Увидеть себя

Амика Арунова

Увидеть себя

Глава 1. Пробуждение

– Мам!

Высокий светловолосый мужчина наклонился над больничной койкой.

– Мам… – тихо повторил он. – Мама, ну проснись же… Ну пожалуйста, – взмолился он.

Соседки по палате повернули головы.

– Она уже почти месяц не приходит в себя. А если и проснется, то мы этого едва замечаем. Питается через катетер, в туалет – через «утку», – со вздохом откликнулась одна из старушек.

– А вы, значит, сын ей будете? – с укором спросила женщина в синем цветастом халате.

Мужчина опустился на пол, держа морщинистую руку матери.

– Мама… мама… мама… – всхлипывал он. – Как же так? Ты же обещала! Мама, посмотри на меня…

– Не нужно так переживать. Скоро она должна прийти в себя, мы дали ей снотворное, – в палату вошла медсестра.

– Правда? – он вскинул заплаканные глаза, полные надежды.

– Конечно, – молоденькая медсестра засмущалась, встретив серый взгляд и красивое лицо, и смягчившимся тоном добавила: – Мы за ней хорошо смотрим.

Он стал ждать.

Он всегда ждал.

Но в какой-то момент просто перестал верить, что она очнется. Постепенно черты ее лица размывались, как бы он ни пытался удержать их в памяти. Она становилась словно сон – тот, при взгляде на который плачешь и счастлив, но к утру остается лишь щемящее чувство в сердце. Чувство горечи от потери родного человека.

Веки были тяжелые, и я не хотела открывать глаза.

– Хочу спать, спать, спать… – стучало в голове. Но разум и сон – порой несовместимые создания. Они как соседи: либо дружат, либо ссорятся, либо, не общаясь, сверлят, делая ремонт, или закатывают вечеринки.

Я попыталась поднять руку, чтобы посмотреть на вены, но она была тяжелая и будто чужая. С трудом сделав это, я охнула: сморщенная, с вздутыми венами, пожелтевшими ногтями костлявая старая кисть…

– Мама! Ты наконец проснулась?! – на меня смотрел молодой мужчина, кого-то мне напоминавший. В груди бешено заколотилось сердце, и я начала задыхаться.

– Врача! Быстро! – истошно закричал мужчина.

Я открыла глаза и уставилась в белый потолок.

– Да что со мной? Я умерла? Сплю? Сонный паралич, может? Такая она – загробная жизнь? Почему я чувствую себя иначе? Будто на меня гири повесили!

Я вновь поднесла руки к лицу – это были руки старого человека. Приподняла одеяло…

– Я действительно старая… Сон, наверное. Ну что же, посмотрю на него, – я безучастно уставилась в потолок.

– Так, стоп! Тогда кто же был этот мужчина? Неужели?..

Я вскочила, но острая боль пронзила спину, и я застонала – это был надтреснутый стон старого человека.

– Где же он? Я же смогу его увидеть? Еще хотя бы раз! Обнять… Надо его найти! Сынок, ты где? Хотя бы во сне я могу тебя обнять!

Судорожно сдернув одеяло, я попыталась встать, но ноги не слушались меня. Свалившись на пол, словно тюк, я попыталась закричать:

– Сынок! – но это был лишь шепот. Голос не слушался меня, это был стон старого человека. Отчаяние… Я думала, что привыкла к нему: это был мой единственный преданный спутник всю жизнь. Но сейчас оно оказалось жестоким даже для меня.

Дверь в палату открылась.

– Ой, Господи Боже! Да что же это? Доктор! Доктор! Быстрее! – женщина в синем цветастом халате осела у стены.

Пожилой мужчина в белом халате и роговых очках уложил меня обратно в кровать.

– Сын… – прошептала я. – Где он?

– Алина Рустамовна, все хорошо, успокойтесь, он скоро подойдет.

Меня трясло. «Он скоро подойдет» – стучало в голове.

– Вам нужно поспать.

– Нет, пожалуйста, только не спать… – шептала я. – Он скоро подойдет…

Я уснула.

