Полная версия
Безмолвное сердце
Яника Келли
Безмолвное сердце
Предисловие
Всем привет! Рада видеть здесь каждого, кто открыл эту страницу. Я готова рассказать вам новую историю. Она не совсем о любви, но она о том, что собой несет любовь и трагедия.
Важные моменты:
– это выдуманная история, и все совпадения с реальными событиями или людьми в жизни – случайны;
– роман подходит для читателей младше восемнадцати лет, так как в нем не прослеживаются события насильственного и др. характеров;
История о молчании и звучной тишине. Об утрате и потере смысла жизни. О лете, ярком солнце и бабочках. О разбитом сердце и страхе. О принятии. И новой жизни после трагедии.
Я буду счастлива, если история этих героев сможет отозваться теплом в ваших сердцах ♥
Пролог
2002 год
Она умерла.
Умерла в ту же секунду, когда остановилось его сердце.
***– Дети, пожалуйста, аккуратнее, – строго, но с теплой заботой в голосе попросила Изабель свою дочь и других ребятишек.
Солнце уже поднялось высоко, и озеро заиграло бликами его света; гладь воды стала зеркалом. Двенадцать часов дня. Лето растянулось по городку. Щедрое, с легким ветерком, что доносил с озера свежесть и запах нагретой воды. В траве звенели насекомые, в кронах деревьев перекликались птицы, а со стороны берега тянуло ароматом влажного дерева старого мостка.
Дети смеялись так звонко, что эхо уходило к дальнему лесу. Мия с Нэвилом держались вместе, как всегда. Изабель наблюдала за ними и каждый раз удивлялась: в их дружбе было что-то крепче обычной детской привязанности, словно они понимали друг друга без слов.
– Беги быстрее, Мия, – крикнул Нэвил, когда они сорвались с места к воде.
– Я и так быстрее тебя! – откликнулась она, босыми пятками выбивая звонкий ритм по деревянному мостику.
Изабель заметила, как он уступил ей шаг, лишь бы она первая прыгнула в озеро. Она нырнула, брызги разлетелись солнечными искрами, и через секунду он оказался в воде, рядом с ней, протянув руку.
– Держись, тут глубоко.
– Я не боюсь, – сказала она, но все равно ухватилась за него. Плавать Мия умела неплохо. В этом была заслуга ее отца: он ходил с ней на это озеро с раннего детства. Наверное, она знала наизусть здесь каждую каплю.
На берегу остались еще двое ребят. Шон кричал, что нашел какую-то интересную палку, Вайолет хвасталась, что умеет плавать «как настоящая рыба». Но Мия и Нэвил будто жили в отдельном пространстве, где все внимание принадлежало только им двоим.
Изабель сидела на траве, укрытой красным клетчатым покрывалом, слушала стрекот насекомых и смех детей. Она думала о своей дочери и ее дружбе. Связь с Нэвилом была еще детская, легкомысленная, но в ней чувствовалась основа чего-то настоящего. Тепло было не только от солнца, но и от мысли, что рядом с дочкой есть человек, которому она доверяет всем сердцем. Несмотря на то, что ей всего десять лет. Их дружба тянулась уже три года, с тех пор, как Нэвил с семьей поселились на соседней улице. Практически каждый день они были неразлучны. Нэвил приходил утром за Мией, и они отправлялись в школу. Обратно он тоже провожал ее. Потом, спустя время дети стали дружить вчетвером. Иза порой удивлялась, как крепко ребята связаны, но в то же время чего-то опасалась. Она была настороже и берегла дочь, как могла.
Шон и Вайолет присоединились к друзьям и нырнули в воду. Они все вместе о чем-то болтали. Иза внимательно смотрела за каждым движением детей, чтобы предотвратить беду в случае чего. Но девочек отчаянно защищали мальчики, хотя и сами еще были малы. Пышная шевелюра Нэвила намокла от воды и прилипла к лицу. Мия смеялась так резво, что душа Изабель ликовала вместе с ней.
Когда они приехали в Лейквуд десять лет назад, Иза боялась, что жизнь кардинально изменится. И она изменилась – в лучшую сторону. Они с Алариком были счастливы растить дочь и вкладывать в нее все, что знали сами. Мать и отец Изабель помогали, носясь с внучкой, как с раненой птицей, но оттого было теплее на сердце. Мия росла не избалованной, а любимой – ее родители мечтали о ней задолго до рождения и вложили в нее всю теплоту своих ожиданий.
И сейчас, когда прошло так много лет, Иза понимала, что ничего не упустила и нигде не ошиблась. Мия взрослела в кругу друзей, заботы и внимания. Что могло быть лучше?
– Пора выходить! – крикнула Изабель, и все дети обернулись. Никто не стал возмущаться, а только мигом рванули с озера. Мия и Нэвил за руку вышли из воды, о чем-то рассуждая. Через мгновение все расселись по покрывалам, укутались в полотенца. Изабель вынула из корзинки перекус: печенья, чай в термосах и сэндвичи.
Четыре дружных ребенка, не желающих разлучаться ни на миг. Крепче такой дружбы могла быть только любовь. Будут ли они так дружны через пять, десять лет? Что будет с Мией и Нэвилом? Они влюбятся или перестанут видеться совсем?
Изабель мечтала о том, чтобы дочь была счастлива всю свою жизнь, но прекрасно понимала, что ее ждут потери, раны и падения. Иначе просто быть не может, жизнь слишком сурова. И Иза, вспоминая себя в прошлом, готовилась к этому уже сейчас.
– Мама, Нэвил меня уделал! – возмутилась дочь, прижавшись боком к матери. Мия поедала печенье. Напротив сидел Нэвил и молча улыбался.
– Ничего, возьмешь реванш в следующий раз, – усмехнулась Иза, подмигнув парнишке. Тот кивнул и все понял.
– Ну что, кому сэндвич с ветчиной?
– Мне! – воскликнул Шон. Изабель протянула руку с бутербродом.
Иза улыбалась, глядя на счастливых детей. Принимала тепло солнца, наслаждаясь этим мгновением, и думала о будущем. Лучи не жгли, а только ласково касались кожи. Воздух был густой от запаха нагретой травы, легкой сырости воды и леса неподалеку.
В игре света вода в озере казалась то голубой, то зеленоватой. На поверхности еще скользили круги от прыжков ребят. В воздухе звенели кузнечики, щебетали птицы.
Все это смешивалось в летнюю симфонию, где дети радостно проводили время вместе, не зная забот, а Изабель с теплом в груди наблюдала за их счастьем
Глава 1
2012 год
Солнце клонилось к закату, окрашивая гладь озера в медно-золотые оттенки. Мия и Нэвил с друзьями проводили время на деревянном пирсе. В воздухе стоял запах теплой воды и хвои с леса, окружавшего озеро. Мие казалось, что лето не кончится никогда. Но уже совсем скоро свои права возьмет осень.
– Чем займемся после озера? – спросил Нэвил на ушко Мию, с азартом улыбнувшись. Он что-то задумал, не иначе.
– Я планировала пойти домой, – усмехнулась Мия, ткнув его в бок. Они сидели на краю мостика, свесив ноги. Ребята были позади.
– Скучно.
– А ты что задумал?
– Приглашаю тебя к себе, – гордо подняв голову, сказал Нэвил. Потом повернулся и притянул Мию к себе. Он едва заметно коснулся ее губ, опаляя теплым дыханием и ароматом мяты. Мия застыла, ощущая табун мурашек по рукам. Она смотрела в глаза Нэвила и не могла поверить тому, что они уже так выросли. Каждое их лето было связано с этим озером. С самого детства они были вместе, и Мия просто не могла не влюбиться в него. Это произошло словно случайно, но ожидаемо. Но изначально, когда ей было лет двенадцать, она даже и думать не могла о том, что однажды будет влюбленно смотреть на Нэвила и целовать-целовать-целовать
Они были всего лишь друзьями. Эта дружба никогда не намекала на что-то большее. Всего лишь встречи до школы в детстве и прогулки после уроков. На выходных собирались семьями у озера. Тогда было время теплое и беззаботное. В душе Мия желала, чтобы оно никогда не менялось, чтобы все они так и остались друзьями. Но в один прекрасный день случилось что-то непоправимое, и Нэвил пришел к ее дому поздно вечером со словами «Я больше не могу молчать, Мия». В ту ночь он признался ей в своих сокровенных чувствах, и пути назад для них больше не существовало. Они оба долгое время хранили в тайне свою влюбленность, пока Нэвил не решился сказать первым.
