Айрис: пепел и бездна

Тамисс уже приготовил лук, но не стрелял. Он ждал сигнала старца. Тот поднял руку, затаив дыхание.

– Жди, – прошептал он. – Пусть подойдёт ближе.

Но вдруг – скрип ветки. Лань вздрогнула, подняла голову, и в следующее мгновение метнулась в чащу. Тамисс выстрелил – стрела просвистела в воздухе, но только коснулась зверя, заставив того бежать ещё быстрее.

– Чёрт! – тихо выругался он. – Почти…

– Ничего, – покачал головой старец. – Хоть рыба есть.

Когда все снова собрались, Айлэн показал улов – четыре рыбины, не слишком крупные, но сгодятся. Лейтарис помог ему закрепить корзину за спиной, и они двинулись в обратный путь.

-–

Возвращение в убежище было спокойным. Подземный проход встретил их всё той же сыростью и глухой тишиной. Талория, завидев их, отложила в сторону нож и подошла ближе.

– Удалось что-нибудь?

– Немного рыбы, – ответил старец. – Лань ушла. Были неосторожны.

– И это хорошо, – сказала она, забирая корзину. – Сегодня будет ужин.

Лейтарис скинул с плеча мешок с хворостом, собранным по дороге, и устало сел на лавку. Несмотря на неудачную охоту, он чувствовал себя живым. Это была его первая вылазка, и теперь он по-настоящему ощущал себя частью этой маленькой общины, застрявшей между мирами.

Скоро в комнате запахнет жареной рыбой, и за столом снова будут разговоры. Но в глубине души Лейтарис знал: в этом мире нет ничего случайного. Ни охоты, ни встречи с ланью, ни даже того, как легко она ускользнула. Всё здесь было связано – и он собирался разгадать эти связи, одну за другой.

глава 3

Время в Бездне текло странно – вязко и бессмысленно, как будто само существование здесь было отрезано от мира, где восходило солнце, где небо меняло цвета, где ночь сменялась утром. Здесь не было ничего – ни зари, ни звёзд, ни даже облаков. Только камень, тьма и редкие, едва уловимые потоки холодного воздуха, казавшиеся дыханием самой бездны.

Снежные эльфы, привыкшие к жизни под открытым небом, не могли мириться с полным отсутствием времени. Чтобы сохранить хоть какую-то связь с прошлым, с реальностью, они придумали собственный календарь. Его вырезали прямо на стене в одной из боковых комнат убежища – длинная, грубая плита с аккуратными зарубками, выложенными в ряды. Каждый новый пробуждённый день они отмечали новой чертой. Одна зарубка – один день. Так родилось их условное время.

Верхний ряд начинался с надписи на эльфийском: "День, когда найден Лейтарис." Под ней вытянулась ровная цепочка из тридцати засечек – тридцать дней, с того самого утра, как Тамисс принёс его в убежище, без сознания и едва живого.

Иногда, в редкие моменты тишины, кто-то из эльфов подходил к камню, вглядываясь в насечки, как в напоминание о том, что они всё ещё живы. Всё ещё борются.

Лейтарис тоже стал считать дни. Ему нужно было опереться на что-то, что помогало отличать вчера от сегодня. Он не знал, сколько времени провёл без сознания, но теперь, участвуя в жизни общины, он чувствовал, как каждая новая засечка приближает его к неведомому – к новой судьбе, возможно, даже к возвращению наверх. Если оно вообще возможно.

Иногда он ловил себя на мысли: а не затерялись ли они здесь навсегда? Что если время наверху давно ушло вперёд, а они застыли в этой трещине бытия, вне хода истории?

Но он гнал от себя эти мысли. Потому что был жив. Потому что был не один. Потому что даже в темноте бездны, сквозь страх и одиночество, в нём горело упрямое пламя – то, что когда-то звали надеждой.

Они вернулись из очередной вылазки усталые, молчаливые. Сумели добыть немного мяса – не много, но достаточно, чтобы продержаться ещё несколько дней. Сопровождающие мужчины двинулись к входу в убежище, неся на себе мешки и связки, обсуждая тихо, кого из зверей можно будет выслеживать в следующий раз. Лейтарис остановился у входа и, когда старец обернулся, сказал негромко:

– Я побуду здесь немного. Хочу подышать.

Старик кивнул, не задавая лишних вопросов.

– Только осторожно, – бросил он, прежде чем скрыться в темноте коридора.

