Бывшие. Без тебя нельзя

Тата Шу

Бывшие. Без тебя нельзя

Глава 1

Вечер в актовом зале речного училища был особенным. Сюда редко пускали «гражданских», но этот вечер был посвящен первокурсникам. По заведенной традиции, каждый год, вторая суббота сентября наполняла актовый зал музыкой. После официальной части и концерта, начинался танцевальный вечер.

Для Власа Лазарева, как и для любого курсанта, такие вечера были способом познакомиться с очередной девушкой. Потому как на эти вечера приглашали девушек из других учебных заведений. Для курсантов такие вечера были глотком свободы. Он, как всегда, был в центре внимания – высокий, спортивный, в идеально отглаженной форме, его темный «ершик» и насмешливый взгляд зеленых глаз выдавали в нем человека, знающего себе цену. Но за привычной дерзостью скрывалась усталость от строгого порядка в общежитии.

Женя Рудакова пришла с подругами из училища, чувствуя себя чужестранкой в этом мире строгих правил и мужского внимания. Она стояла у стены, стараясь не привлекать внимания. Ее длинные русые волосы и бездонные зеленые глаза, казалось, впитывали весь свет зала. Сегодня на ней было платье, которое мама выгладила очень тщательно. Хотя она и уставала после работы проводницей на поездах дальнего следования, но она всегда находила в себе силы после смены сделать так, чтобы дочь выходила в люди «как люди».

Их взгляды встретились. Влас увидел не просто красивую девушку. Он увидел тишину, спокойствие, какой-то иной, незнакомый ему мир. Мир, где нет строевой подготовки, подъема по сигналу и вечного ожидания проверки. Он не раздумывая, пересек зал.

– Разрешите представиться, Лазарев Влас, – с легкой иронией представился он. – Могу ли я вас пригласить на танец?

Женя смутилась и улыбнулась.

– Я не очень умею, – краснея сказала она.

– Я тоже. Нас здесь учат другому, а не вальсировать, – рассмеялся он, и его лицо сразу стало молодым и открытым. – Будем учиться вместе.

Их танец был неловким и милым. Влас с трудом подстраивался под ритм медленной музыки, но его руки были удивительно надежными и бережными. Женя, сначала скованная, постепенно расслабилась, доверившись его ведущей руке на своей талии. Она улыбалась, глядя куда-то ему в грудь, а он не отводил с нее взгляда, словно пытаясь разгадать загадку этой тихой девушки.

Со стороны за ними с усмешками наблюдала ватага его однокурсников.

– Смотри-ка, ловелас Лазарь пристроился к тихоне, – фыркнул коренастый Димка, известный всему училищу бабник. – Не его типаж, вроде. Любит он покруче.

– А ты чего завидуешь? – поддел его другой приятель, Сергей. – Ему папаша суда покупает, а тебе на такси до общежития копить надо. Ему и девушки другие достаются.

В этих шутках сквозила не просто бравада, а гложущая многих зависть. Они все знали про Власа. Знакомились с ним осторожно. Он был как дикое животное. Отец – Ефим Сергеевич Лазарев, старший брат Клим – владельцы частной судоходной компании «Лазарев и Сыновья». Влас был тем самым «младшим сыном», долгожданным, поздним, любимым. Старший брат давно отгрыз гранит науки в академии и работал в бизнесе с отцом, руководил филиалом компании в Санкт-Петербурге, а Влас рос в атмосфере вседозволенности. Учиться он не желал категорически, считая, что семейные деньги решат все проблемы.

И тогда Ефим Сергеевич, человек старой закалки, сломал его розовый мир одним разговором:

– Хватит баловаться. Не хочешь головой работать – будешь руками. Пройдешь все от матроса. После училища – в институт. Сдашь сессию хоть на тройки – будешь капитаном. Не сдашь… – отец тяжело посмотрел на него, и в его глазах не было ни капли снисхождения, – лишу наследства, и будешь грузчиком на моих же судах. Выбор за тобой.

И Власу пришлось поступить в речное училище, в котором когда-то учился его отец.

Училище с его дисциплиной, подъемом в шесть утра и кубриком стало для избалованного мальчика холодным душем. Он злился, бунтовал, но понимал – отступать некуда. И на фоне этой вынужденной ломки Женя с ее спокойствием и какой-то незыблемой внутренней чистотой показалась ему оазисом. Она была полной противоположностью всему, что его окружало: не кричала, не требовала, не пыталась произвести впечатление. В ней не было и тени того расчета, который он с детства учился видеть в глазах окружающих.

Когда музыка смолкла, Влас не отпустил ее руку.

– Давай выйдем, душно тут, – предложил он, и в его голосе не было привычной команды, а была просьба.

