем так, неуспехи… Так обычно делала его мама.

– Точно! – подключилась к разговору Юля, – Катя рассказывала, что уже не первый год ведёт дневник наблюдений за Артёмом. Поищи его, может, эти записи помогут тебе быстрее найти подход к мальчику.

– Да, и если найдёте, то можете его продолжать вести для своего же удобства, – добавила девушка педагог.

– Я как раз сегодня собиралась заехать разобрать Катины вещи, – согласно кивнула Люба.

Женщины помогли детям собраться и направились к выходу, Юля, уже у двери, обернулась к стойке администратора.

– Ириш, напомни, когда у нас следующие сборы?

– Так… Завтра и послезавтра. А потом у нас тут встречи с мамами солнечных деток и деток с ДЦП , – пролистывала расписание Ирина, – А потом опять с вами, но там уже будет смена Карины.

– У вас, получается, тут не только дети с аутизмом? – поинтересовалась Люба.

– Клуб открыт для всех мам, столкнувшихся с различными диагнозами своих деток, – улыбнулась администратор. – Просто мамам удобнее общаться группами, по интересам. Но у нас есть, конечно, и общий чат всего клуба…

– Умоляю, только никаких чатов! Ни общих, ни сегодняшних, – громко перебила её Люба. – Мне сегодня сполна хватило и живого общения с ними!

Отвесив пять рукой в воздухе, Люба вышла за дверь следом за Артёмом. Ирина растеряно улыбнулась, провожая взглядом новую, весьма своеобразную участницу клуба. Юля закатила глаза и, послав Ирине воздушный поцелуй, последовала за Любой.

Глава 3. Жуткая ночь

Любовь неуверенно переступила порог Катиной квартиры. Неприятное чувство тревоги сдавливало её грудь, но, сделав глубокий вдох и медленный выдох, она всё же решительно шагнула вперёд. Артём буквально залетел в комнату мамы, огляделся по сторонам и тут же скрылся на кухне. Пробежавшись по всем углам, он уже медленнее побрёл к себе и принялся перебирать корзину с игрушками и альбомами.

Люба прошлась по всей квартире, вспоминая, как оживлённо и тепло было здесь раньше, как хорошо они общались с Катей. Она заглянула на кухню и остановила взгляд на обеденном столе. Воспоминания нахлынули с новой силой: перед глазами появилась картина: на этом самом месте она со своей сестрой сидят за столом, пьют чай и над чём- то весело смеются.

Катя с детства напоминала ангела: натуральная блондинка с ровной кожей цвета благородного фарфора и тёмно-карими глазами. От улыбки на щеках тут же появлялись очаровательные ямочки, делая её лицо ещё милее, а едва заметные морщинки в уголках глаз при смехе придавали взгляду озорства и лукавства.

Откуда в такой хрупкой девушке было столько жизни? Было… Самый отвратительный глагол на свете, безжалостно стирающий всё. Парадоксально, но когда у нас что-то есть, мы порой даже не замечаем этого и не придаём особой ценности, а когда это «есть» превращается в «было», только тогда мы готовы на многое, чтобы повернуть время вспять и всё вернуть.

И всё же, зная, что мы медленно умираем каждый день, каждый час, каждую минуту и секунду, возможно, мы перестанем цепляться за прошлое и научимся ценить настоящее, бережно держась за то, что у нас есть, храня то, что имеем, и с благодарностью вспоминая то, что было вчера.

Не спеша идя по коридору в сторону спальни, Люба вспоминала, как приходила сюда посидеть с Артёмом, чтобы сестра могла убежать по личным делам. Жизнерадостная Катя в такие моменты целовала Любу и сына, кокетливо разглядывала себя в зеркале и убегала ненадолго пожить личной жизнью, даже если эта «личная жизнь» ограничивалась чашечкой кофе наедине с пирожным в ближайшей кофейне.

