Роман в Viberе

Ольга Муза

Роман в Viberе

Одной жизни мало… Сначала – чтобы встретить. Второй – чтобы потерять.

И целой вечности – чтобы дождаться случайного сообщения спустя четверть века.

Настоящее время, осень, Viber.

Айфон на силиконовой подставке загорелся фиолетовым – прерывисто, настойчиво. Я потянулась к нему, не отрываясь от монитора, где ползла бесконечная верстка отчета. Еще одно напоминание о зуме, еще какой-то спам…

Я открыла сообщение в Viber и чуть не выронила телефон.

Сообщение висело в самом верху чата. Нового чата.

«Я все еще тебя люблю, моя родная»

Снизу – подпись, от которой перехватило дыхание и застучало в висках: Ефимов.

Сергей Ефимов.

Мир сузился до размера экрана. Гулкий стук сердца в ушах заглушил гул офисного кондиционера. Я уставилась на эти семь слов, пытаясь осмыслить их. Буквы плыли перед глазами, складываясь и разбегаясь в абсурдные сочетания.

Не может быть. Это чья-то дурацкая шутка. Взлом аккаунта. Сбой в матрице. Я механически ткнула пальцем в аватарку. Стандартный силуэт человека на фиолетовом фоне. Ни фото, ни статуса. Просто пустота.

Пальцы затряслись сами по себе.

Я набрала: «Кто это?» – и замерла над кнопкой «отправить». Стереть. Глупо. Он же подписался.

Написать «Вы кто?» – еще глупее.

«Привет. Это неожиданно» – тоже звучало идиотски.

В голове пронеслись обрывки воспоминаний: запах сирени во дворе моего дома, его смех, хриплый от ночных дискотек, прощальный взгляд, свет уезжающих фар его автомобиля…

Двадцать пять лет. Целая жизнь. Двое детей, переезд в другой город, карьера, развод…

И вот это. Фиолетовое уведомление на потускневшем от времени экране iPhone 12.

Я откинулась на спинку кресла, отпила глоток остывшего кофе. Он отдавал горечью. За окном медленно сползали в сумерки стеклянные башни делового квартала. Моя уютная, предсказуемая реальность дала трещину, и из нее хлынул свет такого накала, что было больно смотреть.

Палец сам потянулся к экрану. Не отвечать – значило сойти с ума от любопытства и ностальгии. Ответить – открыть дверь в прошлое, которое, казалось, навсегда осталось там, за толстым стеклом времени.

Я сделала глубокий вдох и коснулась клавиатуры.

Марина: Сергей? Это правда ты? Как ты меня нашел?..

Я поставила три точки троеточия и нажала «Отправить».

И сразу же под моим сообщением появилась надпись, от которой защемило под ложечкой:

Сергей Ефимов печатает сообщение…

Сергей Ефимов: Марина… Прости, что ворвался так внезапно. Как ты?

Марина: Сергей? Это правда ты? Как ты меня нашел? Это так неожиданно…

Сергей Ефимов: Случайность. Или нет. Не знаю. Я часто вспоминал тебя.

Марина: И я тебя. Просто жизнь…

Сергей Ефимов: Да, жизнь… Помнишь то лето? 89-й? Кажется, это был самый солнечный год в моей жизни.

Лето 1989.Чай на веранде.

Однажды вечером на залитой солнцем веранде мы с мамой пили чай и разговаривали, обсудили дневные дела: какие выросли шикарные кабачки у нас, погоду и моих подружек и парней и вдруг мама сказала, когда мы остановились на его обсуждении «он хорош и почему бы тебе к нему не приглядеться» и еще «если бы я была молода я бы его просто увела» и посмеялась. Посмеялась и я, не придав её словам значения. Но я даже не могла представить, что эти случайные мамины слова станут роковыми и судьбоносными….

Возвращение в реальность.

Офис, Марина растерянна и взволнована.

Марина: Конечно, помню. Ты тогда на своих Жигулях гонял. Все девчонки с ума сходили.

Сергей Ефимов: присылает голосовое сообщение (слышен смех, немного грустный) Ага, Зверь, а не машина. А помнишь, как мы с тобой уехали на речку, а родители думали, что ты у подружки?

Марина:

Марина: Как же забыть. Я тогда чуть не замерзла, а ты отдал мне свою куртку. Мама потом долго допытывалась, откуда у меня мужская куртка.

Сергей Ефимов печатает сообщение…

Сообщение горело на экране, как неразгаданная тайна. Марина машинально убрала прядь волос со лба, ощущая, как ладони стали влажными от волнения.

Внутри всё перевернулось: лёгкая дрожь в кончиках пальцев, учащённое сердцебиение и странное чувство, будто земля на мгновение ушла из-под ног. По спине пробежали мурашки, а в груди защемило от внезапно нахлынувшего смятения. Ещё вчера её жизнь была привычной и ясной, а теперь – всего несколько строк перевернули всё с ног на голову.

Сергей Ефимов: Иногда кажется, что те годы и не были вовсе. Сон какой-то. Яркий, шумный, пахнущий сиренью и машинным маслом.

Марина: Это не сон. Это было на самом деле. Слишком уж отчетливо некоторые моменты врезались в память. Как будто это было вчера.

Сергей Ефимов: Например?

Марина: Например, та дискотека. Самая первая, где ты ко мне подошел. Вернее, где ты появился.

Лето 1989. Первая дискотека.

Воздух в актовом зале Дома культуры был густым и сладким от дешевого парфюма, пыли и всеобщего возбуждения. Где-то трещали динамики, выплёвывая мощный бит «Ласкового мая». Мы с Ирой, как всегда, заняли свой пост у колонны, отчаянно делая вид, что ни на кого не смотрим, а просто ведём свой собственный, невероятно важный разговор.

Ира бурно что- то мне рассказывала, жестикулируя и заливаясь смехом. О чём? О новой кофте из «Бурды»? О глупом вопросе ее начальника? Не помню. Помню только всепоглощающее чувство лёгкости и предвкушения, которое витало в те вечера – будто должно было случиться что-то огромное, волшебное, и оно уже вот-вот, на подходе.

И вдруг моя подружка резко затихла. Не просто смолкла, а застыла и сделала едва заметный глазу знак подбородком куда-то мне за спину. В ее глазах читался одновременно восторг, паника и неподдельный интерес.

Мое сердце, только что бешено стучавшее в такт музыке, куда-то провалилось. По спине пробежали мурашки. Я почувствовала его ещё до того, как обернулась. Присутствие. Сильное, неоспоримое.

Я медленно повернулась… И мир перевернулся.

Он стоял в нескольких шагах, будто материализовавшись из самого густого мрака и шума дискотеки. Высокий, на голову выше большинства парней вокруг. Темноволосый, и одна непокорная прядь падала ему на лоб. Широкие плечи под простой белой рубашкой с закатанными до локтей рукавами. Он не улыбался. Он просто смотрел. Прямо на меня.

А его взгляд… Это был настоящий омут. Тёмный, глубокий, затягивающий. В нём читалась такая уверенность и спокойная сила, что у меня перехватило дыхание. Казалось, он видит не меня, шебутную девчонку у колонны, а кого-то другого. Или видел именно меня – настоящую, которую я и сама-то ещё не знала.

Музыка внезапно ушла куда-то далеко, превратившись в гул.

Смех, ритм, голоса, – всё это растворилось, стало ненужным фоном. Существовал только он. И этот взгляд, который прошибал лучом прожектора сквозь толпу.

Он не спешил. Дал мне время осознать его появление, прочувствовать всю нелепость и внезапность этого момента. А потом его губы тронула едва заметная, чуть насмешливая улыбка. И он сделал первый шаг в мою сторону.

А я поняла, что мама была права. И что это уже не шутка. Это что-то гораздо большее.

Возвращение в реальность.

Марина: Ты стоял и смотрел. А я не могла пошевелиться.

Сергей Ефимов печатает сообщение…

Пауза длится дольше обычного

Сергей Ефимов: присылает голосовое сообщение, голос тихий, с хрипотцой.

А я не мог отвести глаз. Ты смеялась, запрокинув голову, и свет от диско-шара ловил блики в твоих волосах. Я тогда подумал: «Вот она. Та самая».

Сергей Ефимов: Та дискотека… Я тогда чуть не прошел мимо. Решил, что ты слишком яркая и наверняка занята. Но что-то заставило остановиться.

Марина: Я помню. Я делала вид, что не замечаю тебя. А внутри всё замерло.

Сергей Ефимов: Врала ты тогда. Я все видел.

Марина: Что именно?

Сергей Ефимов: Что ты пропала. С самого первого взгляда.

Лето 1989. Первый танец.

Я смотрю на него, и внутри у меня обрывается какая-то последняя ниточка. Трезвая, насмешливая часть моего сознания констатирует: «Всё, Марина. Ты пропала». Куда-то испарилась вся моя деланная неприступность, вся уверенность молодого специалиста, приехавшего покорять свой родной город. Осталась лишь полная беззащитность, дрожь в коленях и дикий, стыдный восторг.

Но я еще держусь. Не подаю вида, что этот темный омут его глаз уже почти накрыл меня с головой. Я поднимаю подбородок, пытаюсь улыбнуться так, будто его появление – всего лишь милая деталь вечера.

Он подошел. Не сказал ни слова. Просто молча, с какой-то невероятной серьезностью во взгляде, протянул руку. Пригласил на танец.

Его пальцы коснулись моей руки так бережно, словно он боялся, что при первом же прикосновении я рассыплюсь, исчезну, как утренний туман. От этого почтительного трепета у меня перехватило дыхание.

Он повел меня в центр зала. Его вторая рука легла на мою талию – нежно, но уверенно. Весь мир сузился до этого пятна под мигающим диско-шаром. Я подняла глаза и снова уперлась в его взгляд. Он был неотрывным, гипнотизирующим. Мне стало жарко и душно. Я не выдержала, резко отвернула голову, чтобы он не увидел, не прочитал на моем лице всего моего смятения. «Пусть думает, что я просто смотрю по сторонам».

Звучала медленная, нарочито громкая музыка. Чужой голос хрипло выводил: «Gloria-а-а-а.…». И тут он, будто невзначай, коснулся подбородком моих волос. Просто приблизился чуть ближе. Я почувствовала, как его дыхание касается моего виска. Оно было горячим и обжигало сильнее, чем любая летняя жара. От этого прикосновения по спине побежали мурашки.

Он осторожно, почти неслышно притянул меня чуть ближе к себе. Не нарушая дистанции, но уже стирая ее. Он вел себя так, будто боялся спугнуть хрупкое волшебство этого момента. Я не сопротивлялась. Моя щека сама нашла его плечо, грубая ткань его рубашки оказалась на удивление мягкой. Я зажмурилась и глубоко вдохнула. Его запах. Смесь свежего ветра, сигаретного дыма и чего-то неуловимого, чисто мужского, своего. И я.… уплыла. Перестала думать, анализировать, казаться. Я просто была. Здесь и сейчас. В его объятиях.

Его пальцы нежно, почти с благоговением, перебирали пряди моих распущенных волос. А его рука все так же бережно лежала на моей талии, будто придерживая самое ценное сокровище.

Песня закончилась слишком быстро. Резко, грубо врезался какой-то быстрый ритм. Он замер на секунду, будто не желая отпускать, потом мягко отвел меня от себя. Все так же молча, взяв за руку, он проводил меня обратно к подруге, которая смотрела на нас с одобрением.

Он остановился, посмотрел на меня еще раз – глубоко, прямо в душу. – Спасибо, – сказал он тихо, только для меня. Повернулся и ушел. Не оглядываясь.

А я осталась стоять. С тлеющим внутри пожаром. С дрожью в коленях. С абсолютной, оглушающей тишиной в голове. Он оставил меня. То ли подумать. То ли просто прийти в себя. То ли навсегда понять, что ничего уже не будет прежним.

Возвращение в реальность.

Марина: Ты тогда так и не обернулся.

Сергей Ефимов: А я боялся. Если бы обернулся и увидел твое лицо… я бы не ушел. А мне нужно было уйти. Чтобы ты поняла.

Марина: Поняла, что?

Сергей Ефимов: Что это только начало.

Настоящее время, осень, Viber.

Ночь. Марина пишет с ощущением накопившейся за годы боли.

Марина: Почему так случилось? Почему? Почему? Я тысячу раз себе задавала этот вопрос… Тысячу раз за эти годы. И никогда не находила ответа.

Сообщение вылетает резко, будто она выдохнула то, что копилось и давило на грудь все эти годы. Это не вопрос, это крик.

Сергей Ефимов печатает…

Пауза. Он не оправдывается, не пытается сразу ответить. Он понимает вес этого вопроса.

Сергей Ефимов:

Присылает голосовое сообщение (длительное) Голос тихий, глухой, полный той же боли и, кажется, вины.

Потому что я был молодым, самоуверенным и глупым идиотом, Марин. Потому что думал, что всё успею, всё смогу, что ты всегда будешь там… И самый главный страх – что я тебе не пара. Что ты слишком хороша для меня. Это съедало изнутри. А потом… потом уже было не исправить.

Сергей Ефимов: Помнишь, как я тебя провожал в тот первый вечер?

Он резко меняет тему, уводя ее из болезненного настоящего в то самое, целительное прошлое. Он предлагает ей не ответ, которого нет, а воспоминание, которое есть.

Лето 1989. Первая поездка домой.

Конец вечера. Дискотека выплеснула нас на прохладную, темную улицу. Пахло пылью и скошенной травой. Он подошел, руки в карманах джинс, и сказал не глядя:

– Провожу.

Это не было вопросом. Это было решением.

Мы ехали в его желтых «Жигулях». Теплый воздух бил в лицо из открытых окон, смешиваясь с шумом мотора. Одной рукой он уверенно держал руль, а другая – крепко, но бережно держала мою ладонь. Его большой палец нежно проводил по моим костяшкам, и от этого простого жеста по телу разливалось теплое, тревожное электричество.

Я смотрела в темное, убегающее окно, пытаясь разглядеть в мелькающих тенях ответы на вопросы, которые еще даже не успела полностью сформулировать. Что это? Что будет завтра? Почему сердце бьется так бешено?

Всю дорогу он смотрел на меня. Я чувствовала его взгляд кожей – тяжелый, бархатный, полный какого-то немого изумления. Как он умудрялся еще и за дорогой следить? Казалось, он вел машину на ощупь, всем своим существом повернувшись ко мне.

Мы молчали. Это молчание было громче любой музыки. Оно было насыщено всем, что происходило, между нами. Иногда я отваживалась повернуть голову и встречала его глаза. Тот самый омут, в который сейчас было так легко и страшно свалиться. Я не выдерживала и улыбалась – смущенно, растерянно.

И он отвечал мне своей улыбкой. Тайной. Той, что была только для меня. Улыбкой, которая значила… …что он тоже потерял дар речи. …что этот вечер перевернул и его мир с ног на голову. …что ему тоже страшно, но это самый счастливый страх в его жизни. …что он сейчас не отпустит мою руку никогда.

Он подвез меня к самому дому. Заглушил мотор. И в наступившей внезапной тишине его молчание стало вопросом. Он все еще держал мою руку. И я не пыталась ее забрать.

Возвращение в реальность.

Сергей Ефимов: Я тогда не отпускал твою руку и думал: «Вот оно. Начало всего». А сам уже боялся этого начала как огня.

Марина: Ты боялся?

Сергей Ефимов: До дрожи. Ты была слишком… чистой. Настоящей. А я был полон комплексов и глупых мыслей. И я всё испортил. Прости меня.

Марина:

Марина: Я не знаю, что сказать, Сергей.

Сергей Ефимов: Ничего не говори. Просто помни.

Слова на экране жгли пальцы, заставляя сердце биться вразнобой, будто пытаясь вырваться из груди. Весь мир сузился до размеров телефона, а внутри поднялась буря из восторга, паники и щемящей, пронзительной надежды, от которой перехватывало дыхание.

Настоящее время, осень. Viber.

Сергей Ефимов: А помнишь, как ты ждала меня каждый вечер? Я подъезжал и видел, как ты выглядываешь с веранды. Ты старалась делать это незаметно, но я видел.

Марина:

Марина: Я делала вид, что просто вышла подышать. А внутри всё замирало. Каждый раз.

Сергей Ефимов: Для меня это был лучший момент дня. Видеть твое лицо. Знать, что ты ждешь.

Лето 1989. Убежище.

И закружилось…

Моя жизнь четко разделилась на «до» и «с ним». Все, что было раньше, померкло, стало черно-белым фоном для него одного, яркого и единственного.

Теперь весь мой день был томлением. Ожиданием. Сладким мучением. Я просыпалась с мыслью о нем. Завтракала, машинально отвечая маме, а сама витала где-то далеко, прокручивая в голове вчерашний вечер. Ждала.

Измучившись за день этим томительным предвкушением, я к семи часам уже не находила себе места. Брала книгу, садилась на веранде – делать вид, что читаю. Но взгляд то и дело упрямо скользил к дороге.

Не стоит ли его машина?

Желтые «Жигули». Теперь они были для меня не просто машиной. Они были маяком. Пристанью всех моих чаяний, надежд, тревог и счастья. Увидеть их – и сердце заходилось в сладкой панике, по телу разливалось теплое волнение. Не увидеть – и мир мгновенно тускнел, накатывала детская обида и страх: «А вдруг не приедет? Вдруг всё кончилось?»

А он приезжал. Каждый вечер. И его машина становилась нашим убежищем.

Дверца захлопывалась, отсекая внешний мир с его правилами, родителями, любопытными взглядами соседей. Пахло нагретым на солнце пластиком, кожей и его одеколоном. Он включал кассету – тихо, чтобы не мешало говорить. И мы говорили. Обо всем на свете и ни о чем. Смеялись. Молчали. Его рука лежала на ручке КПП, и я могла часами смотреть на его сильные, уверенные пальцы.

Иногда он просто брал мою руку в свою и держал. Крепко. Молча. И в этом молчании было больше нежности, чем в самых страстных словах. В этом коконе из металла и стекла мы были одни во всей вселенной. Здесь он был не тем «Ефимовым» на «жёлтой шестерке», за которым бегали все девчонки, а просто Сергеем. Застенчивым, иногда неловким, с тихим смехом и взглядом, в котором я тонула все больше с каждым днем.

А потом он провожал меня до калитки. Один поцелуй. Быстрый, украдкой, под покровом темноты. Или долгий, бездыханный, после которого кружилась голова и подкашивались ноги.

И я бежала в дом, на лету придумывая маме историю, а сама вся еще пахла им, его машиной, этим летом и ощущением абсолютного, оглушительного счастья.