
Полная версия
Две невесты генерала дракона
Из всей этой яркой, пёстрой массы претендентов она выбрала вариант, который в глазах отца вызвал бы брезгливое пренебрежение. Прямо представляю лицо отца с моноклем. Кто? Побочный сын графа? Дорогая! У тебя явно жар! Тебе нездоровится! Да разве возможно счастье с тем, у кого есть старая карета и старое поместье с тремя слугами!
Тайные записки, за которые «полуграфа» впору было назвать «полиграфом», короткие романтичные встречи, шёпот за заросшей калиткой. И вдруг отец с сияющим лицом приводит жениха! Да какого! Генерал, дракон! До самой свадьбы девушка ещё сохраняла спокойствие, будто бы в надежде, что всё ещё можно изменить.
Но в самый последний момент в её голове что-то щёлкнуло. Она поняла – сейчас она потеряет всё. Время поджимало, и оставалось лишь одно решение: либо навсегда остаться с генералом и забыть о своей любви, либо дать себе шанс прожить ту жизнь, о которой мечтала. Перед самой свадьбой случился тайный разговор с возлюбленным, короткое, тревожное свидание сквозь решётку заросшей калитки – и тогда всё решилось.
Я поговорила с женихом, который спрятался в соседнем переулке вместе с потёртой каретой, и вошла в дом.
Я увидела, как тяжело вздымается ее грудь на роскошной постели, как всё в комнате намекает на будущую свадьбу, как сверкает уже готовое свадебное платье. Но ярче всего сверкали ее слёзы: «Помогите!».
Я быстро выгнала всех родственников и слуг из комнаты, сославшись на врачебные манипуляции, и сунула несчастной исмерийский пузырёк с зельем невидимости. Пара лекарств, которые я выписала, были очень сильно завышены в цене. На самом деле это была просто успокоительная вода, которую пили исключительно для успокоения совести нервные старушки. Деньги, полученные за визит и за успокоительную водичку, я спрятала в саду, чтобы никто не нашёл. Должна же у девушки быть хоть какая-то гарантия на первое время?
Затем, под предлогом, что я что-то забыла, я вернулась и тихо прошептала ей, где искать деньги, – и она чуть слышно обмолвилась мне, куда они собираются. Можно сказать, она проговорилась и сразу пожалела о своих словах.
На том мы и распрощались.
Так что я никого не похищала и не собиралась – я оставила ей свободу выбора, возможность самой решить свою судьбу. Она могла воспользоваться зельем или выбросить его – это был её выбор. Моя совесть была чиста как стол в операционной. Я просто дала ей шанс, предлагая всё еще раз хорошенечко обдумать.
– Вот здесь, – сказала я генералу, когда за деревьями показалась серая крыша поместья. – Надеюсь, вы помните о своём обещании?
Генерал молчал. Этот жест не понравился мне.
Глава 6
– Я очень надеюсь на ваше благородство! – заметила я, словно пытаясь пробить глухую стену.
Вместо ответа генерал едва заметно кивнул.
Высокий каменный забор скрывал всё происходящее внутри. Кто-то когда-то давно позаботился, чтобы семейные тайны оставались за высоким забором.
Я вышла из кареты, поправила платье и направилась к калитке. В калитку прохода не было. Створки были скованы тяжелым ржавым замком и обмотаны тугими проржавевшими цепями.
– Нет, нет, нет! – возразила я, видя, как генерал берётся за цепи, разжимая звенья.
Он сделал это с такой легкостью, словно это была тонкая медная проволока. Я посмотрела на него с опаской, решив держаться подальше.
– Поздно, – мрачно произнёс генерал, открывая калитку и пропуская меня вперёд.
Заросли в саду были такими густыми, что из-за них едва просматривался первый этаж дома.
– Думаю, нам нужно спрятаться, – тихо сказала я, показывая глазами на огромный куст.
В окне первого этажа горел свет, шевелилась штора, остальные окна были плотно зашторены. Мы сидели в тени, глядя в сторону двери. Кто бы мог подумать, что однажды мне придётся сидеть в кустах с генералом?
Прошло около двадцати минут. Потом тридцать – и ничего не происходило. Внутри воцарилась тишина, и боевая готовность уступила место спокойствию. Я уже разваливалась на траве, а генерал, казалось, тоже немного расслабился, хотя взгляд его оставался напряжённым, словно он всё ещё ожидал чего-то внезапного.
Я снова взглянула на его профиль – какой же он красивый, несмотря на всю суровость. Потом мне вспомнилось лицо внебрачного сына графа – и внутри появилось непонимание. Нет, я, конечно, понимаю, что на вкус и цвет все мужчины разные, но я бы, наверное, предпочла бы генерала.
Неожиданно для себя я поймала на себе его пристальный взгляд.
“Что?” – взглядом спросила я.
Но мне так и не ответили.
И вдруг дверь тихо открылась. На пороге появился пожилой мужчина в потёртой ливрее – он высунул длинный нос, оглядел окрестности, потом скрылся за дверью. Через мгновение дверь распахнулась вновь, и оттуда вышли бывшая невеста генерала и её жених.
– Тише, – прошептала я, заметив, как генерал подался вперёд. Вот сейчас было реально страшно. Такое чувство, словно я гуляю с огромной злой собакой на поводке. Никогда не знаешь, где, когда и на кого она сорвется!
Галантно, с достоинством, графский сын протянул руку девушке, помогая ей спуститься по растрескавшимся ступеням, и повёл её дальше в сад. Они шептались, смеясь, и в их взглядах я видела настоящее счастье. Красавица заливалась смехом, откидывала голову назад, наклонясь к кустам и вдыхая аромат цветов.
Все это время они ни разу не разжали замок рук.
И тут я вдруг поняла – обычный, ничем не примечательный молодой человек, оказавшийся неспособным на что-то особенное, оказался ей милее, чем красавец-генерал.
– Куда вы? – прошептала я, хватая генерала за мундир, когда он вдруг поднялся, намереваясь подойти к ним. – Вы мне обещали!
Он, словно вспомнив про данное обещание, смотрел, как влюблённая пара качается на старинных качелях, привязанных к толстому дубу. Кружевные юбки взлетают, сверкают туфельки, усыпанные драгоценностями в тусклом свете магического фонаря.
Надо признать, генерал – человек терпеливый. Вместо того чтобы броситься к невесте, он просто стоял в тени, крепко сжав зубы, и наблюдал за этой сценой. Я видела, как напряглась его челюсть, и в душе вдруг пронеслась мысль: «А ведь он её любит!» – и в тот же момент почувствовала его боль.
Влюбленные немного погуляли, потом вернулись в дом, а я посмотрела на лицо генерала с ощущением, будто я – участник трагедии, которую сама же и создала.
Глава 7
Генерал хранил молчание.
Он молча встал, отряхнулся и, словно тень, направился к тайной калитке, ничем не выдав свои эмоции.
Разве что глаза его напоминали мутный утренний туман – безжизненные, холодные, словно отражение безнадежности. А крепко стиснутые зубы, линия его подбородка говорили о внутренней силе, о сдержанности, которую он демонстрировал, не показывая ни капли слабости.
Внутренне я восхищалась его благородством. Надо иметь такую силу воли, чтобы сдержать обещание, данное мне. И теперь я смотрела на генерала с уважением, почти с трепетом. Он сдержал слово – и за это его можно было уважать. Мужчины в этом мире редко умеют держать слово, и я давно заметила, что обещания зачастую лишь пустой звук, слова, которые легко забываются, словно ветер увлекает их прочь.
Генерал подошёл к карете, оперся обеими руками о дверцу, низко склонил голову. Длинные тёмные волосы полностью прикрывали лицо, и я не могла разглядеть выражение его лица – и это лишь усиливало ощущение его внутренней сдержанной боли.
– Мне очень жаль, – прошептала я, чувствуя себя немного неуютно. – Очень жаль…
Мне казалось, этого мало. Что мои слова, хоть и сказанные, всё равно звучали как сухая, скупая рефлексия. Было нужно что-то ещё – слова утешения, что-то, что сможет коснуться его сердца, хотя бы чуть-чуть и немного успокоить его боль.
– А теперь представьте себе, каково это – всем сердцем любить того, кто любит другого. Каково смотреть в глаза, зная, что внутри их скрыт образ другого мужчины? – голос мой звучал тихо, но в нём чувствовалась искренняя боль и желание поддержать. – Я понимаю, что это звучит неприятно, но, быть может, ваша настоящая любовь просто еще не встретилась? Знаете, иногда мы встречаем не тех людей, чтобы, когда встретим того самого человека, сразу понять, что он тот самый…
– Не оправдывайте себя, – произнёс генерал, его голос звучал глухо, словно из глубины бездны. – Я не нуждаюсь в ваших пояснениях. Мне достаточно того, что я видел сам.
