Тьма, и дальше никуда

– Мам, я больше так не буду, правда. Хочешь, я с тобой на кладбище завтра схожу?

– Нет, – мать бесцеремонно вырвала провод у моего компьютера, нисколько не заботясь о сохранности устройства. – Никакого интернета до конца месяца. Решила тут козни плести за моей спиной! Отпраздновать она день рождения захотела, подарочки получить!

Идея отпраздновать день рождения «нормально» была Катина. Мы с ней дружили уже три года, и она никак не могла взять в толк, почему я никогда его не отмечаю: не устраиваю чаепитие после уроков, не зову в выходные домой, не хвастаюсь подарками. И почему вариант «попроси подарить на день рождения» в моем случае совершенно нерабочий.

– Ну, понимаешь, – сказала я. – У меня брат в этот день умер.

– Ой, а я не знала. Сочувствую. А давно? А сколько ему было?

– Нисколько. Вот когда я родилась, тогда и умер.

– А почему в другой день тогда нельзя? Седьмого, например?

– Потому что это нечестно по отношению к Кириллу.

Катя удивлённо заморгала, глядя мне в глаза, и сказала:

– Мертвому-то какое дело?

Почему-то эта мысль никогда не приходила мне в голову…

Мы решили собрать компанию из пяти девчонок с нашего класса и именно шестого апреля, в день семейного траура, залезть на открытую крышу девятиэтажки, чтобы отметить мое пятнадцатилетие. Мы даже притащили алкоголь. И стоило мне порадоваться, что все это так и останется маленьким секретом от мамы, как она возьми да получи сообщение от родителей Даши, мол, поздравляем с днем рождения Жени.

– Кирюша мне бы никогда не соврал! Он бы никогда, никогда…

Жар из моего желудка прорвался в горло, будто вулканическая лава во время извержения.

– Откуда ты знаешь?

– Что ты сказала?!

– Откуда ты знаешь, каким бы он был? Может быть, он в пятнадцать лет соль бы жрал по падикам или закладки искал по всему району? Откуда ты знаешь?!

Мать вцепилась в мои длинные волосы и потащила в ванную. Я брыкалась, пыталась укусить ее за руку, но все без толку.

– Ах ты тварь! Гребаная дрянь! Поговори мне еще тут!

Щелкнули ножницы для резки ткани.

– Мама, пожалуйста, не надо! – я попыталась защитить голову руками, но острые лезвия уже вкривь и вкось кромсали пряди моих волос, чудом щадя пальцы. Я рыдала, умоляла прекратить, но мои мольбы только сильнее злили мать.

– Вот поглядим, кому ты такая страшная будешь нужна! – она оттолкнула меня, и я больно ударилась спиной о бортик ванны. Прежде чем я успела встать, дверь уже захлопнулась, и я услышала, как тащат по линолеуму тяжелое кресло.

– Выпусти меня!

– Чтобы мои глаза тебя больше не видели! Как бы я хотела, чтобы это была не ты!

Лицо горело, а кожа чесалась из-за осыпавшихся за шиворот мелких волосков. В глубине квартиры заработала швейная машинка – мама подшивала мужские брюки, которые ей принес студент из соседнего подъезда. Она вообще больше любила работать с мужской одеждой.

Я налегла на дверь что было мочи, пытаясь сдвинуть кресло, но оно просто упиралось в противоположную стену коридорчика, и образовавшийся проем был слишком узким, даже чтобы просунуть в него руку.

Обреченно опустившись на бортик ванны, я до боли стиснула пальцы в кулаки. А потом, наконец, решилась посмотреть на себя в зеркало. Обкорнанные волосы торчали во все стороны, тушь и подводка потекли от слез, а под глазом красовался синяк. Мать умудрилась обрезать волосы самым уродливым образом – сделав мне челку штрих-кодом и обнажив растопыренные уши.

Я схватила лежавшие в луже воды ножницы и принялась отрезать остатки волос. Под самый корень. Жаль, в ванной не было бритвы. Потом ими же срезала длинные ногти и вскрикнула, когда случайно поранила кожу.

Стащила через голову белый кроп-топ и с такой же яростью изрезала его на куски. Приподнялась на цыпочки и сдернула с бельевой веревки черную уродливую майку, в которой обычно спала.

Из зеркала на меня смотрело нечто, что скорее было мальчиком, причем из весьма неблагополучной семьи. Тонкая струйка воды утекала в слив заляпанной кровью раковины.