– Ладно, пойдем, – согласилась она шепотом, нежно касаясь его губ.
– Эй, ребята, а у вас какие планы на вечер? – спросил Нэвил, бросив взгляд на друзей. Они сидели неподалеку и что-то бурно обсуждали.
Шон взмахнул своими пышными светлыми волосами, почти как у самой Мии, и лукаво усмехнулся, глядя на Вайолет. А потом обернулся на вопрос Нэвила.
– Вообще-то никаких, – пожал он плечами.
– А мне нужно помочь матери по дому, – сообщила Вайолет.
Ребята болтали ни о чем еще какое-то время, пока вдруг не стало прохладнее. Воздух посвежел. Он нес в себе ароматы леса, что в полумиле от озера прятал свои тайны и был домом для зверей. А вода начала холодить ступни. Мия предложила собираться домой, и Нэвил был не против, только напоследок решил искупаться. Его глаза загорелись. Он встал, отошел на несколько шагов, почти до берега, и устремил взгляд на озеро.
– Смотри, – крикнул Нэвил, делая забег и размашистый прыжок. Изобразив звезду в воздухе буквально на секунду, свернулся клубком и упал в воду. Полетели брызги во все стороны, задевая и саму Мию. Она смеялась громче всех, а потом замерла. Глубоко внутри мелькнуло странное и неприятное чувство. Вода сомкнулась над спиной Нэвила, оставив лишь круги на поверхности. Мия поняла, что прошло уже слишком много времени, а Нэвил все не появлялся. Смех застрял в горле.
Через пару секунд Нэвил вдруг на мгновение всплыл и снова ушел под воду. Мелькнули его руки. Озеро снова стало зеркалом, тихим и равнодушным.
– Эй, хватит дурачиться! – крикнул вдруг сзади Шон, но в его голосе сквозило беспокойство. Он встал и подошел ближе к краю мостка. Все замерли и замолчали. Сердце Мии зашлось в лихорадке. Она поднялась, еле стоя на дрожащих ногах.
Мия нахмурилась, а потом вскрикнула. Она собралась прыгнуть за ним, но Шон был против. Секунды тянулись мучительно долго.
Шон и Вайолет кинулись в озеро, пытаясь достать Нэвила из глубины. Мия начала кричать и звать его. Она встала на колени, срывая голос криками, в отчаянии протягивая руки к воде. Полились слезы. Она кричала так сильно, словно ее резали острием ножа. Этот отчаянный вопль эхом разносился по всему лесу, пугая птиц и зверей.
– Нэвил! Держись! Нэвил!
Озеро молчало. Шон и Вайолет нырнули снова, и, наконец, через мгновение послышался звонкий всплеск, они оба появились из воды, на руках Шона был Нэвил.
Мия вскочила, выкрикивая имя любимого и вопросы, рвущиеся из самого сердца.
Он дышит?
Нэвил!
Что с ним?
Почему он молчит?
Он открыл глаза?
Нэвил!
Мия шла рядом, слезно моля Нэвила открыть глаза. Но он казался бледно-мертвым, кожа посинела. Он не дышал. Он не дышал!
– Мия, он… Он не дышит, – с горечью сказал Шон еле слышно, когда вынес его и опустил на траву. Мия бросилась к Нэвилу, схватив ладонями лицо, умоляя его открыть глаза. Она просила открыть его глаза! Нэвил молчал, так мирно лежа не траве, точно спал. Он всего лишь спал, да? Наверняка не выспался этой ночью, они общались до самого утра. Лицо Нэвила облепили мокрые волосы. Мия хотела взглянуть в его красивые глаза. Она потянулась к нему и коснулась губ, продолжая умолять.
Вайолет обхватила Мию за плечи и увела в сторону. Шон пытался его откачать, делал ему искусственное дыхание. Шон делал все, что знал, пока Мия, находясь в прострации, пыталась осознать его слова.
Он не дышит.
Нэвил не дышит.
– Шон, давай я, отойди.
Вайолет сменила его, тоже пытаясь сделать искусственное дыхание и непрямой массаж сердца. Они все это умели, но откуда? Они так хорошо справлялись, а сама Мия не смогла бы ничего сделать. Она обняла себя руками, а перед глазами все поплыло. Картинка была мутной, словно она надела очки не для своего зрения. Мия не понимала, кто где и кто что говорил. Они точно что-то говорили. Все так глухо… Будто голоса слышались из-под толщи воды глубокого океана.
