Книга 3: Эфирный страж: Завет Рассветной Зари

Алексей Рудь

Книга 3: Эфирный страж: Завет Рассветной Зари

ПРОЛОГ: ВЕСНА И ПЕЧАЛЬ АРТЕМИИ

Воздух дрожал. Не от грома, а от молчания, что было гуще и тяжелее любого раската. Прах былой битвы медленно оседал на обломки черного базальта, и каждый кусочек был похож на осколок застывшей ночи. Артемия шла по руинам, и её шаги отдавались эхом в её собственной душе. Она не чувствовала боли от ран – они давно онемели, – лишь леденящую пустоту там, где когда-то бился источник её силы.

Она подняла глаза на Сердце Бездны – пульсирующую сферу из тьмы и фиолетовых молний, пойманную в паутину из последних её заклинаний. Это не была победа. Это была отсрочка.

– Мастер… – хриплый голос заставил её обернуться.

Её ученик, Элиан, стоял на коленях, прижимая к груди окровавленную руку. Его молодое лицо было искажено не болью, а пониманием. Он знал.

– Это ненадолго, – прошептала Артемия, и её голос прозвучал как шорох увядающих листьев. – Печать держится на мне. На моей жизни. Когда я паду, она последует за мной.

– Нет! Должен быть другой путь! – в голосе Элиана зазвенела отчаянная юношеская ярость. – Мы найдём его!

Артемия медленно покачала головой, и её взгляд упал на маленький, тщательно оберегаемый ларец у её пояса. В нём не было артефакта силы. Там лежали запечатанные свитки – её исследования, её надежда. Идея не уничтожения, а перерождения. Она открыла ларец и вынула один, испещренный не рунами, а изящными, почти музыкальными символами.

– Уничтожить её – значит уничтожить часть мира, Элиан. Это всё равно что отрубить руку, чтобы спастись от заразы. Мир станет калекой, – она протянула ему свиток. Её пальцы слегка дрожали. – Сила… наша сила… это не меч. Это семя. Оно должно упасть в почву, прорасти в новом времени, когда мир будет готов.

Она обвела взглядом руины, и в её глазах отразилась не смерть, а безмерная печаль.

– Моё предназначение – быть этим первым ростком, что гибнет под зимним снегом, чтобы весной взошли другие. Моя кровь… моё наследие… я рассею его по ветру времени. Оно упадёт на благодатную почву. Оно прорастёт в тех, кто даже не будет знать моего имени.

Она сделала шаг к pulsating сфере, и её фигура начала светиться изнутри мягким, золотистым светом.

– Найди их, Элиан. Храни знание. Стань тенью, что оберегает рассвет. Один из моего рода… один, в ком течёт моя кровь… придёт сюда, когда цикл замкнётся. И ему должно хватить мудрости не сражаться с эхом, а дарить жизнь.

Её голос стал тише, превратившись в шёпот, который, казалось, исходил от самого камня.

– И помни… величайшая битва – это не та, где ты уничтожаешь тьму… а та, где ты становишься светом в сердцах других…

Свет поглотил её. Он не был ослепительным. Он был тёплым, как первое весеннее солнце. И когда он угас, на камне, где стояла Артемия, остался лишь призрачный отпечаток и тишина, в которой Элиан поклялся хранить её надежду.

ГЛАВА 1: ЭХО, КОТОРОЕ НЕ УМОЛКАЕТ

Сны Стража всегда были молчаливы. Они были полотнами из теней и тишины, галереей лиц, которых он не смог спасти. Но в эту ночь сон был иным.

Его разбудил гул.

Он исходил не снаружи, где за стенами его аскетичного убежища шумел хвойный лес. Он исходил изнутри. От массивного посоха из полированного черного дерева, что стоял прислонённым к каменной стене. По его поверхности пробегали трепетные фиолетовые искры, и воздух в хижине был тяжёлым, словно перед грозой.

Страж отбросил грубое шерстяное одеяло и встал. Пол был холодным под босыми ногами. Он подошёл к посоху, но не взял его. Он прикоснулся к воздуху в дюйме от древесины.

