Хозяйка разорённого поместья Эшворт-холл

Айлин Лин

Хозяйка разорённого поместья Эшворт-холл

Глава 1. Возвращение из мёртвых

Я вынырнула из чернильного забытья резко, ловя ртом спасительный воздух.

Мне будто наотмашь заехали по лицу, из тёмной пустоты безвременья, выбросив в мир ярких ощущений. И не скажу, что они были приятными.

Первым шибануло в нос: тошнотворная смесь запахов гнили, нечистот, сырости, испорченных овощей, прогорклого масла, тухлой рыбы и перебродившего пива. Меня словно погрузили в выгребную яму.

Затем настиг звуковой шторм: скрип деревянных колёс по неровному камню, крики торговцев, блеяние животных и плач ребёнка где-то вдалеке.

Но всё это отошло на задний план, когда меня догнала боль… Болело всё тело, даже зубы. Я лежала, прижавшись щекой к чему-то твёрдому и отвратительно липкому. Ладони чувствовали скользкую грязь, смешанную с органическими отходами, а промозглый холод пробирал до костей сквозь тонкую ткань… платья?

Платья?! Я никогда их не носила. Только практичные брюки, рубашки или рабочие комбинезоны.

Затылок мерзко пульсировал. Осторожно проведя рукой по волосам, нащупала болезненную шишку размером с перепелиное яйцо. Пальцы стали липкими от крови. Что же со мной случилось? Последнее, что помнила…

Дамба номер семь, ревизия после затяжных дождей. Трещина в бетоне. Я наклонилась, чтобы рассмотреть получше, и…

И что? Треск ломаемых костей, моих костей, мучительная боль, а после меня накрыла кромешная, ледяная пустота. И вот я очнулась неведомо где, в окружении удушающей вони и странных, непривычных слуху звуков.

С усилием разлепила веки. Мир предстал размытым пятном серых и коричневых тонов. Зрение было мутным, будто я смотрела сквозь грязное стекло. Понадобилось несколько бесконечных секунд, чтобы сфокусироваться.

Я находилась в узком переулке между зданиями из грубо обтёсанного камня. Никакого бетона, никакой стали, только камень, скреплённый глиной и известковым раствором. Стены, покрытые мхом и подтёками непонятных жидкостей, уходили вверх, оставляя лишь узкую полоску свинцового неба. Привычные звуки современного города – рычание автомобилей, шум кондиционеров и многое другое, – напрочь отсутствовали. Только камень, грязь, запахи разложения и отдалённый гул множества голосов.

«Галлюцинация, – попыталась убедить себя я. – Сотрясение мозга. Это всё ложные образы». Но логика резко возражала. Уровень детализации был слишком высок для бреда. Каждая трещина в камне, каждая капля влаги, каждый оттенок запаха – всё было реальным с той жестокой конкретностью, которую не способен создать повреждённый разум.

Опираясь на склизкую стену, с трудом поднялась. Ноги подкашивались не только от слабости, но и от странного ощущения, что они стали короче. Голова кружилась так, что мир превращался в смазанную карусель. Выровнявшись, прикрыла веки, заставила себя дышать медленно и глубоко. Воздух был тяжёлым, он с трудом пропихивался в саднящую грудную клетку.

Успокоившись, снова открыла глаза, подняла руки, чтобы убрать упавшую на лицо прядь волос и так и замерла, неверяще таращась на свою конечность.

Руки… мои руки были не моими!

Тонкие, с длинными, изящными пальцами вместо коротких пальцев-сосисок. Правда, привычные мне мозоли были на месте. На безымянном левой руки красовалось серебряное колечко с каким-то гербом. Кольцо, которое я точно никогда не носила.

Боже, да что же такое со мной произошло? Верить в то, что я умерла, сверзившись с дамбы, и попала в чужое тело, вовсе не хотелось.

Когда головокружение отступило, я осторожно пошла к выходу из переулка, к источнику света и шума. Каждый шаг отдавался молотом в висках, но мне нужно добраться до людей, попросить помощи. Кто-то знатно заехал мне по голове и прошёлся ногами по рёбрам. Срочно требовался врач, обследование…

Опираясь рукой о здание слева, вскоре достигла выхода из переулка, и то, что я увидела, окончательно разрушило мои попытки рационально всё объяснить.

Это был город. Но не мой город и ни один из тех, в каких я бывала.

Здания лепились друг к другу без всякой системы, кривые улицы вились между ними, как русла высохших рек. По булыжным мостовым с грохотом катились повозки, запряжённые лошадьми. Настоящими лошадьми! Мужчины были одеты в длинные рубахи, мешковатые штаны, грубые башмаки; женщины – в широкие юбки, невнятного цвета блузы или в несуразные просторные платья; головы некоторых “украшали” жуткие серые чепцы.

Никаких джинсов, никаких кроссовок, никаких синтетических тканей. Люди сновали по улицам, выкрикивая что-то на языке, который я, как это ни странно, прекрасно понимала.

– Боже милостивый! Леди Айрис! – раздалось справа, я от неожиданности подскочила и чуть не упала, вовремя ухватившись за угол здания.

Ко мне подбежала девушка в простом сером платье и чепце. Её лицо было искажено ужасом и облегчением одновременно.

– Миледи, где же вы были? Я вас обыскалась! Вы пропали в толпе на рынке, а я… – она запнулась, увидев моё лицо. – Господи, что с вами случилось? У вас кровь!

Айрис? Миледи? Я Алина Орлова, и я была главным инженером по гидротехническим сооружениям в «АкваТехе». А Айрис, как в той песне: кто такая Элис, то есть Айрис?

– К-кто вы? – прохрипела я, и меня замутило ещё сильнее.

– Я Энни, ваша служанка, миледи! – Энни округлила глаза в ужасе, её руки запорхали вокруг меня с удвоенной силой. – Как же ж… Охо-хо! Ваше платье всё в грязи, лицо в ссадинах…

– На меня напали, – прошептала я и всё же согнулась пополам, опорожняя желудок.

Закончив, вымученно прислонилась спиной к стене. Чтобы немного отвлечься от физических мук, перевела взор на свой наряд.

Тёмно-синее платье из шерсти, когда-то красивое, но теперь потёртое и заштопанное в нескольких местах. Подол вымазан в той же грязи, в которой я лежала. На руках ссадины, словно я ползла по камням.

– Как напали? – наконец-то дошло до Энн. – Кто?!

– Я н-ничего не помню, – выдохнула я, едва ворочая языком.

– Ах, миледи! – девушка помогла мне выпрямиться и, вынув из висевшей у неё на боку кожаной сумки какой-то бурдюк, приложила к моим губам. Вода была тёплой со странным, неприятным привкусом, но сейчас мне было всё равно – я жадно глотала живительную влагу, стремясь утолить жажду и прогнать рвотный вкус изо рта. – Надо скорее вернуться домой, промыть вам раны. Можно было бы зайти к местному лекарю, но, увы, денег на него у нас нет. Всё до последнего медяка потратили на лекарственную настойку для Его Светлости и на ткань для леди Дарены. Придётся идти на своих двоих, авось посчастливится, и по пути встретится кто-нибудь из крестьян и по доброте душевной подвезёт нас до поместья.

Лекарственная настойка? Его Светлость? Вопросы роились в голове, но я промолчала. Что бы ни происходило, мне нужно для начала выздороветь.

Энни бережно взяла меня под руку, и мы медленно тронулись по булыжной мостовой.

– Надо бы страже доложить, разбойничают посреди бела дня! Да где ж это видано?! – причитала она, никак не желая смолкнуть. Мне же хотелось тишины и покоя. Но я прекрасно понимала, что новая знакомая – кладезь полезной информации. Поэтому не время себя жалеть, стоит внимательно изучить мою новую реальность. Раз уж попала, и это вроде как мой второй шанс, не стоит им пренебрегать.

