Нити судьбы

Вика Зеркальная

Нити судьбы

Часть 1: Случайности под дождем

Дождь в Париже – это не просто дождь. Это жидкий свет, стирающий острые углы и превращающий город в размытую акварель. Именно в такую погоду Лика, промокшая до нитки и отчаянно пытающаяся поймать такси с разряженным телефоном, врезалась в него.

В буквальном смысле.

Она, пятисотлетняя русская душа в теле двадцатисемилетней девушки, несущаяся по мостовой с распечатками из парижского архитектурного бюро, и он – неподвижная скала в идеально сидящем пальто цвета хаки.

– Pardon! Je suis désolée! – выпалила она, пошатываясь и хватая его за рукав, чтобы не упасть. Бумаги полетели в лужу.

Он не отпрянул. Не рассердился. Он просто подхватил ее под локоть, его хватка была удивительно твердой и уверенной.

– The papers, – произнес он низким, бархатным голосом с отчетливым итальянским акцентом. – Позвольте.

Он не спрашивал, нужна ли помощь. Он просто начал собирать ее промокшие чертежи, его движения были точными и экономичными. Лика, ошеломленная, смотрела на его склоненную голову. Темные, почти черные волосы, слегка вьющиеся у висков. Загорелая кожа на скулах. И запах – дождь, влажная шерсть и что-то теплое, пряное, словно сандал и бергамот.

– Спасибо, – прошептала она по-русски, забывшись.

Он поднял на нее глаза. Они были цвета темнего шоколада, почти черные, с золотистыми искорками вокруг зрачков. В них читалась легкая усталость, будто он видел слишком много, и бездонное, ленивое любопытство.

– Русская? – спросил он, и уголки его губ дрогнули в подобии улыбки. – Я так и подумал. В вас есть эта… стремительность.

Он протянул ей папку с бумагами. Его пальцы едва коснулись ее ладоней, но по ее спине пробежала волна тепла, такая сильная, что она вздрогнула.

– А вы… итальянец? – рискнула она, переходя на английский.

– Лоренцо. Лоренцо Валле, – представился он. – И, кажется, нам обоим нужно куда-то деться от этого потопа. Позвольте предложить вам кофе. Вон там.

Он кивнул в сторону маленькой брассери с запотевшими окнами, откуда лился теплый, соблазнительный свет. Вся логика Лики кричала: «Незнакомый мужчина! Италия! Нет!». Но ее промокшее тело, замерзшие пальцы и внезапное, острое любопытство к этому человеку перекричали логику.

Час спустя, сидя за столиком с двумя чашками дымящегося эспрессо, она слушала его историю. Он был архитектором-реставратором из Флоренции, приехавшим в Париж на конференцию. Она – архитектором-градостроителем из Москвы, выигравшей стажировку в престижном бюро. Их миры, разделенные Альпами, внезапно оказались на расстоянии вытянутой руки.

– Так вы сражаетесь с бетонными монстрами, а я воюю с временем, пытаясь сохранить старые камни, – улыбнулся Лоренцо. Его улыбка преображала все лицо, делая его моложе и снимая маску усталости.

– Камни могут быть упрямыми, – парировала Лика, чувствуя, как краснеет. – Но и у монстров есть своя суровая красота.

– Красота… – он произнес это слово задумчиво, глядя на нее так пристально, будто искал эту самую красоту в ее глазах, в капле дождя, застрявшей в ее рыжей пряди. – Да. В самых неожиданных местах.

Его нога под столом случайно коснулась ее. Никто не отодвинулся. Точка соприкосновения через тонкую ткань ее платья и его брюк казалась раскаленной. Лика почувствовала, как по ее животу разливается тепло, низкое и тревожное. Она давно не чувствовала ничего подобного. После прошлых отношений, оставивших после себя лишь пепелище и недоверие, она построила вокруг себя высокую стену. Но этот итальянец с его бархатным голосом и спокойной уверенностью, казалось, проходил сквозь эти стены, как призрак.

