По высокой траве

Геннадий Дорогов

По высокой траве

Часть 1. Полный контакт

До начала поединков оставалось несколько минут. Парни сидели на скамьях, расположенных вдоль стен спортзала. Разговаривать никому не хотелось. Командир группы спецподразделения капитан Сергей Лоскутов, которого парни называли просто – «Серёга», прохаживался мимо своих подчинённых, поглядывая на часы.

Дмитрий сидел с краю и смотрел на своих товарищей, пытаясь угадать, с кем из них ему предстоит драться. Сегодня Серёга объявил: «Полный контакт». Значит, биться придётся по-настоящему, вкладывая в поединок всю свою силу и мастерство. Почти как на боевом задании, с той лишь разницей, что в кимоно, голыми руками и ногами. И не имело значения, что против тебя твой боевой товарищ. Щадить соперника запрещалось, даже если он был не в лучшей форме и не мог оказать достойного сопротивления. По этой причине после подобных проверок уровня физической подготовки больше половины участников отправлялись в больницу залечивать раны. А попасть в больницу Дмитрий очень не хотел. И причина на то была посерьёзнее, чем травмы и связанные с ними физические страдания.

Прерывая его мысли, Серёга громко хлопнул в ладоши.

– Матвейченко, Галлиулин – вперёд!

Здоровенный верзила Игорь Матвейченко и невысокий Марат вышли на середину зала и стали друг против друга.

– Начали! – скомандовал Лоскутов.

Соперники сошлись и обрушили друг на друга град ударов. Не смотря на преимущество в росте и весе, Игорю пришлось нелегко – Марат обладал прекрасной реакцией, координацией акробата и крепкими, словно камень, мускулами. Через четыре минуты Лоскутов остановил поединок. У Игоря были выбиты два зуба и сломан нос. У Марата заплыл левый глаз и был сломан большой палец правой ноги. Боевые товарищи, только что беспощадно молотившие друг друга, вернулись на скамьи.

Серёга объявил следующую пару:

– Быков, Полозов – на центр!

Дмитрий мысленно ругнулся. Он рассчитывал на другого соперника. Санька Быков был явно более слабым бойцом, чем Дмитрий, уступая в росте, весе и мастерстве рукопашного боя. Видимо, сегодня Серёга решил проверить своих подчинённых на способность не щадить противника. Он всегда строго следил за тем, чтобы удары наносились в полную силу, и если замечал халтуру, то немедленно наказывал ослушника: тот, кто пожалел соперника, должен был выйти на поединок с самим командиром группы. И здесь на жалость рассчитывать не приходилось – койко-место в больнице было гарантировано. Но драться с Быковым Дмитрий не хотел не только из-за несоответствия физических данных. Санька пребывал в подавленном состоянии. Его пятилетний сын находился в больнице с серьёзной травмой головы. Во время игры с ровесниками в спецназ на строительной площадке он получил по голове «гранатой» – обломком кирпича.

Санька поднялся, поправил кимоно и вышел на середину зала. Лицо его было мрачным и сосредоточенным. Дмитрий стал напротив него. Разглядывая соперника, Полозов ещё раз подумал о том, что сегодня Быков будет лёгкой добычей. Он повернулся к командиру группы.

– Слушай, Серёга, может, лучше я побьюсь с кем-нибудь другим, ну… покрупнее, что ли?

Лоскутов надвинулся на него вплотную.

– Ты что, оборзел?

Дмитрий понизил голос до шёпота:

– У Саньки проблема с сыном. Что толку с ним драться?

– А мне плевать на это! – взревел Серёга. – Если он не умеет владеть собой, нехрен было идти в спецназ. Я не хочу, чтобы во время боевой операции из-за настроения одного полегла вся группа.

Секунд пять он буравил Дмитрия свирепым взглядом и вдруг совершенно спокойно спросил:

– И с кем же ты хочешь драться?

– Да хоть с кем. Например, с Лёхой Березиным, – Дмитрий умышленно назвал самого серьёзного соперника.

Лоскутов согласно кивнул и громко объявил:

– Лады. Итак, Быков дерётся с Березиным, но чуть позже. А сейчас ты, гуманист хренов, будешь драться со мной.

Он отступил на пару шагов.

– Филонов, давай команду!

Валера Филонов стал сбоку, поднял руку и, резко опустив её, скомандовал:

– Начали!

Как бы ни был высок уровень подготовки, но устоять против капитана было очень нелегко, практически невозможно. Мощные удары сыпались один за другим, и многие из них достигали цели, в кровь разбивая лицо, сбивая дыхание. Сам же Серёга оставался почти неуязвим, пропустив два или три не слишком сильных удара. В какой-то момент капитан раскрылся. Полозов тут же бросил вперёд кулак правой руки, намереваясь уложить соперника прямым ударом в челюсть, но… Серёга ловко крутанулся, увернувшись от удара. В следующее мгновение его пятка угодила Полозову в голову сбоку, почти что в самый висок. В глазах у Дмитрия потемнело, а в груди всколыхнулась волна удушливой дурноты. Он понял, что теряет сознание.

* * *

Его разбудил врач.

– Как чувствуете себя? – задал он традиционный вопрос.

Дмитрий пожал плечами.

– Да вроде нормально.

Врач задал ещё несколько вопросов, внимательно осмотрел зрачки. Поморщился – видимо, что-то не понравилось. Потом занялся соседом по палате Игорем Матвейченко, лежащим на кровати с заклеенным носом. Когда врач удалился, Игорь весело спросил, шепелявя из-за выбитых зубов:

– Ну что, супермен, оклемался?

– Вроде бы да, – сказал Дмитрий. – Мозги на месте. Не то, что вчера. Совсем паршиво было.

– Ну, ещё бы! Пропустить прямой в челюсть. У Серёги кулаки, как кувалды.

Дмитрий удивлённо уставился на соседа, не понимая, о чём он говорит.

– А ты силён, бродяга! – продолжал Игорь. – Самого Серёгу уделал. Такой прыти я даже от тебя не ожидал.

Дмитрий был окончательно сбит с толку. Насмехается, что ли?

– Матвей, ты чего гонишь! Кого я уделал?

Игорь приподнялся на локтях.

– Диман, у тебя что, память отшибло? Хотя понимаю, тебе вчера тоже туго пришлось.

– Кончай издеваться.

– Да не издеваюсь я, – Игорь засмеялся. – Серёга в седьмой палате лежит. Ты ему два ребра сломал.

Дмитрий ещё сомневался в том, что Матвейченко говорит правду, а не дурачится, но недоброе предчувствие уже заползало в душу. Следовало прояснить ситуацию. Он осторожно сказал:

– Два ребра, говоришь? Что-то не возьму в толк, как это произошло.

– А чему тут удивляться. Ты же почти сразу по челюсти получил. Раскрылся, когда пяткой Серёге в бочину въехал. Эх, жаль! – сказал Игорь с досадой. – Такая драчка была! Если бы ты не подставился, Серёге кранты.

– И что потом?

– А ничего интересного. Тебя уложили в сторонке на маты. Серёга себя хреново чувствовал, это было видно, но всё равно вывел на бой Быкова и Березина.

– Саньке досталось?

Вопрос был не праздный. Быкова Дмитрий уважал больше, чем кого-либо другого в группе, и искренне беспокоился за него.

– Не, не очень, – небрежно отмахнулся Матвейченко. – Они с Лёхой успели-то пару раз друг другу по морде съездить. А потом у капитана кровь из горла пошла. Ему сломанное ребро лёгкое проткнуло. На этом всё и закончилось.

– Вот чёрт! – воскликнул Полозов с досадой.

Но Матвейченко, напротив, был очень доволен таким результатом.

– Нормально! Не всё ему нас мордовать. Взял моду… Пусть теперь полежит, подумает.

Игорь вдруг захихикал.

– Димка, а как ты классно ему пинка под зад наладил!

– Это когда?

– Ну, когда он крутанулся, чтобы тебя опять ногой зацепить.

– И что? Зацепил?

– Да нет же. Ты ведь…

Игорь осёкся. Он сел на кровати, пристально глядя на Полозова.

– Слышь, Диман, а ты что – совсем ничего не помнишь?

Дмитрий отрицательно покачал головой.

– После того, как пяткой в висок получил – ничего. Как в яму провалился. Я ведь думал, что на этом поединок закончился.

– Дела! Выходит, ты дрался в бессознательном состоянии? Ситуацию не контролировал?

Дмитрий не ответил. Он уже пожалел о своей откровенности, догадываясь, куда клонит Игорь. А тот помолчал немного и задал ещё вопрос:

– Этот ведь у тебя не первый раз, верно?

Не получив ответа, Матвейченко наклонился в сторону Полозова.

– Эй, Диман, ты оглох?

Дмитрий повернулся на другой бок, лицом к стене.

– Полоз, я ведь не отстану. Ты меня знаешь, – наседал Игорь.

– Да пошёл ты!

– Не груби, друган.

– А ты не суй свой сломанный нос, куда не просят.

Игорь немного помолчал, потом сказал:

– Ладно, можешь не говорить. Я сам тебе скажу. Это случилось в Чечне, когда ты свернул шеи троим боевикам, которых надо было взять живьём. Я-то думал тогда, что ты лапшу вешаешь, отмазаться хочешь, а у тебя и в самом деле башню снесло.

Матвейченко был прав: именно тогда с Дмитрием в первый раз случилось такое.

Банду боевиков они преследовали несколько часов. Не смотря на отчаянное сопротивление чеченцев, операцию по ликвидации бандгруппы можно было бы завершить раньше. Но мешало одно обстоятельство – во главе бандитов был полевой командир Рудоев, которого почему-то надо было захватить непременно живым. Такой приказ получил капитан Лоскутов по рации. Это существенно осложняло задачу. Во-первых, никто из ребят прежде не видел Рудоева в лицо, приходилось ориентироваться по словесным описаниям. Во-вторых, в боевой обстановке, да ещё в лесу, было сложно определить, в кого конкретно стреляешь. Но какой бы сложной ни была поставленная задача, спецназ знал своё дело. К тому времени, когда боевиков вытеснили из леса на окраину села, пятеро из восьми были убиты. Из спецназовцев были ранены двое, один из которых впоследствии умер.

Рудоев с оставшимися подручными бросились к крайнему дому и захватили его. В доме находилась женщина и трое её малолетних детей. Связывать хозяйку у бандитов не было времени, её просто ударили кинжалом в живот. И тут же из окон застрочили автоматы. Спецназовцы отвечали огнём осторожно, пытаясь определить, из какого окна стреляет Рудоев. Но боевики, как выяснилось, менялись местами, словно знали, что их командира спецназовцам убивать запрещено.

К вечеру в село приехала бронемашина и остановилась недалеко от злополучного дома. Из неё, оставаясь под прикрытием брони, выбрались трое старших офицеров во главе с полковником. К тому времени бандиты стреляли уже не часто, одиночными выстрелами. Младший из прибывших офицеров, бравого вида майор, осторожно пробрался в расположение спецназа и нашёл Лоскутова.

– Как дела, капитан? – спросил он бодрым голосом.

– Спасибо, хреново! – зло отозвался Серёга.

– Большие потери?

– Двое раненых.

– Ещё двое? Кроме тех, что в лесу?

– Нет, больше потерь не было.

– Это хорошо.

Серега бросил на него сердитый взгляд.

– Что тут хорошего, майор? Отличных ребят зацепило.

Он немного помолчал, потом сказал:

– Это не война, а полный идиотизм. В нас палят без разбору, а мы должны выглядывать, в кого можно стрелять, а в кого нет.

– Ничего, – успокоил майор. – Скоро и они перестанут стрелять. Видно, патронов совсем мало осталось – одиночными палят.

– Ты лучше скажи, зачем вам этот ублюдок живым понадобился? – мрачно спросил Лоскутов.

Майор пожал плечами.

– А чёрт его знает. Зачем-то нужен. Но об этом потом. Сейчас возьми самого шустрого из своих парней и – к БРДМ. Полковник хочет побеседовать с вами.

Капитан огляделся.

– Полозов! – окликнул он. – За мной!

Вскоре все трое были возле бронемашины. Полковник критически осмотрел представших пред ним Лоскутова и Полозова и, кажется, остался доволен их видом.

– Задача состоит в следующем, капитан, – заговорил он басом. – Твои бойцы должны начать массированный обстрел окон, потом имитировать штурм. На поражение не стрелять! – полковник повысил голос, подчёркивая важность последней фразы. – Пока остальные отвлекают внимание боевиков, этот парень должен проникнуть в дом и захватить Рудоева.

План не вызвал у Лоскутова восторга.

– Что, один? – спросил он возмущённо.

– Как я понимаю, это твой лучший боец? – язвительным тоном ответил полковник вопросом на вопрос. – Неужели один спецназовец не стоит троих бандюг?

– Стоит, – мрачно сказал капитан. – Но в доме могут быть дети. Мне послышался детский плач.

– Меня не интересует, что тебе послышалось или привиделось, – недовольно отрезал полковник. – Нет там никаких детей. Выполняй приказ!

– Мне кажется, я тоже слышал плач, – сказал Дмитрий.

Полковник свирепо оглядел обоих.

– Вы что, сговорились? Решили сорвать операцию?

Потом уставился Дмитрию в лицо.

– Да ты просто боишься, герой, – сказал с презрительной насмешкой.

– Он не за себя боится, – ответил за Дмитрия Лоскутов и предложил: – Давайте сначала хотя бы попытаемся уговорить их сдаться. Они же понимают, что долго не продержатся.

Полковник ещё с полминуты посверлил их глазами, но всё же решил уступить.

– Добро! Попробуем договориться, – он повернулся к майору. – Дай матюгальник.

Майор занырнул в салон бронемашины и, вернувшись, подал своему начальнику мегафон. Усиленный аппаратом, низкий голос полковника прозвучал как гром:

– Муса, сдавайся! Не губи людей. Вам всё равно не уйти.

В ответ раздался выстрел. Пуля срикошетила от брони и вошла в стену одного из соседних домов.

– Даю три минуты на размышление, – продолжал полковник. – Не одумаешься – пеняй на себя.

– Посмотри сюда, начальник, – послышался хриплый крик с характерным кавказским акцентом со стороны осаждаемого дома.

В оконном проёме появился боевик, прикрываясь маленькой девочкой. К поясу девочки был привязан какой-то предмет, из которого торчал тонкий блестящий стержень.

– Это взрывчатка, – прохрипел боевик. – Здесь ещё двое детей. Они тоже заминированы. Если сунетесь, мы их взорвём. Нам терять нечего.

У капитана на скулах заиграли желваки. Он вопросительно смотрел на полковника. Тот пошагал туда-сюда вдоль борта бронемашины, после чего пришёл к выводу:

– Блефуют они. Мозги нам загаживают. Это муляж. Нет у них взрывчатки.

– То же самое вы говорили про детей, – напомнил Лоскутов. – Или они тоже не настоящие?

– Молчать! – заорал полковник. – Выполняйте приказ! Немедленно!

– Есть! – капитан по-шутовски козырнул, щёлкнув каблуками, потом взглянул на Дмитрия. – Пойдём выполнять задание, старшина. Родине позарез нужен бандит. Родине похрен дети.

Лицо полковника налилось кровью, но он смолчал, сдерживая гнев.

Капитан собрал своих бойцов, объяснил задачу. Трое из них начали интенсивно палить по окнам. Остальные тем временем приступили к имитации штурма, стараясь выполнить два противоречащих друг другу условия: быть замеченными и не подставиться под пули. Чеченцы отстреливались, периодически появляясь в проёмах окон и снова прячась. Они явно занервничали, заметив крадущихся к дому бойцов.

Дмитрий незаметно пробрался к крыльцу. Пару раз глубоко вздохнул. Потом в прыжке ударом обеих ног вынес входную дверь и ворвался в дом.

В небольшой кухне было одно окно, возле которого, он увидел спину бандита. Боевик мгновенно обернулся. Взгляды противников встретились. Время словно остановилось. Дмитрий метнулся к бандиту, рассчитывая достать его прежде, чем тот успеет выстрелить. Но чеченец вдруг распластался на полу. И в тот же момент грохнул взрыв. Мощной волной Дмитрия бросило на стену. Тогда он впервые почувствовал острый приступ дурноты, вслед за которым сознание стало проваливаться в чёрную пропасть.

Он смутно помнил, как потом сидел во дворе дома на земле, прислонившись спиной к стене сарая, забрызганный кровью и ошмётками мяса. Чуть в стороне стоял капитан Лоскутов, перед которым в гневе метался полковник, размахивая руками и громогласно крича про разгильдяйство, трибунал и что-то ещё. Капитан что-то негромко сказал ему, после чего полковник грубо выругался и побежал к бронемашине.

Лоскутов подошёл к Дмитрию.

– Подвёл ты меня малость, дружище, – сказал он без злости. – Но я тебя понимаю. В общем, правильно поступил, по справедливости. А этим шакалам я тебя на съеденье не отдам, – Серёга кивнул в сторону отъезжающей бронемашины и вдруг выпалил со злостью: – С-с-суки! Они за бандита готовы своих судить, а то, что ребёнка в клочья…

Тогда Полозов плохо понимал, о чём идёт речь. Позже он узнал, что у всех троих боевиков были сломаны шейные позвонки. К его заявлению о том, что он ничего не помнит, отнеслись скептически, решив, что парень дал волю чувствам, а теперь ищет способ уйти от наказания. Дмитрий не стал никого переубеждать, тем более что никаких строгих мер против него принято не было.

