bannerbanner
Однажды ты пожалеешь. Книга 1
Однажды ты пожалеешь. Книга 1

Полная версия

Однажды ты пожалеешь. Книга 1

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 2

Мария Летова

Однажды ты пожалеешь. Книга 1

Глава 1

– Посмотри на себя! – доносится до меня злой приглушенный голос отца. – Ты уже превратилась в падаль…

– Твои шлюхи, конечно, другое дело! – звучит в ответ издевательский смех матери.

– Закрой рот!

Я обвожу контур губ карандашом, слыша глухой звук где-то внизу, как будто что-то с грохотом упало на пол.

Застежки на новых босоножках оказались тугими, из-за этого не получается справиться с ними с первого раза.

– Твою мать! – шиплю я, усаживаясь на кровать.

Дергаю тонкие ремешки, но руки у меня подрагивают, так что я чертыхаюсь, а когда все же с застежками покончено, хватаю с кресла сумочку и выбегаю из комнаты.

Я стучу каблуками по лестнице, но за шумом происходящего внизу скандала этого стука не слышно. Быстро сбегаю по ступенькам и проношусь мимо ведущей на кухню арки.

Там о мраморный пол бьется стекло.

– Ты уже вся этим дерьмом провоняла! Просохни хотя бы день! Когда-нибудь я зашью тебе рот!

– Кобель… ненавижу… тварь… Отпусти!

Входная дверь дома не заперта. Я выскакиваю на улицу и захлопываю ее с силой. С громким шумом, который к гребаным чертям сотрясает весь дом до основания. По крайней мере, я этого хочу – напомнить, что у меня есть уши, что я здесь! Но максимум, чего добилась, – это разогнала окружающую дом тишину.

У нас тихий престижный район, иногда просто удушающе тихий.

К глазам подкатывают быстрые слезы. С учетом того, как колотится сердце, мне нужно время, чтобы со всем этим справиться. Эти панические атаки у меня с детства. Когда моя мать начинает скандал, это никогда ничем хорошим не заканчивается. Если она выпила больше обычного, скандал неизбежен. И тогда отец может ее ударить. Или она – его.

Прижавшись спиной к стене, я закрываю глаза и дышу.

Я просто дико разозлюсь, если у меня размажется тушь или опухнут веки. Если кому-нибудь вдруг придет в голову мысль, что я плакала.

Я никогда не плачу. По крайней мере, не при свидетелях.

Буря злости, которая поднимается в груди, адресована родителям. Иногда моя злость к ним граничит с ненавистью, а это всегда портит настроение. Когда у меня плохое настроение, я могу быть очень большой сукой. Да что уж говорить, я сука всегда. Самая настоящая.

С силой сглотнув, я выпрямляюсь и поправляю свое мини, в которое наспех запрыгнула. Воздух свежий и немного влажный, но очень теплый. Почти жаркий, хотя уже девять вечера. Я чувствую его на своих ногах и плечах – то есть всеми открытыми участками тела. На мне сегодня одежды очень мало – юбка и короткий топ на бретельках.

Я отхожу от стены и по дорожке иду к мраморной скамейке, которую матери втюхал ландшафтный дизайнер. На газоне начинает работать автоматический полив, и на мои колени попадает несколько капель воды. Я резко стряхиваю их и вытираю руку о юбку.

Я вышла из дома на полчаса раньше, чем собиралась, из-за этого тоже злюсь. Но я, как правило, предпочитаю не знать, чем заканчиваются скандалы родителей.

Я предпочитаю убраться куда-нибудь подальше, заткнув наглухо уши.

Мой старший брат, кстати говоря, так и сделал – убрался из дома три года назад. Получил диплом и переехал в Москву. Он работает в какой-то айти-фирме. Или работал.

Между нами почти полторы тысячи километров. Это может объяснить, почему брат за три года ни разу не появился дома, но я-то знаю, что он просто сбежал. Сбежал и бросил меня.

Я не отвечаю на его звонки уже больше года. И на его сообщения в социальных сетях не отвечаю. Я их даже не читаю. Не хочу его слышать.

Он меня бросил.

Я снова с силой сглатываю, чтобы прогнать раздражающую тесноту в горле. Усаживаюсь на скамейку и вытягиваю перед собой ноги.

У меня длинные ноги, зато совершенно плоская грудь, я вешу всего пятьдесят килограммов. Я стала подумывать о пластике – добавить пару размеров своему лифчику…

Телефон в руке пищит, я быстро читаю сообщение.