Добравшись до спальни, Любовь остановилась, взгляд её зацепился за кровать. Прислонившись к косяку, она улыбнулась. В памяти всплыло, как они с Катей валялись на этой кровати в пижамах, окружённые горами попкорна и чипсов, и смотрели фильмы. Катя любила тихонечко тянуть чипсы из тарелки Любы, а та делала вид, что не замечает, но, когда Катя увлекалась фильмом, Любовь так же незаметно перехватывала попкорн. В какой-то момент Катя ловила Любу за руку, та вскрикивала, тарелки переворачивались, и всё заканчивалось взрывом смеха и взаимным закидыванием друг друга остатками кукурузы. А потом они до ночи прибирали спальню, превратившуюся в поле боя.

Спальня Кати была самой маленькой комнатой в квартире, но такой же светлой и уютной, как и все остальные. Если перефразировать известную поговорку: «Покажи мне свою квартиру, и я скажу, кто ты», то Катино жилище отражало её ангельскую душу и жизнерадостный характер в каждой детали. И это было чистой правдой.

Вернувшись обратно в гостиную, Любовь вспомнила ещё один эпизод. Несколько лет назад она зашла в зал с двумя чашками кофе и поставила их у дивана. Сестра, свободно развалившись на нём, что-то увлечённо записывала в увесистую книгу, похожую на дневник. Любовь с любопытством заглянула через её плечо, но Катя сразу закрыла записи и, посмотрев на сестру своим фирменным взглядом с прищуром, как бы намекнула той, что у каждого человека должно быть что-то личное, предназначенное только для него одного.

Вспомнив про дневник, Люба принялась перебирать большой книжный шкаф, стоявший в углу гостиной. Искомый предмет она не нашла, но на одной из полок наткнулась на карточки, которые Катя использовала для общения с Артёмом. На квадратных картонных листочках крупно были изображены различные предметы, действия, эмоции и чувства. Внимательно изучив каждое изображение и подпись к нему, Люба собрала карточки в коробку и понесла в детскую.

Артём молча сидел на стуле в своей комнате, взгляд его был пустым и безразличным. Пока Любовь ходила по квартире, погружённая в воспоминания, он успел идеально расставить игрушки в шкафу – от самых маленьких до самых больших – и разложить альбомы по цветам, следуя принципу «Каждый охотник желает знать, где сидит фазан». Любой беспорядок вызывал у него беспокойство и дискомфорт.

– Тётя Люба принесла кое-что и хочет пообщаться с Артёмом. – Она разложила перед ним найденные карточки.

В детской висел яркий самодельный плакат с рожицами, выражающими различные эмоции. Катя учила сына сопоставлять изображение с переживаемой эмоцией, чтобы мальчик научился распознавать свои чувства и понимать, что чувствуют окружающие.

Артём подошёл поближе к плакату и, указывая на изображение мальчика с опущенными уголками губ и сдвинутыми кверху бровями-домиками, закачался, пытаясь скопировать эмоцию печали, нарисованную на картинке.

– Мне тоже грустно, – ласково погладила его по голове Люба. – Как тебя обычно веселила мама?

Ответа не последовало. Рядом с плакатом на стене висел коллаж из фотографий: лица людей, которых Артём должен знать и которым он может доверять. Люба показала на фотографию мамы, затем провела пальцем линию до плаката, указав на нарисованную улыбающуюся рожицу, эмоцию радости.

– Что радует Артёма? – перефразировала она свой вопрос.

Мальчик внезапно перевёл взгляд на Любу. Заметив его интерес, она начала аккуратно перебирать перед ним различные предметы, задерживаясь на каждом на пару секунд и наблюдая за его реакцией. Когда очередь дошла до фломастеров, Артём радостно замычал и несколько раз указал на карточку с изображением радости. Люба едва заметно улыбнулась.

– Ну вот мы и нашли, чем тебе сейчас заняться, – сказала она. – А я пока разберу кое-какие вещи в другой комнате.

