Мой грозный фитнес-босс

– Дыши, Соня, – наклоняется чуть ближе. – Медленный вдох носом, выдох протяжный ртом. Как на разминке. Помнишь?

– Очень смешно, – отвечаю, но воздух уже выдуваю ровнее. – Если мы упадём, я вас возненавижу.

– Если мы упадём, тебе уже будет всё равно, – логично замечает он.

– Вы отличный мотиватор, спасибо.

Самолёт отрывается. Ступни теряют контакт с землёй, желудок падает куда-то в пятки, уши закладывает. Я прижимаюсь к спинке кресла, сжимаю его руку со всей силы. Он терпит.

– Ты же не первый раз летишь, – спокойно.

– Второй, – честно признаюсь. – Первый я выпила столько валерьянки, что не помню вообще, как это было.

– Могла бы повторить.

– Не могу, – качаю головой. – С вами рядом надо сохранять остатки адекватности.

Он хмыкает. Пальцы чуть сильнее сжимают мою руку, будто проверяя пульс. И, кажется, это работает: шум становится привычным, самолёт выравнивается, я перестаю чувствовать, что земля навсегда исчезла из-под ног.

– Всё, – говорит он спустя пару минут. – Набрали высоту. Летим.

Я осторожно ослабляю хватку. Пальцы побелели, ладони вспотели. Отпускаю его руку.

– Простите, – бурчу. – Я не планировала на вас нападать.

– Я заметил, – отвечает он. – Нападение выглядело бы иначе.

Я краснею.

– Просто… – оправдываюсь. – Алкоголь на работе нельзя, а я очень люблю землю. И когда её временно лишают, мне требуется… мужская помощь.

– Буду считать это комплиментом, – коротко.

Потом он открывает ноутбук, уходит в таблицы, а я делаю вид, что читаю журнал, хотя в голове всё ещё шумит: взлёт, его ладонь, его «дыши», и где-то очень далеко – Ярославль, куда мы летим открывать новый филиал.

***

Банкет – это отдельный вид спорта, просто без коврика. Большой зал отеля: белые скатерти, хрусталь, официанты в чёрном, фуршетные столы с канапе, люди в костюмах, шампанское. На фоне спокойная музыка, на переднем плане местные важные лица.

Я в платье, которое не хотела надевать. Чёрное, по фигуре, с декольте «чуть больше, чем мне комфортно». Даша из отдела кадров уверяла: «Надо показать, что бухгалтер тоже женщина, и очень привлекательная». Ну вот, показали. Сейчас меня хочется спрятаться в шкаф.

Кирилл в идеальном костюме. Надев галстук, он превратился не просто в тренера, а в того самого «управляющего сетью». Уверенный шаг, рукопожатия, спокойные разговоры. Он то и дело представляет меня: «Это наш бухгалтер, Соня Блинова, отвечает за отчётность и финансовую прозрачность». Люди кивают, улыбка «приятно познакомиться», потом взгляд чуть ниже лица, на линию выреза, потом ещё раз «приятно познакомиться».

Я заранее устала.

В какой-то момент к нам подходит мужчина. Местный спонсор, владелец пары бизнес-центров и, судя по золотым часам, ещё и коллекции плохого вкуса.

– Кирилл, рад, что всё-таки открываемся, – говорит он. – Город вас ждёт.

Они обмениваются рукопожатиями, фразами про «трафик», «локацию», «целевую аудиторию». Я стою рядом, пытаясь выглядеть важной, не трогая бокал шампанского.

– И кто у нас тут такая очаровательная? – внимание клиента переключается на меня. – Это и есть ваша «легендарная бухгалтерша» из видео?

Я чувствую, как меня то ли заливает жаром, то ли раздражением. Видео я не смотрела, но комментарии уже слышала. «Сладкая бухгалтерша», ага.

– Соня, – кивает Кирилл. – Наш бухгалтер.

– Это прекрасно, – мужчина делает шаг ближе. Слишком близко. Берёт меня за руку. – У вас очень… живой бренд, Кирилл. Живая женщина в кадре – это всегда плюс. Люди любят… натуральность.