– Они идут, – прошептал он. Это не был вопрос.

Он подошёл к узкому оконцу. За ним клубился предрассветный туман, цепляясь за тёмные ели. Всё было тихо. Слишком тихо. Исчез привычный стук дятла, умолк утренний щебет. Мир затаил дыхание.

Его убежище было не домом, а крепостью. Одна комната, вырубленная в скале, с очагом, грубым столом и полками, уставленными не книгами, а свитками, склянками с реагентами и странными механизмами, чьё назначение было забыто. Пахло дымом, сушёными травами и одиночеством. Он провёл здесь годы, выстроив тишину как стену против прошлого. И теперь эта стена рушилась.

Он налил воды из глиняного кувшина в чашу и замер. Вода в чаше колыхалась, хотя его рука была неподвижна. По её поверхности расходились мелкие, частые круги. Отголоски. Кто-то мощный нарушил течение Эфира. Водные данные, которые он нашёл, которые он считал ключом… они были приманкой. И он, старый дурак, клюнул.

– Проклятье, – его собственный голос прозвучал глухо и непривычно громко в давящей тишине.

Он резко развернулся, его плащ мелькнул в полумраке. Он схватил посох, и в тот же миг фиолетовые искры вспыхнули ярче, слившись в устойчивое свечение. Боль, острая и знакомая, пронзила его виски – отзвук чуждой магии.

Он вышел наружу. Холодный воздух обжёг лёгкие. Туман стлался по земле, как живое существо. И тогда он увидел их. Не фигуры, а искажения. Пятна сгустившейся тьмы на фоне серого тумана, которые плыли к нему, искривляя пространство вокруг себя. Ветви елей чернели и рассыпались в прах при их приближении.

Они шли беззвучно. Их было шестеро.

Страж упёр посох в землю.

– Довольно, – сказал он, и в его голосе не было страха. Была лишь усталая решимость. – Вы не получите его.

Один из теней отделился от общего строя. Он был выше, а тьма вокруг него была гуще, почти осязаемой.

– Страж… – его голос был подобен скрипу разламываемого льда. – …отдай ключ. Или мы возьмём его из твоего пепла.

– У меня нет ключей, – солгал Страж, чувствуя тяжесть водных данных, запечатанных в кристалле у него за пазухой.

– Лжешь. Ты прикоснулся к Источнику. Ты носишь его печать. Твой дух кричит о нём в Эфире.

Страж сжал посох так, что костяшки его пальцев побелели. Он был стар. Очень стар. Но сила, что пробудилась в нём сейчас, была не его. Это был инстинкт. Инстинкт зверя, защищающего свою нору.

– Тогда приходи и возьми, – бросил он вызов.

И мир взорвался.

Не светом и пламенем, а тишиной, которая обрушилась с невыносимым давлением. Туман сгустился, превратившись в ледяную влажную хватку. Тени двинулись на него.

И в этот миг Страж понял: его одиночество кончилось. Начиналась охота.

…А в это время, за многие мили отсюда, в убежище, что пряталось в сердце Зеленой Рощи, только-только просыпалась жизнь, еще не ведая, что тень от беды одного человека уже тянется и к их порогу.

ГЛАВА 2: УБЕЖИЩЕ И ШЕПОТ ЛИСТЬЕВ

Если бы одиночество Стража пахло дымом и холодным камнем, то убежище Киры благоухало жизнью.

Воздух здесь был густым и тёплым коктейлем из ароматов: сладковатый дым очага, где томился котелок с похлёбкой из лесных кореньев; пряная горьковатость сушёных трав, развешанных пучками под потолком; свежий, почти зелёный запах мха и влажной древесины. Лучи утреннего солнца, золотые и тягучие, как мёд, пробивались сквозь сложную конструкцию из живых ивовых прутьев, сплетённых в стены и кровлю. Это было не строение, а часть леса – уютное, дышащее существо, приютившееся на окраине рощи, где вековые дубы шептались листьями с молодыми клёнами.

