(Не) ведьма для темного лорда

Мария Авенская

(Не) ведьма для темного лорда

Глава 1

Меня позвали в магуправу «на пять минут». Пять минут в их календаре – это смесь вечности с бюрократией, где время измеряется не часами, а количеством подписей под «служебной запиской о переносе служебных записок».

«Шепчущие двери» были моими любимыми пациентами: старые дубовые полотнища с живыми петлями, которые обижаются на грубых людей и шепчут им гадости в щели. Сегодня двери сорвались на крик – причём хором. В коридоре стоял сквозняк, пахло мокрой бумагой, чернилами и пережаренным кофейным зерном из буфета на первом этаже.

– Да тише вы, – сказала я, прислоняясь к ним лбом. Дерево дышало тяжело, обиженно потрескивая. – Я тут. Я вас слышу. Кто вас довёл?

– Он, – прошептали сразу четыре двери и вильнули ручками туда, где коридор сужался и темнел.

Я приготовила зелье бодрости – не то, что варят студенты в общежитиях, а моё, правильное: тягучее, янтарное, пахнет корицей, цитрусом и крошечной надеждой дожить до обеда. Пара капель на петли, пара на замок, щепоть соли и песенка на полтона ниже – и любой механизм вспоминает, что он создан служить, а не ныть. Я повертела флакон между пальцев, отвернулась на свет и… столкнулась с чёрной стеной.

Стена оказалась человеком.

Он вырос передо мной беззвучно, как тень, – высокий, в чёрном плаще, с закрытой пряжкой на горле. Волосы темнее лака на табличках «Не входить», взгляд – серый металл без полировки. Запах – холодный, чистый, как нож, только что вынутый из воды. На сапогах – идеальная глянцевая кожа.

– Осторожнее, ведьма, – сказал он низко, и в этот момент мой локоть недовольно вздрогнул, флакон щёлкнул об манжету, и янтарная струя бодрости полетела вниз, хлынула на его ботинки, зедело перчатки и расплескалась на каменный пол.

Тишина звякнула – и разлетелась.

Сапоги остановились, как солдаты по команде, а потом правый, торжественно, хорошо поставленным баритоном, процитировал::

– «Любовь – волшебная страна, там бродят тёмные лорды».

Я закрыла лицо ладонью. За моей спиной двери захихикали. Где-то в дальнем кабинете кто-то уронил стопку документов и выругался шёпотом.

– Извините, – сказала я, разжёвывая это слово как сухарь. – Это побочный эффект. На живую кожу зелье бодрости действует как крепкий кофе. На кожу мёртвую – как поэзия. У вас, очевидно, мёртвая.

Он поднял на меня взгляд.

– Впервые слышу, чтобы меня сравнивали с мёртвой кожей, – произнёс он, не меняя интонации.– Впервые – и надеюсь, в последний раз.

– Это был профессиональный термин, – огрызнулась я, отступая на шаг.

Пахло цитрусом, корицей и… им. Кожу перчаток чуть подсушило зельем, и запах стал теплее. Внутри у меня опасно отозвался желудок – то ли от кофе, то ли от нервов.

– Я починю.

Присела, достала тряпицу, быстро сняла излишки зелья и провела над сапогами ладонью, проговаривая формулу нейтрализации. Сапоги на вдохе промолчали, на выдохе ещё хотели прочитать стих, но передумали. Я встала и поймала взгляд сверху вниз – он стоял настолько близко, что между нами втиснулся бы разве что лист бумаги, и то, если бы он был очень наглым.

– Как вас звать, ведьма? – спросил он.

Голос – низкий, чуть хрипловатый. «Резонирует под рёбрами», – отметила я машинально, и тут же мысленно себя шлёпнула.

– Ива, – ответила. – Мастер расколдовывания, бытовая магия и ремонт любых капризов. А вас как зовут… ваша мрачность?

– Кэрн Вельст, – без паузы.