Он проводил ее до метро. Дождь уже стих, и город сиял тысячами огней, отражающихся в мокром асфальте.

– Я уезжаю послезавтра, – сказал Лоренцо, останавливаясь у входа в подземку. – Но… мне бы не хотелось, чтобы наша встреча закончилась здесь.

Он достал из кармана визитку, простую, элегантную.

– Мой номер. На случай, если ваша стремительность снова куда-нибудь вас заведет. Желательно, в мою сторону.

Он взял ее руку и поднес к своим губам. Это не был формальный поцелуй вежливости. Его губы, теплые и мягкие, прикоснулись к ее костяшкам, и это прикосновение было таким интимным, таким полным обещания, что у нее перехватило дыхание. По ее руке, по всей руке, пробежали мурашки, собравшись в плотный, горячий комок где-то глубоко внизу живота.

– Я… я подумаю, – выдохнула она, чувствуя себя глупо.

– Не думайте слишком много, Лика, – прошептал он, все еще не отпуская ее руку. Его взгляд скользнул по ее губам. – Иногда нужно просто чувствовать.

Он отпустил ее, повернулся и ушел своей спокойной, уверенной походкой, растворившись в вечернем Париже.

Лика стояла, как вкопанная, сжимая в кармане визитку. Ее пальцы все еще горели от его прикосновения, а тело гудело, как струна. Она чувствовала запах его парфюма на своей коже. Это было безумием. Они были из разных миров. Они виделись всего два часа.

Но когда она спустилась в метро и поймала свое отражение в стекле вагона – растрепанную, с горящими щеками и сияющими глазами, – она поняла. Стены рухнули. И ей было страшно и невыносимо интересно, что же она увидит за их обломками.

Часть 2: Виртуальность и Вино

Прошло три дня. Три дня, в течение которых визитка Лоренцо лежала на комоде в ее крошечной парижской студии, как обвинение. Лика переставляла ее с места на место, прятала в книгу, снова доставала. Она погрузилась в работу, пытаясь заглушить назойливый внутренний голос, который нашептывал: «Просто напиши ему».

Но вечером четвертого дня, когда за окном снова заморосил парижский дождь, а одиночество в чужом городе стало ощущаться особенно остро, она сдалась. Взяв телефон, она набрала короткое сообщение, стараясь, чтобы оно звучало как можно более нейтрально.

«Это Лика. Тот самый "русский ураган" из Парижа. Надеюсь, вы благополучно добрались до Флоренции.»

Ответ пришел почти мгновенно, будто он ждал.

«Мой ураган. Я начал думать, что вы меня просто придумало мое воображение. Флоренция встретила меня солнцем, но кажется серой без вашего рыжего пятна в толпе.»

Она рассмеялась, и тепло разлилось по ее груди. Так начался их странный цифровой танец. Сообщения приходили в разное время суток, нарушая все временные пояса.

Он присылал ей фотографии купола Брунеллески, залитого утренним светом, с подписью: «Спроектирован гением, который не боялся быть безумцем. Напоминает мне кого-то.»

Она отвечала снимком чертежа нового делового квартала: «Строю монстра. Иногда нужно разрушать старое, чтобы дать место новому. Даже если это больно.»

Их разговоры текли легко, как будто они знали друг друга годами. Они говорили об архитектуре, о музыке, о глупостях. Он рассказывал ей о своей большой, шумной семье в Сиене, о бесконечных воскресных обедах. Она делилась историями о суровой московской зиме и своей матери, которая до сих пор звонила ей каждое утро, чтобы убедиться, что она жива.

Но под слоем дружелюбия всегда тлел тот самый жар, что возник в брассери. Его сообщения постепенно становились смелее.

«Сегодня видел женщину в красном пальто. На секунду показалось, что это вы. Мое сердце совершило глупый прыжок.»

«Что вы сейчас делаете?» – спросила она как-то поздно вечером, лежа в кровати и чувствуя, как учащенно бьется сердце.