Его пальцы держат мою руку чуть дольше, чем нужно. Ногти ухоженные, кожа мягкая, но от этого не легче. Я не люблю, когда меня трогают без спроса. Особенно незнакомые. Особенно на работе.

Я аккуратно высвобождаю руку. Улыбаюсь дежурно.

– Просто делаю свою работу, – говорю. – В основном она не попадает в кадр.

– Это упущение, – улыбается он так, что мне становится некомфортно. – Знаете, в нашем городе много мужчин, готовых поддержать ваш клуб. Особенно если на баннерах будет такая… – он обводит меня взглядом снизу вверх, – харизматичная сотрудница.

Я чувствую, как в животе заворачивается неприятный комок. В голове включается знакомое: «Не делай сцен. Ты на работе. Это партнёр. Терпи, улыбнись, отшутись». Старая настройка, привитая всеми «будь лояльной».

Кирилл в этот момент отвлекается, к нему подходят представители администрации, зовут к отдельному столику «обсудить детали». Он кивает мне: «Справишься?», я киваю: «Конечно», потому что я же взрослая девочка, я же всё могу.

Как только он уходит, клиент берёт новый бокал шампанского, протягивает мне.

– Давайте за сотрудничество, Соня.

– Я не пью, – вру. – У меня… эти… таблетки.

– Тогда просто подержите, – ухмыляется. Его рука снова оказывается на моей – уже с бокалом между пальцами. – Я давно говорил, что фитнес – это не только про мышцы. Это ещё и про… отношения с партнёрами.

Он делает акцент на слове «отношения».

– У нас всё равно будут общие мероприятия, встречи, – продолжает. – Можно будет устраивать… приватные тренировки для спонсоров? Вы же здесь на старте. Можно хорошо… закрепить контакт.

Он наклоняется ближе. Запах одеколона плотный, дорогой и почему-то липкий, как мёд, который пролили на стол и не вытерли. Его ладонь ложится мне на талию, большой палец чуть двигается ниже. Не сильно. Не откровенно. Но достаточно, чтобы у меня всё внутри сжалось.

Я улыбаюсь, но это не улыбка, а просто барьер.

– Я бухгалтер, – тихо, чтобы никто не услышал. – Я работаю с цифрами, а не с… контактами. Тем более со спонсорами, с такими запросами вам нужно обращаться не ко мне.

– Не скромничайте, – шепчет он. – Вы же понимаете, что от многого зависит, как спонсор будет относиться к проекту. Можно же быть чуть… гибче.

«Гибче». Отлично. В голове вспыхивает старая история, которую я давно не вытаскивала: парень, который «шутя» хватал за талию на корпоративах, коллеги, которые говорили: «Да ладно, он просто такой», и я, которая улыбалась и делала вид, что всё норм. Потому что «не надо портить атмосферу».

И вот сейчас та же атмосфера. Только ставки выше.

Он поджимает меня чуть ближе. Нога задевает мою. Я смотрю в зал и чувствую, как в горле становится очень сухо. Мне хочется отодвинуться, сказать «уберите руку», уйти. Но я вижу, как вокруг все улыбаются, чокаются, смеются. Я снова 24-летняя Соня, которая боится испортить «важное впечатление».

И тут я ловлю взгляд.

Кирилл стоит через зал, среди людей. Говорит с кем-то, но глаза на мне. Он не слышит слов, но видит картинку: я, зажатая между столиком и этим липким типом, рука на моей талии, моя «рабочая» улыбка, которая вряд ли обманет человека, привыкшего читать тело.

Наши глаза встречаются. Его взгляд становится мгновенно холодным.

Он что-то коротко говорит собеседнику, делает шаг в сторону, ещё один. Я чувствую, как моё сердце ускорено стучит.

Клиент тем временем продолжает:

– Не переживайте, я очень деликатен. Никто ничего не заметит. Иногда нужно быть чуть ближе к тем, кто принимает решения.