Архитектура, одежда людей, даже запахи… Это точно не привычный мне 21 век.

– Энни, – осторожно начала я, – мы пришли в город за настойкой?

Девушка кивнула:

– Да. И за тканью для леди Дарены, вашей матушки. Она велела купить именно синий бархат для нового платья к осеннему балу у герцога. – Девушка ткнула большим пальцем за спину, где покачивался заплечный мешок. – Еле нашла подходящий отрез по приемлемой цене. Торговец упирался, но я всё же сбила цену на два медяка! А потом поняла, что вас рядом нет…

Матушка? Нет, мачеха. Мозг услужливо подкинул поправку. Откуда я это знаю?

Мы медленно брели по улицам, постепенно выбираясь из торговых кварталов. Дома становились ниже и реже, появились огороды и загоны для скота. Голова по-прежнему раскалывалась, а ноги заплетались всё сильнее.

– Эй, мисс Энни! Леди Айрис! – окликнул нас хриплый голос.

На обочине дороги стояла телега, нагруженная клетками с курицами. Возле неё замер пожилой мужчина в потрёпанной соломенной шляпе.

– Сэм! – обрадовалась Энни. – Не подбросишь нас до Эшворт-холла? С миледи приключилась беда в городе, – она сделала страшные глаза и жестом показала, как меня тюкнули по голове.

Крестьянин нахмурился, разглядывая моё бледное лицо, засохшую кровь на одежде и волосах.

– Ишь, что деется! Ужо днём на людей кидаются! Забирайтесь живо! – он подошёл ко мне и помог сесть в телегу.

Я неловко устроилась на охапке соломы между клетками. Куры недовольно закудахтали, захлопали крыльями. Запах птичьего помёта смешивался с ароматом сена. Вскоре телега дёрнулась и покатила, подпрыгивая на ухабах, а меня замутило ещё сильнее. Перед глазами поплыли тёмные круги, звуки становились всё тише…

– Миледи! Миледи Айрис! Очнитесь же!

Чей-то встревоженный голос вырвал меня из блаженной темноты. Я с трудом разлепила веки, чёткость зрения восстановилась через пару секунд, и я рассмотрела полное беспокойства курносое веснушчатое лицо, склонившееся надо мной. Воспоминания вернулись в тот же миг.

– Приехали, – донёсся до нас скрипучий голос Сэма. – Бедная леди, вишь, как её растрепало. Давай-ка я её до самого крыльца донесу, не то, боюсь, упадёт, так и не дойдя до дома.

Я же, сцепив зубы от боли, села.

Огляделась. Над нами возвышался трёхэтажный особняк со множеством окон и башенками по углам. Когда-то это здание наверняка впечатляло гостей. Сейчас же вызывало лишь жалость: штукатурка во многих местах облупилась, обнажая грубую каменную кладку, ставни висели криво, а где-то их не было вовсе, некоторые окна были заколочены досками; на крыше во многих местах отсутствовала черепица, оставляя проплешины, сквозь которые, вероятно, протекала дождевая вода.

«Боже, да это же руины какие-то», – пронеслось в голове, пока Энни помогала мне спуститься на землю.

Дорогие друзья! Добро пожаловать в мою новинку! Это будет простое бытовое фэнтези с романтикой. Очень надеюсь, что меня не понесёт по бездорожью и история выйдет простой и незатейливой)))

Приятного чтения и замечательного настроения!

Всегда ваша,

Айлин Лин.

Глава 2. Новый дом

Массивная дубовая дверь открылась со скрипом, который эхом прокатился по всему дому. Мы переступили порог, и я невольно поёжилась. Внутри было странно холодно несмотря на то, что снаружи вроде как лето.

Холл, должный производить приятное впечатление на гостей, встретил нас гнетущим запустением. Некогда роскошная лестница с резными перилами поднималась на второй этаж, но многие балясины отсутствовали, создавая зияющие проёмы, словно выбитые зубы в улыбке. Обои на стенах выцвели и местами отклеились, обнажая голую штукатурку с пятнами сырости. Из мебели стояли лишь покосившаяся вешалка, два древних кресла напротив чёрного камина и старый сундук, служивший, судя по потёртостям, скамьёй.

– Миледи, пойдёмте, я вас в вашу комнату доведу, потом надо отдать отрез Гарете, затем в огороде прополоть да полить овощи, иначе нам не дадут ужин, или ещё чего похуже сделают, – бормотала под нос Энни, поддерживая меня за плечи.

Идти было тяжело, каждый шаг отдавался болью в груди. Я старалась дышать поверхностно, ибо глубокий вдох заставлял рёбра неистово ныть от боли. «Трещина, а может и перелом», – мрачно диагностировала я, вспоминая курсы первой помощи.

– Ага! Явились, не запылились! Неужто купить отрез ткани занимает почти целый день?! – раздался визгливый голос, заставивший меня вздрогнуть. – Пока госпожа Дарена и мадам Лафорт отбыли к соседу с визитом вежливости, вы решили отдохнуть?

Из боковой двери выскочила дородная женщина в таком же сером платье, как у Энни, только ещё более мешковатом, но без заплат и с накинутым поверх фартуком. Седые волосы выбились из-под грязного чепца, красное лицо блестело от пота, а маленькие глазки сверкали злобой. Она неслась на нас, как разъярённый боров, размахивая пухлыми руками.

– Целый день вас нет! Господин Эшворт при смерти, ему нужна настойка, а вы прохлаждаетесь невесть где! – женщина остановилась в шаге от нас, тяжело дыша. Её взгляд скользнул по моему окровавленному, грязному платью, но вместо сочувствия в её глазах мелькнуло лишь раздражение. – И что это за вид, леди Айрис? В грязи валялись? Срамота!

– На миледи напали! – выпалила Энни, смело заслоняя меня собой. – Какие-то разбойники среди бела дня приложили по голове, да так, что кровь пошла! Ей покой нужен, Гарета, нето придётся лекаря звать, а это лишние траты, леди Дарена точно недовольна будет.

Женщина насупилась, запыхтела, переваривая услышанное. Её глазки метались между моим окровавленным видом и Энни.

– Лекаря, говоришь? – фыркнула она. – Ладно уж, ступайте. Но чтоб через полчаса ты, Энни, на огороде была! Дел невпроворот, а рук всего ничего. Двойную норму с тебя спрошу, коль леди работать не в состоянии.

"Интересно, – мрачно подумала я, пока Энни вела меня к лестнице. – Эта Гарета-галета обращается со мной без малейшего пиетета. Будто я не дочка хозяина дома, а бесправная прислуга или даже рабыня".

Подъём на второй этаж дался с трудом. Я сцепила зубы, чтобы не застонать от боли. Энни терпеливо поддерживала меня, бормоча что-то успокаивающее. Наверху мы свернули направо и прошли по длинному коридору до самой дальней двери.

– Пришли, миледи, – девушка толкнула створку, натужно скрипнувшую.

Я так и застыла с занесённой через порог ногой, не веря своим глазам. Это была не комната, а какая-то подсобка! Тесное пространство с покосившейся узкой кроватью, или даже лавкой, шатким столиком и единственным стулом с треснутым сиденьем. В углу старый сундук. Но хуже всего было окно, в деревянной раме которого зияла щель шириной в палец.

– Энни, – медленно проговорила я, – это точно моя комната?