Лейтарис остался один.

Он опустился на ствол поваленного дерева, что давно уже стал местом краткого отдыха перед спуском в убежище. Лёгкий ветерок тянулся из одного из расщелин над головой – он приносил с собой влажный, холодный запах вечного камня. Лейтарис сидел молча, ссутулившись, сцепив пальцы и уставившись куда-то в тень.

И вдруг… нахлынуло.

Как волна, как удар. Воспоминания – обрушились, неумолимо, резко, без предупреждения. Он не думал о ней всё это время. Не позволял себе. Возможно, потому что слишком больно. Возможно, потому что бессмысленно.

Айрис.

Он увидел её перед собой – такую, какой запомнил: смеющуюся, с растрёпанными от ветра волосами, с пронзительно яркими глазами. Воспоминание было таким ярким, что на миг ему показалось – стоит протянуть руку, и он коснётся её щеки.

Но вместе с образом пришло и то мгновение. Последнее.

Коготь, прорвавший её тело. Безжалостный, чудовищный. Тишина, с которой она повисла на лапе твари. Ни крика. Ни вздоха. Только глаза, в которых застыла вечность.

Он не помнил, как застонал вслух. Он не помнил, как схватился за голову. Просто в какой-то момент слёзы полились по щекам – тёплые, быстрые, тяжёлые. Он плакал. Настоящими слезами, как ребёнок, впервые познавший, что такое утрата. Как мужчина, потерявший самое дорогое.

Он позволил себе расслабиться.

Он был один. Здесь, в Бездне, среди мёртвых деревьев и вечно глухих теней. Здесь не было ни времени, ни суждений. Только боль. Только сердце, рвущееся на куски. Только имя, что он шептал сквозь слёзы:

– Айрис… Айрис…

Сколько он просидел так – не знал. Но когда слёзы иссякли, внутри было немного легче. Будто с души сбросили часть тяжести. Боль осталась – но теперь она уже не разрывала его. Она была рядом, но не управляла им.

Он встал, глубоко вдохнул и направился к входу в убежище. В этот день он стал немного другим. Чуть более живым. И чуть более готовым продолжать путь.

Когда Лейтарис спустился вниз, в просторной комнате, где обычно собирались все обитатели убежища, уже никого не было. Тишина царила в зале, освещённом тусклым светом подвесных кристаллов. Только лёгкое эхо его шагов напоминало о жизни. Он огляделся – столы были пусты, посуда убрана, воздух пропитан остаточным ароматом ужина. Похоже, он просидел наверху дольше, чем думал.

Он направился в сторону кухни, надеясь, что найдёт там хоть что-то съестное. Ступив за тяжёлую занавесь, отделявшую кухонное помещение от остального убежища, он остановился.

У раковины из камня, над которой был подвешен старый таз с водой, стояла Талория. Она мыла посуду – лёгкими, быстрыми движениями, словно делала это на автомате. Услышав шаги, она обернулась и сразу заметила Лейтариса.

В её взгляде промелькнуло понимание, словно она сразу всё поняла.

– Король воспоминания одолел? – спросила она тихо, но прямо.

Лейтарис удивлённо посмотрел на неё. Он не ожидал таких слов. Он не знал, откуда она могла догадаться. Но не ответил – только кивнул чуть заметно, а затем опустил взгляд.

– Ничего, – продолжила она, вновь вернувшись к мытью посуды. – Мы все через это проходили. Каждый. Тут в Бездне рано или поздно приходят воспоминания, от которых не спрятаться.

– А ты, выходит, ужин пропустил?

Лейтарис снова кивнул. Тихо, коротко.

– Сейчас. – Она повернулась, взяла деревянную миску и начала накладывать похлёбку. Потом – несколько кусков жареной рыбы на деревянную тарелку. – Сегодня скромно, как всегда. Рыба и похлёбка. Но горячее.

Он сел за маленький круглый столик у стены, на один из старых стульев, обитых потемневшей от времени тканью. Талория поставила перед ним еду и сама села напротив, не говоря ни слова. В её движениях не было ни суеты, ни нетерпения – только тёплое присутствие.

Лейтарис ел молча. Несколько минут в комнате царила тишина, нарушаемая лишь звоном ложки о край миски.

– Знаешь… – проговорила Талория негромко, глядя на него, – если расскажешь, будет легче.

Он замер. Словно кто-то вытащил из него воздух. Рука с ложкой застыла на полпути.

– Не обязательно сейчас, – добавила она мягко. – Просто… ты среди своих. Мы не судим.

Он смотрел на неё, долго. Внутри что-то боролось – страх, стыд, боль. Но рядом с Талорией не нужно было притворяться сильным. Она была живой, настоящей… такой простой, доброй. Он должен был ей слишком многое. Она спасла его, выхаживала. И, может быть, просто понимала.

Он вдохнул, тяжело, и начал говорить.

– Её звали Айрис…

Он говорил медленно, словно пробирался сквозь тьму. Рассказывал о своей жизни, о времени до Бездны . Он говорил о том, как однажды всё пошло не так. О нападении. О чудовище, что прорвалось сквозь щит. О том, как он бился рядом с ней. Как повернулся – и увидел… как коготь чудища прошёл сквозь её тело. Как она не закричала. Не пошевелилась. Просто повисла на его лапе, как сломанная кукла. Как он кричал её имя – а она уже не слышала.

Талория не перебивала. Она просто слушала. И в её взгляде не было ни жалости, ни ужаса. Только глубокая, светлая печаль.

Когда он закончил, он вдруг понял, что дышит легче. Грудь не сдавливало так сильно. Боль не ушла – но перестала быть невыносимой.

– Спасибо, – прошептал он.

Талория протянула руку и легонько накрыла его ладонь своей. Просто молча сидела так.

– Айрис… – сказала она. – Очень красивое имя.

Он кивнул. И впервые за долгое время – улыбнулся. Слабо. Но по-настоящему.

В комнате воцарилась тишина, наполненная чем-то хрупким и важным. Воздух был густым от чувств, не высказанных слов, боли, что только что обрела голос, и тишины, в которой рождалось нечто новое. Лейтарис сидел, слегка опустив голову, всё ещё ощущая тепло её ладони, что несколько мгновений назад лежала на его руке.

Талория медленно поднялась со своего стула. Казалось, она колебалась – в её взгляде читалась борьба, как будто сердце вело спор с разумом. Она сделала полшага вперёд, медленно, будто боясь разрушить тонкую грань между сочувствием и чем-то большим. Задержав дыхание, она наклонилась к нему.

Её губы едва коснулись его губ – неуверенно, трепетно, как будто она сама не до конца верила, что осмелилась на это. Поцелуй был почти невесомым, как прикосновение снежинки к коже. Но в нём было всё: сопереживание, нежность, одиночество, обнажённость души.

Она отстранилась резко, словно очнувшись, словно осознав, что перешла границу.

– Прости… – прошептала она, отводя взгляд.

Она отвернулась, уже готовая отойти, скрыться за своими словами, когда Лейтарис поднял руку. Его пальцы мягко коснулись её щеки, останавливая её. Она замерла, чувствуя тепло его ладони. Её сердце билось быстро, как у пойманной птицы.

– Талория – тихо произнёс он, глядя ей прямо в глаза.

Он поднялся со стула, стоя напротив неё, и сам потянулся к её губам.

На этот раз поцелуй был другим – глубоким, полным осознания, решения. Он не был страстным или поспешным – в нём чувствовалась осторожная, болезненно нежная прощальная благодарность прошлому и робкая, но уверенная надежда на будущее. Он поцеловал её, и в этом поцелуе было всё: прощание с Айрис, с болью, с одиночеством. И шаг в новую неизвестность, где была она – Талория.

Никто из них не знал, каким будет завтра. Будет ли надежда, будет ли покой. Но в этот миг они были вместе. Двое, потерявшие многое, но нашедшие друг в друге нечто, что грело. И этого было достаточно.

Когда они отстранились, он не отпустил её руки. А она – не сделала шаг назад.

– Останься, – прошептал он.

И она осталась.

глава 4

Сознание вернулось резко – как удар. Будто кто-то выдернул её из глубин мрака, где не было ни времени, ни боли, ни мыслей. Воздух наполнился звуком: крик сорвался с её губ, пронзительный, будто вытолкнутый неосознанным ужасом. Она ещё не открыла глаз, но тело уже отзывалось болью. Каждая мышца горела, грудь сдавило так, будто кто-то положил на неё камень.

Айрис очнулась.

На миг в голове мелькнули образы – обрывки воспоминаний. Радость. Победа. Дарк’хары, падающие под ударами света. Лейтарис… его лицо… А потом – пустота. Бездонная, страшная.

Она застонала и медленно повернулась на бок. Мягкая, упругая поверхность под ней пружинила – это была постель. Широкая, с шелковыми простынями, невесомыми, как облако. Матрас был глубоким и мягким, подушки – пуховыми, утопающими под весом её тела. Слишком комфортно. Слишком… неестественно.

«Где я?» – мысленно прошептала она.

Айрис приподнялась, едва не потеряв равновесие. Голова кружилась, в ушах шумело. Она открыла глаза и замерла. Комната, в которой она находилась, была великолепна: своды потолка украшены тонкой резьбой, стены окутаны тяжёлыми тканями, на полу мягкий ковёр с изумительными узорами. Свет падал откуда-то сверху, мягкий, золотистый, словно день застыл в вечном закате.

Это напоминало покои высокородной леди. Или даже королевские. Простор, тишина, роскошь.

Она опустила взгляд на себя – и сжалась от неожиданности. На её теле была лишь тонкая, почти прозрачная сорочка из лёгкой ткани, скользящей по коже, как вода. Ни обуви, ни другой одежды. Только она… и странный браслет.

Он обвивал её запястье, гладкий, серебристо-чёрный, с живым отблеском, словно дышал. Ни застёжки, ни шва – как будто он был выкован прямо на её руке. Айрис провела пальцами по металлу – он был прохладным, но от прикосновения словно отозвался тёплой пульсацией.

«Что это? Как он оказался здесь?..» – растерянность захлестнула её, и вместе с ней – тревога.

Она попыталась вспомнить, откуда мог быть браслет… Но память отказывалась служить. Последнее, что она чётко помнила – сияющий клинок Лейтариса, свет, разящий тьму… И его глаза. Полные силы и надежды. А потом – провал.

Сердце забилось быстрее. Она оглядела комнату ещё раз, взгляд остановился на тяжёлой двери из тёмного дерева с коваными петлями. Закрыта. Никаких окон. Только приглушённый свет, льющийся сверху, как будто из ниоткуда.

Что-то было не так.

Айрис сжала кулаки, ощущая себя беззащитной. Но внутри, под тревогой, пробуждалось иное чувство. Не страх. Гнев. Упрямая воля. Она выжила. Что бы ни произошло – она проснулась. Значит, это ещё не конец.

Айрис резко встала, её движения были неловкими и поспешными. Она сорвала с постели простыню, белую и лёгкую, и быстро обернула ею своё тело. Ткань холодила разгорячённую кожу, липла к телу, словно чувствуя её растерянность. Руки дрожали. Она не могла понять, то ли от страха, то ли от холода, который с каждой секундой пробирал всё глубже, будто добирался до самого сердца.

В комнате воцарилась тишина. Только гул крови в ушах да шум дыхания нарушали её хрупкое равновесие.

И тут – резкий, пронзительный скрип.

Айрис вздрогнула.

Дверь начала медленно открываться. В проёме появился силуэт. Мужчина. Он вошёл спокойно, без спешки, будто знал, что его ждали. Или что ему нечего бояться. Свет упал на его лицо, и Айрис невольно затаила дыхание.

Ему на вид было около тридцати. Высокий, крепкий, с безупречно выточенными чертами лица – красивыми до странности. Но эта красота была чуждой, пугающей. Лоб высокий, скулы резкие, губы – тонкие, но чётко очерченные. Его чёрные волосы спадали волнами на плечи, мягкие, будто только что расчёсанные, и казались почти живыми в лёгком свете. Кожа – бледная, почти прозрачная, как у статуи, выточенной из мрамора.

Но больше всего внимание приковывали его глаза.

Они были чёрными, как сама бездна – настолько тёмными, что зрачок почти не отличался от радужки. И лишь в самой глубине этих глаз едва тлел огненный отблеск, словно изнутри их освещало крошечное пламя. Айрис не могла оторвать взгляда. Эти глаза манили и пугали одновременно. Они были не человеческими. В них было слишком много знания… и слишком мало сострадания.

Мужчина остановился в нескольких шагах от неё, сложив руки за спиной. Он не приближался, но и не отводил взгляда.

– Ты проснулась, – сказал он. Голос его был низким, хрипловатым, но удивительно мягким, словно каждое слово обволакивало и проникало прямо под кожу. – Это хорошо. Твоё тело почти не пострадало. Я волновался, успеешь ли ты восстановиться.