Коридор чуть охнул: имя знали все.

– Хранитель Пограничья. И да, тот самый «тёмный лорд», – он скривил губы очень легко, почти неуловимо.

Двери дружно зашептали: «Ну всё, держись», – и хихиканье прокатилось вдоль панели.

– Что вы делаете с дверями? – спросил Кэрн.

– Они шепчутся. Я им даю высказаться и смазываю внутреннюю обиду, – объяснила я, встряхнула фиал, хмыкнула. – Это у вас в управе принято кричать на прихожих.

– У нас в управе принято, чтобы двери открывались, – сухо. – И люди не проливали на меня то, что заставляет вещи говорить.

Я пожала плечами. Если бы мне платили за каждую сухость в его тоне, я купила бы буфет на первом этаже и варила бы там нормальный кофе.

– Исправлю. И исчезну.

– Не исчезайте. Наоборот. – Он произнёс это так, будто даёт приказ. – Мне нужна ведьма. Утечка в Пограничье усилилась. Ваши… навыки бытовой магии могут сработать там лучше боевых.

Я вскинула бровь.

– Вы уверены? Обычно такие как вы предпочитают огонь из ладоней и громкие заклинания.

– Огонь у нас есть, – сказал он. – С дыркой в реальности лучше справляются те, кто умеет её штопать.

Уставилась на него ещё секунду. Холод от плаща двигался по коридору, как тень облака.

– Разовый контракт, – продолжил он. – Выезд сегодня. Оплата – авансом. Условия – мой дом, мои правила.

– Я не работаю на «тёмных», – ответила я выплюнув слишком быстро. – Простите. Личные причины.

– Ваш отец ушёл служить Тьме? – без интонации.

Вздрогнула как от укола.

– Я умею читать анкеты, Ива. И не удивляюсь. Но Пограничью всё равно, кого папа выбрал десять лет назад.

– А мне не всё равно, – сказала я тихо.

Воздух вокруг пахнул озоном. Двери подались ко мне, будто хотели закрыть от его взгляда.

– Я чиню дома. Дома, Кэрн. А Пограничье… – я выдохнула. – Это не дом. Это трещина.

– Трещина, через которую в дома полезет холод, – так же тихо. – Я не прошу любить Тьму. Я прошу сделать работу.

Где-то щёлкнуло. Вспыхнули кристаллы освещения, и я вдруг заметила, как близко мы стоим. Его перчатки пахли обработанной кожей и чем-то хвойным. Я поймала себя на том, что пытаюсь запомнить этот запах – и обругала себя мысленно. Мне не нравились мужчины в чёрном, не нравились их «правила». Мне нравилось, когда двери шепчут и затыкаются после чайной ложки соли.

– Если я соглашусь, – сказала я, – то я не солдат. Я делаю по-своему. И первое условие – никакого контроля за моей работой. Вы указываете на дыру – я её штопаю.

– Согласовано, – коротко. – Второе?

– Аванс, – сказала я, не моргнув. – Бумажно, кристально, всеми печатями. Я устала работать за идею.

– Фома, – произнёс он, не повышая голоса.

Из стены аккуратно выдвинулось привидение. Прозрачный, как водяной знак на дорогой бумаге.

– Да, господин, – пропел Фома деловым тенором. – Договор, аванс, печать, подпись, печать, подпись, печать ещё раз – для красоты.

– Для контроля, что вы мне все выплатите, – поправила я.

Фома будто подмигнул, хотя глаз у него не было.

Я уже хотела протянуть руку за договором, когда коридор содрогнулся. Свет дрогнул, воздух стал холоднее. Двери за моей спиной сжались, как испуганные кошки.

– Портал, – сказал Кэрн и схватил меня за локоть. Его перчатка легла плотно, горячо – кожу будто окатило кипятком, хотя перчатка была холодной. – Назад.