Чувство неловкости охватило меня. Я замолчала, осознавая, что ему нужно время, чтобы пережить всё это. Чтобы смириться с судьбой, с тем, что любовь – как поезд, движущийся по рельсам. И если кто-то дёрнет стоп-кран, весь механизм заскрежещет, все попадут с мест, и кто-то обязательно ударится головой. Так же все чувства и мысли перемещаются, а ты не знаешь, что думать, винить себя, ненавидеть или страдать. Поезд, несмотря ни на что, ещё некоторое время будет скользить по рельсам, пытаясь остановиться.
В полном молчании, в тишине, мы вернулись в дом генерала.
– Вы как себя чувствуете? – прошептала я, стоя на пороге. Я старалась вложить в свой голос теплоту и участие.
– Как человек, который не нуждается в ваших утешениях, – глухо произнёс генерал. – Я терпеть не могу, когда кто-то лезет мне в душу! Особенно вы!
Последние слова «особенно вы» прозвучали с такой ненавистью, словно меня больно ткнули пальцем в грудь.
– Вы все еще злитесь на меня? – спросила я, вздыхая. Вот тут уж я не могла ничего поделать. С одной стороны, оставить его в таком состоянии мне было совестно. А с другой стороны – убраться бы мне по-добру, по-здорову.
– Вам лучше не знать ответ на этот вопрос, – резковато ответил генерал. – Да, я зол на вас. Хотя не должен на вас злиться. Я это прекрасно осознаю. Но все так и злюсь. И на вас, и на себя. Так что вам лучше оставить меня одного. Я очень вспыльчив. Я могу не сдержаться и наговорить вам кучу неприятных вещей.
– Но вы попробуйте подумать о чем-то хорошем… – попыталась я. – Например, то, что у вас есть все… Роскошное поместье, карета… У многих даже такого нет…
– Как здорово, что у меня есть всё – кроме надежды, смысла и желания продолжать с вами этот разговор. Но кто считает? – с мрачным сарказмом произнёс генерал.
– Думайте о том, что рано или поздно в вашей жизни случится что-то хорошее! – постаралась улыбнуться я.
– Если случится что-то хорошее, как сегодня, я обязательно сообщу всему миру. Пусть все умрут от зависти, – мрачно произнёс генерал.
– Ну что ж… – смутилась я, а потом снова посмотрела на его красивое лицо. В какой-то момент хмурые брови разошлись, а его лицо странно просветлело. Его взгляд смотрел на меня. – Тогда мне пора…
Я неловко улыбнулась, словно пытаясь его поддержать. Быть горевестником – так себе занятие. А потом люди удивляются, почему им никто не говорит о том, что муж или жена им изменяет! А попробуй скажи! Первому же тебе влетит!
Ускоряясь с каждым шагом, я решила не испытывать судьбу и побыстрее вернуться. О, если бы я знала, чем это обернется, то, наверное, осталась бы!
Глава 8
Я спешила в карету. Нервным движением я распахнула дверцу, уселась на сидение и посмотрела в окошечко.
Генерал стоял на крыльце и смотрел на карету, застывший, словно статуя. Он смотрел на меня, а я на него. Я мысленно пожелала ему счастья. Настоящего. Взаимного. Со вздохом я задернула штору и приказала трогать. От греха подальше.
Всю дорогу я размышляла.
Мне казалось, генерал увидел то, что должен был увидеть. Конечно, в моей душе было опасение: что он сейчас, решив, что всё потеряно, вернётся и заберёт свою невесту обратно. Можно ли ему верить?
Карета катилась по улицам столицы.
Я вспомнила своё первое мгновение, когда очутилась в этом мире. Как сейчас помню, я лежала на роскошном ковре, вокруг суетились совершенно незнакомые мне люди. Полная женщина ахала и бегала вокруг меня, а скромная девушка в тёмно-синем шерстяном платье обмахивала меня веером. На ее лице читалось удивление, словно я воскресла из мертвых.
– Воды! Врача! Нюхательные соли! – слышался нервный женский голос.
На мне было платье невесты – белое, сверкающее, словно сказочное. Оно казалось слишком красивым, чтобы быть реальностью, и я ощущала себя частью чего-то волшебного. В моих руках был красивый флакончик, похожий на слезу. Совершенно пустой. Потом я узнала, что это – сильные успокоительные капли. Довольно опасная штука, если немного переборщить с дозировкой. Они продаются в таких флаконах, чтобы даме было приятно носить их с собой.
– Что случилось? – раздался хмурый мужской голос. Я увидела сурового и надменного мужчину в роскошных одеждах. – Все ждут невесту!
