Стрекоза

И вот, в самый разгар суеты, пока Лиза накрывала на стол, ей в голову пришла смелая и безумная мысль. Возможно, это была стрекоза, пролетевшая над столом, а может – просто накопившаяся ясность. Она отложила салфетки и, подойдя к Игорю, тихо, почти робко сказала:

– Игорь, я тут подумала… Может, мне пойти на курсы фотографии? Чтобы хоть какое-то хобби было. А то дома одной скучно.

Он обернулся, посмотрел на нее с нескрываемым презрением.

– Фотография? – фыркнул он. – Лиза, не неси ерунды. Это занятие для бездельников. Ты лучше займись тем, что у тебя хоть как-то получается – поддерживай порядок в доме. Не до глупостей сейчас.

Раньше эти слова убили бы в ней всякую надежду. Сейчас же, глядя в его самодовольное лицо, она почувствовала не боль, а холодную, стальную решимость. Она искусно изобразила на лице обиду, опустила плечи и отошла, бормоча: «Да, конечно, ты прав…»

Но внутри все кричало: «Нет!»

Почему именно фотография? Лиза не могла объяснить это рационально. Но она вспомнила стрекозу на стекле. Ее огромные, сложные глаза, состоящие из тысяч линз. Каждая линза видела свою, маленькую часть мира, а мозг насекомого складывал их в единую, невероятно четкую картину. Фотоаппарат – это и есть такой фасеточный взгляд. Он дробит реальность на кадры, позволяя увидеть то, что не видно невооруженным глазом.

Взяв свой старый, пыльный зеркальный фотоаппарат, чудом сохраненный на антресолях, она почувствовала, как в руках оживает часть ее старой, «стрекозиной» сущности.

Лиза не стала снимать пейзажи или натюрморты. Она начала снимать гостей и праздник, на котором она была обслуживающим персоналом.

Она подняла камеру и посмотрела в видоискатель.

И мир перевернулся.

Вот Ирина: ее рот искривлен в сладкой улыбке, но глаза пусты и холодны. Щёлк!

Вот свекровь: ее поза выражает томную негу, но пальцы судорожно впились в подлокотник кресла. Щёлк!

Вот Игорь: он размахивает шампуром, изображая радушного хозяина, но взгляд его скользит по жене с раздражением. Щёлк!

Через объектив они перестали быть пугающими судьями. Они стали… карикатурами. Набором масок и неискренних жестов. Лиза, невидимая за камерой, вдруг увидела всю фальшь этого спектакля.

И тут ее пронзила странная, пугающая мысль: «Я – хищник. А они – моя добыча. Я фиксирую их слабости, их фальшь. Я вижу их насквозь».

От этой мысли стало страшно. Она не была жестокой. Но вслед за страхом пришла волна незнакомой, опьяняющей силы. Это не была сила разрушения. Это была сила вИдения. Правды.

Она опустила камеру. Никто не заметил ее съемки. Для всех она так и осталась невидимкой. Но что-то внутри нее изменилось безвозвратно. Она больше не была жертвой в этой истории. Она стала наблюдателем. А значит, рано или поздно, она должна была превратиться в действующее лицо. И когда это случится, у нее уже будет оружие – ее фасеточный взгляд, запечатлевающий правду.

Глава 4. Твоим крыльям нужно солнце!

Семейные посиделки – это ад! Пустые разговоры, обжираловка и суета. Лиза никогда не понимала этих сборищ за столом. Но жизнь с Игорем приучила её к этой воскресной традиции, принимать их, как должно, безропотно.

Хотя в этот раз прошло всё по-другому. Лиза уже не тяготилась своей ролью «радушной» хозяйки, а вернее прислуги. Она как будто смотрела на всё со стороны, понимая, что скоро жизнь её пойдет по другой тропинке. Было только спокойствие и тихая уверенность, которая гасила шум застолья.

На следующий день, с заявкой на кредит в сумке и дрожью в коленках, Лиза вышла из банка. Девушка за стеклом благосклонно кивнула: «Соберите документы с работы, и все будет в порядке». Эти слова звучали как магическое заклинание, открывающее дверь в другую жизнь. Теперь она могла снять небольшую, но свою комнату. Как ни экономь, а мизерной зарплаты на съем жилья Лизе не хватало, а кредит в 150 тысяч давал ей не просто надежду, а реальную возможность вырваться от мужа.