– Я не из хрусталя, – выдохнула я автоматически, только чтобы заглушить глупое дрожание под рёбрами. – Что происходит?

В проёме холла, где у управления стояла арка межмировой связи, сверкнуло. Порталы всегда светятся ровно, но это было судорожно: рваные волны, треск, на поверхности тонкий иней. Изнутри донёсся звук, как если бы кто-то тянул мокрый шёлк по стеклу.

– Отойди, – повторил Кэрн.

Он уже развернул меня за свою спину, и на секунду мир сузился до кожи его перчатки на моей руке и запаха – ветер, хвоя, сталь.

Тварь холода вываливается всегда внезапно, как дурная шутка. Она была похожа на неправильную собаку из стекла: длинные лапы, рёбра из инея, глаза как черные провалы. Она прыгнула.

Я не думала. Соль у меня была в кармане. Я сорвала пробку, швырнула щепоть в пасть и сказала:

– Стоп.

Соль вспыхнула, как масло на сковороде, и тварь завыла – звук вышел ледяной и сухой. Она дёрнулась ко мне, и в следующую долю секунды меня накрыл чёрный плащ. Кэрн навалился корпусом, и мир стал узким и тёплым. Я услышала, как он ругнулся, и почувствовала, как его грудь ударяется о моё плечо – тяжело, уверенно. Рука в перчатке зафиксировала моё запястье у стены – не больно.

Соль сделала своё. Тварь дёрнулась ещё раз – и рассыпалась снегом. Воздух загудел, как и резко затих. На полу осталась серая крошка инея.

– Жива? – сказал он мне в волосы.

Голос в такой близости звучит иначе – он не в ушах, он будто проходит сквозь тело. Я кивнула и осознала, что стою спиной к стене, прижатая его корпусом, и что между нами кипит жара, от которой хочется сделать два глупых движения: вдохнуть глубже и закрыть глаза.

– Отпустите, – сказала я хрипло, и его пальцы сразу разжались. Он отступил на полшага, но тепло от него ещё держало, как тёплый хлеб в ладонях. Я заставила лёгкие работать ровно, глянула на плиту у его ботинка там зелье бодрости уже высохло, оставив тонкий янтарный след.

– Плохая реакция, – он смотрел на мои руки. – Ты не отпрянула. Ты пошла навстречу.

– Потому что я чиню, – ответила я. – Чтобы починить дверь, к ней надо подойти. Не стоять в коридоре и читать правила безопасности.

Его рот чуть дрогнул.

– Фома, – позвал он тише. – Фиксируй нападение. И подготовь выезд. Немедленно.

– Да, господин, – пропел призрак и исчез.

Я посмотрела на ледяную крошку и на Кэрна. Он сдвинул перчатку, и я увидела у него на запястье тонкую красную линию – ожог. Мой огонь обжёг его? Нелепо. Это бытовая магия, она безопасна.

– Вы обожглись, – сказала я и уже тянулась к сумке. – У меня есть бальзам.

– Потом, – отрезал он. – Сначала договор.

Мы стояли всё ещё слишком близко, и мне пришлось сделать шаг в сторону. Пальцы дрожали слабо, неприятно, как после слишком крепкого кофе.

– Ива, – сказал он, и я удивилась, как просто он произнёс моё имя, без «ведьма» и «мастер». – Пойдёшь?

Я посмотрела на шепчущие двери – они распахнулись, открыв коридор, словно говорили: «Давай уже. Потом нас домажешь». Я посмотрела на его запястье тонкая красная линия, почти исчезла.

– Пойду, – ответила. – Но по-моему.

– По-твоему, в рамках оговореного, – кивнул он.

– И ещё: если ваши ботинки снова начнут цитировать, я не виновата. Это их личная инициатива.

– Тогда я выкуплю томик Беранже и будем читать им на ночь, – сказал он сухо – и ушёл в сторону холла.