– Ваша дочь закрылась в комнате, слуги выломали дверь, она лежит и не шевелится, – дребезжащим голосом произнесла девушка с веером.
– Быстрее! Скоро свадьба! Гости уже собрались! – слышался нервный голос немолодого мужчины.
Я помню, как меня подняли, поставили на ноги, и все вокруг суетились, расправляя мою юбку. Кто-то сунул мне в руки букет нежных белых цветов.
Передо мной открылась дверь, и меня повели по коридору, помогли спуститься по лестнице – и всё вокруг было так красиво, что у меня захватило дух. Мне казалось, что это сон. Вокруг – аплодисменты, улыбки, бриллианты. На меня сыпались поздравления с удачной партией. Создавалось такое чувство, что я только что выиграла в покер.
Меня торжественно подвели к какому-то мужчине – он был круглый, отекший, одетый дорого, и при этом ниже меня на полголовы. Эдакий колобок не первой свежести. При свете свечей его лысина нарядно блестела, а волосы вокруг были тщательно уложены. На такой лысине можно было смело ставить спектакль «Лебединое озеро». Но вместо белого лебедя над лысиной скользил белый кружевной платочек. Я смотрела на него со смесью ужаса и удивления. Это что? Жених? Нет, я так не играю!
– Улыбнись! – прошипела мне полная женщина, легонько ущипнув за руку. Чего?! Я должна улыбаться? Когда рядом такой жених? А ничего, что жених старше меня лет на тридцать?
– Задерживается, – объявил кто-то. И все разочарованно зашуршали. Снова послышались разговоры.
Кто задерживается? Может, важный гость? Или священник?
И тут я поняла: меня продали! Просто-напросто продали на вечное пользование этому мужчине, на правах законной супруги.
Я чувствовала, как сердце сжимается, как внутри всё сопротивляется, но я не могла ничего изменить. Всё происходящее казалось мне сном – страшным, кошмарным сном, из которого невозможно проснуться.
В тот момент в моей голове словно что-то щёлкнуло. Не помню, как я тихо попросилась в сад – вдохнуть свежего воздуха, почувствовать свободу. Зато помню одну единственную мысль: с этим мужчиной я в постель не лягу!
Служанка, которая была рядом со мной, должна была следить, чтобы я не сбежала. Гости шумели, разгуливали по залам, а я, выжидая момент, продумывала, когда лучше всего дать деру. Неожиданно для себя я почувствовала, как внутри закипает решимость. Когда служанка попыталась меня остановить, я изо всех сил толкнула её прямо в кусты – и, оборвав подол платья, полезла через изгородь. Уже через пару минут оказалась с другой стороны – и не помнила, сколько я шла по пыльной дороге. Не знала, куда и зачем.
Просто с одной мыслью – подальше от этого места.
Чувство жалости к себе начало пробиваться, когда я почти выбилась из сил. Я ковыляла, не чувствуя ног, и уже почти жалела о своём поступке. Хотелось вернуться в тепло дома, к тому жениху, к тому свету и шуму. Еде на роскошных подносах. Но внутреннее чувство гордости оказалось таким сильным, что заставляло меня идти вперёд. Пока я не потеряла сознание.
Глава 9
Когда я очнулась, лежала на белых накрахмаленных простынях. И сразу почувствовала, что что-то изменилось. Даже воздух здесь казался чище, свежее – словно я оказалась на курорте. Вдыхая его, я постепенно осознавала, что вокруг всё какое-то старинное, необычное.
Доктора решили, что у меня просто-напросто отшибло память. Я не могла сказать, кто я, есть ли у меня родственники, где я живу. После того, как поправилась, идти было некуда. Поэтому я осталась при больнице медсестрой. Рук свободных не хватало. Война, раненых привозят в столицу.
Я старалась вести себя тише воды ниже травы, но родственники нашлись сами!
Когда узнали, что теперь я работаю медсестрой, устроили скандал прямо посреди больницы. Может, если бы это были мои родные или близкие, я бы восприняла их слова ближе к сердцу. Но поскольку эти люди были для меня чужие, мне было всё равно. Я прослушала их как радио, включая крики о том, что мой жених ужасно рассержен и зол на меня. Что такого предательства он от меня не ожидал. И что я подвела семью! И не просто подвела, а под монастырь с протянутой рукой!
В итоге меня прокляли до седьмого колена, обозвали неблагодарной дочерью и сказали, что теперь о выгодном замужестве можно забыть. Поскольку коленей у меня было только два, а не семь, да и замуж после такого уж точно не собиралась, то проклятие получилось не таким эффектным, как ожидала родня.
После короткого скандала меня еще раз осыпали проклятиями, пытаясь обвинить в несбывшихся финансовых надеждах.
В самом конце разговора мне поставили крест – и этот крест был красным, почти как в нашем мире на скорой помощи.
“Нет у нас больше дочери!” – услышала я.
“Ну нет, так нет!” – усмехнулась я, понимая, что не очень-то и хотелось.
Я вздохнула с облегчением, когда вся разъярённая делегация удалилась в закат. Я мысленно помахала им окровавленным бинтом, утерла скупую соплю и наконец вздохнула полной грудью. С этого момента я была совершенно свободной!
Сначала меня не допускали до врачебной практики, следили за каждым моим движением. Но однажды, проводя обход, я сумела спасти жизнь одному пациенту: зашила рану, привела его в порядок, дала укрепляющее зелье и наложила повязку. Это был единственный момент, когда я смогла блеснуть профессионализмом. После этого меня назначили доктором, и я не подвела.
Мир, в который я попала, поначалу не переставал меня удивлять. Он казался мне сказкой. Красивые необычные дома, удивительные наряды, экипажи и кареты. Я до сих пор не могу понять, чем отличается экипаж от кареты – зато выучила, что такое двуколка.
Моя жизнь полностью была посвящена больнице. Каждый раз, проходя мимо портрета доктора Ниала, я чувствовала внутри благодарность. Этот человек отдал свою усадьбу, чтобы построить больницу, чтобы помогать людям. И больница расположена как раз в его бывшей усадьбе. Он был выдающимся доктором, который изобрел множество новых приемов в полевой хирургии.
Я получала вполне приличное королевское жалование. Теперь у меня даже появились деньги, чтобы одеваться получше, обзавестись всем необходимым. Но мне всё равно не хватало дома. Мечта – однажды собрать нужную сумму и купить себе небольшой домик. Пока что я жила при больнице в небольшой комнатке: кровать, маленький столик и стул – всё, что было в моей скромной обители. Но мысли о своем уголке в этом мире приятно согревали душу. Правда, откладывать много не получалось, но я старалась.
Мне, как растению, важно было где-то пустить корни. Ах, если бы у меня была усадьба! На первом этаже я бы сделала больницу, а на втором бы жила сама!
Я вышла из кареты и направилась в сторону больницы. Она казалась такой уютной, освещенной двумя огромными фонарями.
– Спа-а-ать! – протянула я.
Спать было так бесценно – эти минуты тишины, покоя, когда можно было просто отключиться. Я отчиталась по вызову, дошла до комнаты и немедленно упала на кровать, чтобы тут же уснуть.
Утром я съездила на три вызова. Казалось, что жизнь снова вошла в привычную колею. Но какое-то странное предчувствие все не давало мне покоя. Мои мысли возвращались к генералу. Как он там?
– Срочный вызов! Дом шесть, Миддлфорест стрит! – послышался голос диспетчера.
– Я принимаю! – закричала я, зная, что это – мой пациент.
Карета тронулась, а я стала переживать. В последнее время я слишком часто ездила по этому адресу.
Небольшой уютный дом в два этажа с садом встретил меня напряженной тишиной.
Я направилась к двери и собралась постучать. Бледная дочь полковника встретила меня на пороге. В её глазах стояли слёзы. Я посмотрела на её живот, на чёрную повязку – и всё поняла: скоро у неё родится малыш, который увидит своего папу только на портрете. Надо сказать, дочь полковника держалась достойно, переживая потерю мужа. Видимо, ей передался характер отца.
– Папе снова плохо! – вздохнула она. Я вздохнула. Да, зачастила я сюда в последнее время. – Он опять разволновался! Теперь лежит! Ему плохо! Он прочитал новости про генерала Камиэля Моравиа, и у него снова приступ!
О, боже! Что там за новости?
Глава 10
– А чего он так разволновался? – спросила я, переступая порог дома, где жил бывший военный, ныне отставной полковник.
– Он снова прочитал газету! – всхлипнула она, словно боясь поверить в услышанное. – Госпожа доктор, мы прятали от него газеты, как вы и сказали. Но он каким-то способом раздобыл её.
Я вошла в комнату. Небольшая комнатка хранила память о былых сражениях. Ордена и награды висели в рамках, а на стене красовалась красивая сабля с дарственной надписью.
В кровати лежал седой мужчина, чье лицо было покрыто сетью морщин и усталости от жизни. Шторы были плотно задернуты, создавая в комнате тоскливый полумрак, который был неизменным спутником болезней. На тумбочке, чуть покачиваясь содержимым, стоял стакан с прозрачным зельем, а в воздухе висел едва уловимый запах успокоительных капель. Вся комната была пропитана какой-то странной хандрой. Я прямо физически чувствовала ее!
– Проклятые эберийцы! – прорычал старый полковник, когда я осторожно проверила его пульс. – Они же думали, что нас потрепала война с Исмерией, и решили нанести свой удар.
Я вздохнула, пытаясь вспомнить, где находится Эберия. Кажется, на востоке страны, если память мне не изменяет.
Голос полковника дрожал, а глаза блестели от ярости и боли. Как только он говорил о войне, пульс у него учащался – словно в памяти вспыхивали охваченные огнем картины прошлого. Я вздохнула, чувствуя, как в сердце у меня сжалось. В душе этого человека остался навсегда шрам – и не один.
– И ведь ничего не постеснялись! Тьфу! А мы сколько им помогали! Но сегодня они получили по заслугам! – с гордостью произнёс полковник, словно наша победа – это его личный триумф. – Сегодня ночью мы их разбили! Сегодня ночью, дочка, генерал Камиэль Моравиа лично выдвинулся на позиции и завершил эту войну. Ночью они взяли столицу Эберии.
Я замерла, словно кто-то вырвал у меня из рук нить реальности.
– Правда, что ли? – спросила я, пытаясь понять, что происходит.
Я ведь ни в какой Эберии не была. И лишь смутно представляла, что это и где.
– Генерал был ранен. Сильно ранен! Он лично возглавил атаку, – продолжил полковник, а я замерла, ловя каждое слово. – Я восхищаюсь его подвигом. Хотел бы я поправиться до парада в честь победы!
“Сильно ранен!” – эхом прозвучало внутри. Руки дрогнули, когда я доставала флаконы с сердечными каплями.
– Скажу честно, то, что он сделал, – это просто безрассудство! – с гордостью произнес полковник, поглядывая на флакон в моих руках.
– Вы обязательно поправитесь, – тихо сказала я, отмеряя капли настойки, – но вам нельзя волноваться. Вам нужно себя беречь!
Ранен. Я с тревогой вспомнила генерала, ощущая внутри какую-то вину. Неужели он, когда узнал, что его невеста его не любит, и решился на безрассудный шаг? Может, ему приходилось идти на риск, чтобы сохранить честь или просто потому, что он был слишком гордым, чтобы признать свою слабость? Нужно было тогда просто побыть с ним! Просто остаться и поговорить! Может, тогда бы он не стал бы так рисковать жизнью!
– Он всегда сражался как дикий зверь. Я никогда не видел столько ярости! Я читал, что в этот раз он один сумел положить эберийское войско, защищавшее столицу, и разгромить дворец! Хотя обычно он куда более осторожный, но что-то в этот раз он пошел напролом. Словно смерти искал! – вздохнул полковник, его голос дрожал от волнения. – Честно сказать, из всех генералов семьи Моравиа Камиэль Моравиа – самый жестокий. Вот как в одном человеке может сочетаться такая жестокость и благородство? Но скажу тебе так, дочка – мужик он толковый. Я служил под его началом. У него есть чему поучиться. Только что ж он так решил рискнуть?
Он сделал паузу, словно погружаясь в воспоминания, и продолжил:
– Мы вместе воевали в Исмерии. Слыхала про Северный Форт?
– Да, конечно, слышала! – кивнула я. Я жадно ловила каждое слово, чувствуя, что тема генерала меня очень волнует.
– Вот и я жил там, в Лисмирии, на границе с Исмерией вместе с родителями, – начал полковник, – когда исмерийцы вторглись в Лисмирию, мне было всего шесть лет. Помню, как убили моих родителей. Мать успела спрятать меня в погребе, а потом меня нашла добрая женщина, чумазого, перепуганного и почти немого. Я даже не разговаривал! Я пожил у неё, а потом всех детей сирот отправили в Северный Форт. Меня усыновила одна хорошая семья майора. У них было столько дочек, а сына – ни одного. Вот и пошёл по стопам отца – быстро дослужился до полковника. Помню, как мама шила клетчатое платье себе и сестрам. Я тогда попросил мундир, как у папы, и она мне пошила из старого отцовского мундира куртку… Да, были времена… Генералу Камиэлю тогда было шесть.