Окопная тьма

Окопная тьма

Николай Седой

© Николай Седой, 2025

ISBN 978-5-0068-2708-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Знакомство в ночи

Виктору снова снился странный сон. Он стоял посреди родного уральского поля, но поле было каким-то чужим: трава тёмная, будто пропитанная ночной влагой, колосья – вялые и неживые. Ветер гнал облака по чёрному небу, и луна то пряталась, то вспыхивала серебром, освещая одинокую избу.

Ставни скрипели, словно кто-то пытался открыть их снаружи. В окне мелькнула тень – высокая, вытянутая, не похожая на человека. Виктор шагнул к двери, сердце билось так сильно, что отдавалось в висках.

Он вышел во двор. Воздух пах сыростью и гнилью, земля под ногами будто дышала. В поле стояла фигура – не человек, а пустота, очертания которой дрожали в лунном свете. У неё не было лица. Только бездонная чёрная впадина, обращённая прямо к нему.

Тень двинулась. Виктор закричал – и проснулся.

Гул колёс поезда гулко отдавался в стенах вагона. Воздух был тяжёлым: смесь табака, дешёвого спирта и мокрой шинели. Сквозь грязные окна тянулись тёмные силуэты деревьев, редкие огоньки деревень, поля, заваленные жухлой травой. Осень дышала холодом – ещё не мороз, но уже влажный холодок, пробирающий до костей.

Виктор рывком сел на своей полке, с трудом переводя дыхание. Кошмар отпустил не сразу. Он провёл рукой по лицу, чувствуя липкий пот.

– Ты чего так орёшь, будто сам чёрта увидел? – раздался насмешливый голос сбоку.

На соседней полке сидел худой парень в форме. Щуплый, с длинной шеей, испещрённой татуировками – какие-то латинские фразы, кресты, буквы. Лицо улыбалось, но глаза были внимательные.

– Сон… кошмар, – пробормотал Виктор.

– Ну, это дело знакомое, – кивнул парень. – Даже апостолы, говорят, по ночам не всегда мирно спали. В Писании так и сказано: «Не убоишися страха нощнаго…» – это Псалтирь, девяностый. – Он хитро прищурился. – А я иной раз так шарахаюсь от своих снов, что думаю: ну всё, волосы седыми станут.

Он протянул руку:

– Костя. Можешь просто звать батюшкой, можешь – по имени. Всё равно скоро вместе в одном котле вариться будем.

Виктор пожал ладонь. Лёд в груди немного отступил.

– Виктор.

– Вот и славно, Виктор, – ухмыльнулся Костя. – А то ехать-то далеко. Глядишь, разговором скоротаем.

Вагон был набит под завязку. Кто-то спал, уткнувшись в вещмешок. Кто-то в карты резался прямо на верхней полке. Из угла доносился тихий разговор – обсуждали, куда именно их везут.

Виктор поймал себя на том, что прислушивается к этим голосам.

– Говорят, в том лесу, куда нас, – кто-то шепнул. – В сорок третьем там целый батальон пропал.

– Да ну, – отмахнулся другой. – В штабе бы знали.

– В штабе-то всё знают, – вмешался третий. – Только нам-то рассказывать зачем?

Виктор невольно напрягся. Эти слова странно перекликались с его сном.

Ночь тянулась медленно. За окном мелькали редкие костры в полях, брошенные деревни с покосившимися крышами. Иногда поезд нырял в лес, и тогда в окне отражались только их лица, усталые и чужие.

Костя говорил легко, даже балагурно: про богатого отца, который выгнал его в монастырь, про наркоту и разгулы, про то, как оказался священником. Он рассказывал это так, словно шутил над самим собой. Виктор сначала слушал настороженно, но постепенно понял: в его словах есть искренность.

В ответ Виктор нехотя поделился о себе: про деревню на Урале, про бабушку, которая его растила, про то, как пахнет свежескошенное сено и как тяжело тянется жизнь тракториста.

– Умерла она недавно, – тихо сказал Виктор, опустив глаза. – Вот и… пошёл добровольцем.

Костя не перебил, не стал шутить. Только кивнул и перекрестился.

К утру вагон стих. Большинство бойцов спали, кто-то тихо ворочался, кто-то разговаривал во сне. Поезд грохотал по рельсам, где-то вдали завыл тепловоз.

Виктор лежал на полке, слушая этот ритм. Костя, устроившийся рядом, пробормотал:

– Знаешь, брат… Иногда война – не только люди против людей. Иногда это что-то большее.

Виктор нахмурился:

– Ты о чём?

Костя хитро усмехнулся:

– Да так… В монастыре старики говорили: «Война тянет к себе нечистое». Где кровь льётся, там тень собирается.

Он перевернулся на другой бок и мгновенно уснул.

А Виктор ещё долго смотрел в потолок, слушая гул рельс. Слова Кости эхом отозвались в памяти, будто подхватили его ночной кошмар и сделали его ещё реальнее.

Утро они встретили уже другими. Не друзьями, но и не чужими. Виктор впервые за долгое время почувствовал – рядом есть человек, которому можно довериться. Хоть немного. Хоть в этой длинной дороге в неизвестность.

Глава 2. Утро в пути

Проснулся Виктор от привычного грохота рельс. Но теперь этот звук был уже не глухим ночным гулом, а утренним, резким, словно поезд торопился, унося их дальше и дальше от привычной жизни.

Вагон тянулся долгим коридором чужих лиц и запахов. Спёртый воздух, перегретый телами, и горечь табака висели над полками. Кто-то тихо храпел, кто-то бормотал во сне, кто-то уже сидел, опершись локтями на колени и тупо глядя в пол.

Кости на месте не было. Зато его вещи лежали разбросанными по лавке и полу: куртка, рюкзак, ботинки и аккуратно сложенный ремень. Виктор с тихим вздохом поднялся.

В конце вагона, у узкого умывальника, висело мутное зеркало. Его поверхность была покрыта пятнами и трещинами, словно отражение пыталось вырваться наружу, но застряло. Виктор опустил руки в ледяную воду, с трудом оттер лицо от сна. На него глянул обычный парень: высокий, худощавый, с усталыми глазами цвета мокрой земли. Лицо казалось заурядным, но взгляд был внимательный, будто всегда чего-то ждал.

Он вспомнил бабушкины слова: «Куда ночь – туда и сон». Сказал их вслух, шёпотом, и почему-то стало легче.

Возвращаясь по проходу, он заметил, что за окном мир изменился. Осень вступала в свои права: поля подёрнуты инеем, серые деревни с покосившимися крышами мелькали, как призраки. Вдалеке синел лес, над которым тянулся лёгкий туман. Где-то паслись чёрные вороны, копошась на пашне.

У своей полки Виктор остановился. Костя уже был там, развалившись с хитрой ухмылкой, рядом с ним сидел новый человек.

Это был мужчина лет тридцати пяти, плечистый, крепкий, с суровым лицом. Его форма сидела безукоризненно, ремень застёгнут, воротник аккуратно. Даже в поезде он выглядел так, будто только что вышел на построение.

– Твои вещи, – сказал он низким строгим голосом, кивая на куртку и рубаху, валяющиеся на полу. – Так не оставляют. Ты ведь не дома. Здесь порядок нужен.

Костя лениво потянулся, словно только этого и ждал:

– Ох уж этот порядок… Я вчера с ним в карты играл. Он проиграл и ушёл.

Виктор усмехнулся, но незнакомец не оценил шутки.

– Не смешно. Сначала штаны на полу, потом автомат потеряешь.

– Автомат я пока никому не проигрывал, – весело парировал Костя. – А то, что ночью в трусах к умывальнику сходил – ну извини, брат, святую воду нужно было срочно принять.

– Святую воду? – незнакомец скривился. – Ты бы хоть вёл себя как человек, а не как мальчишка.

Костя хитро подмигнул Виктору и наклонился вперёд:

– Вообще-то я – священник.

Мужчина дернулся, недоверчиво смерив его взглядом.

– Ты? Священник? Не похоже.

– А я и не обязан быть похожим, – спокойно ответил Костя. – Бог в сердце, а не на физиономии.

– На фронте, – отрезал незнакомец, – надеяться можно только на оружие и товарища. А молитвы… оставь для сказочников.

Костя прищурился и тихо, почти шёпотом, сказал:

– «Не убоишися страха нощнаго…» – это Псалтирь, девяностый. Даже если ты не веришь в Бога, это не значит, что Он не верит в тебя.

Повисла тяжёлая пауза. Виктор сидел молча, наблюдая, как два таких разных человека – лёгкий Костя и суровый незнакомец – смотрят друг другу в глаза.

В этот момент в вагон вошёл высокий худой офицер. Его длинные тёмные волосы были зачёсаны назад, а холодный взгляд сразу заставил всех вытянуться. На форме значилось: старший лейтенант Демидов.

– Рядовой Рогов! – резко бросил он.

Незнакомец мгновенно выпрямился. Виктор узнал фамилию. Герман Рогов.

– Что здесь происходит? – спросил Демидов ровным, но стальным голосом. – Кто бы ни был прав, за такие сцены я сгною вас всех троих. Поняли?

Воздух в вагоне стал ледяным. Рогов молча ушёл на своё место. Костя даже не попытался шутить. Виктор почувствовал, как в груди сжалось что-то неприятное: этот офицер внушал холод, похожий на тот, что он видел в своём сне.

Когда напряжение спало, Костя и Виктор снова оказались рядом.

– «Не судите, да не судимы будете», – пробормотал Костя, улыбнувшись. – Евангелие от Матфея, глава седьмая.

Виктор усмехнулся:

– Батюшка, а сам при этом материшься иногда.

– Слова можно, – подмигнул Костя. – Душа-то чиста.

Поезд трясся, за окнами тянулись бесконечные поля и леса. Вдалеке, за линией горизонта, висел густой осенний туман, в котором всё терялось.

Виктор смотрел в это белое марево и не мог отделаться от чувства: именно туда, в этот туман, их и везут.

Глава 3. Полевой лагерь

Большие армейские «Уралы» тряслись на ухабах, пробираясь по лесной дороге. Солдаты в кузове держались за борта, переговаривались сквозь гул моторов. Лес был густым, с жёлтыми и багряными кронами, листья срывал ветер и бросал прямо в лица. Осень вступала в свои права – резкая, холодная, с запахом сырой земли и гниющей листвы.

– Ну что, Витя, – наклонился Костя, едва перекрикивая грохот, – скажи честно, раньше на таких каруселях катался?

– Каких ещё каруселях? – не понял Виктор.

– Да вот же, – Костя постучал кулаком по борту грузовика. – В детстве за деньги, а теперь бесплатно. Только билет – повестка.

Бойцы засмеялись. Даже угрюмый Лёша, сидевший напротив, улыбнулся краем губ.

Колонна везла их долго. За окном мелькали перелески, болотца, покосившиеся избушки, в которых давно никто не жил. Чем дальше уезжали, тем меньше становилось деревень, тем чаще попадались покинутые дома с пустыми окнами.

Когда они въехали на поляну среди сосен, лагерь показался им чем-то нереальным. Между деревьями были вырыты землянки, маскировочные сети свисали, костры дымились тонкими струйками. Воздух пах гарью и хвоей.

Их землянка оказалась огромной, на пятьдесят человек. Длинные нары в три яруса, земляной пол, сырость, тусклая лампа под потолком. Стены были подбиты досками, но из щелей тянуло холодом.

Витя и Костя заняли койки у выхода. Костя сразу бросил вещмешок и плюхнулся, с довольным видом растянувшись на досках. Виктор сел рядом и стал оглядываться.

Кто-то развешивал гимнастёрку сушиться прямо на гвоздях. Лёша громко жаловался, что сапоги не успели просохнуть после дождя. Гриша молча тащил ящик с боеприпасами, будто тот весил для него не больше вёдерца. Арсен спорил с кем-то у костра, жестикулируя так, будто собирался ударить. Серёга без толку пытался завязать узлом верёвку, и ребята вокруг подшучивали над ним.

Быт был грубый и тесный, но в нём чувствовалось что-то домашнее. Каждый занимался делом, и из хаоса складывалась единая жизнь.

Будни быстро приняли свой ритм. Утро – короткий сон, окрик дежурного, умывание в ледяной воде из умывальника. Завтрак – каша и чай в жестяных кружках. Днём – бег, переноска ящиков, тренировки с автоматами. Вечером – короткий отдых, костёр, разговоры.

Виктор начал привыкать, хотя всё в нём сопротивлялось. По ночам он лежал на верхней полке и слушал, как скрипят бревна землянки, как ветер гуляет в щелях, как где-то за лагерем воет собака или стонет дерево. Иногда казалось, что в лесу кто-то ходит.

Однажды ночью он толкнул Костю в бок:

– Слышишь?

Костя приподнялся, сонный:

– Что?

– Шаги… будто кто-то рядом.

Они оба прислушались. Ветер стих. Снаружи действительно было слышно: шорохи, будто кто-то осторожно ходил между сосен. Виктор сжал кулаки. Но через пару минут всё смолкло.

– Ветер, – пробормотал Костя и снова лёг. Но глаза его блестели в темноте: он тоже слышал.

Через несколько дней их построили на плацу. Земля была утоптана сапогами, воздух холодный, резкий. Перед ними стоял старший лейтенант Демидов. Высокий, сухощавый, с холодным взглядом и длинными тёмными волосами, зачёсанными назад.

– Слушать сюда, – сказал он ровным, но жёстким голосом. – Обстановка на данный момент спокойная. Но противник рядом. В любой момент может быть атака. Ваша задача – удержать позиции. Здесь не школа и не лагерь отдыха. Ошибки не прощаются.

Его взгляд прошёлся по каждому, словно насквозь. Никто не шутил, даже Костя только молча поправил ремень.

– Чем быстрее привыкнете к дисциплине, тем больше шансов, что вернётесь домой, – закончил Демидов.

Тишина стояла тяжёлая. Ветер гнал жёлтые листья по плацу, они цеплялись за сапоги бойцов.

Виктор смотрел на лица вокруг. У каждого было своё выражение: у Лёши – тревожно-весёлое, у Гриши – каменное, у Арсена – упрямое. И где-то в глубине он чувствовал, что эта жизнь – только начало. Что впереди будет страшнее.

Вечером, сидя у костра, Костя снова пошутил:

– Ну что, Витя, похоже, мы в санаторий попали. И воздух свежий, и еда вкусная.

Ребята засмеялись. Но Виктор заметил, что Герман Рогов, сидевший в стороне, не улыбался. Он глядел в лес, будто что-то высматривал.

И в тот момент, когда костёр потрескивал особенно громко, Виктору показалось – между соснами промелькнула тень. Высокая, вытянутая. Точно такая, как в его сне.

Он резко повернул голову. Но там был только туман.

Глава 4. Первое задание

Ночь была густой и липкой, словно сама земля выдыхала тьму. Осень вступала в свои последние дни: ветер гнал низкие тучи, луна то показывалась, то снова скрывалась, оставляя мир в полной темноте.

– Подъём! – голос дежурного ворвался в землянку, как выстрел.

Бойцы вскакивали, торопливо натягивали сапоги и шинели. Костя сонно матерился, Герман молча проверял автомат, щёлкая затвором с привычной суровостью. Виктор натягивал ремень, чувствуя, как сердце бьётся в груди. Это было их первое задание.

– Что скажешь, Витя? – шепнул Костя, подтягивая сапоги. – В монастыре таких ночей не бывало, скажу честно.

– Не бывало, – тихо ответил Виктор, и сам не понял, что сказал.

Их вывели на плац, где в темноте уже стоял Демидов. Его вытянутая фигура сливалась с ночью, и только глаза поблёскивали холодным светом.

– Задача проста, – сказал он тихо, но так, что слова будто резали воздух. – Занять позиции у опушки, проверить укрепления. Наблюдать. Без самодеятельности.

– А если… враг? – неуверенно спросил кто-то из бойцов.

– Значит, держите линию, – отрезал Демидов. – Ошибок быть не должно.

Он развернулся и ушёл в темноту, словно растворился в ней.

По лесу они двигались цепочкой. Листва шуршала под сапогами, ветви царапали лица. В темноте всё казалось ближе, чем было на самом деле: стволы сосен будто сдвигались, кусты превращались в фигуры.

Виктор шёл рядом с Костей и Германом. У каждого был свой ритм дыхания: Костя – частый и неровный, Герман – размеренный, как у человека, привыкшего к войне. Виктор ловил себя на том, что старается подстроиться под их шаги, чтобы не чувствовать себя одиноким.

– Ну и картина, – пробормотал Костя. – Осень, лес, ночь, оружие в руках. Романтика.

– Заткнись, – рявкнул Герман.

– А что? – шепнул Костя. – Может, мы потом книжку про это напишем. «Как я стал героем и попутно спас Россию».

– Героя из тебя сделает только могила, если будешь языком трепать, – холодно бросил Герман.

Виктор хотел было вмешаться, но в этот момент впереди раздался резкий свист – сигнал остановиться.

Окопы показались из темноты внезапно. Неглубокие, сырые, пахнущие землёй и глиной. Их быстро распределили: Виктор, Костя и Герман оказались в одном.

Сначала тишина. Только ветер шевелил ветви.

Потом – далёкие звуки. Будто кто-то ходил по лесу. Шаги? Или просто ломались ветки от ветра? Виктор напрягся, вглядываясь в туман.

– Слышишь? – прошептал он Косте.

Костя кивнул, но вскинул руки, показывая: «Не шуметь». Герман только плотнее вжал приклад в плечо.

И тут Виктор увидел.

Между деревьев что-то двигалось. Высокая фигура, будто сотканная из самой тьмы. Ни лица, ни черт – только силуэт. Она стояла на границе леса и поля, не двигаясь.

– Там… – Виктор сглотнул. – Смотри!

– Где? – Герман навёл автомат. – Я никого не вижу.

Но Костя видел. Он сжал крестик на груди и прошептал:

– «Не убоишися от стрелы летящей во дни, от вещи во тьме преходящей…»

Тень двинулась.

И именно в этот момент раздался звук, который не спутать ни с чем: очередь из автомата. Где-то справа заговорили пулемёты, крики, команды.

– Контакт! – рявкнул Герман.

Они открыли огонь в сторону леса. Ветер унёс дым от выстрелов, лес загудел, как живая тварь. Виктор стрелял, не видя, куда именно. Но ему казалось: среди деревьев мелькает то самое – тёмная, вытянутая фигура.

Крики бойцов сливались с рёвом ветра. В воздухе пахло порохом и сырой листвой.

В какой-то момент Виктор понял, что тень исчезла. Но страх не ушёл – напротив, стал сильнее.

Через час стрельба стихла. Противник отступил. По цепочке прошёл приказ возвращаться.

Виктор сидел в окопе, сжимая автомат. Руки дрожали. Костя рядом пытался улыбнуться, но лицо его было бледным. Герман проверял магазин, делая вид, что ничего не произошло.