Я усмехнулась. Взяла договор у Фомы, быстро пробежалась глазами – подписи, печати, кристаллы. Аванс блеснул на счёте золотом. Я поставила подпись, опустила перо, и в ту же секунду портал в холле снова зарычал.

Сердце у меня упало и поднялось. Я рванула в зал – и увидела, как арка сводит зубы, стягивается, а по её стеклянной коже бегут трещины. Холод внутри потемнел – и хлынул. Второй раз за утро тварь прыгнула не думая, и второй раз меня накрыла чёрная тень.

– Стой, – сказал он.

Я швырнула соль в пасть холоду. Лорд поднял левую ладонь, черканул по воздуху знаком – тонкая линия огня вспыхнула и ушла внутрь, как игла. Тварь захрипела и рассыпалась. Пол побелел от инея. От его ладони пошёл пар.

– Теперь… всё таки бальзам, – сказала я тихо.

Он посмотрел вниз очень медленно. Наши взгляды столкнулись посередине, и в этой точке мне вдруг показалось, что весь магуправ разом исчез.

– Потом, – повторил он. – Сначала – Пограничье.

Фома кашлянул где-то сбоку и деликатно протянул мне плащ.

– Госпожа Ива, – сказал он, так и не появляясь полностью, – в дороге сквозняк. И… поздравляю с авансом.

– Спасибо, Фома, – я накинула плащ и сжала флакон соли сильнее. – Пойдём, лорд. Пока ваши двери не передумали нас выпускать.

Двери хихикнули. Мы шагнули к арке. Я почувствовала, как шероховатая кожа его перчатки едва касается тыльной стороны моей кисти.

Арка дёрнулась, как плёнка воды под пальцем. Холод со свистом втянулся внутрь. Мы шагнули, и мир треснул.

Глава 2

Замок Вельст вырос из тумана так, будто его вырезали из самой ночи. Башни как гвозди в небе, крыши тёмная чешуя; окна словно узкие глаза, следящие за всеми. Запах – мокрый камень, хвоя и тонкая нить холодного железа, которая тянется от ворот к самому сердцу двора.

– Люблю приветливые места, – сказала я, сжимая ремень сумки. – Здесь так… радостно, что хочется немедленно устроить побег.

– Радость у нас лежит в сейфе, – отозвался Кэрн ровно. – Доставать по надобности и с подписью.

Ворота закрылись за спиной. По двору прошёл ветер, сухая трава пригнулась, а маленькие лохматые ели у стены зашуршали иглами, будто тихо переговаривались.

Первым нас встретил звон, из воздуха выдвинулся Фома: полупрозрачный, подтянутый, в жилете и с пресс-папье.

– Господин, ваша тьма, – пропел он тоном утреннего отчёта, – лазарет готов, договор распечатан, аванс посчитан. – И ко мне: – Госпожа Ива, добро пожаловать в Вельст. Сначала – медосмотр. Регламент замка, пункт 3.1.2 «Посетители и подрядчики». Не волнуйтесь, кровь сдавать не нужно. Только температуру, пульс и психическую устойчивость.

– Я была психически устойчива до первой вашего появления, – ответила я. – Но давайте ваш регламент. Чем раньше пройдём это, тем раньше я доберусь до других дел.

– В лазарет, – коротко сказал Кэрн. – Идём.

Мы прошли через огромный зал – гобелены с драконами, которые то ли улетели, то ли собирали чемоданы, камин, глубиной с мою прежнюю квартиру, холодный, как экзамен по аритмантии. Пол блестел. Под сводом висели кристаллы света – тусклые, экономят, значит.

– Кто у вас домовой? – спросила я на ходу. – Судя по лоску, фанат чистоты.

– У нас привидение-интендант, – отозвался Фома гордо. – И ещё два духа-подмастерья. Домовых не держим: они эмоциональны и любят пироги, а пирогов по смете мало.

Лазарет оказался комнатой с белёным потолком, стеллажами с баночками и старинным столом. Запах – спиртовая настойка, лаванда, сушёная малина.