И вот эта тема опять всплыла. Дмитрий тоже поднялся и сел на кровати.

– Чего ты хочешь от меня? – спросил он Матвейченко.

– Да мне-то от тебя ничего не надо, – ответил Игорь. – Но, сам понимаешь, вопрос серьёзный. Мы все рискуем. Поэтому ты не имеешь права скрывать свою проблему. Я так считаю.

– Ну, так пойди и доложи, раз считаешь так.

– Нет, друган, не надо делать из меня стукача. Ты сам обязан об этом сказать. Так будет честно.

Дмитрий понимал, что Матвейченко прав, но всё равно злился на него. Признание, по сути, означало потерю работы. Сначала досконально обследуют, а потом спишут по состоянию здоровья. Даже если не найдут никаких отклонений, всё равно спишут. Боец спецназа, теряющий над собой контроль, опасен для своих боевых товарищей.

– Ладно, – сказал он. – На вечернем обходе скажу врачу.

– Да нет, Диман, зачем сразу врачу? – включил задний ход Игорь. – Поговори сначала с Серёгой. Всё же мы как одна семья, а он нам вроде отца родного. Пусть примет решение. Скажет молчать – базара нет.

Эту скользкую манеру Дмитрий в нём терпеть не мог. Опасения и требования Матвейченко были вполне понятны, но при этом он хотел ответственность за дальнейшую судьбу сослуживца переложить на «отца родного», которого только что поносил и злорадствовал по поводу его сломанных рёбер.

– Я уже принял решение, так что отвали, – Дмитрий снова лёг и повернулся лицом к стене.

Настроение было отвратительное. Но ещё больше угнетало его то, что любимая жена ни разу не позвонила, не поинтересовалась, что с ним. Это был тревожный признак. Уставшая переживать за мужа, Олеся неоднократно заводила разговоры о смене профессии. Особенно настойчиво – после командировки Дмитрия в Чечню и последующего долгого восстановления в реабилитационном центре. Дмитрий отговаривался тем, что ничего другого не умеет делать. Она приводила ему свои доводы, он – свои. Наконец, Олеся выжала из него обещание уйти из спецназа и найти другую работу. На этом всё и закончилось. Пообещав, Дмитрий продолжал заниматься своим привычным делом. Участие в захватах преступных групп, жёсткие тренировки неизбежно приводили к травмам и ранениям. С каждым таким случаем Олеся становилась всё печальнее. Теперь её терпение могло кончиться. Так может быть, и в самом деле пора уходить из спецназа, пока не потерял жену? Это соображение его немного взбодрило. Он даже перестал злиться на Игоря.

Дмитрий взял сотовый телефон, нашёл в списке Олесю.

– Привет, Снегурочка! – сказал он в трубку, когда жена ответила на вызов.

– Здравствуй, Дима!

По голосу было понятно, что она только что плакала. И ещё в нём слышался холодок отчуждения. Полозов поспешил успокоить жену.

– Олеся, со мной всё в порядке. Ни одного повреждения. Честное слово! Даже не представляю, зачем в больницу положили.

Она всхлипнула.

– Дима, не надо меня успокаивать. Я сегодня приду к тебе. Тогда и поговорим.

Теперь он с волнением ожидал прихода жены.

* * *

Полозов вырос в детском доме. Он ничего не помнил о своих родителях. Вернее, ничего не помнил об отце. А о матери сохранилось в памяти лишь одно смутное воспоминание. Будто идут они в поле по траве тёплым солнечным днём, держась за руки. Небо над головой ярко синее. Звонко гомонят птицы. А вот что вокруг, ему, малышу, видно плохо – трава такая высокая! А рядом мама. На ней длинное платье. А может быть, сарафан. Эти детали Дмитрий помнил не очень чётко. Как, впрочем, и облик матери. Запомнились какие-то общие, смутные очертания, неясный образ. И лишь одна деталь отчётливо зафиксировалась в памяти: длинная светло-русая коса, заброшенная спереди на плечо.

Этот образ многократно являлся Диме во снах. И всякий раз они шли с мамой по полю с высокой травой. Но все эти сны заканчивались грустно. Ясный день быстро сменялся вечером, вокруг темнело. Мальчик вдруг обнаруживал, что остался один в высокой траве, не зная, куда исчезла мама, и что ему теперь делать. Охваченный страхом, он начинал плакать всё громче и громче, пока не просыпался. Воспитатели пытались выведать, почему он плакал во сне, что такое ему приснилось. Но Дима упорно молчал, не выдавая своей сокровенной тайны. И к нему перестали приставать с вопросами.