Я открываю рот, чтобы всё-таки выдать что-то вроде «отойдите, пожалуйста». Но звучит это только у меня в голове.

Вместо этого рядом внезапно появляется знакомый голос:

– Простите, вы не против, если я украду у вас нашу бухгалтерию на пару минут? – говорит Кирилл.

Он говорит вежливо, но в этой вежливости сталь. Его рука ложится мне на плечо, но иначе: сверху, уверенно, не притягивая, а закрывая.

Клиент хмыкает.

– Мы только начали налаживать… контакт, – тянет. – Тут такие перспективные формы сотрудничества.

– Уверен, что по части форм сотрудничества мы справимся сами, – говорит Кирилл ровно. – Соня нам нужна спокойная и без… перегрузки.

Он чуть сжимает моё плеч, даёт понять: «я тут». Я дышу чуть глубже.

Клиент делает вид, что не понимает подтекста.

– Ну что вы, Кирилл. Я всего лишь предлагаю девушке ещё бокал. И пару идей по рекламе.

– Соня занимается отчётами, – взгляд Кирилла становится ледяным. – Не вашей персональной промо-кампанией. Если вам нужны обсуждения по рекламе будем общаться официально, через отдел маркетинга.

Пауза. Музыка продолжает играть, но для меня всё, что сейчас звучит – это его голос. Спокойный. Чёткий.

Клиент улыбается шире, но глаза остаются без эмоций.

– Вы слишком серьёзно всё воспринимаете, – протягивает. – Я же просто шучу.

– Я не шучу, – отвечает Кирилл.

Кирилл не ждёт реакции. Он разворачивает меня к себе, забирает бокал из моих пальцев, ставит на ближайший стол.

– Пойдём, – тихо мне. – Тебе нужна вода. И тишина.

Я позволяю себя увести. Мы выходим из зала в коридор отеля. Двери закрываются за нашей спиной, и шум музыки становится приглушённым гулом где-то в другой реальности.

Коридор длинный, с мягким ковролином, приглушённым светом. Пахнет каким-то отелевским освежителем воздуха и кофе. Я останавливаюсь у стены, делаю глубокий вдох. Руки слегка дрожат. Липкое ощущение от чужой ладони на талии ещё не ушло.

Кирилл стоит напротив, чуть поодаль. Смотрит внимательно. И молчит.

– Спасибо, – говорю я тихо. Голос предательски срывается на последнем слоге. – Я… замерла. Тупо, да?

– Не тупо, – отвечает он.

Я смотрю на него. Он облокотился плечом о стену, руки в карманах брюк, галстук чуть ослаблен.

– Ты не обязана терпеть, Соня, – повторяет. – Ни здесь, ни где-либо ещё. Даже если это «важный партнёр». Если кто-то делает тебе дискомфортно, ты говоришь «нет» и уходишь. Остальное моя проблема. Не твоя.

Смешно: я бухгалтер, привыкла, что всё «моя» проблема цифры, сроки, чьи-то косяки. И вот он сейчас забирает кусок ответственности с меня, как гантельку: «Это мой вес, не твой».

– Я… – начинаю. – Просто думала, что если я сейчас скажу что-то жёстко, вы потом получите выговор от начальства. Или проект пошатнётся.

– Проект пошатнётся, если мои сотрудники будут чувствовать себя вещами, – отвечает он. – Я не строю «Pulse» на чужом молчании. Пусть это прозвучит пафосно, но мне важнее люди, чем один удобный контракт.

– Я серьёзно, – добавляет.

Ладно. Всё. Хватит. Глаза начинают мокреть, и я ненавижу, когда плачу при людях. Ещё больше – при нём.

– Я не плачу, – бурчу, шмыгая носом. – Это… аллергия на идиотов.

– Хорошо, – он еле заметно улыбается. – Тогда будем считать, что у нас у обоих на них непереносимость.

Мы смотрим друг на друга. Тишина затягивается.

– Ещё раз… спасибо, – повторяю, уже ровнее. – Не только за то, что вылезли за меня, но и за… слова.