– Садитесь, – Фома раскрыл журнал, и перо само запрыгало. – Имя, возраст, склонность к панике?

– Ива. Двадцать… достаточно. Склонность к панике – выборочно, при виде темных лордов и их домовых призраков.

– Прекрасно, – кивнул Фома и подвинул ко мне кружку. – Чай от головокружения. Сахар – две ложки, мед – пол. Кэрн, будьте добры, приложите палец к кристаллу.

Кэрн молча приложил. Кристалл вспыхнул, по его граням побежали синие трещинки. Фома удовлетворённо кивнул:

– Совместимость энергетик высока. Система признаёт гостю «домашний доступ» уровня два – «кухня/коридор/камин под надзором». Поздравляю, госпожа Ива, вас не съест лестница.

– Какая лестница? – спросила я с чаем в руке.

– Северная, – сказал Кэрн. – Она не любит, когда по ней бегают.

– Я не бегаю, – сказала я и вернула кружку на блюдце. – Что дальше?

– Договор с лордом, – Фома вдруг стал почти счастливым. – О, договор… – Он щёлкнул пальцами, и на стол лёг пергамент.

Прекрасный, гладкий, с краями, обожжёнными «для вида», и крохотной подложкой гемма-печатей.

– Печатаю кроваво-красными чернилами чисто для красоты, не волнуйтесь. Кровь не использую, только сок граната и немного барбариса.

– Барбариса? – переспросила я.

– Лучше впитывается, – пояснил Фома и повёл пером.

Буквы ложились жирные, готические, иногда вздрагивали и расправлялись, будто выпрямляли плечи.

– Итак. «Подрядчик – Ива, ведьма-расколдовательница, обязуется…» – он приподнял бровь, – «штопать трещины реальности, латать утечки холода, приводить в чувство очаги». Пункт оплаты дублируется – вот здесь.

– Аванс, – сказала я, не садясь ближе. – Прямо сейчас на руки. И – вдобавок – надбавка за работу в Пограничье. Пункт о рисках и страховке. И пункт о личных границах. «Никаких касаний без явного согласия».

Кэрн стоял у окна и казался вырезанным из скалы. На мгновение, при слове «касания», его взгляд сдвинулся на меня – едва, едва. И снова – окно, лес, туман.

– Согласовано, – сказал он спокойно. – Фома, добавь. Надбавка – двадцать процентов. Страховка – полная. Границы – прописать.

Перья заскрипели в унисон. Чернила на последней строке блеснули.

– Медосмотр пройден, договор почти готов, – Фома щёлкнул. С потолка медленно спустился штамп. – Теперь – правила замка. Госпожа Ива, прошу внимать.

Я откинулась на спинку стула так, чтобы не выглядеть прилежной ученицей.

– Первое, – начал Кэрн. – Ты – гость. Но с момента подписи договора – часть дома. Дом будет тебя слушать. В ответ ты слушаешь дом.

– Записала, – сказала я.

– Второе. Пограничье. – Он повернулся, опершись ладонью о край стола. Перчатки сняты, пальцы длинные, без украшений, на костяшках тонкие белые шрамы, «как от верёвки», подумала я. – Не лезь одна. Говори, если холод лезет под кожу. Третье. – Он задержал взгляд у меня на ключице. – Никаких касаний без явного согласия. Это твоё условие – и моё тоже. В бою – другое. В быту – так.

Я кивнула.

– Четвёртое. – В голосе его появилась тень иронии. – Если кухонная утварь начнёт петь – это твоя зона ответственности. Пение кастрюль раздражает меня больше, чем визит комиссии.

– Негодяй, – сказала я беззлобно.

Мы обменялись короткими взглядами.

– По оплате, – напомнила я, вытягивая руку к Фоме. – Аванс вперед. Кристальный перевод.

– Уже, – Фома хлопнул ладонями. – Вам пришло уведомление?