Сама Кира стояла спиной ко входу, помешивая массивной деревянной ложкой содержимое котла. На ней было простое платье из грубоватой ткани, запачканное у плеча землёй, а рыжеватые волосы, выбившиеся из небрежной косы, образовывали вокруг её головы огненный ореол в солнечных лучах. Она не была похожа на хранительницу древних знаний. Она была похожа на душу этого места – практичную, тёплую, неутомимую.

– Элиас, если ты ещё раз сунешь в миску пальцы вместо ложки, я поручу тебе чистить до вечера самый старый и ржавый котёл, – сказала она, не оборачиваясь. В её голосе не было и тени раздражения, лишь спокойная, почти музыкальная усталость.

Мальчик лет семи с вихром тёмных волос испуганно отдернул руку от миски с будущей похлёбкой и принялся с преувеличенным усердием резать морковку.

– А я вот забралась на Самого Высокого! – раздался звонкий голос с порога.

В проёме, залитая солнцем, стояла Фрейя. Девочка лет двенадцати, худая, как тростинка, в поношенных штанах и с целой коллекцией свежих царапин на руках. Её глаза сияли торжеством.

– На Самого Высокого? – Кира наконец обернулась, подставив лицо теплу очага. – Того, что у Скалы Ворона? Ты же знаешь, что ветви там хлипкие.

– Они не хлипкие, они… проверяющие! – не смущаясь, парировала Фрейя, с наслаждением вытирая потный лоб грязным рукавом. – А вид оттуда! Видно озеро, и дорогу, и даже дым из трубы старой мельницы!

– И, надеюсь, не видно было тебя самой с этой дороги? – уточнила Кира, снимая котёл с огня и ставя его на массивную чурку-подставку.

Фрейя на мгновение задумалась.

– Не-а. Вроде бы. Я как белка! Быстро и незаметно!

Кира покачала головой, но в уголках её губ дрогнула улыбка. Её взгляд скользнул по главной комнате – просторному помещению, служившему и кухней, и столовой, и библиотекой. В дальнем углу, в грубой, но удобной плетёной колыбели, мирно посапывал самый младший. Рядом, на самодельном ковре из звериных шкур, сидела Лира. Девочка лет девяти, с серьёзными серыми глазами, была полностью погружена в огромный, потрёпанный фолиант с застёжками из тусклой бронзы. Её губы беззвучно шевелились, повторяя слова на забытом наречии.

Идиллию нарушил громкий стук. Фрейя, размахивая руками для пущей убедительности, задела низкую деревянную полку. Тяжёлая книга в кожаном переплёте, «Трактат о приливных течениях», качнулась и полетела вниз, прямо на глиняный кувшин с водой.

Все замерли. Даже Элиас перестал жевать украденный кусочек моркови.

Но книга не разбила кувшин. Она застыла в сантиметре от него, словно встретив невидимую преграду. В воздухе запахло озоном – резко, ярко, словно после удара молнии.

Все взгляды, будто по команде, устремились на Люка. Самый тихий из старших детей, мальчик лет восьми, сидел на корточках у очага, подбрасывая в него щепочки. Теперь он смотрел на зависшую книгу с таким же изумлением и ужасом, как и все остальные. Его собственные пальцы сжались от напряжения, а по щекам градом катились слёзы, хотя он даже не понял, что произошло.

Время замерло.

Затем Кира двинулась. Медленно, плавно, словно подходя к пугливому зверьку. Она не смотрела на книгу. Она смотрела на Люка. Она подошла, её тень упала на мальчика. Она не стала читать нотаций, не стала кричать. Она просто наклонилась, подняла книгу, бережно обтёрла её ладонью и поставила на полку. Потом она повернулась к Люку, опустилась перед ним на колени и крепко, почти до боли, обняла его.

– Опять сквозняк с чердака, – сказала она громко и очень чётко, глядя поверх головы Люка на остальных детей. Её голос был ровным, но в нём слышалась сталь. – Надо будет заткнуть щели. Люк, иди помоги мне с хлебом, твои руки сегодня самые ловкие.

«Сердце, замолчи», – молилась она про себя, чувствуя, как оно бешено колотится где-то в горле. «Не сейчас. Прошу, дайте мне ещё немного времени. Они не должны бояться самих себя. Они не должны знать, что носят в себе… Артемия, прошу, дай мне сил…»

Люк всхлипнул и прижался к её плечу. А Фрейя и Элиас перевели дух, и комната снова наполнилась привычными звуками жизни. Но в воздухе, помимо запаха похлёбки и дыма, ещё долго висел тонкий, незримый страх и сладковатый привкус грозовой энергии.

ГЛАВА 3: В ПРИТОНЕ «РОГАТОГО КИТА»

Воздух в портовом городе Талаос всегда был густым и солёным. Он впитывал в себя запахи гниющих водорослей, смолы от просмоленных бортов, жареной рыбы и человеческих испарений. Здесь всё было товаром – от шелков с востока до сплетен с запада. И именно здесь, в самом грязном и шумном уголке порта, в трактире «Рогатый Кит», можно было найти любую услугу. За соответствующую цену.

Страж, закутанный в потертый плащ с капюшоном, чувствовал себя здесь чужим. Его одиночество, бывшее ему крепостью в лесной тиши, здесь, в этом людском муравейнике, стало уязвимостью. Каждый толкающийся пьяница, каждый карманник, скользящий взглядом по его посоху, был потенциальной угрозой. Он прижал посох к себе, ощущая под пальцами тёплое, тревожное дребезжание древесины – эхо всё ещё не утихло.

«Рогатый Кит» встретил его стеной звуков и запахов. Грохот кружек, визгливые переливы расстроенной лютни, рёв разгорячённого спора и кислый дух перебродившего пива. Он пробирался к стойке, чувствуя, как на него оседают взгляды. Чужака здесь чуяли за версту.

– Эй, дед! – крикнул коренастый трактирщик, вытирая жирные руки о фартук. – У меня нет подаяний для бродячих проповедников. Или плати, или проваливай.

Страж медленно положил на стойку маленькую, отполированную временем монету. Не золотую и не серебряную. Она была из тёмной бронзы и с выбитым на ней символом – стилизованной волной, пронзённой трезубцем.

Трактирщик замолк. Его наглое выражение лица сменилось на настороженное, почти испуганное. Он кивнул вглубь зала, к самому тёмному углу, где дымилась масляная лампа.

– Там. Ждёт.

В углу, за массивным столом, сидела Лианна. Она не пила, а изучала карту, расстеленную среди лужиц от напитков. Её руки, покрытые татуировками в виде морских узлов и небесных светил, лежали на пергаменте неподвижно. Страж подошёл и молча сел напротив.

Она подняла на него взгляд. Глаза цвета морской волны были холодны и внимательны. В них не было ни капли удивления.

– Итак, – её голос был низким и немного хриплым, будто простуженным морским ветром. – Доигрался, старик? Твоя тихая лесная жизнь кончилась?

– Они нашли меня, Лианн.

– «Они»? – она усмехнулась, свернула карту одним резким движением и откинулась на спинку скамьи. – Ты добыл себе врагов поинтереснее, чем городская стража. Воздух вокруг тебя… вьётся. Словно перед штормом. Кто они?

– Те, кто охотится за эхом прошлого. За тем, что я нашёл в архивах.

– Водные данные, – не вопрос, а констатация. Она знала. Она всегда была слишком умна для простого наёмника. – И что ты хочешь? Чтобы я снова повела тебя по Самой Скверной Воде? Чтобы моё судно и моя команда снова рисковали шкурами из-за твоих тайн?

– Мне нужен путь к Пещерам Сияния. Только ты знаешь течения, которые не нанесены на карты. И мне нужна твоя саблю, когда течения нас не спасут.

Лианна долго смотрела на него, оценивая. Потом её взгляд упал на его посох.

– Он дрожит, – заметила она. – Раньше за него можно было бы повесить кого угодно на любом суде. Колдовской посох.