Он кивает. Его взгляд задерживается на моём лице чуть дольше. Опускается к губам, возвращается к глазам. В воздухе что-то меняется почти ощутимо.

Я чувствую, как между нами натягивается какая-то тонкая, электрическая нить. Один шаг – и…

Делаю вид, что поправляю платье, отводя взгляд. Он чуть отстраняется.

Глава 8

Кирилл

Коридор отеля тихий, мягкий ковролин глушит шаги, свет тёплый, жёлтый, стены все одинаковые. Там, за дверью, банкет гремит, льётся шампанское, люди общаются. А здесь – тишина.

И она.

Стоит напротив, спиной к стене, пальцы всё ещё чуть дрожат, взгляд цепляется за меня, как в самолёте за руку. Только сейчас падать некуда.

– Ты не обязана терпеть, – повторяю и сам слышу, как это звучит.

Не как корпоративный слоган, а как приговор всему тому, к чему я привык. «Терпят», «сжимаются», «не мешают бизнесу» – это удобный мир для тех, кто сверху. Я был сверху. Я это знаю.

Соня делает вдох. Выдох. Смотрит на меня. Не на «управляющего», не на «горячего босса» из сторис. Просто на мужика, который только что вытащил её из липких лап спонсора.

Взгляд у неё… да, другой. Не тот, что был в первый день с колбасой «выбросите меня, только не трогайте бутерброд». И не тот, что в зале «я убью вас за “ещё десять”». Сейчас там что-то мягкое и одновременно опасное. Притяжение, помноженное на благодарность. Самая взрывоопасная смесь.

Я прекрасно знаю, что это плохой момент. Она под адреналином, я в бешенстве от чужих рук на её талии, плюс этот чёртов банкет, полёт, ответственность за запуск филиала. В таких состояниях надо уходить в душ, а не в чьи-то глаза.

Но, видимо, часть моего мозга, отвечающая за «надо», в этот вечер ушла покурить.

Я киваю. Чувствую, как разговор провисает. Обычный, рабочий, безопасный диалог закончился. Дальше либо формальное «пойдём обратно, у нас банкет», либо то, что не вписывается ни в один мой распорядок.

Она шмыгает носом, нервно поправляет платье, пальцы скользят по ткани на талии. Глаза блестят от подкатывающихся слез.

Я делаю шаг ближе. Дальше ещё один. Нависаю над ней, но не прижимаю. Оставляю ей выход. Всегда.

– Соня, – тихо. Сам не понимаю, что хочу сказать. «Ты молодец»? «Тебе очень идёт это платье»? «Ты можешь идти в номер»? Всё сразу? Ни одно не звучит нормально.

Она поднимает голову, мы оказываемся на опасной дистанции. Я чувствую её запах, не этот отельный освежитель, а её собственный: что-то тёплое, едва сладкое, кожа, немного шампуня, что-то цветочно-ванильное. Я автоматически отмечаю, как у неё участился пульс, можно не щупать, видно по шее.

Она не отодвигается.

Это важный момент. Я не животное. Я чётко знаю: пока человек отходит, отворачивается, сжимается – ты стоишь на месте. Но она не сжимается.

– Это была не твоя вина, – всё-таки произношу. Поздно, но лучше поздно. – То, что было в зале.

– Я знаю, – отвечает она. – Просто… привычка думать наоборот. Понимаете?

Нет, не понимаю. У меня другая привычка, сначала виноват сам, потом ищешь внешние факторы. Но я понимаю, что у неё другой мир. И то, что я видел сегодня не единичная сцена, просто первая, где кто-то оказался рядом и защитил.

Я тянусь рукой аккуратно, медленно, давая ей время, если что, отстраниться. Касаюсь большим пальцем уголка её губ, там, где блестит одна упрямая, никуда не скатившаяся слеза. Стираю.

Она замирает. Не отходит.

– Не плачь из-за таких, – говорю. – Они того не стоят.

– Я… – она сглатывает. – Я плачу не из-за него.

– Из-за кого?