«Лежу и думаю о том, как вы вздрагиваете, когда я случайно касаюсь вас. И представляю, как бы вы вздрогнули, если бы мое прикосновение было не случайным.»

Лика зажмурилась, по телу пробежала дрожь. Она провела пальцами по ключице, представляя, что это его пальцы. Воздух в комнате стал густым и тяжелым. Она была на грани. Грани чего-то опасного и необратимого.

Переломный момент наступил в субботу вечером. Она сидела одна, с бокалом вина, и смотрела какую-то романтическую комедию, чувствуя себя нелепо и одиноко. Телефон завибрировал. Это был звонок. ЛОРЕНЦО.

Она откашлялась, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

– Алло?

– Лика. – Его голос был таким же бархатным, как она помнила, но сейчас в нем слышалась легкая хрипота. – Я не помешал?

– Нет, я… просто смотрю кино.

– Какое? – в его голосе слышалась улыбка.

– Что-то глупое. Про любовь.

– Любовь – это не глупо. Это самая сложная архитектура из всех, – он помолчал. – Мне жаль, что я не там, чтобы составить вам компанию.

– Мне тоже, – призналась она тихо, и это была чистая правда.

– Что вы сейчас делаете? Кроме просмотра глупого кино? – спросил он, и в его тоне появилась знакомая, опасная нота.

– Пью вино. Лежу.

– В чем вы? – его вопрос прозвучал прямо, без обиняков.

Лика замерла. Горло пересохло.

– В… в футболке. И в трусиках, – выдохнула она, сама не веря своей смелости.

С той стороны провода послышался тихий, одобрительный вздох.

– Ммм. Я сейчас представляю это. Должно быть, вы выглядите невероятно. Ваши длинные ноги… гладкая кожа… – его голос стал тише, интимнее. – Я бы сейчас лежал рядом с вами. Я бы целовал ваше плечо. Вот здесь, у изгиба. Чувствовал бы, как вы дрожите.

Лика закрыла глаза, ее рука сама потянулась к груди. Она слышала его ровное дыхание в трубке, и ей казалось, что он действительно здесь.

– Лоренцо… – простонала она.

– Я знаю, дорогая. Я знаю, – прошептал он. – Это безумие. Но я не могу перестать думать о вас. О том, каков вы на вкус.

Она прикусила губу, чувствуя, как по всему телу разливается пульсирующее, влажное тепло. Она была на грани, готовая сорваться в неизвестность.

– Я… я не знаю, что делать, – призналась она, и в ее голосе прозвучала уязвимость.

– Ничего не делайте, – его голос снова стал твердым, бережным. – Просто позвольте этому быть. Я приеду. В следующую пятницу. У меня конференция, но все остальное время… оно будет вашим. Если вы позволите.

– Да, – прошептала она, не думая о последствиях. – Пожалуйста.

Они проговорили еще час. Обо всем и ни о чем. Но напряжение между ними, даже на расстоянии сотен километров, было таким же реальным и осязаемым, как прикосновение. Когда они наконец повесили трубку, Лика лежала в полной темноте, прислушиваясь к стуку своего сердца. Она провела ладонью по бедру, коже мурашки. Страх никуда не делся. Но его перекрывало другое – пьянящее, всепоглощающее предвкушение.

До пятницы оставалось шесть дней. Шесть дней, чтобы потерять рассудок.

Часть 3: Шепот на коже

Следующие шесть дней растянулись в вечность. Каждое утро Лика просыпалась с одним вопросом: «Сегодня пятница?» Работа, обычно захватывающая, стала казаться набором бессмысленных действий, фоном для ее внутреннего смятения. Она ловила себя на том, что смотрит в окно, проводя пальцем по губам и представляя его прикосновение.

Он не давал ей забыть о себе. Его сообщения стали более конкретными, более ощутимыми.

«Забронировал столик в маленьком ресторанчике на Монмартре. Там подают утиные ножки конфи, которые тают во рту. Как, я надеюсь, растаешь ты.»