Глава 2. Решение уйти

У меня подгибались колени, немели руки, пока я шла к метро. Я часто останавливалась, прислонившись к ледяным серым зданиям, которые величаво и свысока смотрели на меня.

– Сегодня все. Пора заканчивать. Чего я тяну? Зачем продлевать боль еще одним днем? Чего я жду? На что надеюсь? – стучало в голове.

Теперь, когда я окончательно решила уйти, путь до дома казался непреодолимо долгим. Сердце то бешено стучало, то билось через раз. Ноги отказывались идти, а слезы, которые так и хотели пролиться, почему-то не выступали.

Я представляла, как зайду в квартиру на окраине города, налью теплую ванну, которая согреет меня в последний раз. Добавлю туда все подаренные мне шипучие бомбочки и соли, смешанные с лепестками цветов, вдохну ароматный пар и улыбнусь единственному дорогому человеку…

Казалось, при этих мыслях шаг мой ускорился. Я даже почувствовала себя бодрее – как человек, у которого появилась цель. Эта мысль вызвала усмешку, смешанную с жалостью к себе.

– Видишь, Боже? У меня впервые за долгое время появилась цель. Цель – убить себя. Это приносит мне облегчение, которого я давно не испытывала. Даже не помню, когда в последний раз. Я даже по-своему счастлива, наконец-то. Ты же позволишь мне побыть счастливой в последний раз?

Мысленные разговоры с Богом сопровождали меня всю жизнь. Он был моим единственным собеседником, которому я могла говорить о себе без прикрас.

Чувство, что скоро я закончу мучения, вдохновляло и придавало сил. Зайдя в метро, я с интересом стала вглядываться в лица людей.

– Почему большинство из них такие отрешенные? – удивлялась я. – Им ли грустить? У вас ведь есть родные и любящие люди. Вам этого недостаточно? Все познается в сравнении… У меня нет никого, кому я была бы нужна. Я долго боролась за свою жизнь, вымаливала любовь. Но мольбы нужны только Богу, да и Он безучастен ко мне – настолько я жалка. Я невыносимо устала жить с мыслью, что нет ни одного человека во всем мире, который любил бы меня просто за то, что я есть. Если я вдруг исчезну, то никому не причиню боль.

Я не умела жить. Звучит странно, не так ли? Я ненавидела себя, осознавая, что это сотворила только я. Это был холодный, логический итог моих решений. Думая о том, что могла бы изменить, если бы вернулась в прошлое, я не могла сформулировать мысль до конца: первую часть жизни за меня определили другие люди, а в последующую я не смогла увидеть себя.

Единственное, что я знала наверняка, – мне был нужен только один человек. Но и он, виновато пряча глаза, попросил уйти из его жизни. Цель, к которой я шла, как мне казалось, померкла.

Я пришла к выводу: все непостоянно в этом мире, в том числе и люди.

Как можно точно ответить, какая у тебя цель? Разве цель может быть одна? Разве одно действие не порождает другое? Разве результаты этих действий не меняют цель? Разве, доходя до определенного результата, мы долго радуемся? И разве есть хоть кто-нибудь, кто, достигнув цели, не разочаровался бы?

С этими мыслями я добралась до подъезда, поднялась на одиннадцатый этаж, открыла дверь. Скинув пальто, легла на пол в прихожей и стала разглядывать вены.

Глава 3. Воспоминания матери

– Мама… – теплая ладонь легла на мою руку.

Я подняла глаза и встретилась взглядом с тем, кого уже и перестала надеяться увидеть. С тем, чье появление во мне вдруг вызвало щемящее счастье, нежность и страх – а вдруг это сон, который рассеется? Он сидел рядом: высокий, широкоплечий, с русыми волнистыми волосами и армейской выправкой. Красивые глаза, правильный нос, мягкие губы. Мой сын. Я боялась моргнуть, чтобы не исчезло это чудо.

– Как же так… – крупные слезы скатились по его лицу.

Я дрожащими руками вытирала их, прикасаясь к нему, как будто к чему-то хрупкому. Это был не сон. Это был мой ребенок. Уже взрослый мужчина, а для меня – все тот же мальчик. Глядя в его глаза, я словно увидела свою жизнь: долгие годы переездов, отчаяния, алкогольного забвения и разрушенной воли.

«Значит, я не решилась уйти тогда… Значит, мое время остановилось – и я просто ждала смерти», – промелькнуло в голове.

Мои руки соскользнули с его лица, и я снова провалилась в привычную пустоту.

Очнувшись, я не сразу открыла глаза. Чувствуя его теплое поглаживание по волосам, мне хотелось упасть перед ним на колени, вымолить прощение. Сказать, что я должна была бороться сильнее, что не имела права сдаваться, что мне жаль, что ему досталась такая мать. Но ком в горле не давал говорить. Открыв глаза, я смогла лишь прошептать:

– Прости, сынок.

– Все хорошо, мам. Старайся не волноваться, тебе нельзя, – тихо ответил он.

– Я в другой палате?

– Да. Я подумал, что здесь тебе будет комфортнее. Быстрее поправишься – быстрее смогу забрать тебя домой.

– Не нужно было тратиться… Тебе бы ненавидеть меня, а не переживать.

– Нужно, мам. Ты мне нужна.

Так проходили дни. Саша приходил ко мне каждый день, иногда оставался ночевать на маленьком диванчике рядом. Мы почти не задавали друг другу вопросов, боясь разрушить хрупкое счастье долгожданного единения. Я в основном спала, а просыпаясь – с трепетом открывала глаза, боясь, что его не окажется. Он кормил меня с руки, радовался, что катетер больше не нужен, и все это казалось таким нежным и странным. Он верил, что мама идет на поправку, но я чувствовала: скоро закрою глаза навсегда. Я понимала: мне нужно успеть рассказать ему все.

В один из дней, открыв глаза, я увидела, как он спит, свернувшись калачиком, сопит на диванчике. Я улыбнулась и почувствовала, как веки снова становятся тяжелыми.

– Теперь мне нужно поспать, родной, – тихо сказала я.

– Да, конечно, поспи, – он старательно прятал слезы.

Бедный мой ребенок даже не подозревал, что самое страшное в этой истории еще впереди. Я уже давно не плакала, вспоминая, через что прошла: сердце, покрытое грубыми рубцами, давно забыло жалость к своей хозяйке.

Я вновь провалилась в привычную бездну воспоминаний. Иногда меня вырывал из нее улыбающийся папа, нахлобучивающий на меня милицейскую фуражку; иногда – Равиль, умоляющий не бросать его; иногда – маленький Саша, тянущий ручонки ко мне. Но чаще – огромные волны, накрывающие меня, прозрачный океан, жгучее солнце и холодная вода, дающая покой. Океан не забирал меня, а возвращал обратно, снова и снова.

Через сутки я проснулась. Голова Саши покоилась на краю кровати, он крепко сжимал мою руку. «Я должна все ему рассказать, – подумала я. – Не для оправдания. Чтобы в нашей семье – если я имею право ее так называть – больше не повторились такие трагедии. Чтобы хотя бы один материнский совет я успела дать».

Я смотрела на сына. В последний раз я так смотрела на него, когда он был восьмилетним мальчиком. Теперь ему тридцать один. В нем угадывался офицер: твердый взгляд, уверенная осанка. И все же мелкие морщинки у глаз выдавали человека, умеющего смеяться.

Когда-то я слышала притчу о человеке, которому задали вопрос: «Что выберешь – счастье в молодости или счастье в старости?» Он выбрал второе. В юности он пережил много горя, но нашел силы идти дальше. И лишь на смертном одре, окруженный родными, понял, что поступил правильно. Только уходя, мы осознаем: самое важное – видеть рядом семью. Остальное не имеет значения.

Пока ты молод – нельзя сдаваться. Потому что к старости итог твоего пути будет виден.

Закрыть глаза спокойно можно только тогда, когда близкие рядом и держат тебя за руку. Я сдалась, когда у меня еще хватало сил. Но мой ребенок не сдался. Он оказался мудрее и сильнее родителей. Он не требовал объяснений – он просто держал мою руку. Значит, даже притчи можно переписать.

Я с грустью посмотрела на Сашу:

– В своей жизни я не встречала абсолютно счастливых людей. Такое чувство, будто жизнь дана нам для проверки. Не физических сил, а человеческих. Насколько мы способны быть стойкими по отношению к себе и другим? В какой момент мы закрываем сердце для чистой любви, чести, благородства и помощи? А в какой момент оставляем там навсегда зависть, списки способов выживания и ненасытность?

Я вздохнула.

– Мама, тебе стоит поспать.

– А тебе – поехать домой, принять душ и выспаться.

– Высыпаюсь я и здесь отлично! Душ приму, но потом сразу к тебе, – он поцеловал меня в щеку и погладил по седым волосам.

Дети всепрощающи. В детском доме самые отчаянные драки вспыхивали, если кто-то оскорблял маму. Для нас она была на пьедестале. Глубокие обиды растворялись, стоило ей обнять ребенка.

– Тебя забрала бабушка? – утром спросил Саша.

– Да, сынок. И прости. То, что я расскажу дальше, причинит тебе боль. Но я не жалею о своем выборе. Страшно сожалеть о том, что привело к главному и самому прекрасному в жизни.

– Как себя чувствуешь?

– Отлично. Пока я не сплю, начну свой рассказ, если ты не против.

– Я-то не против. Но тебе не становится хуже, когда вспоминаешь?

– Мне становится легче.

Я смотрела на слезы сына, и сердце сжималось:

– Прости меня. Поэтому я и не находила в себе сил бороться за тебя. Хотя это всего лишь оправдание… Тебе ужасно не повезло с матерью.

– Нет, мам! Как выяснилось, мне ужасно не повезло с отцом!

Я гладила его руку:

– Не плачь, сердце мое. Боль и несправедливость похожи на волны. Они накатывают, сбивают с ног, погружают под воду. Но если встать и оседлать их, они становятся твоей силой. Можно утонуть, можно плыть, можно держаться на доске. Выбор за человеком. В каждом из нас есть жажда жить – без нее мы не люди. Если кто-то думает, что утолил ее, он либо ослеп, либо поглупел. Первому нужен поводырь, второму – заново учить азбуку.

Глава 4. Трагедия детства

– Мой Рустам такой умный, хоть и самый младший, – Алия ласково погладила сына по плечу. Перед ней стоял юноша с армейской выправкой, гордо улыбаясь.

– Да перестань ты, мама!

Форма милиционера очень шла ему. Среднего роста, широкоплечий, с пронзительным взглядом черных глаз и широкой улыбкой, он открывал ровные белые зубы. С детства Рустам был любимцем семьи, учителей, друзей. Казалось, всё в жизни дается легко – стоит лишь приложить усилия. Он верил: нужно больше трудиться, быть дисциплинированным, помогать нуждающимся, защищать слабых и хранить то, что для тебя ценно.

Следуя этим принципам, к двадцати двум годам он стал лейтенантом милиции и подавал большие надежды. Его харизма, чувство юмора и всегда смеющиеся глаза открывали перед ним двери не хуже талантов и связей, которых у него тоже хватало. Рустам считался упрямым, умным, дисциплинированным; начальство уважало его, коллеги ценили, а девушки мечтали о нем ночами.

– Ты уверен, что стоит ехать в Казахстан? – со слезами в глазах спросила мать. – Говорят, там тяжелые условия.

– Мамочка, ну что ты! Нам дадут хорошие условия для работы. Я буду среди первых, кто будет строить этот город! К тому же это родина наших предков. И там море! – Он обнял горячо любимую мать и мягко её успокаивал. – Зачем тебе плакать? Такой красивой женщине не пристало проливать слёзы – морщинки же появятся! Я буду часто прилетать, обещаю. Верь в своего сына! С твоей верой я буду непобедим!

– Верю, – всхлипывая сказала Алия. – Ты гордость нашей семьи!

Небольшой приморский городок в Казахстане встретил их сурово. Невыносимая жара в пятьдесят градусов нещадно палила, пресной воды катастрофически не хватало. Это была пустыня, омываемая морем. Город строился с нуля, и далеко не все выдерживали такие условия.

Рустам работал без устали. Возводились предприятия по переработке морской воды в пресную, завозились саженцы, росли многоэтажные дома. Но не каждый был движим высокими целями. Рустам часто летал в Москву с докладами и старался хотя бы раз в два месяца прилетать в родной город – к родителям, братьям и сестрам. Постепенно облик города менялся до неузнаваемости.

Во время одной из командировок руководство вручило ему ключи от квартиры в новом доме. Семья гордилась им. Два брата и сестра перебрались в этот город, мама тоже приезжала в гости. Несмотря на трудности, все были счастливы.

Однажды Рустам с коллегой зашел в прибрежное кафе. Разговаривая и смеясь, он вдруг поднял глаза – и увидел ее. Сердце бешено заколотилось, тело онемело. Взгляд отказывался отрываться от девушки за соседним столиком. Белая кожа, зеленые раскосые глаза, длинные черные волосы, ниспадавшие на плечи, приковывали внимание не только посетителей кафе, но и прохожих на набережной.

– Вот это красотка! – присвистнул коллега. – Давай познакомимся?

– Нет! – резко сказал Рустам. – Это моя невеста.

Через полгода они поженились. Родные были против, особенно мама.

– Рустамчик, не нравится она мне. Да и ты младший – старшие еще не женились. Плохая примета, – причитала она.

Но Рустам был тверд: его мир сошелся на этой девушке.

Когда родился первенец, он был на седьмом небе от счастья.

– Она такая же красивая, как и ты, посмотри! – радостно говорил он, сияя гордостью.

– Правда, красавица, – улыбнулась Гузель.

– Прости, что мало времени уделяю, командировки замучили. Но я хочу, чтобы мои девочки ни в чем не нуждались.

– Я понимаю, Рустам. Все хорошо.

Жизнь текла своим чередом. Постепенно и Гузель приняли в семье, ведь Рустам нежно ее любил. За последующие три года у них родились еще дочь и сын. Карьера Рустама стремительно развивалась, он часто уезжал, но всегда спешил домой.

Однажды поздним ноябрьским вечером, обняв горячо любимую жену, он сообщил:

– Пришел приказ. Отправляют в Афганистан.

Гузель стойко выдержала новость. Лишь крепко обняла и сказала:

– Мы будем ждать тебя. Вернись домой! Я позабочусь о детях.

Мысли о семье не давали ему погибнуть. Он отказывался умирать – ему нужно было жить ради детей. Видя гибель товарищей, он страдал, но с яростью мстил за них. За боевые заслуги получал медали, но каждая награда только напоминала о потерях. Улыбка стала роскошью, недоступной ему.

Домой Рустам вернулся неожиданно ранним утром. С трапа самолета перешел на бег, мчался по лестнице, представляя, как обнимет Гузель и детей, которых не видел почти два года. Тихо снял обувь, на носочках вошел в спальню…

Она была не одна. С кем-то, устроившись на плече, спала Гузель. Это был его друг, коллега – тот самый, с которым Рустам впервые ее встретил.

Он застыл. Сердце сжалось от ужаса и беспомощности.

– Мама, ты спишь? – услышал он сзади.

Оборачивается – дочь смотрит на него.

– Привет, доченька…

– Папа?! – воскликнула она и кинулась в его объятия. – Папа вернулся!

Девочка радостно кричала, а Гузель уже проснулась. Она спокойно смотрела на него, не произнося ни слова.

– Да иду я, иду! – раздраженно сказала Раиля, открывая дверь. Увидев Рустама с детьми, она ахнула: