Первородная сфера

Эдуард Сероусов

Первородная сфера

Глава 1: Пробуждение древности

Александр Соколов видел, как умирают виды. Тысячи их. Миллионы. За свою карьеру генетика он наблюдал, как вымирают целые семейства организмов – один за другим, словно огни гаснущего города. Но он никогда не видел, как виды возвращаются. До сегодняшнего дня.

Птица билась о стенки контейнера, и каждый удар крыла оставлял на прозрачном пластике смазанный кровавый след. Не должно было быть никакой крови. Обыкновенный городской воробей весом двадцать пять граммов – серо-коричневое пятнышко из перьев, сложной иерархии полых костей и рудиментарных зубчиков на клюве – превращался во что-то иное.

В лаборатории стояла мёртвая тишина, нарушаемая лишь хаотичными ударами и скрежетом. Трое ассистентов застыли полукругом, их лица в свете мониторов казались восковыми масками. Они знали, что это значит. Все знали.

– Алекс, – прошептала Ирина, не отрывая взгляда от контейнера. – Это же не…

– Нет, – отрезал Соколов, хотя знал, что она права. – Контаминация образца. Или мутация под действием радиации. – Он нервно провёл рукой по седеющей щетине. – Запусти полную диагностику системы РАД.

Дело было не в радиации. И не в контаминации. Эти объяснения он придумал для них. Для себя. Чтобы не признавать очевидного – их система дала сбой.

На мониторе перед ним зеленая линия, отображающая активность квантовых якорей – устройств, стабилизирующих ДНК организмов на заданном эволюционном этапе, – пошла резкими зигзагами и внезапно оборвалась. Система РАД вышла из-под контроля.

Воробей в контейнере уже не был воробьём. Его конечности удлинились, когти на крыльях стали чётче, а хвост раздался вширь, превратившись в плотную веерообразную структуру. Перед ними разворачивалась ускоренная эволюция наоборот – деэволюция – возвращение к предкам. Птица трансформировалась в нечто, напоминающее миниатюрного динозавра.

– Господи, – пробормотал кто-то из ассистентов.

Соколов отвернулся от контейнера и быстро пересёк лабораторию. Сквозь панорамное стекло, отделяющее биокупол Нова Терра от внешнего мира, открывался вид на безжизненную пустошь. Там, за барьером, лежал мир после серии экологических катастроф – серый, мёртвый, непригодный для человеческой жизни.

Во имя спасения этого мира они и создали систему РАД – Регрессионную Активацию ДНК. Технология должна была стать панацеей – способом восстановить разрушенные экосистемы путём активации "спящих" генов, возвращая современные организмы к их эволюционным предкам. Контролируемая деэволюция. Ключевое слово – контролируемая.

– Доктор Соколов, – голос Ирины дрогнул. – Квантовые якоря в секторах F7 и D9 также показывают сбои.

Он стиснул зубы так, что заболели челюсти.

– Отправьте дроны на проверку. Немедленно.

– Уже летят.

Соколов вернулся к контейнеру. Существо внутри теперь затихло, съёжившись в углу. Оно смотрело на людей тёмными глазами, в которых отражался лабораторный свет. В этом взгляде Алексу почудилось нечто неестественное – будто через существо на него смотрела сама эволюция. Безжалостная, равнодушная сила, которую они посмели укротить.

Память услужливо вернула его на семнадцать лет назад. Он снова стоял на крыше своего дома в Цюрихе и смотрел, как экологическая катастрофа уничтожает город. Ядовитый туман поднимался от реки Лиммат, превращая всё живое в почерневшие статуи. Вопли умирающих. Беспомощность. Невозможность спасти Лену и маленькую Мию, оказавшихся в эпицентре.

– Доктор! – резкий возглас Ирины вернул его в настоящее. – Взгляните!

На главном экране мелькали кадры с дрона. Зелёная долина у подножия купола, которая ещё вчера была засажена генетически модифицированными соснами, сегодня выглядела иначе. Деревья мутировали. Их стволы стали тоньше и гибче, хвоя превратилась в странные удлинённые листовые пластины, а некоторые растения выбросили вверх репродуктивные структуры, напоминающие примитивные стробилы.

– Гигантский хвощ, – пробормотал Соколов. – Они деэволюционируют в каламиты.

– Карбоновый период, – кивнул один из ассистентов. – Около 300 миллионов лет назад.

Соколов вдруг почувствовал, как что-то сжимается в груди. Если деэволюция затронула уже растения за пределами купола, значит, процесс идёт быстрее, чем он предполагал. Что, если волна доберётся до людей? Он машинально коснулся шрама на правой щеке – следа от атаки мутировавшего организма во время ранних экспериментов с РАД.

– Ирина, активируй протокол «Янтарь». Полная изоляция купола. Никто не входит, никто не выходит.

– Но доктор, там ещё исследовательская группа…

– Я сказал – никто.

В этот момент его коммуникатор издал звуковой сигнал. Соколов взглянул на экран и почувствовал, как по позвоночнику пробежал холодок. Сообщение с неизвестного номера содержало всего несколько слов, но они заставили его сердце пропустить удар:

«Перезагрузка началась. Не мешай естественному процессу».

Только один человек мог прислать такое сообщение. Человек, которого он не видел три года. Человек, который знал о системе РАД столько же, сколько и сам Соколов, – ведь они создавали её вместе.

Валерия Грей.

– Отследите источник этого сообщения, – приказал он, отправляя текст на общий сервер. – Используйте все доступные ресурсы.

– Это от доктора Грей? – Ирина подняла брови. – Но она считается пропавшей без вести после…

– Я знаю, после чего, – резко оборвал её Соколов. – Проверьте также все исходные протоколы РАД. Я хочу знать, могла ли она внедрить какой-то… бэкдор в систему.

Он снова взглянул на существо в контейнере. Трансформация продолжалась. Кожа существа меняла текстуру, становясь плотнее, а на спине начинали формироваться бугорки, которые вскоре превратятся в примитивные перьевидные структуры. Не перья в современном понимании – промежуточная стадия между чешуёй и пером.

В своих кошмарах Алекс часто видел деформирующуюся плоть. После потери семьи эти сны мучили его годами. В них тела Лены и Мии трансформировались, изгибались невозможным образом, распадались на сегменты, становились чужеродными. Как ирония судьбы – кошмар, который преследовал его во сне, теперь стал реальностью наяву.

И если процесс не удастся остановить, трансформация затронет и людей.

Он должен был действовать – и быстро.

– Соберите экстренное совещание. Всех руководителей отделов. Через тридцать минут в конференц-зале Альфа.

Конференц-зал встретил Соколова приглушённым гулом голосов. Восемь человек – руководители основных исследовательских отделов биокупола Нова Терра – сидели вокруг овального стола из композитного материала. Их лица отражали разные стадии осознания кризиса: от недоверчивого любопытства до откровенного ужаса.

– Ты уверен, что это системный сбой, а не локальное явление? – спросил Виктор Кляйн, глава отдела экологических прогнозов. – Возможно, это просто аномальная мутация отдельных особей.

Соколов молча активировал голографический проектор в центре стола. Над ним возникла трёхмерная карта региона вокруг купола, испещрённая красными точками.

– Это зоны, где зафиксированы случаи спонтанной деэволюции. Данные получены за последние шесть часов.

Повисла тяжёлая тишина. Красные точки покрывали почти всю видимую территорию, некоторые – на расстоянии более ста километров от купола.

– Я предполагаю, что квантовые якоря дали сбой одновременно, – продолжил Соколов. – Причину пока установить не удалось. Но процесс ускоряется. Сначала мы зафиксировали изменения у простейших организмов, потом у растений. Теперь – у птиц.

– А люди? – резко спросила Анна Ковач, специалист по генетике человека. – Есть признаки влияния на человеческую ДНК?

Соколов обменялся взглядами с Ириной, своей первой ассистенткой.

– Пока нет зарегистрированных случаев, но…

Дверь конференц-зала с шипением отъехала в сторону, прерывая его ответ. В проёме стояли двое охранников, державших за руки бледного мужчину в униформе технического персонала. Его глаза были широко раскрыты от страха.

– Простите за вторжение, доктор Соколов, – произнёс один из охранников. – Но мы обнаружили нечто, требующее вашего немедленного внимания.

Соколов кивнул, и охранники подвели мужчину ближе. Он выглядел нормально, за исключением странного напряжения в плечах и шее. И его рук.

– Покажите, – приказал Соколов.

Дрожащими пальцами мужчина закатал рукава форменной куртки. Сначала Соколов не понял, на что смотрит. Потом увидел – на руках техника, от запястий почти до локтей, кожа была покрыта густым тёмным волосяным покровом. Но не это было самым тревожным.

Строение кисти изменилось. Большой палец переместился ниже по ладони, а указательный стал короче – точно как у неандертальцев.

– Боже мой, – выдохнула Анна Ковач, подскочив к технику. – Когда это началось?

– Я… я заметил утром, – пробормотал мужчина. – Думал, аллергия или что-то в этом роде. Но потом пальцы стали… такими. И руки стали сильнее. Я согнул монтировку, просто схватившись за неё.

В комнате повисла мёртвая тишина. Затем все заговорили одновременно.

– Немедленная эвакуация всего персонала! – Нужно ввести карантин! – Если это влияет уже на людей, то мы…

– Тишина! – рявкнул Соколов с такой силой, что все мгновенно замолчали. – Паника – последнее, что нам сейчас нужно. – Он повернулся к Ирине. – Отведи его в медицинское крыло. Полный генетический скрининг, анализ всех биомаркеров, томографию скелета и мышечной ткани. И полную изоляцию.

Когда дверь за ними закрылась, Соколов обвёл взглядом ошеломлённых коллег.

– Теперь вы понимаете серьёзность ситуации. Процесс затронул человеческую ДНК, несмотря на все встроенные защитные механизмы. – Он сделал паузу. – Я предполагаю, что нам осталось около недели, прежде чем изменения станут необратимыми. И это оптимистичный прогноз.

– Что ты предлагаешь? – спросил Виктор.

– Мне нужен доступ к оригинальным протоколам РАД, хранящимся в главном центре управления в биокуполе «Эдем». Там я смогу найти способ перезапустить систему или полностью её отключить.

– «Эдем»? – переспросил кто-то. – Но последняя связь с ним была более месяца назад. И это за тысячу километров отсюда, через территории, которые уже могли подвергнуться деэволюции.

– Другого выхода нет. – Соколов выпрямился. – Я отправляюсь немедленно. Мне понадобится транспорт и сопровождение.

В комнате воцарилась тишина, которую прервал негромкий мужской голос от двери:

– Полагаю, сопровождение – это моя часть плана.

Все обернулись. В дверном проёме стоял мужчина средних лет в тёмной форме военного образца без знаков различия. Его азиатское лицо было непроницаемым, но в тёмных глазах читался холодный расчёт.

– Марко Чен, – представился он. – Военный биолог. Прибыл сегодня утренним рейсом для консультаций. Похоже, прибыл вовремя.

Соколов внимательно изучал нового участника совещания. О прибытии военного биолога его предупреждали, но в свете новых событий он совсем забыл об этом.

– И что же Биологический отдел Объединённых сил обороны хочет от нашего скромного проекта? – спросил Соколов с лёгкой иронией.

Марко улыбнулся, но улыбка не коснулась его глаз.

– Скажем так, доктор: моё командование проявляет особый интерес к технологии, способной превратить современные организмы в их доисторических предков. Потенциал такого оружия…

– РАД – не оружие! – резко возразил Соколов. – Это инструмент восстановления экосистем.

– Любой инструмент может стать оружием в определённых руках. – Марко пожал плечами. – В любом случае, теперь это уже неважно. У нас общая проблема. И, как мне кажется, я – ваш лучший шанс добраться до «Эдема» живым.

Соколов понимал, что выбора у него нет.

– Хорошо. Мы вылетаем через два часа. Вертолет малой заметности, минимальное оборудование.

Когда совещание закончилось и участники разошлись готовиться к своим задачам, Соколов задержался у голографической карты. Красные точки продолжали множиться, некоторые сливаясь в целые зоны. В памяти всплыло сообщение Валерии: «Перезагрузка началась».

Что, если это не сбой? Что, если кто-то намеренно запустил глобальную деэволюцию? И если да, то зачем?

Потерявшись в своих мыслях, он не сразу заметил, что в комнате остался ещё один человек.

– Тревожные мысли? – спросил Марко Чен, бесшумно приблизившись к нему.

– Уходи, – сухо ответил Соколов. – Встретимся на посадочной площадке.

Но Марко не двинулся с места.

– Я бы хотел кое-что прояснить перед нашим… сотрудничеством. – Его голос звучал непринуждённо, но в нём чувствовалась скрытая сталь. – Я не верю во внезапные технические сбои такого масштаба. Кто-то саботировал вашу систему.

Соколов поднял взгляд.

– С чего ты взял?

– Я читал про Валерию Грей. – Марко улыбнулся тонкой улыбкой. – Вашу бывшую коллегу и, если слухи верны, нечто большее. Идеалистка, которая считала, что человечество – ошибка эволюции. И которая таинственно исчезла три года назад, прихватив с собой значительную часть исследований по РАД.

Соколов почувствовал, как его лицо каменеет. Он не знал, откуда у военных такая информация, но они всегда умели копать глубоко.

– К чему ты клонишь?

– К тому, что наша миссия может оказаться сложнее, чем кажется. Мы не просто ищем техническое решение – мы противостоим чьему-то плану. И этот кто-то знает о системе столько же, сколько и вы. – Марко посмотрел прямо в глаза Соколову. – Так что давайте договоримся: никаких секретов между нами. Всё, что вы знаете о докторе Грей и её возможных намерениях – я должен знать тоже. Иначе мы оба можем не вернуться из этого путешествия.

Соколов молчал долгую минуту, затем кивнул.

– Встретимся через час в моей лаборатории. – Он повернулся к выходу. – Я расскажу то, что знаю. Но не уверен, что тебе это понравится.

Глава 2: Тревожные признаки

Соколов стоял перед голограммой, парящей в воздухе лаборатории, и пристально смотрел на молекулярную структуру. Трёхмерная модель ДНК вращалась в пространстве, выделенные красным участки пульсировали, обозначая активные зоны деэволюции.

– Это геном нашего пациента, – сказал он, когда Марко вошёл в лабораторию точно в назначенное время. – Техника с признаками неандертальской трансформации. Взгляни на хромосомы 2, 7 и 17.

Военный биолог подошёл ближе, его глаза быстро сканировали данные.

– Активация древних генов?

– Не просто активация. – Соколов увеличил один из участков. – Это переписывание современного генома. Активные участки ДНК подвергаются систематическому изменению, возвращаясь к более древним формам. РАД был разработан для постепенной модификации генома. Но то, что мы видим здесь, – это агрессивное, ускоренное переформатирование.

Марко присвистнул.

– И сколько у него времени?

– Трудно сказать. Человеческая ДНК самая сложная, процесс деэволюции для нас должен быть самым медленным. Дни, возможно недели до полной трансформации. – Соколов провёл рукой по голограмме, сменяя изображение. – Но другие организмы меняются гораздо быстрее.

На экране появилась серия изображений – деформирующиеся растения, насекомые с измененной морфологией, птицы с признаками архаичных рептилий.

– Система разработана для адресного применения, – продолжил Соколов. – Можно было направить её на определённый вид или даже конкретную экосистему. Но сейчас она воздействует на всё живое. Как будто кто-то снял все предохранители.

– Валерия Грей? – спросил Марко.

Соколов молчал несколько секунд, затем кивнул.

– Это возможно. Она знала систему не хуже меня.

– Расскажи мне о ней. – Марко скрестил руки на груди. – Всё, что может помочь понять, с чем мы имеем дело.

Соколов выключил голограмму и подошёл к панорамному окну, глядя на купол, защищающий их от внешнего мира. Снаружи вечерело, солнце садилось за горизонт, окрашивая мёртвые земли в кроваво-красный цвет.

– Мы встретились на симпозиуме по эволюционной генетике в Осаке, за год до Цюрихской катастрофы. Она была блестящим экологом, специализировалась на восстановлении нарушенных экосистем. Валерия предложила идею, которая казалась безумной: что если мы можем не просто восстанавливать существующие экосистемы, а воссоздавать древние, более устойчивые?

Он помолчал, вспоминая.

– После того, как я потерял семью в Цюрихе, идея стала моей одержимостью. Валерия была рядом, поддерживала меня. Мы вместе разработали теоретические основы РАД. Но к тому времени, как мы были готовы для первых практических экспериментов, наши взгляды на применение технологии разошлись.

– Каким образом?

– Я видел в РАД инструмент восстановления – способ вернуть жизнь в мёртвые зоны, а затем управлять процессом эволюции, чтобы получить современные, устойчивые экосистемы. – Соколов потёр шрам на щеке. – Валерия… она пришла к выводу, что лучшим решением будет тотальная перезагрузка. Позволить планете вернуться к исходной точке и начать всё заново, без человеческого вмешательства.

– Включая деэволюцию людей? – уточнил Марко.

– Особенно людей. – Соколов горько усмехнулся. – Она называла это «освобождением от эволюционной ошибки». Считала, что сознание, интеллект – тупиковая ветвь развития, которая привела к экологическому коллапсу. Три года назад мы окончательно разошлись во взглядах. А потом она исчезла, прихватив часть исследований.

– И теперь она, возможно, запустила глобальную деэволюцию. – Марко задумчиво потёр подбородок. – Как она могла это сделать? Технически?

– Я не знаю наверняка, – ответил Соколов, отворачиваясь от окна. – Но у меня есть теория. Квантовые якоря – устройства, стабилизирующие ДНК на определённой эволюционной стадии, – были ключевым элементом безопасности системы. Если она нашла способ отключить их или перепрограммировать… – Он не закончил фразу.

Дверь лаборатории с шипением отъехала в сторону, и вошла Ирина, лицо которой выражало крайнее беспокойство.

– Алекс, данные мониторинга только что обновились. – Она активировала настенный экран, на котором появилась карта. – Деэволюция распространяется быстрее, чем мы предполагали. Смотри.

Красная зона поражения теперь охватывала территорию в радиусе почти пятисот километров от биокупола.

– Мы зафиксировали странные сигналы, исходящие из этих точек. – Ирина указала на несколько пульсирующих маркеров. – Похоже на передатчики, распространяющие импульс деэволюции.

Соколов напрягся.

– Передатчики? Ты уверена?

– Это самое логичное объяснение характеру распространения. – Ирина вывела на экран график. – Обрати внимание на волновую природу. Это не случайное распространение.

– Кто-то целенаправленно ускоряет процесс, – пробормотал Соколов. – Валерия не одна. У неё есть группа последователей.

Марко молча изучал карту, затем спросил:

– Насколько надёжен наш транспорт? Если территория поражения расширяется, нам придётся пересечь зоны активной деэволюции.

– Вертолёт защищён, – ответил Соколов. – Корпус из композитов, которые не содержат органических компонентов, подверженных РАД. Но это не значит, что путешествие будет безопасным.

Он подошёл к своему рабочему столу и достал из ящика небольшое устройство размером с ладонь.

– Это персональный квантовый якорь. Опытный образец. Теоретически должен замедлить процесс деэволюции для человека, находящегося в радиусе его действия. У меня только два таких.

– Теоретически? – переспросил Марко с сомнением.

– Мы не успели провести полноценные испытания, – признался Соколов. – Но сейчас выбирать не приходится.

Коммуникатор Ирины издал сигнал. Она взглянула на экран и побледнела.

– Алекс… пациент. Техник с признаками деэволюции. Его состояние ухудшается.

В медицинском отсеке царил организованный хаос. Медперсонал в защитных костюмах суетился вокруг палаты, отделённой от коридора прозрачной герметичной перегородкой. Внутри, на больничной койке, лежал тот самый техник, но его внешность изменилась до неузнаваемости.

Соколов и Марко остановились перед смотровым окном, не веря своим глазам.

Человек на койке уже мало напоминал современного Homo sapiens. Его лоб стал покатым, надбровные дуги сильно выступали, а нижняя челюсть выдавалась вперёд. Плотный волосяной покров распространился по всему телу. Грудная клетка расширилась и переформировалась, изменив свою структуру.

– Как быстро прогрессирует трансформация? – спросил Соколов у врача, стоявшего рядом.

– Экспоненциально. – Врач протянул ему планшет с данными. – Ещё утром изменения были едва заметны. Четыре часа назад появились явные признаки скелетной реструктуризации. Сейчас мы наблюдаем почти полное преобразование в неандертальца, а кое-какие маркеры указывают на продолжение процесса в сторону более ранних гоминид.

– Сознание?

– Присутствует, но изменённое. Речь затруднена из-за реконфигурации речевого аппарата. Когнитивные функции снижаются.

В этот момент пациент повернул голову и посмотрел прямо на Соколова. В этом взгляде ещё оставалось что-то человеческое, но уже смешанное с чем-то чужеродным, первобытным.

– Можно мне поговорить с ним? – спросил Соколов.

Врач покачал головой.

– Не рекомендую. Он становится нестабильным. Час назад попытался атаковать медсестру.

Соколов перевёл взгляд на мониторы, отображающие жизненные показатели пациента.

– Мышечная плотность увеличена почти вдвое. Метаболизм ускорен. – Он покачал головой. – Физически он становится сильнее, но теряет высшие когнитивные функции.

– Классический компромисс эволюции, – заметил Марко. – Увеличение физической мощи за счёт энергии, которая у современных людей идёт на поддержание мозговой активности.

В этот момент пациент внезапно напрягся, его тело изогнулось дугой, и он издал нечеловеческий вопль. Мониторы запищали тревожными сигналами.

– Судороги! – крикнул врач, бросаясь к двери палаты. – Готовьте дефибриллятор!

Медперсонал ринулся в палату, но было уже поздно. На их глазах тело пациента задрожало, затем обмякло. Линия на кардиомониторе выровнялась.

– Что произошло? – спросил Марко.

Соколов стоял, оцепенев от ужаса осознания.

– Несовместимость систем. – Его голос звучал глухо. – Современная медицинская технология не может поддерживать функционирование организма, который уже не является полностью человеческим. Базовые параметры изменились слишком быстро, и системы жизнеобеспечения интерпретировали это как критический сбой.

– Бог мой, – прошептал врач, выходя из палаты. – Если это произойдёт со всеми…

Он не закончил фразу, но всем было понятно продолжение. Человечество обречено не только на деэволюцию, но и на массовую гибель в процессе трансформации.

– Нам нужно немедленно отправляться, – сказал Соколов Марко. – Счёт идёт уже не на дни. Максимум 48 часов до момента, когда процесс станет необратимым.

Марко кивнул, затем внезапно спросил:

– А что если доктор Грей была права? Что если деэволюция – единственный путь спасения планеты?

Соколов посмотрел на него с холодной яростью.

– Возможно, планета и выживет. Но мы – человечество – потеряем всё, что делает нас людьми. Сознание. Самоидентификацию. Историю. Будущее. Я не позволю этому случиться.

Ангар биокупола Нова Терра гудел от активности. Техники готовили к вылету компактный вертолет с вертикальным взлётом, загружая в него минимально необходимое оборудование. Соколов стоял в стороне, проверяя содержимое своего рюкзака – портативный анализатор ДНК, коммуникатор с защищённым каналом, персональные квантовые якоря, запас концентрированной пищи и медицинский набор.

К нему подошла Ирина, держа в руках небольшой металлический контейнер.

– Вот. – Она протянула его Соколову. – Экспериментальный ингибитор РАД. Может замедлить процесс деэволюции, если ввести его до появления значительных изменений. Но это только прототип.

Соколов благодарно кивнул, помещая контейнер в рюкзак.

– Как ситуация в куполе?

– Нервная. – Ирина поправила прядь волос. – Информация о случае с техником просочилась. Некоторые пытаются покинуть купол, несмотря на карантин. Служба безопасности пока удерживает ситуацию под контролем, но надолго ли?

– Держи всё в тайне, насколько возможно, – сказал Соколов. – И продолжай исследования. Особенно меня интересуют примеры организмов, проявляющих устойчивость к деэволюции. Если такие найдутся…

– Уже нашлись. – Ирина показала на своём планшете данные. – Среди растений есть виды, которые трансформируются гораздо медленнее остальных. И некоторые животные тоже проявляют большую резистентность. Мы пытаемся выявить закономерность.