Дан: Я на месте, малыш.

Я услышала шелест колес за оградой еще минуту назад, но, даже прочитав сообщение, не двигаюсь с места. Не шевелюсь, несмотря на то, что и так жду своего парня уже почти полчаса.

Кольцо паники в груди давно отпустило. Мои глаза сухие, сердце больше не заходится, но я выйду за ворота не раньше чем через пятнадцать минут.

Я никогда не выхожу вовремя, Данияр это знает, но все равно всегда приезжает точно в оговоренное время. Он делает это невозмутимо, и иногда эта невозмутимость меня злит.

Сегодня я зла и без того, так что накидываю на его ожидание еще пять минут и только после этого встаю со скамейки.

Обернувшись на дом, я вижу горящие на кухне окна. Больше света нигде нет. Вот так, со стороны, дом кажется спящим.

Абсолютно хренова ложь.

Я выхожу за ворота, на этот раз прикрыв за собой дверь очень тихо, бурные эмоции в мой образ никак не вписываются. Я всегда остаюсь невозмутимой. Всегда.

В двух метрах впереди горит фарами багажник черного спортивного джипа, но, прежде чем я успеваю сделать в его сторону шаг, вокруг моей талии в крепком захвате смыкаются сильные руки, а шею щекочет утверждение:

– Поймал…

Глава 1.1

Я ощущаю быструю вспышку возбуждения в животе. Короткий, но яркий спазм, от которого по телу разбегаются мурашки. Привычная реакция на контакт со стоящим за моей спиной парнем.

Крепкие бедра, твердый живот, широкие плечи. Несмотря на то, что он среднего роста, Данияр очень хорошо сложен. Тепло его тела – следующее, что меня окутывает после этого нападения, а следом – его запах.

Я начинаю бороться с его теплом, как всегда делаю. Я хочу, чтобы оно оставалось на поверхности кожи и никуда дальше не проникало, поэтому напрягаю спину, чтобы не растекаться. В ответ на это Данияр целует мою шею и чуть сильнее сжимает руки.

– Ты меня напугал, – говорю я капризно.

– Когда я рядом, тебе бояться нечего… – бормочет он, оставляя на шее еще один поцелуй.

– Да неужели? – фыркаю я.

– Да, – шепчет Дан. – Я всех порву. Или выверну…

Я снова фыркаю.

Данияр разжимает руки.

Я разворачиваюсь, в сумерках вижу очертания красивого мужского лица. Породистые фамильные черты: карие глаза, прямые брови, изогнутая линия точеного подбородка, полные губы. Дан – самый красивый парень из всех, кого я знаю. Его волосы слегка вьются, если он сильно зарастает, вот как сейчас, и эта прическа очень ему идет.

Как и любая другая.

Данияр обнимает ладонью мой подбородок и целует.

Как обычно, нежно, а потом с легкой заразной похотью, которая делает его чуть менее идеальным, чем он есть: когда Дан трахает меня, благородством это и не пахнет.

– М-м-м… – тянет Данияр, целуя мою скулу. – Я соскучился…

– А я – нет…

Он смеется.

– Не верю, – говорит Дан, после чего разжимает руки и позволяет мне самостоятельно стоять на земле.

Он никогда не ведется на мои провокации.

Игнорирует мои стрелы, даже когда я сильно жалю. Словно я просто не в состоянии сделать ему больно. Словно у него нет уязвимых мест. И это правда, у него их нет. Он идеальный, его семья идеальная. Идеальная по-настоящему, а не тот оптический обман, который я оставляю за спиной, эту гниль за красивым фасадом, и я – часть этой гнили.

Именно поэтому находиться в идеальной семье Осадчих для меня так удушающе. Я не люблю бывать в его доме, среди его родных. Всегда стараюсь этого избежать, сопротивляюсь – и делаю это очень изворотливо. Да они и не любят, когда я там появляюсь. Все его родственники меня терпеть не могут, хоть и улыбаются в лицо, ведь у них принято уважать выбор близких. Вот такое высокоморальное дерьмо. Они уважают и любят друг друга до оскомины.

Подхватив мою ладонь, Дан ведет меня к машине.

Глава 2

Я откидываю козырек и поправляю карандаш на губах в тех местах, где он поплыл из-за поцелуя, следом наношу помаду.

– Не стоит, – с привычным ленивым весельем советует Данияр. – Я скоро тебя опять поцелую.

– Я против.

– Злюка…

Его ладонь ложится на мою коленку и гладит.

Особенность его ладоней – они чуть шершавые. Сначала мне это не очень понравилось, а потом эта несовершенная текстура стала для меня чем-то очень узнаваемым. А затем как-то незаметно перестала быть несовершенной и стала особенной.

Я никогда не скажу ему об этом. Я не делаю ему комплименты.

Не хочу этого – этой близости, уважения. Я не собираюсь становиться для него идеальной. Он понял это давным-давно, и я с удовольствием об этом напоминаю. Даже сейчас, когда умышленно закидываю ногу на ногу, чтобы сбросить тяжелую ладонь со своей коленки.

Мы не виделись три дня, но давать понять, что думала о нем, и не один раз, я также не собираюсь. Это будет означать, что у меня есть от него какая-то зависимость, а мне это не нужно. Если она и есть, я от нее избавлюсь, потому что мои планы на жизнь – уехать из этого города и никогда не возвращаться. Сделать то же самое, что и мой брат. Я никогда об этом не забываю.

Осадчий был в командировке. Год назад он получил диплом и сразу же начал работать в семейном бизнесе. У его отца – свой автосалон, у дяди – сеть ресторанов. Он планомерно погружается в дела, перенимает опыт.

Его машине – две недели. Он обновил ту, на которой ездил с тех пор, как мы познакомились, заработав на новую упорным трудом в отцовском бизнесе.

Разумеется, им все гордятся.

Мы встречаемся уже два года…

– Чем занималась? – интересуется Дан.

Свернув козырек, я отвечаю:

– Записалась на курсы минета.

Я чувствую на себе его веселый взгляд.

– Ты и так на высоте, – заверяет Осадчий.

Обстановка в моем доме подняла внутри достаточно желчи, чтобы поддеть:

– Может, у тебя просто опыт маленький?

Дан реагирует на мою желчь спокойствием, как и всегда. Преувеличенно задумчиво смотрит вперед, потом отвечает:

– Мне просто везет с девушками…

Всех его девушек я знаю поименно. Разумеется, тех, с которыми у него случались сколько-нибудь длительные отношения. Их было две: одна – в школе, вторая – в университете. Дан расстался с ней через неделю после того, как мы познакомились. Я с удовольствием распространила информацию о том, что он впервые меня поцеловал, находясь далеко не в статусе «свободен».

Это не был каприз, просто его бывшая меня дико раздражала. Когда Осадчий о ней говорил, то всегда делал это с уважением. С раздражающим гребаным уважением.

Дан бросает на меня взгляд, параллельно ведя машину.

Свет уличных фонарей на пару секунд ложится на его лицо, высвечивая знакомые черты. Сегодня он слегка растрепанный, от этого кажется только красивее.

Тряхнув головой, я подаюсь вперед и кладу ладонь Данияру на ширинку, то есть демонстративно плюю на то, что машина движется. Чуть сжимаю пальцы, чтобы у него не возникало сомнений в том, к «кому» я обращаюсь:

– Я все-таки соскучилась.

Осадчий тихо натурально шипит. Накрывает мою ладонь своей и убирает мою руку с паха. Подносит к губам, несерьезно обещая:

– Получишь по заднице…

Он касается губами костяшек. Слабая щекотка пробуждает на коже мурашки. В животе она тоже возникает. Мягкий укус не менее приятен. Тепло губ заставляет на секунду забыться и прислушаться к ощущениям. Почти не дышать.

Я хочу вырвать руку, но Дан не отпускает. Сильнее сжимает мою ладонь, и пусть это длится всего пару секунд, я готова разозлиться, ведь я не приемлю хоть какого-либо принуждения. Он это знает, но все равно не отпускает. Две чертовых секунды. А потом Дан разжимает пальцы.

Место укуса горит, я тру его, чтобы избавиться от ощущений. Я не хочу этой щекотки. Ни на коже, ни в животе.

В заведении, где нас ждут, два года назад мы и познакомились. Точнее, познакомились снова. Мы знали друг друга с детства, наши отцы когда-то были партнерами, но Данияра Осадчего я не видела много лет, как и он – меня.

Я выросла, и он тоже.

Дан старше на год; в детстве эта цифра никак не принималась в расчет, но не в девятнадцать.