Глупый вопрос. Ответ, в общем-то, не нужен. Мне достаточно видеть, как дрожит у неё подбородок, как она держится, чтобы не зареветь, как школьница после проваленного экзамена. Хочется обнять и успокоить.

Я делаю второй шаг, тот самый, после которого расстояние уже почти отсутствует. Ладонь сдвигается с её щеки чуть ниже, пальцы ложатся на линию челюсти. Большой палец – у уголка губ. Чувствую её дыхание. Слышу своё.

Она на долю секунды приподнимает лицо. Совсем чуть-чуть. Но этого хватает, чтобы мой мозг официально перестал рулить.

Я наклоняюсь и целую её.

Без вступлений, без идиотского «можно я». Не потому, что «имею право», а потому, что она сама в этот момент тянется навстречу. Внутрене я понимаю: «Плохая идея. Рабочие отношения. Филиал. Ответственность». Но губы уже на её губах, и это, чёрт побери, лучше, чем всё, что было в моём расписании за последний год.

Поцелуй не аккуратный. Горячий, живой, чуть резкий. Она сначала замирает, а потом… отвечает.

Пальцы сами скользят к затылку, придерживают. Она чуть сжимает мою рубашку на груди, буквально двумя пальцами, но мне этого достаточно, чтобы понять: мы оба здесь. Не один я «слетел с катушек».

Уже не слышу ничего, что творится вокруг, есть только её губы, вкус шампанского, которого она не пила, но который по пути каким-то образом оказался здесь, сладковатая пьянящая нотка, её дыхание, которое сбивается, и моё, которое пропадает.

Я не мальчик, чтобы терять голову из-за первого встречного поцелуя, но сейчас голову сносит основательно.

И именно поэтому, наверное, вселенная решает напомнить, что я не просто мужик, а ещё и человек, который подписывал себе внутренний договор «никаких отношений на работе». И договор сегодня горит.

Она первой отстраняется. Резко. Словно сама себя за шкирку оттаскивает.

– Стоп, – шепчет. Голос охрипший. – Нет. Нет-нет. Это…

Закрывает глаза, мотает головой, как будто хочет выбросить из неё картинку последних секунд. Высвобождается из моей руки, отступает на полшага, потом ещё.

Я делаю шаг назад сам. Руки в карманы. Зачем – сам не знаю. Наверное, чтобы не тянулись обратно. Да и прикрыть свою реакцию, которая сейчас не совсем уместна.

– Соня… – начинаю, но она уже поднимает ладонь в жесте «хватит».

– Нет, – говорит чётче. – Это ошибка.

Слово бьёт неприятно. Не потому, что я считаю себя безошибочным, а наоборот. Потому что слишком хорошо знаю, как потом эти «ошибки» аукаются месяцами.

– Мы… – она глотает воздух. – Мы на работе. Мы в командировке. Вы мой начальник. Я ваш бухгалтер. Я… не собираюсь повторять чужие истории, где кто-то потом теряет работу, репутацию и всё остальное.

Я слушаю. Это всё, что я могу сейчас сделать правильно не давить, не оправдываться, не говорить «ты сама». Виноват здесь я. Я старший, я выше по структуре, я должен держать голову холодной. А я только что ей её взорвал.

– Соня, – выдавливаю, – я…

– Не надо, – говорит она твёрдо. – Просто… давайте сделаем вид, что этого не было. Как того, – кивает куда-то в сторону зала, – придурка, который лез ко мне. Я не хочу, чтобы всё, что вы сегодня сказали, превратилось в «босс, который полез ко мне в рот после хорошего поступка».

Это больно, потому что, как ни крути, но всё так и есть. Я ненавижу эту мысль, но она реальна.

Она смотрит мне в глаза, и уже не слёзы там, а страх. Не передо мной. Перед собой. Перед тем, что это может всё испортить.

– Это была ошибка, – повторяет тише. – Давайте просто… забудем. Пожалуйста.

И, не дожидаясь ответа, разворачивается и уходит по коридору. Быстро. Каблуки едва слышны на ковролине, но мне кажется, что каждый её шаг звучит эхом в моей голове.

Я остаюсь, прислоняюсь затылком к стене. Делаю глубокий вдох. Выдох. Считаю до десяти. Не помогает. Внутри всё кипит. На злость это мало похоже. Скорее, на смесь вины, желания и привычного «ты опять всё усложнил».

«Зачем я это сделал?» – первая мысль.

«Да потому что хотел» – честный ответ.

«А должен был?» – очевидно, нет.

Дисциплина та штука, которой я гордился всю жизнь. Я выстраивал по кирпичу: режим, правила, личные границы, профессиональная этика. И сейчас за каких-то десять секунд я сам ногой выбил кирпич из фундамента. Потому что маленькая бухгалтер с пончиками и глазами «я не буду это терпеть» подрезала мне всё.

Я злой. На себя, не на неё. На бывшую, на друга, на всех тех, кто в своё время научил меня, что смешивать личное и рабочее гарантированный путь к катастрофе. И на то, что я всё равно сейчас это сделал.

Телефон вибрирует в кармане. Я достаю, смотрю на экран, ожидая увидеть хоть что-то полезное – сообщение от владельцев, от Артёма, от кого угодно. Там высветилось знакомое имя.

Илья (друг из Москвы):

«Кир, сорян, что в ночь. Твоя бывшая опять всплыла. Писала мне. Хочет с тобой встретиться и кое-что обсудить. Говорит, “это важно”. Позвони, как будешь свободен.»

Я смотрю на экран и тихо матерюсь себе под нос. Отлично. Вишенка на торте.

Бывшая и «важно». Соня, поцелуй, «это ошибка». Я – посередине, как идиот, который думал, что выстроил себе чёткую жизнь без лишних эмоций. И всё в один день.

Телефон вибрирует ещё раз. Новое сообщение от Ильи:

«И да. Она знает, что ты сейчас в Ярославле. Кажется, у неё свои планы.»

Класс. Просто охуенно.

Я гашу экран, засовываю телефон обратно в карман и понимаю, что дисциплина у меня осталась только на бумаге. В реальности всё куда грязнее и сложнее. И, похоже, ближайшее время мне придётся разбираться не только с запуском клуба, но и с тем, что я сам разворошил в себе и в той, которая только что убежала по коридору, назвав наш поцелуй ошибкой.

***

Бывшая прислала адрес кафе в Ярославле и назначила время. Я как раз успевал, был один вечер свободный до перелета в Москву. Кафе было из разряда «деловое, но с душой»: дерево, мягкий свет, музыка фоном, бариста с модной бородой и люди за ноутбуками, которые делают вид, что спасают мир презентациями. Я выбрал столик у окна, спиной к стене, лицом к залу. Привычка: люблю видеть вход.

Она пришла почти без опоздания. Всё такая же собранная: пальто в талию, каблуки, волосы идеальной волной, помада правильного нюда. Если бы я не знал, чем всё закончилось, мог бы снова купиться на эту картинку.

– Кир, – растянула губы в знакомой улыбке, наклоняясь для «поцелуя в щёку».

Я сделал шаг назад. Лёгкий. Но достаточно, чтобы её губы прошлись мимо, по воздуху.

– Илья сказал, что ты по работе хотела со мной поговорить, – напомнил. – Давай без этого.

Она на долю секунды дёрнулась, но быстро собралась.

– Ну как скажешь, – села напротив, аккуратно положила телефон экраном вниз. Маникюр идеальный. – Ты всё такой же серьёзный.

«Серьёзный» – для неё всегда означало «не ведётся на манипуляции». Я сел, сделал глоток чёрного кофе, давая ей первой начать свою «важную тему».

– Ладно, – врубила деловой тон. – К делу. Я сейчас веду несколько проектов по запуску сетей в регионах. У нас классная команда по PR и SMM, таргет, упаковка, инфлюенсеры… весь набор. Я видела ваши видео. Кирилл, это золото. Ты, эта… – она на секунду запнулась, подбирая слово, – бухгалтерша, ваши тренировки, падения, «горячий босс», людям это нравится.

Она наклонилась вперёд:

– Давай так: я становлюсь вашим подрядчиком по запуску. Мы делаем линейку кампаний по сети, качаем твой личный бренд, делаем из «Pulse» не просто клуб, а образ жизни. Я знаю как. Ты знаешь, что я умею это продавать.

С точки зрения бизнеса – звучит логично. Я помню, как она работала: цепкая, быстрая, умеет упаковать любое дерьмо в дорогую обёртку. Вопрос в том, хочу ли я вообще иметь её рядом с моим проектом.

– Нам уже предложили пару агентств, – спокойно ответил. – Владелец смотрит варианты.

– Ну так и скажи ему, что лучший вариант уже сидит напротив, – она усмехнулась. – Мы с тобой знаем друг друга, знаем, как друг друга продавать. Или ты из-за… прошлого теперь принципиально не работаешь с теми, с кем спал?

Прямо. Как всегда. В залете чувствуется, что ей нужно не только контракт. Ей нужно снова в мою орбиту. Хоть как-то.

– Я принципиально не работаю с теми, кто однажды решил, что моя жизнь – хороший инфоповод, – отрезал. – Мне одного «цирка» хватило.

Она закатила глаза.

– Опять ты про это. Прошло уже сколько? Год? Три? Ты реально всё ещё держишься за эту историю?

Поджала губы:

– Мы оба сделали выбор. Я – свой. Ты – свой. Не надо сейчас ставить меня в позу врага человечества.

– Ты не враг человечества, – пожал плечами. – Ты просто человек, которому я больше не доверяю. Ни личное, ни работу.

Она на секунду потеряла улыбку. Потом снова надела.

– Не доверяешь, – протянула. – По тебе видно, что ты уже не одинок.

Прищурилась:

– Это из-за неё, да? Из-за этой твоей… бухгалтерши?

Вот тут меня чуть повело. Внутри щёлкнуло: раз, когда она сказала «твоей», два – когда голос стал липким.

– Мы сейчас о работе говорим, – напомнил. – Не о моей личной жизни.

– А оно всё равно переплетается, Кир, – она откинулась на спинку стула, закинула ногу на ногу так, чтобы юбка сдвинулась ровно настолько, насколько задумано. Старые приёмы. – Ты реально думаешь, что никто не видит? Город маленький, интернет ещё меньше. «Горячий босс и рыхлая бухгалтерша» – это уже мем, если что.

Слово «рыхлая» заставило меня дернуться, я резко поднял на неё глаза.

– Что? – уточнил.

– Ну а что? – она пожала плечом. – Я просто говорю то, что все шепчутся. Она забавная, конечно, да. Но ты же всегда был… ну… как это… перфекционист. И тут эта мелкая, рыхлая девочка, которая выглядит на все сорок в своём возрасте.

У меня в голове встал кадр: Соня в зале, красная, злая, но тянет, не сдаётся. Соня в самолёте, цепляющаяся за меня, потому что ей страшно. Соня в коридоре с глазами, которые блестят от слёз.

И вот сейчас напротив сидит человек, который однажды забрал у меня и брак, и друга, и дом, и имеет наглость обсуждать её так, будто Соня просто очередная «баба».

– Осторожнее, – сказал тихо. – Ты язык не прикусишь?

Она усмехнулась:

– Ой, да ладно тебе. Мы взрослые люди. Я не осуждаю. Просто странный выбор для такого, как ты. Ты мог бы взять себе фитнес-модель, равную по статусу. А ты… – она сделала неопределённый жест, – полез в трогательную историю с тёткой из бухгалтерии.

Улыбнулась шире:

– Она правда думает, что потянет тебя? Да и с такой фигурой она выглядит старше тебя. Это мило, конечно, ты теперь, получается, благотворительностью занимаешься.

Вот тут у меня снесло предохранитель. Я поставил чашку на стол, посмотрел ей прямо в глаза.