Неприкаяные души и та, кто их видит

Елена Герц

Неприкаяные души и та, кто их видит

Та, кто видит души

Варвара Петровна прикрыла дверь своей каморки, отгораживаясь от вечерней суеты подъезда. Работа консьержем в многоэтажке была не самая простая, но она привыкла. Ей всегда в это время суток было немного не по себе.

Днём всё было привычно и предсказуемо, ночью воцарялась глубокая тишина, а вот в подвешенном, сумеречном состоянии мира таилась непонятная тревога. Пора было делать вечерний обход.

Она взяла на руки серую, полосатую кошку Маркизу и двинулась к лифту. Обход всегда начинался с крыши. Семнадцатый этаж, шестнадцатый, пятнадцатый… На каждом она заглядывала в закоулки, проверяя, всё ли спокойно.

В своём подъезде она чувствовала присутствие чего-то чужого, неприкаянного. Одинокое эхо, доносящееся с восьмого этажа, и тяжёлый взгляд пустоты – с пятнадцатого. Обычно они не доставляли хлопот, словно застыв в вечном ожидании.

Возле пятнадцатого этажа Варвара Петровна инстинктивно крепче прижала к себе кошку. Сегодня, однако, всё было тихо. Спустившись вниз, она уже собиралась вернуться в свою каморку, как увидела дворника Тимура. Мужчина был угрюмым, но неизменно вежливым.

«Добрый вечер, Варвара Петровна, – произнёс он, чуть склонив голову. – Вас одна женщина ищет. Показать ей дорогу?»

«Покажите, Тимур Олегович, – вздохнула Варвара. – Мне бояться нечего».

Тимур вскоре привёл даму лет пятидесяти, в дорогом, но поношенном пальто. Лицо у неё было благородным, но измученным, с тёмными кругами под глазами.

«Вот, четвёртый подъезд, а вот консьержка. Варвара Петровна», – представил Тимур и растворился в сумерках.

«Здравствуйте, – женщина нервно сжала сумочку. – Я Лариса Викторовна. Очень приятно».

Едва Тимур скрылся, как у визитерши дрогнул подбородок, и из ридикюля появилась потрёпанная фотокарточка. Оказалось, кто-то пустил слух, что Варвара – гадалка. Это была неправда. Она умела многое, но никогда не торговала этим.

Лариса Викторовна, рыдая, рассказала, что четырнадцать лет назад пропал её младший брат. Она исходила все инстанции, обошла всех ясновидящих Москвы. От одних слышала бред, от других – леденящую душу правду, но мальчика так и не нашла.

Варвара отодвинула протянутую фотографию, даже не взглянув на неё. От карточки веяло холодом, тем осенним холодом, что бывает в погребе, когда на улице ещё тепло. Но женщина была настойчива, умоляла, пыталась встать на колени прямо на полу подъезда. Варвара, сжавшись внутри, остановила её и, так и не согласившись, взяла втиснутую в руку визитку.

Всю ночь она не спала. Прислушивалась к звукам за стеною. Холод от той фотографии проник глубоко внутрь. Утром она набрала номер.

«Приезжайте», – коротко сказала она.

Лариса Викторовна появилась через час. Варвара молча вышла ей навстречу.

«Идёмте».

Они поднялись на лифте до восьмого этажа. Варвара толкнула тяжёлую дверь на лестничную клетку.

«Идёмте. Вот сюда».

Люди не видят того, что скрыто. Кроме тех редких случаев, когда тайное само хочет быть узнанным. Очень хочет.

Лариса Викторовна замерла, а потом из её груди вырвался сдавленный, нечеловеческий звук.

«Серёженька!»

Так его звали. Лица у них были удивительно похожими, хотя сквозь грим слёз и возраста это было разглядеть непросто.

«Серёженька!» – снова крикнула она, и в её голосе была вся боль этих четырнадцати лет.

Неприкаянная душа. Мистика, рассказы, городские легенды

Она видела его, и видела сквозь него, и понимала всё. Прошло несколько секунд – пять, семь, – прежде чем сознание приняло невыносимую реальность.

Юноша не мог прикоснуться к сестре. Он лишь исступлённо целовал собственные пальцы, посылая ей воздушные поцелуи. Раз, другой. А потом начал таять, словно дымка.

«Он обрёл покой, – тихо пояснила Варвара. – Теперь отпеть надо. Он очень хотел успокоиться. А без вас не мог».

Лариса Викторовна, вся в слезах, лишь кивала, не в силах вымолвить ни слова. Она просто верила. Позже, выйдя на улицу, она будет долго спрашивать себя, не сошла ли с ума. Но закажет панихиду. Обязательно закажет.

Варвара уже хотела увести её, как вдруг краем глаза заметила движение чуть выше. На пролёте, ведущем с пятнадцатого этажа, покачиваясь, стояла тень. Она никогда не покидала своего места. А теперь от неё веяло такой немой яростью, что у Варвары похолодело внутри.

И тут лампочка прямо над их головами взорвалась с сухим щелчком. Лариса Викторовна вскрикнула. Ещё одна лампочка разбилась этажом выше. Потом ещё. Тень, удовлетворённая, отступала вверх. Холодная волна страха накатила на Варвару.

«Это… это так бывает, – с трудом выдавила она, беря под руку ошеломлённую женщину. – Идёмте к лифту. Идёмте».

У выхода Ларисе Викторовне стало плохо. Лицо побелело, ноги подкосились. Варвара успела поддержать её и крикнуть Тимуру, тот моментально вызвал «скорую». Помощь приехала удивительно быстро – уже через несколько минут машина была у подъезда. Женщине сделали укол, бережно погрузили в салон и увезли.

А Варвара осталась стоять в подъезде, чувствуя, как дрожат её руки. Она поняла: тень, обитавшая на пятнадцатом этаже, тоже была неприкаянной душой, и её ярость была вызвана горькой завистью. Варвара помогла одной душе обрести покой, а эта осталась в одиночестве, запертая в своих страданиях.

Она взяла на руки серую Маркизу, прижала к груди тёплый, мурлыкающий комочек и снова поехала на лифте. На семнадцатый. Потом пошла пешком, спускаясь этаж за этажом. Лампочки были разбиты на десятом, на двенадцатом, на тринадцатом… На пятнадцатом этаже Варвара остановилась