Они вышли в прохладный осенний вечер. Он провожал ее до автобуса, и весь путь они молчали, но это молчание было комфортным, не неловким. Он чувствовал, как приятели провожают их взглядами, стоя на крыльце училища и ему было плевать. В этот момент он был не «сыном Лазарева», а просто парнем, который провожает понравившуюся девушку. И это ощущение было дороже любого родительского состояния.

Перед тем как она зашла в автобус, он успел сказать:

– У меня в следующую субботу увольнительная. Встретимся?

Женя, все еще краснея, лишь кивнула. А он, вернувшись в кубрик, лег на жесткую койку и впервые за долгое время думал не о строгом отце и ненавистной учебе, а о зеленых глазах, в которых тонула вся его дерзость. Он понял: она – его единственный шанс остаться собой в этом мире, который пытается его переломить. «Мне уже без тебя нельзя». Так начались их редкие, выстраданные встречи.

У Власа не было возможности видеться, когда вздумается. Каждая увольнительная была на счету, добывалась через наряды вне очереди и обещания «не подвести товарищей». Пришлось подтягивать учебу. Их роман стал романом ожидания и свиданий на бегу. Он звонил ей со своего дорогого телефона на ее кнопочный, когда у него было «окно».

– Жень, привет! Завтра. С двух до девяти. Встретимся?

– Конечно! – она отвечала, и сердце начинало биться чаще, как будто он сообщал ей о целом отпуске.

Их свидания чаще проходили, в ее районе. Влас приезжал на автобусе, тратя драгоценные минуты на дорогу. Иногда они гуляли по тихим улочкам города. Заходили в кафе выпить кофе и съесть по кусочку торта или пирожному. Для Власа, выросшего в центре Москвы, этот мир был экзотикой. Мир, где многие знают друг друга в лицо, где пахнет свежим хлебом из местной пекарни и сиренью из палисадников.

И в этом простом мире, рядом с Женей, Влас открывал в себе новую, незнакомую бурю. Он, давно познавший женское тело, для которого интимные победы были такой же обыденностью, как смена времени суток, столкнулся с огнем, пожиравшим его изнутри. Это было не просто желание. Это была мучительная, сладкая жажда, заставлявшая его кровь стучать в висках от одного прикосновения ее руки. Он горел. Каждая клетка его тела кричала о том, чтобы прикоснуться к ней, почувствовать тепло ее кожи, утонуть в той тишине, что исходила от нее. Но впервые в жизни его дерзость и напор наталкивались на непреодолимый барьер – его собственную осторожность. Он понимал, с какой хрупкой гранью имеет дело. Женя была не из тех, с кем можно спешить. В ее глазах он читал доверие, которое было дороже любой мимолетной страсти. И этот внутренний огонь парадоксальным образом заставлял его сдерживаться. Он ловил себя на мысли, что боится. Не ее, а сломать это хрустальное чувство, спугнуть ту самую чистоту, что стала для него глотком воздуха.

Без нее все вокруг превращалось в капкан. Училище с его уставом, отец с его ультиматумами, однокурсники с их плоскими шутками – все это было тюрьмой, из которой он мог вырваться лишь в те редкие часы, когда видел ее. Только с ней он мог дышать полной грудью. И пусть его пожирал огонь желания, он не торопился. Он инстинктивно чувствовал, что такого в его жизни больше не повторится. Это было единственное, что принадлежало лично ему, а не «сыну Лазарева». И он был готов ждать, потому что был абсолютно уверен: все у них будет. Все произойдет. И никуда теперь они друг от друга не денутся.

Эта уверенность не делала его мягче. Напротив, она делала его более агрессивным в своей защите. На очередном вечере в училище он не отходил от Жени ни на шаг. Он охранял свое сокровище как зеницу ока. Его привычная дерзость приобрела новый оттенок – собственнический и предельно четкий. Он стоял, прислонившись к стене, и вжимал ее спиной в себя, обнимая. Он не просто был с ней – он выставлял напоказ их связь, метя территорию. И он мгновенно заводился, как часовой механизм, едва в их сторону отпускали шуточки или кто-то из его же товарищей, осмелев, пытался шутливо пригласить Женю на танец. Взгляд его становился стальным, поза – напряженной, готовой к конфликту. Одно его ледяное «Она занята», брошенное через плечо, было красноречивее чем сотни криков. В эти моменты он снова становился тем самым Власом – дерзким, агрессивным, не терпящим конкуренции. Но теперь эта агрессия имела цель. Она была щитом для того единственного человека, без которого его мир терял всякий смысл. «Без тебя нельзя» – эта мысль стала его главной истиной, его кредо и его оправданием.