Айрис сжала простыню крепче. Пальцы побелели от напряжения.

– Кто ты? Где я? – голос сорвался, но звучал твёрдо. Её глаза сверкнули. В ней ещё была сила, несмотря на слабость.

Мужчина слегка улыбнулся. На мгновение эта улыбка показалась почти тёплой, но тут же исчезла, как тень, промелькнувшая по лицу.

– Моё имя тебе пока ничего не скажет, – ответил он. – А где ты… скажем так, здесь ты в безопасности. И, возможно, единственное место, где ты ещё жива.

Айрис сделала шаг назад. Спиной она упёрлась в колонну у края кровати. Сердце стучало в груди, будто готово было вырваться. Его слова настораживали… но в них была правда. Она чувствовала это. Он действительно спас её. Но зачем? И кто он такой?

Он не торопил. Только смотрел. И ждал.

– Сейчас тебе принесут одежду, – произнёс мужчина, и голос его стал твёрже, обретая властные нотки. – Переоденься. Потом спустишься к ужину.

Он не ждал ответа. Не объяснял ничего. Просто бросил этот приказ, как камень в воду, и тут же повернулся к двери. Айрис инстинктивно сделала полшага в сторону, следя за ним настороженно. Его шаги были бесшумными, почти плавными – как у хищника, привыкшего к охоте. Дверь закрылась за ним мягко, беззвучно, и комната вновь погрузилась в тревожную тишину.

Айрис всё ещё стояла, прижав к груди простыню. Она пыталась осмыслить происходящее, но всё внутри было спутанным, как клубок из боли, страха и смутных воспоминаний. Кто он? Где она? Почему она жива? Всё казалось неправильным, будто она проснулась в чьём-то странном сне, где всё красиво – но пугающе.

Время тянулось вязко. И вдруг…

Дверь снова приоткрылась.

Айрис замерла, её тело напряглось. В проёме показалась знакомая фигура. Высокая, угрюмая, окутанная тьмой, словно она была частью его самого. Дарк’хар. Он вошёл молча, глядя вперёд, не встречаясь с ней взглядом. Он нёс в руках нечто – ткань, переливающуюся на свету. Платье.

Айрис резко отпрянула и вжалась спиной в колонну. Прямо как тогда – в сражении. Её сердце колотилось, и в висках гудела тревога. Дарк’хар был жив. И он был здесь. Но выглядел иначе. Лишённый той звериной ярости, что раньше исходила от него. Его движения были сдержанными, почти механическими. В глазах – пустота. Ни злобы, ни насмешки. Просто… пустота.

Он подошёл к краю кровати и аккуратно разложил платье на покрывале. Не сказал ни слова. Даже не взглянул на неё. И, так же молча, повернулся и вышел, оставив дверь чуть приоткрытой.

Айрис осталась одна.

Она стояла всё в том же углу, будто приросла к полу. Простыня сжималась в руках. На коже – липкий пот. Её взгляд упал на платье. Оно было невероятно красивым: лёгкая ткань глубокого винного оттенка, с вышивкой, которая словно переливалась под светом.

Айрис сделала шаг вперёд. Потом ещё. Пальцами коснулась ткани. Она была прохладной и гладкой, как вода. Сердце билось всё так же быстро, но разум начинал проясняться. Как бы страшно ни было, теперь нужно было думать – и действовать. Она понимала: просто так её никто не спасал. Значит, ей предстоит выяснить, зачем.

И ужин – пусть и приказ – мог быть первым шагом к ответам.

Айрис быстро надела платье, чувствуя, как прохладная ткань ложится по телу. Оно идеально подходило по размеру, будто было сшито специально для неё. Когда она обернула себя поясом, в комнате её внимание привлекло зеркало в резной раме, стоявшее у стены. Оно казалось слишком роскошным для темницы, которой, как казалось, и была эта золотая клетка.

Она подошла ближе и замерла, увидев собственное отражение. Распущенные волосы были спутаны, на щеках – следы недавнего лихорадочного сна, а в глазах – тревога и решимость. Она потянулась к расчёске, аккуратно лежавшей на мраморной полочке у зеркала, и начала медленно проводить ею по волосам, пытаясь привести себя в порядок.

И вдруг – щелчок. Что-то зацепилось за зубцы расчёски и выпало на пол. Маленький, тонкий металлический звук.