От переполнявших ее чувств, страха и странного восторга, Лизе захотелось просто посидеть, перевести дух. Она зашла в небольшой парк и опустилась на первую же свободную скамейку, закрыв глаза, подставляя лицу слабому осеннему солнцу.

Ее покой нарушил грубый голос:

– Эй, бабка, подвинься! Место людям занимаешь!

Лиза открыла глаза. Перед ней стоял высокий мужчина в спортивном костюме, а рядом, на скамейке, сидела хрупкая пожилая женщина в элегантном плаще и изящной шляпке. Она читала книгу, не обращая на хама никакого внимания.

– Я с тобой разговариваю! – мужчина повысил голос.

Женщина медленно подняла на него взгляд. Он был не сердитым, а театрально-изумленным. Она выдержала паузу, приподняв тонкую бровь.

– Ах, милейший, – ее голос, низкий и поставленный, прозвучал, как удар гонга. – Вы, видимо, перепутали меня с кем-то, кто обязан вам подвинуться. Это моя скамейка! Я здесь мыслю. А мысли, как известно, требуют простора. Так что отойдите, вы мне загораживаете солнце. И не смейте больше называть меня «бабкой». Я – Маргарита Павловна. Запомните. А теперь – марш!

Она произнесла это с такой неоспоримой королевской уверенностью, что мужчина, пробормотав что-то невнятное, попятился и ушел. Маргарита Павловна удовлетворенно хмыкнула и вернулась к книге.

Лиза сидела, завороженная. Она никогда в жизни не думала, что так можно. Чтобы женщина, да еще в годах, могла так легко, почти играючи, поставить на место грубияна. Это было не хамство, а высшая степень самоуважения.

Их взгляды встретились. Глаза Маргариты Павловны были не старыми – они были мудрыми, ярко голубыми и пронзительно-добрыми.

– Испугались? – спросила она у Лизы.

– Нет, – честно ответила Лиза, и сама удивилась. Она не испугалась. Она восхитилась.

– Вот и славно. Страх – это ржавчина для крыльев.

В этот момент на плечо женщины села маленькая стрекозка, переливаясь на солнце слюдяными крылышками. У Лизы перехватило дыхание от мистического совпадения. Опять! Этого не может быть, это не реально…

Дама увидев изумленный взгляд Лизы, отложила книгу и пристально посмотрела на неё, словно читая ее, как открытый текст.

– Милый мой ребенок, – тихо сказала Маргарита Павловна, и в ее голосе не было жалости, а было какое-то древнее, глубокое понимание. – В ваших глазах… я вижу стрекозу. Вот такую же, как сидит у меня плече. Но сейчас осень, и стрекозка замерзла, притихла. Еще немного холода, и она умрет.

Лиза почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Словно эта незнакомка заглянула прямо в ее душу. Ведь она и была той умирающей стрекозой, замерзающей в холоде и пустоте брака.

– Но ваша стрекоза не умрет, – продолжала женщина. – Она просто забыла, что такое свет. Стрекозы ведь солнечные создания. Они не могут летать в пасмурную погоду, им нужно тепло. Просто согрейте ее своим светом. Позвольте себе погреться. И вы увидите – она еще жива.

Лиза слушала Маргариту Павловну, боясь дышать. Каждое слово отзывалось в её душе. Но как? Как снова научиться светить, чувствовать тепло?

Они просто сидели и смотрели, как алые листья клена медленно парили в воздухе. И правда, откуда стрекоза осенью? Их время ушло. А может, эта стрекозка прилетела персонально для Лизы?

Маргарита Павловна с улыбкой посмотрела на Лизу.

– Деточка, позволь узнать ваше имя? – спросила она.

– Лиза.

– О! Какое у вас нежное и сильное имя! Идеально для стрекозы, которую вы носите в своём сердце.

Лиза засмущалась, но ей было приятно слышать эти слова.

– Хотите историю? Я очень люблю разные мифы и легенды. Так вот, в Японии стрекоза «томбо» считается национальным символом отваги, силы и счастья. Самураи наносили её изображение на доспехи и рукояти мечей как талисман, приносящий победу. А еще в Японии есть остров Стрекоза – Акицу-Сима. Есть легенда, что однажды император Ямато поднялся на холм Ваки Каму-но Хацума, чтобы увидеть красоту своей страны, увидел насколько прекрасен этот остров. И назвал он его Островом Стрекозы, потому что его очертания напоминают это насекомое.