– Ну что, так бы ты выглядел? – зло прошипела я. – А я ведь всегда жалела, что ты умер. А ты бы обо мне жалел? – с остервенением я ударила кулаком по зеркалу. По усеянной разводами поверхности пошла паутина трещин. На костяшках выступила кровь. – Ты бы обо мне жалел?!

Осколки стекла посыпались на мокрый пол, усеянный отрезанными волосами. Красные капли падали в раковину, образовывая тонкие ручейки.

– Ну, так займи мое место! Задолбало жить с призраком! Все время ты! Кирилл то, Кирилл се! Гори оно все синим пламенем! – я опустилась на пол. Свет в ванной замерцал, и я вспомнила, что лампочку уже очень давно не меняли.

Послышался шум передвигаемой мебели. Через минуту пыхтения и скрежета дверь в ванную распахнулась.

– Ты чего? – голос мамы внезапно прозвучал обеспокоенно. Я внутренне сжалась, ожидая удара. – У тебя же в крови все! Так, быстро вставай.

Мать перевязала мне костяшки, приговаривая, что я дурная и с головой совсем не дружу. Но злости в ее глазах больше не было, и мысленно я порадовалась, что ее так быстро отпустило.

– И зачем ты это сделал, я понять не могу, – посетовала она, глядя куда-то сквозь меня. – Иди спать. Ты и так весь день шатался где-то, – тут мама запнулась и с презрением оглядела меня. – Шаталась.

Я встала и отправилась в свою комнату. Там я заперлась на замок, а после упала на кровать. Станет маме легче, если я «роскомнадзорнусь»? Или она начнет оплакивать сразу двоих детей? А то и вовсе – забудет многолетнее наваждение, связанное с мертвым сыном, и все слезы достанутся только мне?

Живот скрутило от голода. Я толком не обедала, ну а ужин мне, видимо, не полагался. Однако от мысли, что придется выйти из комнаты, мне становилось настолько страшно, будто там, в коридоре, сидело чудовище.

В ванной включился кран. Мою комнату от санузла отделяла тонкая стенка, и мне всегда было сложно заснуть, когда кто-то лил воду. Я подождала десять минут, затем двадцать. Без интернета и смартфона было скучно, поэтому я просто рассматривала трещины в потолке.

Когда вода не перестала литься и через полчаса, я осторожно выглянула за дверь. Ванная была заперта, из-под нее в темный коридор проникала узкая полоска света.

На цыпочках, чтобы мама не услышала, я пробралась на кухню. Открыла холодильник и пробежалась глазами по полкам. Да, негусто. Пара яиц, упаковка черного хлеба и сковорода. Через стеклянную крышку просматривались две сосиски и макароны. Макароны выглядели как кучка холодных червяков. Я сняла крышку, чтобы переложить еду на тарелку.

– Ну и что ты делаешь?!

Я подпрыгнула от неожиданности, пустая тарелка едва не выпала из рук. Мать сидела в углу кухни со стаканом вина. Волосы спутанные, под покрасневшими глазами отеки – она снова плакала.

– Положи на место! Нечего по ночам жрать!

– Но кто… – я прислушалась. Вода в ванной больше не текла.

– Марш спать!

– Я есть хочу.

– Утром поешь!

Желудок запротестовал, когда мне пришлось закрыть холодильник. У двери ванной комнаты я остановилась. Внутри все еще горел свет, и я слышала, как на поверхность ванной капает вода. Коснулась ручки.

Не открывай, там что-то внутри! Там что-то не так, не открывай!

Я распахнула дверь, и по глазам полоснул свет лампы. На полу по-прежнему валялись осколки зеркала, мои собственные волосы, обломки крашеных ногтей.

В отражении вдруг скользнула тень… Мне показалось, что это игра света. Подумала, может, это усталость подкидывает галлюцинации. Но затем чернота вновь отразилась в зеркале, и спиной я ощутила чужеродное присутствие позади меня.

Я замерла, глядя куда-то в пространство, стараясь не задевать взглядом зеркала. Нельзя подавать виду. То, что стоит сзади, чувствует мой страх.

Во всей квартире резко погас свет. Я зажала рот рукой, чтобы не закричать, и зажмурилась, как в детстве, когда искала в кромешной темноте путь до кровати. Ведь если я не вижу чудовище, оно меня тоже не видит.

