Закатав рукава. Не ведая о сроках

Денис наш, внучок мой, ненадолго заглянувший к нам и так быстро вернувшийся в иной мир, о котором нам пока остаётся только догадываться. Вернувшийся в тот мир, на который нам остаётся надеяться, – ведь это возможность снова встретиться с тобой.

Уходы старших

Пространство старшести полно ловушек для здоровья, о которых лучше знать заранее, чтобы уметь быть осторожнее и предусмотрительнее. Но при этом позаботиться о том, чтобы сохранять оптимизм и бесстрашие. Потому что пессимизм и страх оказываются самыми распространёнными опасностями для человека.

Оптимизм и бесстрашие были важными чертами тех старших, с кем нам пришлось расставаться. И ещё, что очень важно, – творческое осознание своего призвания.

Валерий Александрович Волков

За годы, наступившие после дарованного десятилетия, первым из наших старших ушёл Валерий Волков, с которым мы дружили ещё с каптеревских времён. О нём и о его жене Светлане Завадовской можно прочитать в первой книге моих воспоминаний «Навстречу своему лучу». В теперешней книге приходится писать уже о расставании с ними. Валерию Александровичу оставалось меньше месяца до девяноста двух лет, жизнь его была полна замечательных картин и музыки, которую он знал прекрасно, слушал очень часто и на которой во многом были замешаны его картины. У него было много учеников, которым он раскрывал своё восприятие живописи.

А главной опорой его жизни, наверное, было то, что они со Светланой очень любили друг друга.

Нам остались его альбомы, воспоминания, статьи, а главное – его картины: самобытные миры, рассказывающие о многом.

Светлана Юрьевна Завадовская

Не очень надолго пережила Валерия Волкова его жена Светлана Завадовская, крёстная нашей Ксюши. Блистательная Клэр, гостеприимная к своим многоязычным гостям, великолепный педагог, филолог и культуролог, дочь известного востоковеда, вернувшегося с семьёй в Россию после войны. Об отце она написала замечательные воспоминания, вошедшие в книгу материалов о нём «В поисках утраченного Востока». Выходили и её книги по французской литературе и стилистике французского языка.

Общение со Светланой было удивительно разнообразным и глубинно интересным. Погружалась ли она в воспоминания, читала ли наизусть в подлиннике чеканные строки «Божественной комедии» Данте, делилась ли впечатлениями о французском писателе, художнике или философе – речь её была ясной, многоцветной и вовлекающей слушателя в особый мир современных и древних событий, знаний, образов и ассоциаций, присущих мировой культуре и связанных между собой неожиданными нитями.

К счастью, Лиле Завадовской, невестке брата Светланы, удалось составить памятный альбом с воспоминаниями её друзей, семейными фотографиями, с репродукциями картин Валерия Волкова…

Жизнелюбие

Пространство старшести – это преддверие вечности, если верить в неё по-настоящему. Но не возникает ли тогда соблазн, особенно при накоплении усталости, сосредоточиться именно на расставании с земной жизнью, бренной и временной, ради вневременного существования?..

Речь, конечно, не о самоубийстве, в котором нет никакого смысла, кроме своевольного самоуправства с собственной судьбой. Оно невозможно для верующего человека, да и для человека вообще, если он не питает иллюзий, что постиг все глубинные тайны земной жизни. Нет смысла ускоренно покидать земную жизнь, не пережив всех предуготовленных судьбой испытаний. Но даже в мысленном стремлении, в самой предрасположенности к тому, что пора уже расставаться с земным существованием ощущается привкус предательства по отношению к дару жизни.

И одним из важных свойств каждого из наших старших было прочное жизнелюбие, помогающее им держаться до того момента, когда прощание с земной юдолью становилось неизбежным.

Борис Иванович Сударов

Настало время расставания и с удивительным человеком, с которым первой сдружилась МР, а затем Борис Сударов стал другом для всей нашей семьи. Пять прозаических книг о нём и несколько книг стихов написала МР, и это оказались, как всегда у неё, очень многоплановые и сердечные книги. О том, что такое многолетний человек и каким глубоким он может оказаться, если суметь заглянуть в эту глубину.

Он был военным офицером, потом стал кандидатом исторических наук. А потом тридцать лет проработал на всесоюзном радио, был руководителем популярной передачи «Театр у микрофона», вёл беседы с актёрами и писателями. Оказалось, что Борис Иванович написал и несколько своих выразительных книг. В них воспоминания о прожитом, исторические заметки о Великой Отечественной войне, уникальные беседы с творческими знаменитостями советских времён, статьи о работниках радио.

Доброта, юмор, жизненная стойкость в самом широком смысле, верность ежедневной зарядке – всё это удалось открыть МР в Борисе Сударове для себя и для нас

Каждое прощание побуждает задуматься о прожитой жизни ушедшего. Словно ушедший передаёт тебе самое ценное наследство: смысл и отношение к своей земной жизни.

Это побуждает осмыслить и свой смысл, своё отношение.

И хорошо, если будет о чём задуматься оставшимся после твоего ухода…

Пётр Иванович Рябоченко

Ушёл, после мужественного сопротивления разным недомоганиям, отчим МР Пётр Иванович Рябоченко, чьё девяностолетие стало последним его днём рождения, который мы отпраздновали. Он был инженером-строителем и одним из организаторов советского строительства по всему Союзу.

До последних дней Пётр Иванович укреплял свою память и душевное здоровье стихами Есенина, множество которых он знал наизусть. А вот воспоминаний он не оставил.

Мне, с моей писательской субъективностью, кажется очень важным для человека суметь оставить после себя некоторое свидетельство о своей земной жизни, даже если он нисколько не считает себя писателем, даже если он озабочен информационным взрывом и не хочет участвовать в его расширении понапрасну. Это никогда не бывает понапрасну, и свою лепту в расширение житейского опыта человечества может внести каждый. Не некролог, составленный кем-то из оставшихся, а своё свидетельство о прожитом.

Дело не только в том, сколько лет, или даже десятилетий, длилось знакомство или дружба с покинувшим земную жизнь человеком. Важно, насколько удалось заглянуть вглубь его жизни или его души. Сумел ли я ощутить смысл этой личности, её земное призвание? Но чем больше это удалось, тем труднее расставание. И тем радостнее будет встреча там, где встречаются уже навсегда.

Эрик Леонидович Седаш

Ещё один наш друг с каптеревских времён, был самым старшим из недавно ушедших: девяностопятилетний Эрик Седаш. Знаток народных художественных промыслов, искуснейший медитативный фотограф, красноречивый рассказчик, ставший автором трёх небольших книг, выпущенных нашим семейным издательством: «Камни древнего аула», «Гирлянды» и «Мелодии Уэлена». А перед этим он не раз посещал литературную студию «Родник», которую я вёл двумя отделениями: для детей и для взрослых.

И эти книги, и альбом замечательных фотографий, сделанный его любимой и любящей супругой Ларисой Жук, остались на память о его живописном взгляде на большую и разнообразную жизнь, прожитую им.

Что ж, перед тем, как уйти из земной жизни, каждому стоит попробовать оставить своё свидетельство о ней, о своих ракурсах её восприятия. Ведь иначе твоего жизненного опыта просто не останется в копилке мировой культуры.

Герман Григорьевич Левитас

Неожиданным – даже для девяностолетнего человека! – был уход классного руководителя и преподавателя математики нашего «девятого А». Мы, одноклассники, дружили друг с другом и с Германом Григорьевичем больше шестидесяти лет, устраивали общие встречи, даже выпустили сборник воспоминаний о нашем классе. Именно Левитас был стержнем этой долгой дружбы и инициатором книги о ней.

Насколько плодотворным человеком был Герман Григорьевич, видно даже по тому обилию его книг, которые легко найти в каталоге Ленинки, теперешней РГБ. Этих книг многие десятки: и его персональные, и написанные в соавторстве. Это принципы школьного преподавания математики и конкретные грани этого преподавания: руководства для учителей, стимулирующие пособия для родителей, сборники особо занимательных задач, и так далее. Но он был не только математиком, не только профессором, а удивительно разносторонним человеком, который прекрасно ориентировался и в литературе (да и сам писал стихи), и в музыке, и в истории, и в проблемах общества, и во многом другом.

Мне повезло на общение с незаурядными людьми. О многих я написал в первой книге воспоминаний. О ком-то во второй. Но это лишь часть тех старших, у которых мне довелось учиться жить, сознавая это или обнаруживая лишь некоторое время спустя, и чаще всего они даже не знали об этой моей учёбе. Так уж устроена великая эстафета душевной и духовной преемственности, без которой не может существовать человечество. Желанием участвовать в этой преемственности были вдохновлены и многие из моих книг, как и теперешняя.

Уход ровесников

Любовь Башировна Шишханова

Расстались мы и с Любовью Шишхановой, «королевой русского органа», с которой познакомились ещё у Каптеревых, так что знали её по картинам Валерия Всеволодовича раньше, чем встретились с ней. Мы часто в разном составе бывали на её впечатляющих концертах, программы которых она составляла необычайно искусно, не говоря уже о самом исполнении. Её творческая жизнь была наполнена до предела, и только во время ковида – когда прекратились концерты и международные конкурсы, в жюри которых её всегда настойчиво приглашали, была ограничена её профессорская работ в Московской консерватории, – она получила возможность взяться за свою замечательную книгу об органе… и обо всём остальном, чем бурлила её жизнь. Даже тяжёлая болезнь и связанная с нею химиотерапия не смогли помешать ей довести до завершения эту книгу, большую, глубокую и многоголосую, как орган.

Огромная, хорошо изданная книга вышла вскоре после её ухода и словно впитала всю её жизнь – удивительный королевский дар остающимся.

Невозможно отметить вклад каждого, кто подарил мне крупицу своей души, ставшую частицей и моего внутреннего мира. Но думаю, что стремление становиться собой как можно лучше – это и есть благодарность за полученное.

Виктор Васильевич Кислухин

Мой давнишний друг и ровесник, на несколько месяцев младше, чудесно рыжий и усердно талантливый, он тоже был назван в честь Победы. Мы познакомились с ним больше полувека назад, одновременно поступив на мехмат. Даже учились в одной группе. Он стал настоящим математиком, фанатически упорным в приложении математики к медицине, строил модели динамики кровообращения у новорожденных. Много лет успешно работал в Америке, куда его пригласили и где высоко ценили, но он мечтал вернуться в Россию – и вернулся, и ещё много лет работал здесь…

Мартиролог мог бы быть гораздо длиннее, если упоминать всех ушедших за это время. Но хочется написать о тех, кто остался особенно живым в моей душе – пока ещё земной. О тех, кого хотелось бы увидеть снова и пообщаться – там, в послесмертье, в иномирье, в той обновлённой жизни, от которой живущих отделяет смертный переход.