«Я уже в самолете. Через три часа буду дышать одним воздухом с тобой.»

Это сообщение она перечитывала раз двадцать, пока ехала в аэропорт Шарль-де-Голль. Ее ладони вспотели, сердце колотилось где-то в горле. Она стояла в зале прилета, пытаясь выглядеть спокойной и безразличной, и чувствовала себя абсолютной дурой.

И вот он появился.

Он шел через толпу неспешно, как будто у него была вся вечность. Темные джинсы, темно-синий кашемировый джемпер, на плече – сумка через плечо. Он выглядел… как дома. Его взгляд скользнул по залу и нашел ее. И все. Больше он ни на кого не смотрел.

Когда он остановился перед ней, пространство вокруг них словно сжалось, отсекая все лишнее. Париж, аэропорт, люди – все превратилось в размытый фон.

– Лика, – произнес он, и ее имя на его устах звучало как заклинание.

Он не стал обнимать ее. Не поцеловал в щеку. Он просто протянул руку и коснулся тыльной стороной пальцев ее виска, сдвигая непослушную рыжую прядь. Этот простой, интимный жест вызвал у нее такую бурю чувств, что она чуть не застонала.

– Лоренцо, – выдохнула она в ответ.

– Вы еще прекраснее, чем я помню, – сказал он тихо, его глаза изучали каждую черту ее лица. – В ваших глазах бушует буря. Это сводит меня с ума.

Она только покачала головой, не в силах вымолвить ни слова. Он взял ее руку, и его пальцы сплелись с ее пальцами – тепло, уверенно, по-хозяйски. И они пошли.

Такси, отель, подъем на лифте – все это прошло как в тумане. Она помнила только его руку в своей и тяжелое, насыщенное желанием молчание между ними. Он забронировал номер с видом на крыши Парижа. Когда дверь закрылась, отрезав их от внешнего мира, он наконец повернулся к ней.

– Теперь, – прошептал он, и в его голосе прозвучала обещанная опасность, – я собираюсь сделать то, о чем думал все эти недели.

Он прижал ее к двери, но не грубо, а с такой неотвратимой нежностью, что у нее подкосились ноги. Его руки уперлись в дверь по бокам от ее головы, заключая ее в клетку из тепла и своего запаха.

– Я буду целовать тебя, Лика, – сказал он, его губы были в сантиметре от ее. – И это будет не просто поцелуй. Это будет обещание.

И он сдержал слово.

Его губы прикоснулись к ее губам, сначала легко, исследуя. Потом настойчивее, требуя ответа. Она ответила ему с такой же страстью, открывая рот, позволяя ему войти. Ее руки вцепились в его джемпер, притягивая его ближе, пока их тела не слились воедино. Она чувствовала каждым нервом твердый мышечный рельеф его спины под тонкой шерстью, жесткость его бедер, прижатых к ее бедрам.

Он оторвался, чтобы перевести дыхание, его глаза были почти черными от расширившихся зрачков.

– Боже, какой у тебя вкус, – прохрипел он и снова прильнул к ее губам, а его руки поползли вниз, скользя по ее бокам, к бедрам.

Он подхватил ее на руки – легко, как перышко – и понес к кровати. Мир повалился набок, превратившись в сплетение тел, вздохов и шепота. Его пальцы скользнули под подол ее платья, коснулись кожи на бедрах, и она вздрогнула, выгнувшись навстречу.

– Лоренцо… – его имя сорвалось с ее губ мольбой.

– Я здесь, дорогая, – он целовал ее шею, ключицы, спускаясь ниже. – Я здесь, и я не спешу. Я хочу помнить каждый твой вздох, каждую дрожь.

Он снял с нее платье, и его взгляд, полный нескрываемого восхищения, заставил ее почувствовать себя самой желанной женщиной на земле. Его пальцы, губы, язык исследовали каждую клеточку ее тела, зажигая огонь, который грозился испепелить ее дотла. Он был опытным и внимательным любовником, угадывая ее желания еще до того, как она сама их осознавала.