– Он не дрожит от колдовства, – тихо сказал Страж. – Он дрожит от приближающейся бури. Они идут за мной по пятам. И если они найдут меня здесь, Талаос станет первой жертвой.

Похолодевшие глаза Лианны сузились. Она ненавидела угрозы. Но ещё больше она ненавидела, когда угрожали её дому. Её порту.

– Значит, мы уплываем до рассвета, – она встала, её тень на стене казалась огромной. – Плата будет высока, Страж. Не золотом. Ты будешь мне должен. И когда-нибудь я потребую долг.

– Я знаю.

– Тогда пошли. Пора просыпаться «Дочь Бури». – Она бросила последний взгляд на шумный трактир. – Её последний рейс был спокойным. Похоже, этому пришёл конец.

ГЛАВА 4: МАСТЕРСКАЯ ЗАПРЕДЕЛЬНЫХ ШЕСТЕРЁНОК

Если порт Талаоса был горлом мира, то мастерская Боррина – его скрытыми внутренними органами, которые перемалывали реальность, издавая лязг и скрежет.

Лианна привела его в самый неприметный тупик в доке, где пахло не рыбой, а озоном, машинным маслом и раскалённым металлом. Дверь в скале, больше похожая на крышку корабельного иллюминатора, отъехала в сторону после того, как Лианна отстучала на ней сложный ритм.

Внутри… царил контролируемый хаос.

Воздух дрожал от гула невидимых механизмов. Всё пространство, вырубленное в скале, было заставлено столами, заваленными чертежами, токарными станками и приборами, назначение которых было неясно. По стенам ползали, щёлкая шестерёнками, маленькие механические пауки, чистящие медные трубы. В центре под самым потолком висел махолёт с нежно переливающимися крыльями из слюды, всё ещё находившийся в сборке. И повсюду, куда падал взгляд, лежали, стояли и висели кристаллы – от мелкой мутной крошки до идеальных сфер, в которых пульсировал тусклый свет.

И в самом сердце этого металлического муравейника, стоял Боррин.

Гном был невысок и широк в плечах, как и полагается его расе. Его длинная, тщательно заплетённая борода была убрана за широкий кожаный пояс, чтобы не мешаться. Он что-то паял, и яркая вспышка света на мгновение озарила его лицо, покрытое сетью старых ожогов и веснушек, и умные, пронзительные глаза, сузившиеся в concentration.

– Лианна, – произнёс он, не отрываясь от работы. Его голос был густым басом, который идеально подходил к гулу его мастерской. – Если ты снова притащила мне какую-нибудь сломанную безделушку с того краба, что ты называешь кораблём, я впаяю её тебе в глотку.

– Безделушки подождут, бородач, – парировала Лианна, с наслаждением опускаясь в единственное свободное кресло, с которого она смахнула на пол стопку чертежей. – Я привела тебе кое-что поинтереснее. Знакомься, Призрак.

Боррин наконец оторвался от паяльника и посмотрел на Стража. Его взгляд, острый и оценивающий, скользнул по его плащу, задержался на посохе, и гном коротко кивнул.

– Так ты и есть тот самый сумасшедший, что рылся в архивах Древних, – проворчал он. – Читал я твои водные данные. Интересные там колебания частот описаны. Очень интересные. И очень опасные.

– Мне нужно попасть в Пещеры Сияния, – сказал Страж, чувствуя, как его посох снова издаёт лёгкую, почти неощутимую вибрацию в этом месте, насыщенном энергией. – Глубоко.

– Все хотят попасть глубоко, пока не поймут, какое там давление, – фыркнул Боррин. Он отложил паяльник и подошёл к одному из столов, где лежал чертёж сложного аппарата, напоминавшего скафандр, сотканный из медных трубок и кристаллов. – Мои обычные батискафы не выдержат. Там, в самых глубинах, где, по твоим данным, находится эпицентр… там не вода. Там сгущённый Эфир. Жидкий свет. Он разорвёт любой металл и сожжёт любую плоть.