Айрис наклонилась и застыла.

На полу лежали две серебристые булавки. Те самые. Её. Булавки-артефакты.

С трепетом она подняла их с пола, прижала к груди, ощущая лёгкую дрожь в пальцах, и с быстрым движением приколола под воротник платья. Булавки были холодны на ощупь, но внутри у неё разливалось ощущение опоры – будто вернулся кусочек самого себя. Маленький, но важный.

Она вздохнула глубже. В этом платье, с артефактами при себе, она уже не казалась себе такой уязвимой. Она снова была Айрис. Пусть пока не маг – но уже не просто пленница в чужом замке.

– Фарин… – позвала она почти шёпотом, надеясь, что появится её невидимый спутник, дух-помощник, связанный с её магией. – Фарин…

Тишина. Ни колыхания воздуха, ни слабого свечения, ни намёка на его присутствие. Пусто.

Обычно он отзывался сразу, едва она думала о нём. А теперь – ничего. В груди сжалось. Она не чувствовала в себе магии. Совсем. Как будто кто-то выдернул из неё силу, оставив оболочку. В её теле было тихо, непривычно глухо. Как в мире, лишённом дыхания.

– Странно, – прошептала она. – Очень странно…

Она посмотрела на своё отражение в зеркале ещё раз. Прямо. С вызовом.

– Хорошо. Раз вы играете по своим правилам… я тоже могу сыграть. Но сначала – нужно узнать, где я. И кто вы, чёрт возьми, такие.

Айрис выпрямилась, одёрнула платье и решительно подошла к двери. Без страха. Без дрожи. Она сжала ладонь в кулак – и толкнула тяжёлую створку.

Время было начинать свой собственный путь в этом странном месте. Как бы он ни закончился.

Открыв тяжёлую дверь, Айрис сделала шаг вперёд и оказалась в широком, ярко освещённом коридоре. Потолки поднимались высоко, уводя взгляд в замысловатую резьбу и арочные своды. Свет исходил от стеклянных светильников, встроенных в стены, будто заключённое в них сияние не имело источника – только ровное мягкое свечение, холодное, почти лунное.

У дверей, будто тень, стоял Дарк’хар.

Он не сказал ни слова, лишь повернул к ней голову. Его лицо – всё так же лишённое выражения, глаза – бездонные, лишённые эмоций. Не говоря ни слова, он двинулся вперёд по коридору, лишь слегка кивнув в сторону, жестом призывая её следовать за ним.

Айрис медлила только миг, потом последовала. Её босые ноги почти не издавали звука на отполированном каменном полу, каждая её мышца была напряжена, как у охотника, ступающего в логово зверя. Лишь тонкая ткань платья шуршала при каждом шаге.

Они шли молча, сворачивая в один коридор, затем в другой. Замок был лабиринтом – и роскошным, и холодным. Витражи на окнах изображали сцены, полные тьмы и огня, но от них веяло не святостью, а чем-то древним и пугающим.

Наконец, массивные двери впереди распахнулись сами собой, будто почувствовав приближение гостей.

Айрис шагнула внутрь.

Зал был огромен. Потолок терялся где-то в высоте, а стены были украшены тёмными гобеленами и старинными зеркалами в чёрных рамах. В центре зала стоял длинный овальный стол из чёрного дерева, отполированный до зеркального блеска. Свет от хрустальной люстры над ним отражался на поверхности, как на поверхности спокойного озера перед бурей.

Во главе стола, в тени высокой резной спинки кресла, сидел тот самый мужчина, что ранее заходил в её покои.

Он смотрел прямо на неё – спокойно, оценивающе. Его волосы, как и прежде, ниспадали на плечи волнами ночи, глаза горели слабым огнём в глубине зрачков. Он не улыбался, но и не угрожал – его лицо было вырезано как из мрамора, властное и слишком красивое, чтобы быть реальным.

Он молча поднял руку и лёгким движением указал на стул, стоящий напротив – единственный, кроме его собственного.

Айрис медленно подошла. Стул не скрипнул, когда она села. Она смотрела на него, не отводя взгляда, и внутри всё снова сжалось. Бежать было некуда. И значит, оставалось одно – узнать, кто он, и почему она здесь.

Словно прочитав её мысли, мужчина заговорил, его голос был глубок, с лёгкой хрипотцой, завораживающий и ледяной одновременно: