
Полная версия
Рассказы

Рассказы
Татьяна Дмисс
© Татьяна Дмисс, 2025
ISBN 978-5-0068-1977-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Табун в долине
В горах высоких снег лежит,
Он днём на солнце серебрит.
В долинах бьют там родники,
Цветут цветочки-огоньки.
А воздух чист, и свежесть ветра,
В горах долина, её метры
Считает дикий конь, летящий
В природе дикой, настоящей.
Тот конь парит и топчет травы,
Его долина та по праву.
Его табун ничей, он горный,
Он как вожак у них достойный.
Недалеко от гор долины,
Где непокорные вершины,
В одном селе жила старушка,
У перелеска её избушка.
Изба скрипела иногда,
А щели в ней видны всегда.
Старушка знахаркой была,
Хозяйство жидкое вела.
Пяток курей, петух горластый,
Коза бодливая да гусь щипастый.
Семь уток там и поросёнок,
Игристый беленький козлёнок.
Весной старушка грядки копала,
А осенью их убирала.
Не унывала, ведь жил с ней внук,
Кружил с ней рядом, как паук.
К ним часто люди приезжали,
Болезни, горести вручали
И жаловались на недуг.
«Вот травы, мёд – это ваш друг!»
А внук плёл сети, лихой малец
Илюшка, ловкий молодец.
Ходил он в лес, кидал плетёнку
Да приносил когда зайчонку,
То куропатку, то лису…
– Поймал, бабуля, я в лесу!
Гляди, тебе на воротник.
К добычам с малушку привык.
Отец и мать забрать хотели
В свой город, там жильё имели.
Была сестрёнка у него,
Но не хотел он ничего.
«Я от бабули никуда,
Зачем мне ваши города!
Я вырос тут, и здесь мой дом,
Что будет дальше, то потом…
Бабулю Дунечку люблю,
Одну здесь бросить не смогу,
Она ж привыкшая в селе,
Я здесь при деле, хорошо тут мне!»
Родители уж забирали раз,
Пошёл он в школу в первый класс,
Затем сбежал, уехал к бабке,
Схватив вещички все в охапки.
Не стали спорить с ним, потом
Его мы в город заберём.
А мать его уж нянчит дочь
И сына вспоминает в ночь.
«Ну что ж нам делать? —
Отец сказал, – опять к бабуле убежал,
Мы сами в этом виноваты,
Так приучили, сети, прихваты.
И я скучаю по селу,
Жить без охоты не могу,
Что ж, будем ездить туда в гости,
А люди про сына – кожа да кости…
Живёт Илюшка там, хозянует,
А нас к малюточке ревнует». —
«Сестричка есть у вас сейчас,
А я и здесь учусь, есть первый класс!»
Он в школу далеко ходил,
Через посёлок, сам так решил.
И жил Илья, не унывал,
Вопросы бабке задавал.
– А это что за ствол? Скажи?
– Подумай!
– Бабуль, ну подскажи!
– Не видишь, дуб!
– Такой большой?
– Ох, мой внучок, такой смешной!
Учила внука как могла,
И пирожки ему пекла,
И кашу манную варила,
Да молочком его поила.
Дуняша знала очень много,
Ходила в горы, есть дорога.
Там любовалась она долиной
И покоряла одну вершину.
Илюшка вырос с нею рядом
И радовал её он взглядом.
Красивый стал, хорош собой.
– Теперь мне можно на покой!
– Бабуля, ты о чём ворчишь?
Ночами шепчешь, что не спишь?
– Тебе уже тринадцатый годок,
Ему же был четвёртый вихорок.
– Кому ему? Бабуль, скажи,
Ты мне про всё сейчас и расскажи!
– Тебе, Илья, всё расскажу,
Я с ним лишь мысленно дружу.
Тогда у деда твоего был конь,
Летел стрелою как огонь.
И дед призы на нём все брал,
У гор случился вдруг обвал.
Поранился тот конь, хромал,
А враг наш дико ликовал.
Что друг-опора – всё к нулю,
С тех пор ночами плохо сплю.
Уехали мы с ним от тех людей,
Но он нашёл нас без вестей.
Накинулся, забрал добро,
А деда же сгубил, в живот перо.
Коня ж я в горы отпустила,
А мужа здесь похоронила.
С дочкой осталась, вот вся семья,
Теперь с тобой здесь, была несчастна я.
Ночь пролетела незаметно,
Рассвет, заря уже прелестна.
Позавтракали они так необычно рано.
– Будто задумала, бабуля, что-то заранее.
– Пойдём, внучок, настал твой час,
Коня уж нет, но есть сейчас
Его питомец – жеребец,
Окреп он силой наконец.
И повела его тропинкой та
Баба Дуня, спина с горбинкой.
– Стара я стала, но дойду,
Тебя в долину приведу.
Илья за нею шёл, смотрел,
Он сеть с собою взял, вертел
И думал: «Как коня поймать?
В узды его как обуздать?»
Зашли они на высь горы.
– Ждала так долго я поры,
Когда ты наберёшься роста,
И жеребец твой – всё так просто.
– Да, просто, но как его поймать?
– Вон видишь, рядом его мать!
Кобыла гривою трясёт,
Спуск некрутой туда ведёт.
– Иди один, я не пойду!
Я сверху лучше погляжу.
Илья долину разглядел.
«Ого-го!» – протяжно он запел.
Он в щёку чмокнул и пошёл,
Внучок там славу себе нашёл!
Илья уже шёл по траве,
Табун скакал в своей игре.
Расставил сети в долине, ждёт,
Когда же конь к нему придёт.
В траве высокой затаился
И веткой лиственной прикрылся.
Уставший ждать, лёг отдохнуть,
А сам в мечтаньях жаждал путь.
Путь первенства себе сулил,
Сам мысленно коня манил.
Садилось солнце за горами,
Блистало редкими лучами,
И кучевые облака
Все розовели лишь слегка.
Мечты его так увлекли
И в сон грядущий завлекли.
Проснулся он под топот ног,
От ржания со всех сторон.
Увидел звёзды и луну,
Коня, попавшего в струну.
Тот конь в струнной сети запутался и ржал.
И от испуга прыгал – бесновал.
Упал на бок, брыкал ногами
И хлопал чёрными очами.
Илья к нему рванулся, побежал,
Между коленок голову зажал.
Из фляжки влил ему хмельного
Да усыпил его такого.
Затем спокойно сети снял,
Запутал путы и сказал:
«Поспи, родной, потомок деда,
А оседлаю лишь к обеду.
Тебя к себе я приручу,
С тобой призы все получу!»
Ведь сам Илья с детства в конюшнях,
Скакал со сторожем там дружно.
Узнал повадки лошадей,
Любил их больше, чем людей.
Табун коня ушёл подальше,
Косились кони лишь почаще.
А утром ранним конь поднялся,
И побежать он к ним пытался.
Не смог бежать, не понимая,
Всю ситуацию внимая.
Илья запрыгнул на него:
«Тыр-тр, стоять так, ничего!»
Потом он спрыгнул и опять,
А конь тихонечко скакать.
Брыкался, скинул Илью на траву,
«Стой, Вороной, или убью! —
Командовал Илья так властно, —
Да, понимаю, что опасно
С тобой играться, будем дружить,
Но нам с тобою вместе жить…»
И до обеда кувыркались,
А в битве этой уже свыкались.
Илья поглаживал: «Хорош!
Бегун мой чёрный, ой, пригож!»
Он трое суток был в долине
И кувыркался там в полыни.
Затем дорогою в обход
На Вороном сделал поход.
Заря вечерняя садилась,
Уж баба Дуня спать ложилась.
Вдруг слышит топот под окном,
Слова Ильи: «Вот тут наш дом!»
Он напоил коня водой.
«Не двигайся, внучок, постой!
Дай налюбуюсь на тебя,
Ждала я вас целых три дня!
Похож на деда ты, внучок,
А Вороной Огня внучок!
Ох, Бог! Не дай плохой судьбы!»
«Порадуйся ж, бабуль, и ты!»
Он подошёл, обнял её.
«Родное дитятко моё!
Благословлю святой водой,
Сейчас я принесу, постой!»
И баба Дуня из банки брызгать,
На Вороного водой прыскать.
Илью всего там обмочила:
«Ну вот, рубашку намочила».
И каждый день верхом Илья,
С конём их трое, вот семья.
И Вороной стал привыкать,
Илью в толпе стал узнавать.
Увидел конь ребят толпой,
Заржал, мол: «Эй, возьми, герой!»
Илья верхом к речке, гурьбой
Вели коня на водопой.
Купаться Вороной любил,
С ним на охоту в лес ходил.
Готовил там его в прыжках,
В трамплинах, в четырёх столбах.
И вот дождались состязания,
Направили их на соревнование:
«Не подведи нас, держи марку!
Я ж выпью за удачу чарку!» —
Сказал отец его, а мать: «Сынок, горжусь!
Иначе сквозь землю провалюсь».
Болела за него семья:
«Поеду любоваться ж я,
Как мой внучок обгонит всех,
Мы верим – ждёт его успех!»
Пошёл их Вороной стрелой.
«Лети, внучок мой дорогой!» —
Всплакнула бабушка седая,
Когда в прошлом была красивая да молодая.
И вот обгон пошёл, который круг
Он там летит, обвёл всех вдруг.
И первым вышел Вороной.
«Дай обниму, внучок ты мой!»
И целовала также мать,
Бабуля начала шептать:
«Когда ты к финишу пошёл,
Кобыле рыжей вслед зашёл,
Ох, сердце сладко защемило».
Сестричка лишь сказала: «Милый!»
Погладила по морде Вороного:
«Красавец, мам, и мне б такого!»
И вот призы пошли, букеты,
И победившему куплеты.
Илья возвысился в глазах,
Дальше в разъездах, весь в призах.
Вернулся как-то, а бабули нет,
Родной и тайный был у них дуэт.
«Похоронили, сынок, её,
А ты скачи, это ж твоё!
Ты не успел, был так далеко,
Знаем, сынок, всем нелегко.
Поплачь, сынок, тебя ждала,
Твой снимок в рамке берегла».
«Я чувствовал, конь спотыкался,
Чуть не упал, поранился, но удержался.
Да, в тот самый час, в тот самый миг
Сердце защемило, и я поник,
Но в память ей я вновь пойду,
В победах память сберегу!»
Лечебный Кавказ
В одном садовом парке росли ромашки, розы,
Где часто бушевали и сверкали дожди и грозы.
Там женщина с ребёнком каждый день гуляла,
Ребёнок постоянно плакал, плач издавал котёнком.
В коляске он звуки издавал,
Младенец неземные крики выдвигал.
Тамара, накинув вуалью часть коляски,
Качала люльку, словно пускала пляску.
Скрипела люлька, аж пищала,
А женщина слезу свою пускала.
Рыдала женщина, слёзы разлетались
И в клумбу к розам на землю опускались.
Прохожие, увидев плач такой,
Ей говорили: «Плачешь, будто за упокой!»
Не понимали они слёз, её беды:
«Смотри-ка, плачет из-за ерунды!»
И отходили прочь, не понимая,
Руками разводили, плечами пожимая.
Она ж ворчала: «Попробовали б сами!
Я посмотрела, что было б с вами!»
Свалилось на неё всё горе сразу,
Болезнь прилипла как зараза,
Предательство супруга, он сбежал;
Удар тот жизненный не смог, не устоял.
Не знали люди, что калеченный ребёнок,
Пищит он постоянно, как котёнок.
И жалкий, некрасивый, но его
Не может бросить, и не исправить ничего.
В одно и то же время каждый день гуляла
И на одной и той же лавочке рыдала.
Никто не мог помочь что-то исправить,
Никто не мог улыбаться там заставить.
И как-то вдруг после дождя косого
Гуляла в парке и увидела седого-
Седого старика, сутулый был
И помощь ей свою там предложил:
– Я наблюдал, мадам, за вами столько раз,
Вы льёте слёзы зря здесь напоказ.
А горе ваше я исправлю,
Смеяться с счастьем вас потом заставлю.
Сначала выслушайте и не перебивайте,
Слова мои впитайте и внимайте.
Возьмите лепестки ромашек, этих роз,
Они полны, сочны после дождливых гроз.
Сложите в банку и залейте их,
Вот вам нектар здесь васильков тех голубых
Ещё добавил, я туда сок ягод выжал смесь,
Берёзы сочной всё собрал вот здесь.
Но лучше всё в горах собрать,
И вас с сынком бы в горы к нам,
Чтоб он дышал и бегал по буграм.
У нас в горах поведает природу.
Ему уж сколько?
– Около полгода.
– Я горец, мне уже почти сто лет,
Прожил я много и видел столько бед.
Ребёночка исправить я смогу
И этим вашим бедам помогу.
Вы соберите вещи, и мы с вами
В горах мы наберёмся лепестками;
И розы, и ромашки есть у нас,
Чистейший воздух, ведь у нас Кавказ.
И женщина поверила ему.
– Но как исправить всё? Я не пойму!
Уж через час они, купив билеты на перроне,
Затем сидели в чистеньком вагоне.
Старик шутил, своей невесткой называл
И брынзу, виноград ей предлагал.
Тимур её в дороге крепко спал,
Не ведал ничего, не понимал.
Когда ж приехали, повёл её в свой дом,
Цвели там розы и ромашечки кругом.
Он угощал вином и шашлыком.
– Займёмся, не волнуйся, малышом.
Сначала сделаю настой из лепестков,
Потом ещё нектар из диких всех цветов,
И капнем мёда, хороший наш медок,
Ты не спеши, да потерпи чуток.
Он сделал свой настой, как говорил,
Потом купал его, массаж ему творил.
– Я вижу, он родился не таким,
Что же случилось, когда он стал кривым?
– После болезни, заболели, простудились,
Затем в больнице два месяца лечились.
Кололи, говорили – виновата, мол, сама.
Болезнь я запустила, и искривилась ножка и голова.
Казбек, купая в ванночке, гладил и шептал,
Как будто он головушку его всю исправлял.
И ручки, ножки массажировал ему.
– Ой, побежишь – не догоню!
Ходили в горы, собирали там цветы.
– Что выкаешь? Скажи мне просто «ты»!
Я дед тебе, мой внук, гляди, цветы несёт,
А знаешь, как танцует и поёт!
Вахтанг, его внучок, был молод и красив,
С открытою улыбкой, застенчив, молчалив.
Он помогал им, воду приносил,
И садом занимался, и птиц своих кормил.
Тамара наслаждалась всем Кавказом
И исполняла прихоти в приказах;
Как искупать, одеть и накормить.
И с кем, и как красиво говорить.
Старик ворчал и головой качал,
Так разговор он тайно с внуком начинал:
– Смотри, какая хозяйка, хоть куда,
Готовит хорошо, легка её рука.
Вахтанг с ним соглашался и кивал,
Но всё равно стеснительно молчал.
Тамаре ж говорил старик с печалью,
Что без хозяйки с внуком мы устали.
– Вахтанг, как его мать, неразговорчив, как она,
Поэтому давно один, нужна ему жена…
Давно Тамара поняла, к чему идут дела,
Но главное – Тимур пошёл, отца себе нашёл.
И вдруг сказал: – Тамара, будь моей,
Мы свадьбу здесь сыграем и позовём гостей!
Тамара всё обдумала уже давно:
– Я не уеду, здесь мне нравится, а там не ждёт никто.
Родителей давно уж нет, и это ни секрет,
А корни все мои от вас, ведут сюда на наш Кавказ.
Выходит, что вернулась я в родимые края,
Вернули к жизни вы меня, и вы моя семья!
Тамара счастьем засветилась с Тимуром на руках,
Вахтанг взял на руки двоих и твёрд был на ногах.
Тамара громко засмеялась:
– Поставь, уронишь нас!
– Не уроню, я вас люблю,
Пусть знает весь Кавказ!
Лишь изредка она потом те грозы вспоминала
И в щёки и орлиный нос Вахтанга целовала.
А первые слова Тимура ведь были «дед», «отец»,
Тот дед Вано узнал: Тамара ждёт второго наконец!
Его толкнули в дар земли
В красивых склонах реки вьются,
Волны бушуют, о скалы бьются.
Стекают ниже в водоёмы —
В ущелья, в горные затоны.
Никто не нежится в глубинах тонных,
Никто не плещется в водах холодных
В глуши таёжной и красивой,
В такой загадочной, пугливой.
И вот однажды ветер сильный
Кружил винты, а вертолёт был синий,
В бурную реку сбросили вниз,
Сам над водой поник так, повис.
Затем хвостом своим он крутанул,
Пока объект не затонул,
И улетел довольный всем этим,
Что человек тонул с их секретом.
И потащило, и завертело,
Бросало в водах его там тело.
По сильным горным перевалам,
А те смеялись за штурвалом.
Топила с головой волна,
Довольна, силою полна.
Упал мертвецки на камни в ветках,
Лежал и думал: «Я всё же крепкий!
Что дальше будет? Что гадать?
Везде мне рада земелька-мать!»
Весь мокрый он полез вперёд
И вспомнил роту, и вспомнил взвод.
«Когда-то нужен был вояка!
Теперь не нужен забияка!
Ползи, ползи, хватай коренья,
Тебе здесь корм и угощенья!»
Затем уткнулся он в траву.
«Да, здесь в камнях я и умру,
Мне нужно срочно обогреться
И спиртом свежим обогреться.
Мечтай-мечтай, вставай, иди,
Пещеру нужную ищи».
И он поднялся, и пошёл,
Пещеру нужную нашёл.
Пока искал, собрал дрова.
«Ну вот пещера, мне б пора
Разжечь огонь и обсушится,
В кустах колючих обнажиться».
Достал он быстро зажигалку,
Сушняк зажёг, повесил одежду вблизи на палку.
Укрылся в листьях, как нырнул,
Потряс он фляжку и хлебнул.
Костёр трещал, он ветки подкидал,
Сидел хмельной, лишь головой качал.
Он знал, что лишним был свидетелем,
Им помешал, швырнули вниз приятели.
«Вчера друзья, целовались, словно в дёсны,
Сегодня враг ты им, греби, ведь руки твои – вёсла!
Купайся в пене, эх, лодки жалко нет!
Но как мне дальше без модных штиблет?
Ха, мечтай сиди себе в углу
Пока лишь тихо, молча, ни гу-гу.
Что, как? Вопросы, капитан,
Отставить, вот и попался круто ты в капкан!»
Корней стал засыпать, уснул,
Енот мельком в пещеру заглянул.
Уж солнце тихо за горы село,
Одна вода по-прежнему шумела.
Рассвет настал спокойный, мелодичный,
А для Корнея в общем-то привычный;
И птицы пели, и вода шумела,
И голова не раз вот так болела.
«Э, брат, да ты почти что выдул половину,
Оставил бы поболее, вражина!»
Чуть сделал он глоток. «Да похмелюсь.
Теперь в свои обновы обновлюсь!»
Корней оделся, одежда почти сухая.
«Ну что ж, теперь, Тарзан, начнётся жизнь иная!
Иди, ищи какую-нибудь еду,
Да, брат, надо искать, конечно же пойду!
И радуйся, что руки, ноги целы.
Да, это чудо, целы, иди же в дело!»
И он пошёл искать то пропитание,
Что нам послал Господь, то Божии создания.
Нашёл он ягоды: землянички там поел,
Прошёл подальше – малинник уж поспел.
В реке поймал одной рукой рыбину.
«Я как медведь, вот славный ты дядина!»
Вернулся в ту пещеру, развёл костёр.
«Так просто не утопите, я – дяденька хитёр!»
Поддерживал себя он шутками такими,
Бывало и с уколами, но для себя не злыми.
Побольше он собрал листвы и мягких веток,
Улёгся на бочок: «Мне б сладеньких конфеток,
Да, размечтался, сластёна ты, Корней,
Лежи, сопи средь веток и острых сих камней».
Прожаренной той рыбкой наелся так слегка,
Лежал и засыпал он, давил себе бока.
И мучавшие мысли угнал куда-то прочь
И тихо лишь шептал: «Вторая эта ночь».
Проснувшись, стал ходить, рассматривать пещеру:
«Всё это хорошо, не потерять бы веру
В то, что смогу я выбраться отсюда.
А ты им позвони, пусть вышлют горного верблюда!»
С сарказмом вышел он, идёт вновь на охоту:
«Теперь я Йети, мне тут одна забота!
Как и чего б здесь пожевать
И вновь вернуться на ветвистую кроватку опять.
На склоне камня он увидел птицу:
«Сидит, копошится и не боится,
Не видит, видно, как её поймать?
Вот пищу мне послала родная земля-мать!»
Корней взял камень, кинул: «Надо же, попал!»
Бегом за этой птицей, вдруг неуклюже так упал,
Встал и прыжком её настиг:
«Вот видишь, парень, ты уже привык!»
Вернулся он в пещеру чуть хромая:
«Да, у Тарзана житуха непростая!»
Развёл огонь и птицу на костёр:
«Тарзан, наверно, был на выдумки хитёр да фантазёр».
Насытившись, он сладко потянулся
И в ветки тонкие опять он окунулся.
«Вот и привыкну тут один, как волк.
Кому? Какой там нужен толк?
Так далеко меня забросить,
Зачем всё это? Нет, надо ж было сбросить…
Убили б, гады, дел-то ничего,
Нет, мучайся, живи, где нету никого!
Козлы безмозглые! Тупые,
Не волки здесь в лесу, там люди злые!
Я здесь нашёл себе уют,
А нет, зимой меня и здесь сожрут.
Нигде житухи, видно, нет,
Сожрут здесь волки на обед.
Что делать, пока лишь отлежаться,
Но сколько можно в листьях кувыркаться».
Хотел вскочить, нога болела,
Он снял носки, чуть покраснела.
«А, ерунда, пройдёт, не дрейфь,
Да замотать бы, сделать шлейф».
И утром вышел, чуть хромая,
Нашёл лопух, присел, ту ногу потирая,
Перевязал её потуже:
«Держись, Корней, ещё ты будешь нужен!
Найдутся люди по душе,
Поверил в чудо, в Бога и в любовь – уже!
Да, молод и ещё я поживу,
Все трудности пройдут, себе я докажу!»
И шли деньки ещё, ещё:
«Уже совсем не горячо,
Ведь зажигалка отгорела
И так ведь слабенько пыхтела».
Корней задумчиво лежал
И каменистые те стены изучал.
Затем увидел: один камень сильно лопнул,
Он подошёл, его толкнул.
И раз, и два ещё в бок потянул:
«Зачем он мне? – и он вздохнул, —
Толкай!» Шестое чувство говорит,
Корней и сам не знает, что творит.
И камень рухнул, тяжёлый, острый.
«Ого, вот так, как видишь, просто!»
И вдруг видит там просвет:
«От рудников мне здесь привет!»
Потом он быстренько втянулся,
В пещеру глубже пропихнулся.
«На пользу худоба пошла,
Фигура всунулась, прошла».
Луч света сбоку пробирался:
«Я здесь без света не остался,
Ещё ведь комнату нашёл.
О, как я рад! С ума сошёл?
Болтаю сам с собой уже
От приключений в кураже!
Куда залез, зачем мне это?
Ого, ну вот и понял, вот так лето!»
Прошёл поглубже, огляделся,
В те стены лучше присмотрелся.
Всё ближе подошёл Корней,
Увидел камни между корней.
Ладонью он провёл чуток:
«Здесь нужно протереть вершок, —
Стал ковырять. – Вот это да!
А камешки – не ерунда!»
Нагнулся, булыжник крепкий взял,
Стал бить по той стене: «Хрусталь?
Ещё какие-то тут есть,
Вот чудеса, не перечесть.
Точно не знаю, не скажу,
Ну не похожи на руду.
Болван незнающий! Чуток возьму,
Если ещё раз не утону.
Вернусь сюда и заберу,
Уж нос тогда-то задеру.
Им всем непросто будет отыскать,
Ох, бестолковые, их вашу мать!»
Корней немного отошёл:
«Ох, ё… стеночку себе нашёл!»
Луч озарил его каменья,
Ещё ведь будут приключенья!
Вернулся, вылез он обратно:
«Да, вот теперь и мне приятно!
Не зря кидали и смеялись,
А сами с носом там остались!»
Он начал камни собирать,
Расщелину ту закрывать,
Чтоб не нашли её другие.
«Но кто придёт? И кто такие?
А может, найдут! Лучше всё предусмотреть
Да потрудиться, попыхтеть,
Ну вот и всё, ничего не видно,
Хотя сейчас до слёз обидно.
Уйти со жменей, хоть и не одной,
Потом об этом думать, потерять покой.
Хватит, ладно, что теперь,
Вернусь, взломаю эту дверь…
На транспорте всё увезу,
Сейчас не думать, иль с ума сойду,
Богатства, залежи земли,
Испокон веков лежат они.
Только и ждут – приди возьми,
Эх, брат Корней, не ляг костьми,
За эти камешки порвут!
Надеюсь, их здесь не найдут».
Уснул Корней полуголодный,
Вполне находкой довольный.
А утром ранним решил идти
И ветки метить на пути.
Взял острый камень, выстрогал сучок
И думал: «Мелкий клоп, я червячок!
В какую сторону идти
И ветки делать на своём пути.
Пойду же вдоль реки, куда-нибудь приду.
Должно же быть селение, людей так найду».
Пошёл и думает: «Может, кого-то встречу,
Где-то рыбак, охотник, конечно, я замечу!»
И он пошёл голодный и замёрзший.
«Вот дуб стоит, весь в землю вросший, —
Измучен, но любовался лесом, —
А вон сосна-красавица, вот их сколько!»
Устал, но всё же трудно не заметить красоты такой
Ведь многолетней вековой.
Шёл лесом, ягоды попались,
Там медвежата жадно объедались.
Корней присел: «Немного подожду
И справлю здесь свою нужду».
Поднялся, заправился, и вдруг рычанье,
Прыжок медведицы, журчанье.
Случилось быстро, сам не ожидал,
Когда он медвежатником вдруг стал.
Журчала кровь её, она хрипела.
«Да, защищала медвежат и жить хотела.
Всё мой сучок и эта палка-выручалка,