Кристалл в моей сумке тёпло толкнул в бок. «Поступление средств: Вельст, Хранитель».

– Пришло, – подтвердил я. – И вот теперь мы можем подписывать дополнительный договор.

– Нож, – сказал Кэрн.

– Кровью не расписываемся, – отрезала я, бровь вверх.

– Пером и чернилами, – поправил он, – но нож, чтобы отрезать последний лишний хвост договора. Он раздражает Фому эстетически.

– Это правда, – вздохнул Фома и пододвинул ко мне перо «под палец». – Подпись вот здесь, здесь и вон там. И ещё на обратной. И на приложении. И на добавлении к приложению. И на…

– Фома, – сказал Кэрн.

– И на последней, – смирился Фома.

Я взяла перо, по пальцам побежала дрожь, чернила ложились ровно, строчка к строчке.

– Приложение: «Правила взаимодействия с домом» – согласна, – пробормотала я. – Пункт «Безопасность»: согласна. «Компенсация аптечки»: согласна. «Никаких личных касаний»: согласна и настаиваю. – Я ещё раз провела глазами по строкам и перевернула пергамент, чтобы поставить последнюю подпись.

И вот тут, на обороте шла тонкая строчка:

«Подрядчик, получающий доступ к Пограничью, обязуется сопровождать хранителя на публичных раутах, выполняя роль невесты на срок действия договора, со всеми этикетными вытекающими (кроме брачных).»

Я моргнула. И ещё раз. И ещё.

– Стоп. Это что?

Фома кашлянул.

– Мелкий шрифт, – сообщил он. – Пункт 7.2.1. «Социальный фасад хранителя в период повышенных рисков». Стандартная, уважаемая нами формулировка. Этикетные вытекающие – это правильная осанка, медленный танец, улыбка, наличие перчаток и отсутствие скандалов. Брачных вытекающих нет, мы не звери.

– «Роль невесты», – повторила я ровно. В замке что-то тихо щёлкнуло. – Вы забыли упомянуть это в «правилах замка», ваша тьма.

Кэрн не отвёл взгляда.

– Я не забыл, – сказал он. – Я ждал, что ты увидишь это сама.

– Невеста по договору, – проговорила я и положила перо. – Мне для этой роли вообще-то не хватает платья, терпения и толстой кожи.

– Платье – решаемо, – спокойно. – Терпение – тоже. Я не просил подстраиваться. Я просил – прикрыть. Месяц.

Я посмотрела на перо, на мелкий шрифт, на собственную подпись за два миллиметра от той строки, которая пахла «сложностями».

– Если хоть один пункт «этикетных вытекающих» подразумевает целоваться, – сказала я, не мигая, – я переверну ваш замок и устрою революцию кастрюль.

– Целоваться – не пункт этикета, – скользнула тень улыбки. – Это пункт… по желанию.

Фома театрально откашлялся, перо подпрыгнуло, обозначая пустой квадратик «согласна/не согласна».

– Ну что, госпожа Ива, – протянул он, – ставим галочку? Или пишем «приложение к приложению, где приложение отменяется приложением»?

Я посмотрела на квадратик.

– Галочку, – сказала я. – Но рядом приписать: «без поцелуев». И ещё: «я выбираю перчатки сама».

– Принято, – кивнул Фома и вывел пунктик – крошечное сердечко, перечёркнутое тонкой линией.

– Тогда – добро пожаловать в Вельст, – сказал Кэрн.

Его голос был всё такой же ровный.

Я поставила подпись. Клякса барбариса лёгким румянцем расползлась по букве «И». И в этот момент далеко в глубине замка что-то шевельнулось – протянуло к нам тонкую ледяную руку. Пограничье. Опять.

– В путь через два часа, – сказал Кэрн. – Посмотришь очаги, выберешь, что брать. Фома, проводи её в жилую.

– О, конечно, – оживилось привидение.