Уранометрия. Книга 1. Трещина в небесном стекле

Артём Лукьяненко

Уранометрия. Книга 1. Трещина в небесном стекле

ПРОЛОГ

Вселенная Элиаса Торна была идеальным механизмом.

Не той холодной, бездушной пустотой, которой её представляли поэты, а живой, дышащей симфонией сил. Он слышал её. Сейчас, стоя в центре Зала Первичного Отражения, он был не просто наблюдателем. Он был дирижёром.

Его личная обсерватория, «Ковчег», висела в зоне абсолютного покоя, вдали от гравитационных стонущих звёзд и радиошума цивилизации. Перед ним, на всю сферическую панораму, парила Звёздная Карта. Не проекция, а сама Сущность. Мириады золотых нитей – гравитационные постоянные, силовые линии, вероятностные поля – сплетались в невообразимо сложный узор. Каждая звезда была не точкой света, а уравнением. Каждая планета – гармоничной нотой в хоре мироздания.

Уранометрия. Измерение неба. Ложь, возведённая в ранг священной истины.

Они не измеряли. Они правили.

Торн провёл пальцами по интерфейсу, и Карта отозвалась лёгким гулом. Сектор 7-Гамма. Его старый, незаживающий шрам. Там, пятнадцать лет назад, он совершил своё первое Великое Предательство. По приказу. Ради «прогресса». Ради спасения «Уранометрии» от бюджетных сокращений. Он сдвинул гравитационную постоянную на ничтожную величину, чтобы корабль «Пионер» успешно провёл испытания гипердвигателя.

Испытания прошли успешно. «Пионер» погиб через три месяца. Сорок семь жизней.

Но это была не главная цена.

Та правка оставила трещину. Не в пространстве – в самой ткани реальности. Крошечный, нестабильный дефект, словно сбой в коде вселенной. Все эти годы он следил за ней, латал её, как плохой врач, маскирующий симптомы смертельной болезни. Он думал, что контролирует ситуацию.

Он ошибался.

Трещина росла.

Несколько недель назад он заметил первые признаки. Эффект наблюдателя в квантовых процессах давал сбой на долю наносекунды. Постоянная тонкой структуры в секторе 7-Гамма колебалась. Это были симптомы. А сегодня… сегодня он увидел диагноз.

На самом краю сектора, в месте, где трещина уходила в глубины, недоступные для официальных карт, он обнаружил пустоту.

Не тёмную материю, не чёрную дыру. Не-место. Область, где звёздный свет не просто отсутствовал. Он был стерт. Вместо него – ничто. Абсолютный ноль информации. Ни законы физики, ни время, ни сама возможность существования.

«Тишина», – прошептал он, и слово повисло в стерильном воздухе обсерватории, показавшись ему кощунственным.

Он знал, что должен сделать. Нужно доложить в Совет. Объявить чрезвычайное положение. Но его доклад похоронили бы в самых глубоких архивах. Его объявили бы сумасшедшим. А «Тишина» тем временем пожирала бы реальность.

Оставался один, отчаянный шаг. Прямо сейчас, до того, как система безопасности запишет его действия. Попытаться прикоснуться к этому Ничто. Узнать его природу. Может быть… может быть, с ним можно говорить?

Он был Элиас Торн, величайший уранометр своего поколения. Он привык исправлять вселенную. Разве это не его долг – исправить и это?

Его пальцы, не дрогнув, вывели «Ковчег» на прямую стыковку с аномалией. Защитные поля были отключены. Все протоколы безопасности нарушены. Он был голой мыслью, протянутой в пустоту.

– Покажись мне, – тихо сказал он.

И Она ответила.

Это не был звук. Не было света. Это было ощущение внутри его черепа. Чувство, будто все концепции, все воспоминания, вся математика, описывающая его бытие, начали стираться ластиком. Это не было больно. Это было в миллион раз страшнее. Это было упразднение.

Он увидел, как золотые нити Карты не рвутся, а просто… исчезают. Прекращают быть. «Тишина» не уничтожала. Она отменяла.

Он попытался крикнуть, отключить систему, но его рука не слушалась. Он больше не чувствовал своего тела. Он видел, как обсидиановая пустота за пределами «Ковчега» начинает менять форму. Не приближаться – замещать собой реальность. Стекло купола не треснуло. Оно перестало быть стеклом, а потом перестало быть вообще.

Последней мыслью Элиаса Торна, прежде чем его сознание было аннигилировано, было не отчаяние. А леденящее откровение.