Она положила перед Артёмом целую гору фломастеров и альбом для рисования. Мальчик сначала выстроил их в ряд, но на этот раз не по цветам радуги, а от самого светлого к самому тёмному оттенку, после чего с явным удовольствием принялся за работу. Люба оставила дверь в его комнату открытой и снова отправилась в спальню Кати, зная, что если Артём начал рисовать, то это надолго.

Люба зашла в спальню, заправила чистое кремовое постельное бельё и принялась разбирать вещи в комоде и прикроватной тумбочке. Среди документов она нашла тяжёлый фотоальбом и, грустно улыбаясь, открыла его.

Перед ней развернулась вся жизнь сестры, от самого рождения. Рассматривая милые фотографии, Люба увидела и себя. На одном из снимков она, нахмурившись, стояла, придерживая коляску с завёрнутой в пелёнки Катей. Несколько страниц спустя – они, уже взрослые, вместе с родителями сидели за праздничным столом, беззаботные и счастливые. А ещё через несколько – сёстры держали за ручки маленького Артёма, который растерянно отвернулся в сторону…

Закрыв альбом и вернув его на полку, Люба продолжила поиски. В глубине прикроватной тумбочки она обнаружила внушительного размера дневник. Она взяла и его, подивившись его весу, и бегло пролистала страницы.

– Господи, да она «Войну и мир» что ли переписывала?! – вырвалось у неё.

От одного вида страниц, которые предстояло изучить, Любу охватила усталость. С силой захлопнув дневник, она швырнула его на подушку.

Достав из кармана телефон, Люба набрала номер Михаила. Она пыталась ему дозвониться весь день, но безуспешно.

Покусывая ноготь большого пальца, Люба раздосадовано поплелась на кухню в поисках своей сумки. Вытащила из неё бутылку вина, которую она прикупила после посиделок в клубе особенных мам, Любовь налила двойную порцию в фужер и выпила почти залпом.

***

В тот вечер мамочки из клуба нашли занятие каждая себе по душе.

Майя заснула в спальне, выдержанной в сладкой нежно-розовой цветовой гамме, словно детская для маленькой принцессы, в обнимку с дочерью.

Дверь бесшумно приоткрылась, и в проёме появилась Наталья, мама Майи. Именно она звонила дочери во время их встречи в клубе. Сорокалетняя Наталья рано стала матерью и ещё раньше – бабушкой. Она могла бы стать блестящим архитектором, но из-за частых болезней маленькой Майи постоянно брала больничные, что в итоге не устроило начальника, и ей быстро нашли замену. Обиженная на такую несправедливость, Наталья забрала свою клиентскую базу и работала время от времени на дому. Но постепенно сарафанное радио перестало работать, а маленькая дочь забирала последние силы. Сохранились лишь мелкие заказы, которые закрывали базовые потребности, но похоронили все карьерные амбиции женщины.

Наталья выглядела эффектно, хотя и старше своих лет, сказалась двадцатилетняя дружба с сигаретой. Худощавая фигура, резкие скулы – всё это досталось по наследству и дочери. Короткая стрижка, чёрные волосы и неизменная чёрная одежда придавали ей строгости.

Особым пунктиком у Натальи было стремление к идеальности буквально во всём. Если укладывать волосы, то волосок к волоску, если убираться дома, то до блеска, и не дай Бог увидеть соринку. Такой невроз навязчивых состояний появился у Натальи после ухода с работы. Она на время переселилась жить к дочке, чтобы помогать ей воспитывать Машеньку, но это «временно» затянулось на три года. Диагноз внучки она перенесла тяжелее, чем Майя. Но дома она старалась быть главной хранительницей спокойствия, поэтому часто свои истинные эмоции и боль прятала за натянутой улыбкой.

Укрыв дочку и внучку, Наталья заметила под рукой Майи книгу Набокова «Лолита». Аккуратно убрав томик в шкаф, она повернулась к прикроватной тумбочке, чтобы выключить ночник и увидела на экране ноутбука открытые вкладки: список издательств и условия поступления на факультет журналистики. Наталья недовольно посмотрела на мирно сопящую Майю, быстро закрыла ноутбук, выключила свет и вышла из комнаты.