Он пялился на меня весь вечер, при том что находился в компании своей девушки. Я тоже пялилась и не скрывала этого. Лучшая защита – нападение, но я пялилась не поэтому. Я не ожидала, что он стал таким…

Мы попали в одну компанию, и в конечном итоге Осадчий подошел поздороваться. Он попросил мой инстаграм (принадлежит компании Meta, признанной экстремистской и запрещенной на территории РФ) и написал той же ночью.

Воспоминания из головы выбивает сигнал въехавшей вслед за нами на парковку машины. Не реагируя, Дан спокойно паркуется. Мы выходим из салона в уличную духоту, и минимум одежды очень облегчает мне жизнь.

Заглянув в телефон, я смотрю на Данияра, который обходит капот машины и движется на меня многообещающе.

Я не успеваю запротестовать или еще как-то выразиться – Дан сжимает ладонями мое лицо и целует с языком, буквально проглотив мои губы.

Я успеваю открыть глаза до того, как он заглядывает в мое лицо. Это было непросто, веки стали весить по килограмму.

– Я предупреждал, – произносит Осадчий, задев мои губы своим дыханием.

Я демонстративно обвожу их языком.

На губах Дана появляется улыбка. Он питает тягу к моим провокациям, и я не знаю, чего хочу больше – давать их ему или лишать его их.

Мне стоило бы выбирать второе, но я слишком пристрастилась к этим вспышкам азарта в его глазах, от этого я на себя злюсь.

Мы поднимаемся на крышу заведения, на большую веранду, где сегодня выступает какой-то стендапер, и прямо у двери сталкиваемся с Платоном – младшим Осадчим. У них с Даном разница в один год. Они похожи внешне, но характерами – нет. В отличие от Платона, Данияр не доставлял своим родителям хлопот никогда. Он – как тот самый старший ребенок из древних сказок, они существуют.

– Привет… – улыбается Платон Данияру, а мне лишь скупо кивает.

Я ему не нравлюсь. Как хорошо, что я никогда и не пыталась ему понравиться, так что никакого разочарования.

Мне плевать на чувства Платона Осадчего, плевать на его мысли или его недовольство. И я обожаю демонстрировать ему это. Неимоверно обожаю портить его розовые очки безупречности, через которые он смотрит на мир. Платон считает себя лучше меня, правда, теперь мы оба понимаем, что это не так. Я знаю один его секрет. Достаточно грязный. И я уверена, Платон бы продал душу за то, чтобы этим секретом завладел кто-нибудь другой.

– Привет, – Дан хлопает брата по плечу, потом сжимает этой рукой мою талию и притягивает ближе.

Я кладу руки ему на плечо.

– Я думал, ты сегодня отоспишься, – замечает Платон. – Всю ночь за рулем…

Переведя на меня взгляд, Дан бормочет:

– Не спалось…

Я успеваю поймать взгляд, которым Платон проводит черту по моему лицу, – колючий и холодный. В ответ я растягиваю губы в улыбке и поднимаю подбородок.

Глава 3

Мы проходим к столику, за которым уже собралось человек восемь.

Все это – компания Осадчих.

Мой парень здесь любимец. Он умеет вызывать к себе уважение, ничего специально не делая. Это его природная способность или наследственность, а может, исключительность. И он своих обожателей никогда не подводит. Всегда оправдывает их ожидания, их мнение о себе. Его ответное уважение – это не единорог. Данияр уважает много кого, не стесняясь, и он знает, что я не уважаю никого…

На мне – взгляды, как всегда.

В основном сдержанные. В открытую сказать, насколько меня здесь не любят, вряд ли кто-то посмеет. Вот уже два года свое отношение ко мне все эти люди выражают молча.

Данияр усаживается на диван и тащит меня следом.

Я не сопротивляюсь – падаю к нему на колени и обнимаю за шею. Осадчий кладет ладонь на мое бедро, чуть подавшись вперед вместе со мной, протягивает руку парню, который для рукопожатия почти перевесился через стол.

– Привет…

– Привет. Рад познакомиться, – трясет тот его ладонь.

Я смотрю на это без интереса. Гораздо увлекательнее наблюдать за тем, как Платон Осадчий укладывает руку на плечо своей девушке, садясь рядом с ней.

В его движениях – забота. В том, как он слушает ее, – забота, забота, забота.

Они вместе чуть меньше года. Она вся такая… приятная. Не только внешне. И я умудряюсь не испытывать к ней никаких эмоций – ни плохих, ни хороших, а это редко бывает. Это значит, что она в самом деле абсолютно нейтральная, что, на мой взгляд, огромный талант; правда, бывают таланты и получше.

Заботливость не стала препятствием для ее парня, когда он пустил в свой рот язык другой телки, с которой я застукала его неделю назад на парковке этого же заведения.

Я сохранила его секрет в тайне по одной причине – мне гораздо интереснее наблюдать за тем, как Платон мучается, находясь от меня в зависимости. Корчится, не зная, как я себя поведу. Вот что действительно весело!

На веранде все столы заняты. Для компании, к которой мы подсели, соединили целых три. Кто-то из присутствующих активно пиарит это место, поэтому мы бываем здесь регулярно.

– Привет. Ты Диана? – обращается ко мне парень, которому Данияр только что пожал руку.

Я перевожу на него взгляд. Он дружелюбно меня рассматривает, но дружить с ним я не собираюсь.

– Я сегодня не знакомлюсь, – отвечаю я ему.

Он смеется, но в его глазах сомнение – он не уверен, шучу я или нет, поэтому его веселье быстро заканчивается.

– Эм-м… – произносит он. – Тогда попробую в другой день…

– Я не знакомлюсь с понедельника по воскресенье, – сообщаю я с улыбкой.

– Не кусайся… – интимно произносит мне на ухо Дан, так, чтобы слышала я одна.

Я веду плечом – его губы задели кожу, это щекотно.

Я замолкаю лишь потому, что прикосновение его губ к моему уху толкнуло по позвоночнику мурашки и я на пару секунд забыла, как говорить.

– Это Диана, – обращается он к парню. – Это Семён…

Я поднимаю руку и шевелю в воздухе пальцами, приветствуя нового знакомого.

Кивнув, парень возвращается на свое место, а я ловлю на себе взгляд напротив.

Брюнетку, которая на меня смотрит, зовут Алина Толмацкая, и она отворачивается сразу, как я замечаю ее внимание в мой адрес.

Я не ленюсь усмехнуться.

Она появилась в этой компании год назад вместе с девушкой Платона и сразу прижилась. Ее родители – врачи. Она отшила все предложения перепихнуться от присутствующих тут парней, так что теперь ее рассматривают как девушку для серьезных отношений.

Но она ни с кем не встречается.

У нее тело с настоящей грудью, в отличие от меня, и прекрасная репутация. Я не пытаюсь искать причину того, что Алина раздражает меня одним своим присутствием. Она раздражает. И я принимаю это как факт. Разумеется, я не ставлю ее об этом в известность, гораздо приятнее делать вид, что ее вообще не существует.

А еще она влюблена в моего парня.

Алина смотрит на него голодными глазами, и если кто-то здесь этого не замечает, то врет. Они знают. Все.

Она смотрит на него, слушает его.

Боюсь представить, что в ее фантазиях Осадчий вытворяет. Целует ее? Трахает? Языком или пальцами?

Дура.

Я отворачиваюсь.

– Народ, – объявляет Платон. – Я всех приглашаю на день рождения. Локация та же, что и в прошлом году.

– А когда у тебя, напомни? – кривляется кто-то из его друзей.

– Я тебя стукну – сразу вспомнишь.

– Опасный ты… – отзывается тот.

Встав из-за стола, Семён перемещается на другую его сторону и падает на диван рядом с Толмацкой. Забрасывает руку ей на плечо и ласково спрашивает:

– Расскажи, что ты прочитала в последнее время?

– Книгу про физика, который ищет способ вернуться назад во времени, чтобы спасти жену, – проговаривает она без запинок.

– Вау, – констатирует ее собеседник. – Понравилось?

– Да, – пожимает Алина плечом.

– Что именно понравилось?

– Элементы научной фантастики…

Их диалог привлекает всеобщее внимание, в том числе моего парня. Он слушает про элементы научной фантастики, и, когда до Толмацкой это доходит, она начинает чесать пальцами колени и больше улыбаться.

– Как книга-то называется? – интересуется у нее Осадчий.

Алина поднимает на него взгляд и смотрит в течение секунды.

– «Время между»… – произносит она тихо, глядя ему в глаза.

За столом становится тихо, как будто этот контакт между ними – нечто священное. Волшебство в чистом виде, долбаная магия, которую страшно спугнуть. Даже вновь прибывший Семён прекратил смеяться, повинуясь стадному рефлексу.

Повернув голову, я смотрю на Данияра и говорю:

– Я хочу в бар.

Он разрывает с Толмацкой зрительный контакт – смотрит на меня в ответ. Его рука возвращается на мою ногу. Дан проводит пальцами от коленки выше, прежде чем накрыть бедро. Нежно.

– Прямо сейчас? – спрашивает Осадчий.

– Да.

– Давай через десять минут, – ищет он компромисс.

– Тогда приходи через десять минут…

Я порываюсь встать с его колен, но он перемещает руку мне на талию и сжимает. Я тесно влипаю грудью в его грудь, наши лица становятся ближе. Запах туалетной воды, которую я ему подарила, проникает в мой нос. Ему идет этот аромат, идет его коже. Мне нравится запах его тела. Вкус тоже нравится. Дан скажет то же самое в отношении меня. Он попробовал меня на вкус еще до того, как лишил девственности. Это был мой первый в жизни оргазм…

Я знаю, что в этот момент Данияр даже не вспомнит то, что только что услышал. Не вспомнит о том, кто это произнес. Прямо сейчас он напрочь забыл о том, что Алина вообще существует.

– Стой… – произносит Дан с медленной улыбкой.

Он встает, толкнув меня вверх.

Прижимаясь к моей спине и обняв руками под грудью, он продолжает меня толкать, теперь уже вперед.

За столом по-прежнему тишина, нас провожают взглядами.

Я бросаю мимолетный взгляд на брюнетку Алину, и его достаточно, чтобы увидеть злость в ее устремленных на меня глазах, в ответ на что я просто-напросто отворачиваюсь.

Визуализация

Данияр Осадчий


Диана Леденёва

Глава 4

Я не употребляю алкоголь. Пробовала несколько раз. Давно, как только паспорт получила. Это было из любопытства, упрямства, от злости. Никакого удовольствия я не испытала, ведь в голове клеймом выжжено лицо матери, когда она напивается.

Глупая улыбка, от которой меня тошнит.

Если на ее лице это выражение, значит, скандала не миновать. Так было раньше, и сейчас ничего не изменилось.

Ни-че-го.

Я ненавижу видеть ее такой. Ненавижу, ненавижу. Ненавижу.

В детстве я боготворила дни, когда мать была самой собой. Настоящей. Я так хотела эти дни, у меня вырастали крылья, когда они наступали. Я в эти дни была счастлива. И ненавидела те, когда мать прикладывалась к бутылке. Меня охватывал бессильный гнев. Мне хотелось плакать, хотелось ее ударить…

Рука Данияра сжимает мою ладонь, пока мы идем к бару. Он сплетает наши пальцы в замок. Этот замок расслабленный, свободный. Ненужный здесь, посреди этой веранды, где много пространства и оно не забито людьми, так что угроза потеряться для нас отсутствует, но Дан всегда хочет держать меня за руку.

– Два безалкогольных мохито… – просит Осадчий, положив на бар локоть.

Я останавливаюсь напротив, занятая тем, что пытаюсь выгнать из головы мысли о матери. Я упираюсь взглядом в поверхность барной стойки, когда перевожу взгляд на Дана – он за мной наблюдает.

Я никогда с ним свою семью не обсуждаю, он бывает в моем доме по праздникам. Поздравляет… их. С днем рождения, Новым годом и так далее.

Я встряхиваюсь, чуть задирая подбородок.

Осадчий смотрит. Протягивает руку и касается. Гладит мой подбородок большим пальцем, говоря:

– Мне нужно отцу дать ответ.

Удовлетворение, которое я испытала минуту назад, поставив на место его поклонницу, испаряется.

Я напрягаюсь, но не хочу, чтобы Дан об этом знал. Напрягаюсь, потому что сейчас мой парень так просто не отстанет…

Когда дело касается серьезных, по его мнению, вещей, он не отстанет.

Это часто меня злит. Вызывает слепое желание сопротивляться.

Я не хочу, чтобы Дан влиял на какие-то решения в моей жизни. Я сделала для этого все, что только могла. Установила гребаную гору границ.

Я не хочу, чтобы хоть кто-то влиял на мою жизнь. Ни он, ни кто-то другой. Никто. Никогда.

Самый большой страх в моей жизни – это быть от кого-то зависимой. Быть зависимой от мужчины. Финансово или как-то еще. Ни за что. Лучше сдохнуть!

Через две недели я получу диплом. Еще месяц назад Дан обмолвился, что может устроить меня в нефтегазовую структуру на хорошую должность. У его отца есть связи. Это единственное предложение по работе, которое вообще у меня есть.

На страницу:
1 из 2