Она не враждебна. Она безразлична. Как программист, удаляющий устаревшую строку кода.

Сигнал тревоги с «Ковчега» был кратким и обрывистым. Всего три секунды до того, как станция вместе со всем своим содержимым была стёрта из реальности. В Центре управления Уранометрии его зарегистрировали как «катастрофический сбой энергоядра». Несчастный случай.

Никто не услышал тишины, которая пришла ему на смену.

ГЛАВА 1

ШУМ

В отличие от вселенной Элиаса Торна, вселенная Кайлена Родена была полна помех.

Он сидел в коконе своего операторского кресла на борту обсерватории «Астра-7», его пальцы летали над сенсорными панелями, а взгляд был прикован к голографической проекции Сектора 9-Тета. Рутинная калибровка. Скучная, монотонная работа, которую обычно поручали стажёрам. Но Кайлен вызвался сам.

– Роден, вы закончили со синхронизацией квазара J1148? – раздался в комлинке голос старшего уранометра Вэнса. – У нас запланирована проверка орбит в Поясе Астеров через двадцать минут.

– Почти, – откликнулся Кайлен, не отрывая взгляда от Карты. – J1148 ведёт себя… странно.

– «Странно» – это не научный термин, Роден.

А «занудство» – не диагноз, – мысленно парировал Кайлен.

Он не мог объяснить это словами. Официально, все показатели были в норме. Эмиссия, гравитационное линзирование, красное смещение – всё идеально совпадало с прогнозами. Но для Кайлена это «идеально» звучало фальшиво.

У каждого уранометра был свой способ восприятия Звёздной Карты. Кто-то видел в ней чистую математику. Кто-то архитектурные чертежи мироздания. Кайлен… слышал её. Для него Карта была симфонией. Гул гравитационных колодцев – басовая партия. Мерцание переменных звёзд – партия скрипок. Ровный поток реликтового излучения – белый шум, фон всего сущего.

И сейчас в партии квазара J1148 был фальшивый звук. Едва уловимый диссонанс, словно кто-то провёл смычком по струне, покрытой пеплом. Это был не сбой оборудования. Это был шум самой реальности. Тот самый шум, за который его в академии прозвали «Мистиком Роденом» и который заставил Элиаса Торна, великого Торна, взять его под своё крыло.

«Ты не слышишь помехи, Кайлен, – говорил ему Торн. – Ты слышишь истинную музыку, прежде чем её пропустят через фильтры наших предубеждений. Цени этот дар. И бойся его».

Кайлен углубился в данные, отфильтровывая слои информации. Он игнорировал официальные протоколы, доверяясь лишь своей нейронной чувствительности – тому самому «Созерцанию», которое было его проклятием и благословением.

И тут он это увидел. Вернее, услышал.

Шум исходил не от самого квазара. Он исходил из пустоты, из крошечного, ничем не примечательного участка пространства в трёх световых годах от него. Там, где по всем картам должна была быть абсолютная космическая пустота, реальность… фонила. Словно экран, на котором показывают два разных фильма, наложенных друг на друга.

Он увеличил масштаб, приказав «Астра-7» направить туда все доступные сенсоры. Ничего. Ни метрических возмущений, ни частиц, ни излучения. Только этот необъяснимый, сводящий с ума шум в его сознании.

– Роден! – голос Вэнса в комлинке прозвучал резко. – Что вы делаете? Вы вывели из строя навигационный массив Астеров!

Кайлен вздрогнул, словно очнувшись ото сна. Он не осознавал, что перенаправил все вычислительные мощности на свой личный запрос.

– Извините, я.… проверял аномалию.

– Аномалий в 9-Тете нет. Закрывайте сеанс и готовьтесь к плановой работе. Сейчас же.

Кайлен сгрёб пальцем по панели, разрывая соединение. На секунду в его голове мелькнула мысль – рассказать Вэнсу о шуме. Но он представил его снисходительную ухмылку, его неизменное: «Роден, вам нужно меньше медитировать и больше спать».

Нет. Этому не было места в отчётах. Этому не было формул.

Он откинулся в кресле, вглядываясь в координаты того пустого участка. Это было ничто. Случайный сбой в его собственном восприятии. Глюк.

Но почему тогда по спине у него бежал холодный пот?

Он одним движением сохранил все данные с сенсоров в свой зашифрованный личный архив, пометив их меткой «Фоновая гармоника – требующий изучения артефакт». Потом стёр журнал своих действий за последние десять минут.