– Охо-хо, миледи, сильно ж вас приложило. Конечно, ваша. Вы пока прилягте, я сбегаю за водой, надо вам кровь смыть, потом помогу переодеться. У меня, – она округлила глаза и вынула из кармана два яйца, – вот что есть, старик Сэм подарил, жаль ему вас стало. Выпейте их, силы вам нужны, чтобы поскорее оправиться, – и положила угощение на стол, после чего метнулась прочь, тихо прикрыв за собой дверь.

Я смотрела на эти светло-коричневые яйца и думала, что попала вовсе не во дворец, а в какую-то зад… в общем, куда-то, где прежней хозяйке тела жилось ох как несладко! Надо расспросить Энни обо всём. Кто я, кто все эти люди, и как я тут жила до того, как меня огрели по голове в том смрадном переулке.

Пить сырое яйцо вовсе не хотелось, но голод не тётка, потому, сев на лавку, накрытую истрёпанным пледом, взяла подарок Сэма и, стукнув о край стола, махом проглотила содержимое.

Это было вкусно. Вопреки испытываемой брезгливости.

Стараясь не потревожить ноющие рёбра и горящий огнём затылок, неловко прилегла боком, прикрыла веки, но задремать не успела – дверь скрипнула. Я распахнула глаза и посмотрела на Энни, деловито разложившую на столе какие-то тряпки и небольшой деревянный тазик с водой.

– Сейчас, миледи, промою вам шишку, – она подступила ко мне, я с её помощью перевернулась на другой бок, лицом к стене, и замерла. Девушка аккуратно расплела мою косу… Вот же ж, когда-то в той теперь такой далёкой жизни, я носила только коротко стриженные волосы, а здесь целая коса толщиной с руку. Из брюнетки ростом метр семьдесят восемь, я перенеслась в тело хрупкой блондинки под метр шестьдесят. Умеет жизнь удивлять. У кого-то там наверху весьма странное чувство юмора.

Пока пальцы помощницы осторожно промокали рану влажной тряпицей, я, чтобы отвлечься от боли, попыталась вспомнить всё, что когда-либо читала о попаданках. Парочку таких книжек я всё же осилила, когда делать было нечего.

Эх, знать бы, где упаду, соломку подстелила бы, перелопатила кучу литературы, чтобы быть готовой… А, собственно, к чему?

– Потерпите, миледи, самое страшное впереди, – вновь заговорила Энни и достала из кармана платья небольшую глиняную баночку.

Что может быть страшнее того, что со мной уже произошло? Но додумать не успела – Энни убрала пробку… и тут мой нос буквально шибануло просто тошнотворным запахом! Настолько отвратительным, что на глазах проступили слёзы. Меня замутило, недавно выпитые яйца попросились наружу.

– Что это за гадость? – простонала я, зажав нос рукой.

– Целебная мазь, миледи. Сама варю по рецепту моей матушки, царствие ей небесное. А она училась у самой Одноглазой Боу, лучшей знахарки в той деревушке, где я когда-то жила. Её все считали ведьмой, – понизив голос, шепнула она, – полагаю, так оно и было.

– Одноглазая Боу? – переспросила я, морщась от вони.

– Ага. Говорили, в молодости красавицей была, да муж-пьяница выбил ей глаз кочергой. Люди её побаивались, но лечила, дай бог каждому. Моя матушка к ней на учение ходила, пока меня в животе носила.

Энни зачерпнула мазь двумя пальцами и начала втирать в ссадину. Рана от такого прикосновения заныла пуще прежнего, перед глазами всё поплыло, но, как ни странно, вскоре пульсация в затылке притупилась, а кожу будто лизнуло холодком.

– Вот… так-то лучше, – удовлетворённо кивнула служанка или всё же её можно считать подругой? – К утру заживёт, как на собаке. Эта мазь творит чудеса, хоть и воняет, как падаль, первые пару часов. Потом выветривается. Ну, почти полностью.

Не сильно она меня успокоила.

– Мне пора, леди Айрис, – и зашуршала, собираясь.

– Энни, погоди, – продолжая закрывать нос, прогнусавила я. – Я ничего не помню, честное слово. Какие-то смутные моменты, но и только… Расскажи мне обо мне, пожалуйста.

Девушка всплеснула руками и, осторожно присев на треснутый стул, сочувственно на меня поглядела.

– Ох, миледи… Пусть Всевышний будет милостив к вам, чтобы вы быстро пришли в себя. А я вам чем смогу, подсоблю. С чего ж начать-то? – задумалась она, прикусив губу.

– Начни с простого, кто я, где мы сейчас находимся? – подсказала я ей.

– Аха, тогда так: вам восемнадцать лет, вы племянница лорда Эшворта по отцу. Он барон, и этот дом, как и обширные земли вокруг, принадлежат ему. Лорд Тобиас вас ещё младенцем удочерил, когда ваши родители померли от лихорадки. Так что по закону он вам отец. Живём мы тут, в Эшворт-холле, вот только… – она печально вздохнула, – лорд-то при смерти. Уже который месяц без сознания лежит, лекарь сказал, что дни его сочтены.

Энни оглянулась на дверь и понизила голос до шёпота:

– А ещё тут обитает леди Дарена, его супружница. Он на ней пять лет назад женился, думал, она ему наследника родит, но что-то у них не вышло. Новая хозяйка притащила с собой мерзкую Гарету, кухаркой поставила, и мадам Жюли Лафорт, та экономка, её правая рука, всем тут в отсутствие хозяйки заправляет. Все трое вас терпеть не могут. А как лорд слёг, так и вовсе распоясались, перестав скрывать к вам свою злобу.

– Хм-м, – нахмурилась я.

– А в этой комнатушке вас поселили аккурат, как милорду поплохело.

– А характером я какая?

Собеседница округлила глаза и так тряхнула головой, что несуразный серый чепец съехал набок. Быстро его поправив, ответила:

– Ну-у, э-э… Спокойная вы, книги читать любили, песни в саду петь да танцевать. Добрая вы без всякой меры, миледи.

– Вот, значит, как? – задумалась я. В той жизни мне палец в рот не клади – по локоть откушу. А Айрис, выходит, была божим одуванчиком?

– Пойду я, миледи, до заката надо прополоть грядки и полить. Иначе, как только леди Дарена вернётся, прикажет Ллойду меня наказать.

– Наказать? – услышанное напрягло и сильно не понравилось.

– Аха, – кивнула она и протянула ко мне руки, ладоням вверх. И только сейчас я рассмотрела тонкие шрамы, некоторые зажили совсем недавно. – Не жалейте меня, миледи, я за вас всё стерплю, – она резво вскочила и, слегка улыбнувшись, пошла к двери, половицы под её ногами неприятно скрипнули. – Вечером вам ужин принесу. Отдыхайте, пока леди Дарена не вернулась, уж она точно не даст вам прохлаждаться, даже будь вы одной ногой в могиле.

Дверь за ней закрылась, и я осталась одна в этой жалкой каморке. Ещё раз внимательнее огляделась.

Стены когда-то были выкрашены в бледно-голубой цвет, но краска облупилась, обнажая серую штукатурку. В углу темнело пятно плесени. Через щель в оконной раме потянуло вечерней прохладой.

"Айрис – божий одуванчик", – снова подумала я и горько усмехнулась. А раз так, то и неудивительно, что прежняя хозяйка тела позволяла так с собой обращаться. Тихая, добрая девочка, которая пела песенки в саду, безмолвно приняла новую реальность и позволила так с собой поступить. Низвести себя до служанки.

Ситуация яснее ясного. Айрис, то есть теперь меня хотят либо уморить работой, либо довести до того, чтобы я сбежала. А может, готовят что-то похуже. Но они не знают, с кем теперь имеют дело. Я не юная трепетная леди. Я Алина Орлова, и в обиду себя не дам…

Глава 3. Ночной голод

Я проснулась от хриплого лая собаки, раздавшегося неподалёку. Разлепив веки, посмотрела в окно, в которое виднелось потемневшее небо с первыми робкими звёздами. Надо же, как меня сморило!

Осторожно пошевелилась, проверяя своё состояние. Голова болела значительно меньше, видно, мазь Энни и впрямь творила чудеса. А отвратительный запах и правда почти сошёл на нет. Лишь рёбра ныли, как и прежде. Нужно туго перебинтовать грудную клетку, иначе каждое движение будет мучением. Где бы раздобыть ткань подходящей длины?

Дверь тихо скрипнула, и в комнату проскользнула Энни с деревянным подносом в руках.

– Миледи, вы проснулись! А я вам ужин принесла, – она поставила свою ношу на шаткий столик.

Я села, морщась от боли, и взглянула на масляную лампу, стоявшую рядом с тарелками, перевела взор на содержимое последних. Сердце упало. В деревянной миске плескалась жидкая каша на воде: серая, комковатая масса без малейшего намёка на масло или молоко. Рядом лежали варёные овощи, пара морковок и что-то похожее на репу, тоже без всякой заправки. Довершал картину нищеты кусок чёрствого серого хлеба.

– Это… мой ужин? – не удержала сарказма, проскользнувшего в голос.

Энни виновато потупилась.

– Простите, миледи. Гарета сказала, что, несмотря на ваши раны, всё равно не даст вам мяса. Нужно экономить продукты.

Я тихо хмыкнула и взяла деревянную ложку, зачерпнула склизкую кашу. На вкус она была ещё хуже, чем на вид: пресная, с привкусом горелости. Но голод не тётка, и я заставила себя есть, запивая эту бурду тёплой водой из глиняной кружки.

– Энни, вся прислуга так питается? – полюбопытствовала я.

– Всё то же самое, миледи.

Пока я давилась отвратительной едой, девушка сходила за ведром с водой и тазом.

– Давайте я помогу вам смыть грязь и переодеться ко сну, – предложила она, когда я отодвинула пустую тарелку.

Умывание холодной водой немного взбодрило. Энни помогла мне снять испачканное платье и достала из сундука ночную сорочку. Вернее, то, что когда-то ей было. Тонкая ткань износилась до полупрозрачности, в местах, где разошлись швы, виднелась грубая штопка, а от былой белизны не осталось и следа – сорочка приобрела желтовато-серый оттенок.

– Это всё, что есть? – уточнила я, разглядывая печальное одеяние.

– Есть ещё пару платьев, миледи, но они не для почивания, а для работы и походов в лес, – Энни снова полезла в сундук и извлекла мешковатые, жуткие на вид балахоны. И ещё одно, вполне симпатичное, тёмно-зелёное. – А вот это для выхода к гостям.

Я провела рукой по ткани. Качественная шерсть, хороший крой, платье явно шили не для служанки. Но время и частая носка сделали своё дело: ткань вытерлась на локтях и подоле, цвет поблёк, а кружева на воротнике и манжетах пожелтели и местами порвались.

– Странно, – заметила я, – почему меня не переселили в комнаты для прислуги, раз уж я на положении служанки?

Энни нервно оглянулась на дверь.

– Леди Дарена велела оставить вас здесь. Сказала, что, когда приезжают визитёры, все должны видеть, что племянница барона живёт в господском крыле, на подобающем ей месте.

Вот оно как. Для гостей я любимая племянница барона, а в остальное время – бесправная нищенка. Удобно устроилась… мачеха.

– Так-с, – задумчиво протянула я, на секунду замерла, после чего решительно объявила, – это непотребство, – ткнула пальцем в полупрозрачную сорочку, – сейчас разорвём и перевяжем мне грудную клетку, а вот это, – перевела палец на более или менее приличное тёмно-зелёное платье, – я надену сверху.