С возрастом подобные сны стали посещать его всё реже, а вскоре и вовсе прекратились. Суровая жизнь в стенах детского дома ожесточала характер. Чуть ли не ежедневно приходилось воевать за своё место под солнцем. Но если с ровесниками эта борьба проходила успешно, то со старшими воспитанниками было гораздо сложней. Приходилось мириться с несправедливостью, проявляемой ими на каждом шагу.

Диме уже исполнилось двенадцать, когда ему вновь приснилась мать. И вновь они шли по полю, держась за руки, а сердце мальчика наполнялось неизъяснимой радостью. А потом опять стемнело, опять куда-то исчезла мама. Дима стоял один в высокой траве, но сердце его теперь терзали уже не страх и тревога, а боль и обида.

«Мама! Мама!» – кричал он. – «Почему ты бросила меня?».

И в тот же миг услышал нежный, ласковый голос:

«Ну что ты, милый, я с тобой. Я всегда с тобой».

А потом послышался смех. Дмитрий недоумевал: почему она смеётся? Но тут же понял, что этот издевательский смех не мог принадлежать маме. Смеялся кто-то другой, грубо и бесцеремонно вторгшийся в его священный сон.

Он открыл глаза и увидел над собою глумливую физиономию Башмака, пятнадцатилетнего рыжего разгильдяя, который с театральным трагизмом вопил:

– Мама! Мамочка! Я описался!

Уже наступило утро. В спальном помещении было достаточно светло. Большинство ребят ещё спали. Но несколько человек сидели на своих кроватях, наблюдая за сценой. Кто-то тихонько хихикал, кто-то откровенно ржал. Возможно, Дима стерпел бы насмешку, если бы она касалась чего-нибудь другого. От Башмака многие терпели издевательства – и моральные, и физические. Дать ему сдачи никто не решался, даже более старшие ребята. От циничного, жестокого хулигана можно было ожидать чего угодно. К тому же, Башмак сколотил вокруг себя шайку таких же отморозков. Поэтому связываться с ним никто не хотел. И Дима не был исключением.

Но теперь рыжий негодяй глумился над тем, что было для мальчика свято. Вместо страха и смущения душу заполнили гнев и ненависть. Схватив за уши склонённую над ним голову, Дима резко приподнялся и ударил насмешника лбом в переносицу. Башмак отскочил в сторону, прижав ладони к лицу. Окружающие замерли в ожидании развязки. А Дима, соскочив с кровати, бросился к противнику. И едва Башмак убрал руки от лица, по которому из носа бежала кровь, как сразу же получил удар по челюсти. Такой дерзости и такого напора от мальчишки он не ожидал, поэтому растерялся. Но ненадолго. Дима продолжал молотить его кулаками, однако сила и опыт в драках были не на его стороне. Башмак быстро сориентировался в обстановке, увернулся от очередного удара и стукнул мальчика кулаком в правый бок под рёбра. От острой боли Дима опустился на колено. Башмак тут же опрокинул его на пол ударом ноги и стал медленно, смакуя удовольствие, бить ногами поверженного противника. К экзекуции подключились двое из его дружков.

К счастью, на этот раз дежурным по детдому был учитель физкультуры Валерий Анатольевич. Крепкий сорокалетний мужчина вовремя вошёл в спальное помещение и раскидал в разные стороны избивавшую Диму троицу. Потом одной рукой прижал Башмака к стене и, приставив указательный палец другой руки к носу, выразительно сказал:

– Я тебя предупреждал, Башмаков, что моё терпение скоро лопнет. Считай, что предупреждаю в последний раз.

– Он первый начал! – с вызовом закричал Башмак, размазывая по лицу кровь. – Он мне нос разбил и зубы чуть не выбил.

– Если не понял – пеняй на себя! – пригрозил физрук и сказал Диме: – Идём-ка со мной.

В коридоре он с удивлением спросил мальчика:

– Так ты действительно разбил нос Башмаку?

Дима молча кивнул.

– И не испугался?

– Я об этом не думал, – сказал Дима.

– Хороший ответ! – похвалил учитель физкультуры. – Когда думаешь о страхе, на победу можешь не рассчитывать. Однако возвращаться в общую спальню тебе пока не следует. Поспишь в спортзале на матах.

Он дружески похлопал мальчика по плечу.