Сердце бешено колотилось. Он нарушил полдюжины протоколов. Если бы это обнаружили…

Громкий, настойчивый сигнал главного комлинка вырвал его из размышлений. На экране замигал значок приоритетного сообщения из Центра управления Уранометрии. Не с мостика «Астра-7», а прямо из штаб-квартиры.

Кайлен сглотнул. Его тайное расследование? Уже раскрыли?

Он дрогнувшим пальцем принял вызов.

На экране возникло не лицо Вэнса и не начальника безопасности. Это была автоматическая рассылка. Шаблонный, траурный интерфейс.

| ЦУ УРАНОМЕТРИИ. ВСЕМ ПЕРСОНАЛАМ. |

| ОБЪЯВЛЕНО ЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ. |

| СКОНЧАЛСЯ Д-Р ЭЛИАС ТОРН. |

| ПРЕДВАРИТЕЛЬНАЯ ПРИЧИНА: КАТАСТРОФИЧЕСКИЙ СБОЙ ЭНЕРГОСИСТЕМЫ НА БОРТУ ОБСЕРВАТОРИИ «КОВЧЕГ». |

Слова повисли в воздухе, словно осколки стекла. Торн. Мёртв. Несчастный случай.

Мир Кайлена, только что колебавшийся от странного шума в пустоте, рухнул. Всё, что осталось – леденящий, абсолютный вакуум.

И сквозь оглушительный гул потрясения в его разуме прорвался тот самый, ни на что не похожий шум из сектора 9-Тета. Теперь он звучал не как диссонанс.

Он звучал как предостережение.

ГЛАВА 2

НАСЛЕДИЕ ИКОНЫ

Тишина в Зале Совета Уранометрии была гуще межзвёздного вакуума и куда тяжелее. Воздух был насыщен ароматом старого дерева, озоном от скрытых панелей и неподдельной скорбью, смешанной с напряжённым ожиданием.

Кайлен стоял сзади, среди других уранометров низшего и среднего ранга. Он чувствовал себя голым. Казалось, все знают о его связи с Торном, и все взгляды, скользя мимо, цепляются за него на долю секунды дольше, чем нужно. Вот протеже великого человека. Интересно, что с ним теперь будет?

Во главе зала, на невысоком подиуме, стояло пустое кресло. Кресло Торна. Рядом – двое других лидеров.

Справа – магистр Лира Вэнс, лидер Фундаменталистов. Худая, аскетичная женщина с седыми волосами, убранными в тугой пучок. Её лицо было бесстрастной маской, но глаза, холодные и ясные, как горные озёра, выдавали железную волю. Она олицетворяла консервативное крыло Уранометрии, считавшее, что любая правка Реальности-как-Кода есть грех гордыни.

Слева – доктор Аргус Хейл, глава Ревизионистов. Полная противоположность Вэнс. Энергичный, с живой мимикой, одетый в современный комбинезон с мерцающими воротником и манжетами. Он был лицом прогресса, тем, кто верил, что долг уранометра – не просто читать код вселенной, а исправлять в нём ошибки, улучшать и оптимизировать.

И между ними, буквально и фигурально, – командир Валерия Сорокина. Начальник службы безопасности Уранометрии. Её тёмная форма с геометричными нашивками чинов резко контрастировала с академичными мантиями учёных. Она не сидела, а стояла чуть поодаль, скрестив руки на груди. Её взгляд, тяжёлый и оценивающий, медленно скользил по залу, выискивая малейший признак неповиновения или паники. Он задержался на Кайлене на мгновение, и тому показалось, что он почувствовал физический вес этого взгляда.

– Коллеги, – голос Хейла прозвучал громко, нарушая тишину. В нём слышалась искренняя боль. – Мы собрались здесь в час великой утраты. Элиас Торн был не просто одним из нас. Он был нашим компасом. Его вклад…

– Его вклад будет жить в звёздных картах, которые он помог составить, – резко, почти перебивая, вмешалась магистр Вэнс. Её голос был сухим и ровным, как скрип пера на пергаменте. – Но сейчас мы должны думать не о прошлом, а о будущем. Стабильность Уранометрии – вот его главное наследие. И мы обязаны её сохранить. Любой ценой.

В этих последних словах прозвучала сталь, заставившая многих встрепенуться.

– «Любой ценой» – это риторика, которая нас и расколет, Лира, – парировал Хейл. – Элиас верил в прогресс! В необходимость смелых решений. Отказ от его пути будет предательством его памяти!

– Его путь привёл его на борт «Ковчега», который теперь представляет собой облако обломков, – холодно заметила Вэнс. – Мы должны тщательно изучить, не стали ли его… эксперименты… причиной катастрофы.

В зале пронёсся возмущённый гул. Кайлен сжал кулаки. Они ещё не предали его земле, а уже делят наследие и ищут виноватых.

– Расследование идёт, – раздался новый голос, металлический и не допускающий возражений. Говорила Сорокина. Она сделала шаг вперёд, и её фигура мгновенно затмила и Вэнс, и Хейла. – Пока я не представлю окончательный отчёт, все спекуляции о причинах трагедии считаются нарушением регламента и будут пресекаться. Наша задача – обеспечить непрерывность работы. Все проекты, инициированные доктором Торном, переводятся в статус «на проверке». До особого распоряжения.

Кайлен почувствовал, как у него замирает сердце. Его собственный проект, курируемый Торном, – изучение «фоновых шумов» реальности – теперь будет заморожен. А вместе с ним и его тихие изыскания аномалии в 9-Тета.

Собрание продолжилось, превратившись в ритуальный танец намёков, интриг и пробных заявлений о будущем Уранометрии. Кайлен почти не слушал. Его мозг лихорадочно работал. «Все проекты на проверке». Значит, архивы Торна будут опечатаны и изучены службой безопасности. Все его данные, все его догадки…

Церемония закончилась так же формально, как и началась. Учёные стали расходиться, разбившись на взволнованные группки. Кайлен хотел было проскользнуть к выходу, когда к нему подошёл помощник Хейла.

– Доктор Роден? Доктор Хейл хотел бы поговорить с вами наедине.

Сердце Кайлена упало. Его отвели в небольшую боковую комнату для переговоров, где Аргус Хейл ждал его, изображая на лице отеческую скорбь.

– Кайлен, ужасные новости. Просто ужасные, – начал он, кладя руку ему на плечо. – Элиас очень высоко о вас отзывался. Говорил, что у вас уникальный дар.

– Спасибо, доктор, – сухо ответил Кайлен.

– В такие времена нам, его единомышленникам, важно держаться вместе, – продолжил Хейл, понизив голос. – Ревизионисты потеряли своего лидера. Но не должны потерять своё дело. Ваше исследование… то, над чем вы работали с Элиасом… оно крайне важно. Я хочу обеспечить его продолжение, несмотря на формальности Сорокиной.

У Кайлена внутри всё сжалось. Хейл не предлагал помощь. Он предлагал сделку. Присоединиться к его фракции в обмен на покровительство.

– Я.… я должен осмыслить произошедшее, доктор Хейл. Сейчас я не могу думать о работе.

Лицо Хейла на мгновение дрогнуло, но тут же снова осветилось понимающей улыбкой.

– Конечно, конечно. Но помните, дверь в мой кабинет для вас всегда открыта. Элиас считал вас своим преемником. Не дайте его наследию пропасть.

Как только Кайлен выбрался из комнаты, чувствуя себя запачканным, его остановил ещё один человек. Молодой, испуганный на вид техник из архива, с которым Кайлен иногда общался.

– Кайлен, – парень оглянулся по сторонам и сунул ему в руку маленький кристалл данных. – Это… это пришло на мой личный сервер. Автоматическая рассылка из «Ковчега». С пометкой «Только для К. Родена». Дата отправки… за час до… до инцидента.

Кайлен сжал кристалл так, что костяшки пальцев побелели.

– Спасибо, – прошептал он.

– Я ничего не видел, – так же тихо ответил техник и растворился в толпе.

Кайлен стоял один в почти пустом коридоре. В одной руке он сжимал кристалл – последнее послание от мёртвого наставника. В ушах стояли слова Хейла о «наследии» и Вэнс о «стабильности любой ценой». А в глубине сознания, как назойливый сигнал бедствия, звучал тот самый шум из пустоты.

Они все что-то скрывали. Торн что-то знал. И теперь эта тайна, горячая и опасная, лежала у него в кармане.

ГЛАВА 3

ПРОТОКОЛЫ СОМНЕНИЙ

Его каюта на «Астра-7» была стандартным модулем: койка, встроенный шкаф, небольшой стол с терминалом. Ничего лишнего. Единственным намёком на индивидуальность была старая, потёртая звездная карта на стене – подарок Торна на день посвящения. «Чтобы помнил, что мы измеряем не точки света, а историю вселенной», – сказал тогда Элиас.

Сейчас эти мерцающие точки казались ему обманчивыми, почти враждебными.

Кайлен запер дверь, активировал звукоизоляцию и только тогда выдохнул. Дрожащими пальцами он вставил кристалл в слот своего персонального терминала, обойдя корпоративную сеть. Сердце колотилось где-то в горле. Последнее сообщение Торна. За час до гибели.

Данные расшифровались. Это был не отчёт и не голосовое сообщение. Это был пакет необработанных файлов, помеченных как «Протоколы сомнений. Черновик. УНИЧТОЖИТЬ».

Внутри не было никаких объяснений, только сырая информация:

Набор координат. Не совпадал ни с одним известным Кайлену сектором. Это была глухая окраина, далеко за пределами официальных карт Уранометрии.

Серия спектрограмм. На них была записана… тишина. Но не акустическая. Абсолютный нуль электромагнитной активности в области, где по всем законам должен был быть хоть какой-то фон.

Видеозапись. Короткий цикл, сделанный, судя по всему, глубоководным зондом. Он плыл в кромешной тьме, и его прожектор выхватывал из мрака не скалы или обломки, а.… ничто. Пустоту, которая поглощала свет, не отражая его. Это было похоже на чёрную дыру, но без гравитационных аномалий. Просто дыра в реальности.

Текстовый файл. Всего несколько строк, набранных в спешке.

«Они не понимают. Считают это локальной аномалией. Но она растёт. Экспоненциально. Она не разрушает, она… отменяет. Стирает код. Я просчитал траекторию. Через 72 стандартных часа она достигнет сектора 7-Гамма. Той самой трещины. Если они соприкоснутся… это будет не взрыв. Это будет аннулирование. Конца не будет. Будет только… Тишина.

Они не слушают. Сорокина видит в этом угрозу безопасности. Вэнс – богохульство. Хейл – возможность для нового эксперимента. Никто не видит очевидного. Мы не хозяева этого кода. Мы – вирус, который он пытается удалить.

Должен попробовать вступить в контакт. Есть теория. Если направить на неё когерентный поток чистого Созерцания, без намерения править… может, она ответит. Или уничтожит меня. Любой исход будет ответом.

Кайлен… если ты это читаешь, значит, мой эксперимент провалился. Беги. Они тебя не отпустят. Они…»

На этом текст обрывался.

Кайлен откинулся от экрана, вжавшись в спинку кресла. По телу бежали мурашки. Его худшие подозрения подтвердились. Смерть Торна не была несчастным случаем. Это было самопожертвование. Или… ликвидация?

«Они тебя не отпустят».

Он посмотрел на координаты из файла. Его собственный «шум» в секторе 9-Тета был всего лишь слабым эхом, фоновым излучением от этой… этой «Тишины», находящейся на окраине. Торн смотрел прямо в эпицентр.

И этот эпицентр двигался. Прямо к старой, незаживающей ране Торна – сектору 7-Гамма. Тому самому, где когда-то погиб «Пионер».

Он сверил время в файле с текущими данными. У него было меньше 48 часов.

Паника, холодная и тошная, подкатила к горлу. Он должен был что-то делать. Кричать. Предупредить всех. Но кого? Хейла, который увидит в этом «потрясающую возможность для исследований»? Вэнс, которая обвинит его в ереси и паникёрстве? Сорокину, которая, по словам Торна, уже была в курсе и ничего не сделала?

Нет. Ему не верили и раньше, когда дело касалось лишь «фальшивых нот» в симфонии мироздания. Теперь, с этой безумной историей про «антивирус вселенной», его просто упекут в психушку, а данные уничтожат.

Он снова посмотрел на последнюю строчку. «Беги».

Бежать было некуда. Но и оставаться в слепой, самодовольной системе, обречённой на уничтожение, он не мог.

Его взгляд упал на звездную карту на стене. На сектор 7-Гамма. Место первого преступления Торна. И, возможно, место будущей гибели всего.

Он стёр историю терминала, вынул кристалл и спрятал его в потайной карман своего боевого жилета. План созревал в его голове, безумный и отчаянный. Он не мог остановить «Тишину». Но он мог добраться до 7-Гамма раньше неё. Увидеть, что такого особенного в этой трещине. Может быть, найти там ответ. Или своё собственное уничтожение.

Он встал и начал собирать вещи. Ему понадобится снаряжение для внепланового выхода в открытый космос. И корабль. Небольшой, маневренный челнок, чьё исчезновение не сразу заметят.

«Астра-7» была огромной станцией. Система учёта была не идеальной. Особенно если знать, как её обойти.

Он вышел из каюты, стараясь идти спокойно, но каждый нерв в его теле был натянут, как струна. Он шёл по коридору, и ему казалось, что за ним следят не только камеры Сорокиной, но и само безразличное око надвигающейся Тишины.

ГЛАВА 4

НЕСАНКЦИОНИРОВАННЫЙ ОТПУСК

Система логистики обсерватории «Астра-7» была шедевром бюрократического искусства – идеально отлаженным механизмом, который можно было парализовать одной единственной, правильно введённой командой.

Кайлен стоял в тенистой нише утробного дока D-12, где хранились челноки типа «Скат» – быстрые, малозаметные и с солидным запасом хода. Воздух пах озоном и металлом. Где-то вдали шипели сварщики, но здесь было пустынно. Смена только что закончилась.

Он вызвал на свой планшет интерфейс управления. Его пальцы, несмотря на внутреннюю дрожь, двигались точно. Он не взламывал систему – он её убеждал. Студентом он провёл полгода на стажировке в этом самом отделе, исправляя мелкие баги в протоколах. Он знал их все.

Запрос на технический вылет: Калибровка дальних сенсоров в секторе 7-Гамма.

Основание: Приказ д-ра Торна (посмертный аудит проекта «Фоновая гармоника»).

Код авторизации: [Кайлен ввёл свой служебный код, дополненный последовательностью, которая имитировала приоритетное распоряжение из архива].

Он задержал дыхание. Если служба безопасности Сорокиной отслеживала запросы в реальном времени, его уже почти что поймали.

На экране планшета мигнул зелёный сигнал.

ЗАПРОС ОДОБРЕН. Челнок «Скат-7» готов к выдаче. Удачи в миссии.

Сердце ёкнуло от облегчения и тут же сжалось от нового приступа страха. Теперь пути назад не было. В журнале осталась запись.

Он быстро пересек причал и подошёл к кораблю. «Скат-7» был похож на сплющенную металлическую каплю, покрытую матово-чёрным поглощающим покрытием. Люк с шипением отъехал в сторону.

– Роден? – раздался голос сзади.

Кайлен обернулся и похолодел. Это был Вэнс, старший уранометр. Он стоял, скрестив руки, его брови были гневно сведены.

– Что вы здесь делаете? И что это за несанкционированный вылет в 7-Гамма? Я только что получил уведомление.

Мысли в голове Кайлена помчались со скоростью света. Врать Вэнсу, педанту до мозга костей, было бесполезно.

– Это по делу Торна, – сказал Кайлен, делая ставку на полуправду. Он достал кристалл, показывая его, но не отдавая. – Он оставил мне данные. В секторе 7-Гамма есть аномалия. Та самая, из-за которой погиб «Пионер». Я думаю, Торн обнаружил нечто… критическое. И мне нужно проверить это лично, прежде чем докладывать в Совет.

Он видел, как в глазах Вэнса борются скепсис и любопытство. «Пионер» был тёмным пятном в истории Уранометрии.

– Вы нарушаете двадцать три протокола, Роден, – процедил Вэнс. – У вас нет разрешения на одиночный вылет, тем более в карантинный сектор. Я обязан доложить Сорокиной.

– Если вы доложите, она заморозит расследование, – парировал Кайлен. – Вы же знаете, как она работает. «Стабильность превыше всего». Но что, если эта «стабильность» стоит нам всех? Дайте мне двадцать четыре часа. Если я не вернусь или не предоставлю веских доказательств, вы сможете сообщить куда угодно.

Вэнс смерил его долгим, изучающим взглядом. Он презирал самоуправство, но ещё больше он презирал тайны, которые мешали чистоте данных.

– Двенадцать часов, Роден, – наконец сказал он. – Ни минутой больше. И если вы нанесёте ущерб репутации Уранометрии или, что хуже, научной истине, я лично позабочусь о том, чтобы вас отстранили от работы навсегда. Ясно?

Кайлен кивнул, не в силах вымолвить и слова. Эта неожиданная, условная отсрочка была больше, чем он мог надеяться.

Он быстро поднялся по трапу в челнок. Люк закрылся, отсекая его от привычного мира. Садясь в кресло пилота, он почувствовал странное спокойствие. Теперь он был целиком и полностью в игре.