Я отступила спиной вперед, готовая в любой момент упереться во что-то стоящее позади. Вжавшись в стену, я сделала шаг к своей комнате. Потом второй, третий, и наконец нащупала ручку двери.

На уроке биологии недавно рассказывали, что мы эволюционно так устроены, чтобы чувствовать на себе чужие взгляды. Поэтому нам часто не по себе в общественном транспорте, а еще мы физически ощущаем осуждение, когда входим в класс после начала урока.

Я точно знала, что на меня сейчас кто-то смотрит.

И это не мать.

Захлопнув дверь, я осмелилась распахнуть глаза. По комнате разливался теплый свет от ночника. Мне захотелось вымыться: тело под майкой противно кололи отрезанные, налипшие на кожу волосы.

Но я ни за что не выйду в коридор, пока не закончится ночь…

Страх постепенно сошел на нет, я нашла в себе силы осмотреться. И закричала.

В углу комнаты стояла тень. Она переливалась, будто сделанная из мазута, на месте глаз горело два красных огонька. Тень качала головой из стороны в сторону, как бы разминая шею. А затем залезла с ногами на мою кровать, будто намереваясь напрыгнуть, как кошка на добычу.

Я отпрянула в угол, а тень, чьи глаза казались алым огнем, провела призрачной рукой по книжному шкафу.

Полки из дешевого ДСП вспыхнули, и комната наполнилась запахом гари. Учебники, журналы, дешёвые фэнтези книги, одолженная у подруг манга в мгновение ока загорелись. Огонь стремительно перекинулся на шкаф с одеждой, оттуда на рабочий стол. Ветер из открытой форточки раздул пламя, и я начала задыхаться от дыма. Компьютер плавился, и паленая пластмасса наполняла горячий воздух ядом.

Горели мои фотографии, моя кровать, школьный портфель. Стакан с водой попросту раскололся от жара. Где-то вдалеке запищала пожарная сирена. Соседи сверху, видимо, почувствовав запах дыма, принялись суетиться, слышно было, как они часто и суетливо топают.

Я выбежала в коридор. Мать, кутаясь в халат, непонимающе глядела на огонь. Я схватила ее за руку и потащила к выходу.

Внезапно мамино лицо расплылось в улыбке. Она высвободила руку из моей хватки и направилась к жуткой черной тени, что высилась в дверном проеме.

– Кирюша, я знала, что ты вернешься.

По лестничной клетке уже бежали соседи, приближаясь, пожарная сирена выла все громче.

Из той ночи я наиболее отчетливо запомнила, как бежала в одних тапках по ночной улице, петляя между серыми пятиэтажками, будто надеялась сбить тень со следа. Тогда мне казалось, что если я обернусь, то увижу, как пылает весь микрорайон. Помню, как потом долго звонила в домофон дяди, пока тот, спустя десять минут, не проснулся и не впустил меня.

С ним я прожила два дня – за это время мать госпитализировали, заодно обвинив в поджоге. Врачам и следователю она с улыбкой рассказывала, какой у нее замечательный сын, и что он будет поступать в Высшую Школу Экономики. А когда ее спрашивали про меня, то она качала головой и сообщала, что у нее только один ребенок – Кирилл, а дочери никогда и не было.

Потом меня забрала к себе бабушка. У нее мне нравится. Меня никогда не лишают ужина (даже за очень плохие оценки), всегда интересуются, как дела. Никогда ни с кем не сравнивают, а если и сравнивают, то в лучшую сторону. Временами нам звонит мама, но никогда не спрашивает про меня, зато постоянно рассказывает про Кирилла. Бабушка с ней не спорит.

Однако с прошлой недели я стала плохо спать. Тень с огненными глазами ходит за мной по пятам – я вижу ее в новой школе, за гаражами, когда сижу на фудкорте с новыми друзьями, когда убираюсь в кинозале, где подрабатываю после уроков.

Только в бабушкину квартиру тень не заходит. Словно что-то не дает ей перешагнуть порог. Но я на всякий случай всегда сплю с открытой дверью, чтобы если события той страшной ночи повторятся, успеть убежать и от чудовища, и от огня.

Она всегда где-то недалеко, смотрит на меня – и в этом взгляде нет злости или ненависти, только зависть…

Одно я знаю точно. Я в этой жизни занимаю чужое место.