– Вызови скорую!
– Они едут…
– Прошу вас отойти… Реанимация… Он не приходит в себя… Нам не удалось запустить сердце…
Почему он молчит?
Нэвил!
Мия, он не дышит.
Круговорот звуков и света заставил Мию упасть на колени. Она не ощутила боли от столкновения с землей. Лишь сердце за грудной клеткой билось, как рвущийся зверь из заточения. Оно рвалось на части от боли. Трещало, словно его ткань рвали со всей силы. Часто задышав, Мия уперлась ладонями в траву, не сумев ничего вымолвить. Она схватилась за травинки, впиваясь в нее ногтями. Открыла рот, чтобы спросить, очнулся ли Нэвил, но не смогла – вопрос застрял комом в горле. Через пару минут кто-то дотронулся до нее и что-то сказал. Мия ничего не поняла и не шелохнулась.
Минуты растянулись до бесконечности, стерев границы между «тогда» и «сейчас». Мия не знала, сколько прошло – мгновение или вечность – прежде чем она смогла четко увидеть перед собой картинку. Мия уже не сидела, а лежала на траве, свернувшись клубком. Как это произошло – уже не вспомнить.
Где-то неподалеку звенели цикады, а вечернее солнце золотило воду, будто ничего не случилось. Мир вокруг остался прежним, только для Мии он рухнул в одно мгновение. В теплом воздухе слышалось эхо ее собственного крика, который слился с гулкой тишиной озера. Все остальное ушло куда-то далеко: плеск воды, зов друзей, треск насекомых в прибрежной траве, поцелуй.
Она видела только равнодушную, неподвижную гладь озера, как будто оно дышало спокойствием, не ведая о чужой беде. Как будто ее Нэвила не было никогда, и все это лето, их смех и шепот под луной – всего лишь чертов сон.
– Нет… – губы ее шевелились беззвучно, а слезы, не прекращая литься, мешали видеть. – Нет…
Мия вспомнила его глаза, такие живые, смеющиеся всего несколько минут назад. Вспомнила, как он тянул к ней руки, хотел обнять. И теперь она не могла до него дотянуться. В этот миг внутри снова что-то оборвалось. Тепло вечернего воздуха стало нестерпимым, а свет заката – жестоким. Она закрыла лицо руками, свернувшись еще сильнее, но это не спасало. Все тело содрогалось от рыданий. В груди зияла пустота.
– Мия, здесь твоя мама… – кажется, сказала Вайолет. Мия не открыла глаза и ничего не ответила. После послышался шелест травы и удаляющиеся шаги. Где-то рядом гул голосов, хлопки, незнакомые люди. На траву рядом с ее ладонью приземлилась желтая бабочка и сложила крылья.
Нэвил не дышит.
Я так тебя люблю, Мия.
Через какое-то время стало невыносимо холодно, как будто она лежала на льдине посреди океана морозной зимой. Мия приоткрыла опухшие от слез веки, дрожа всем телом. Она видела только чьи-то ноги, поднять взгляд было сложно. Ей стало все равно.
Ее жизнь оборвалась. Прямо здесь и прямо сейчас.
Она умерла.
Умерла в ту же секунду, когда остановилось его сердце.
Глава 2
Небо над Лейквудом застыло. Серое, плотное, без малейшего намека на ветер. Воздух был тяжелый, влажный, как перед дождем, но он так и не начался. Люди в черном двигались медленно, будто каждый шаг требовал усилий. Всего было около десяти-двенадцати человек – не очень много для похорон, но достаточно, чтобы увидеть, как человек был важен для них. Мия узнала соседей и несомненно родителей Нэвила. И, конечно, среди всех прочих шли, склонив головы, Шон и Вайолет. Отца Мии не было, он еще не вернулся из командировки.
Мия шла рядом с матерью, не отрывая взгляда от земли. На ней было простое черное платье с квадратным вырезом и темный шарф, который мать накинула перед выходом. Губы оставались сомкнутыми, будто кто-то запер внутри все слова. За эти два дня она так и не произнесла ни звука. Даже когда кто-то к ней обращался, даже когда пытались обнять. Голос будто растворился вместе с ним, в том озере, и теперь возвращался к ней только во снах: коротким, пронзительным эхом.
Мир вокруг звучал неестественно громко: кашель старика, далекий лай собаки, шелест венков, чей-то плач и всхлипывания. Все это было слишком четко и слишком близко, Мие хотелось закрыть уши и ничего не слышать. Она не плакала. Слезы застряли где-то глубоко под ребрами, где сжалось израненное от потери сердце. У нее не оставалось сил даже на всхлипы.
Когда они пересекли «порог» кладбища, и темно-бордовый гроб опустили на подставки, люди выстроились вокруг него. Напротив Мии, по другую сторону, стояли родители Нэвила. Его мать безутешно рыдала, скрывая свое лицо ладонями, а отец обнимал ее за плечи. На них не было лица. И Мия даже не могла представить, какого это – родителям хоронить своего ребенка. Мия стояла рядом с Нэвилом, почти у его лица, и обнимала себя руками, пряча ладони, чтобы не было видно, как дрожат пальцы. Он был очень бледный, почти как рассеявшийся по утрам туман. Губы плотно сомкнуты. Мия не могла поверить в то, что ее Нэвил сейчас лежал перед ней в гробу. Ее любимый Нэвил. Часть ее души.
Мия, он не дышит…
У него остановилось сердце.
Дефибриллятор, быстро!
Кто-то начал шептать молитвы, кто-то подхватил рыдания миссис Уинслоу, кто-то просто стоял с пустым взглядом. Это все было противно и до ужаса неприятно. Ей хотелось исчезнуть, стать прозрачной, раствориться в этой серости или уйти под землю вместе с Нэвилом.
Она потеряла счет времени, пока длилась похоронная служба. Мия не смогла слушать речь пастора и речи пришедших. Мистер и миссис Уинслоу вовсе говорили с трудом, мать Нэвила была способна только плакать. Звучали молитвы и слова священника, которые хотелось стереть из памяти навсегда. Мие каждая секунда казалась мучительно долгой, нескончаемой. Иногда кто-то к ней подходил, касался плеча, говорил что-то утешающее. Она кивала, не поднимая глаз. Не издавала ни звука. Только легкое движение губ, чтобы никто не посчитал ее невеждой. Хотя могли понять ее горе и не требовать ровным счетом ничего. Мия имела право молчать.
Когда гроб опустили в могилу, земля зашуршала глухо и тяжело. Каждый удар лопаты звучал как удар под дых. Люди кидали цветы: белые лилии и темно-красные розы ложились пятнами на свежую землю. Мия подошла ближе. Подошва ботинок тонула в рыхлой земле. Во рту пересохло. Вырвалось сдавленное дыхание. В руке она сжимала маленький клочок бумаги – записку, что написала ему накануне того злосчастного дня. Она хотела устроить ему сюрприз завтра.
Завтра так и не наступило.
Пальцы побелели от напряжения, но она не разжимала руку. Потом, не глядя по сторонам, шагнула вперед, взяла горсть земли и бросила все вниз. По щекам покатились слезы. На мгновение она захотела шагнуть в эту пропасть. Остаться там, вместе с Нэвилом, в этом деревянном заключении, под этой земляной горкой, где нечем дышать. Но ее удержала мать, обнимая за плечи, будто чувствовала.
Мия стояла, пока люди медленно расходились после захоронения. Теперь перед ней только ровный холм, как тонкая печать, подтверждающая то, что случилось окончательно и необратимо. Поверх земли аккуратно уложили цветы: белые и желтые хризантемы, красные розы, уже напитавшиеся холодным воздухом. Их яркость резко контрастировала с темным грунтом. Рядом стояла временная табличка с именем и датами: простая, металлическая, зафиксированная в земле. Позже ее заменит каменная плита. Только эта плита уже никогда не станет Нэвилом. Он останется придавленный ею до конца жизни Мии, пока они не встретятся в ином мире.
В воздухе держался запах свежей земли. Легкий ветер пробегал по кладбищу и колыхал цветы на могилах. Мия начала дрожать, а через мгновение до нее донесся тихий голос матери:
– Мия… Пора.
Она кивнула, но не двинулась. Мир застыл. Она подняла голову: в небе все та же унылая серость. Такая же, что царила сейчас на сердце Мии, оставшейся одной. Она смотрела наверх, будто искала там Нэвила, пока глаза не защипало от слез. Открыла рот, хотела что-то сказать. Вырвался только всплеск воздуха, бесшумный и сухой. Голос не пришел. Она просто опустила взгляд, сделала шаг назад и пошла вслед за всеми. Уже не оставалось сил распознать, кто шел рядом, а кто – далеко впереди. На плечо тихо опустилась рука – матери, бабушки или кого-то еще – она не разобрала. Но не отстранилась. Просто шла, глядя вниз.
Мие казалось, что хуже сна в ее жизни никогда не было. Однажды она проснулась от кошмара, трясясь от страха, и тем же днем рассказала о нем Нэвилу. Он успокоил ее, и все пришло в норму. Теперь она поняла, что тот сон был не самым страшным.
Самый страшный случился два дня назад.
Только теперь Нэвил ее не успокоит. Его уход сам обернулся для нее кошмаром.
Дом встретил всех тишиной. Такой густой, что даже шаги по коридору звучали слишком громко. Мать тихо закрыла дверь, сняла пальто, что-то сказала – Мия не слушала. Она сразу пошла в свою комнату, словно все остальное перестало существовать.
На подоконнике стояла кружка, наполовину заполненная водой, в которой давно увяла ветка полевых цветов. Их принес ей Нэвил не так давно. Мия машинально дотронулась до нее и вдруг поняла, что сжимает ее слишком сильно. Вода всколыхнулась и пролилась на подоконник, тонкой струйкой потекла вниз.
Мия опустилась на пол у окна. Пальцы нащупали край ковра, мягкий и теплый. За стеклом день медленно темнел и сменялся вечером. Мия долго смотрела в окно, пока не поняла, что видит отражение своего лица – бледного, безмолвного, но уже не такого неподвижного. В груди было пусто, но не так больно, как утром. Она закрыла глаза, сделала вдох, и воздух защекотал горло.
Когда и как она уснула – Мия не знала. Но ей отчаянно не хотелось проснуться на следующий день. Ей хотелось увидеть Нэвила.
Всего один раз.
***
– Дорогая, позови Мию к завтраку, – попросила Шарлотта, расставляя тарелки на стол. Лицо ее было угрюмым, безучастным и печальным. В этом доме со дня трагедии не появилось ни одной улыбки, ни одного доброго взгляда. Изабель молча кивнула, хотя прекрасно понимала, что дочь не выйдет. В таком состоянии человек не способен есть. Не способен даже дышать.
Когда Изабель постучала в комнату Мии, ей ответила тишина. Беззвучная, но звонкая. Эхо от стука застыло в ушах. Иза медленно отворила дверь, через щель заглянув внутрь. Мия лежала в постели спиной к матери. Было непонятно – спит она или нет. Иза осторожно отворила дверь шире – та протяжно и тонко скрипнула – и зашла, ступая по тонкому коврику босыми ногами. Когда в ее поле зрения показалось лицо дочери, Изабель увидела, что та не спала. Мия не моргала и смотрела в сторону окна, словно в пустоту и неизвестность, не замечая ничего вокруг. У Изабель сжалось сердце. Она с тяжестью вздохнула и присела на край кровати.
– Мия, нужно позавтракать, – сообщила Изабель, взяв в ладони руку дочери, жутко ледяную и бледную. Такую же, как сама Мия. Дочь никак не отреагировала. Лицо ее выглядело так же мертвенно-белым, словно выжало из себя все краски жизни за пару дней.
Изабель не знала, что делать. Никогда в жизни ей не приходилось видеть, как угасает ее ребенок. Никогда она не думала, что придется с этим столкнуться. Она была готова забрать на себя всю боль, лишь бы Мия смогла сказать хотя бы слово. Лишь бы ее щеки налились румянцем и губы хоть на секунду растянулись в улыбке. Иза ощутила, как неистово болит сердце.
Прошло около пяти минут безмолвной тишины. Иза только смотрела на Мию, поглаживая по холодной руке. Дочь раскрыла рот, будто хотела что-то сказать, но не вымолвила ни слова, после чего медленно моргнула и закрыла глаза. Этим она хотела сказать, что желает остаться одна. Изабель это понимала. Потому сочувственно сжала губы, коря себя за невозможность как-то помочь Мие, и аккуратно вышла из комнаты.
– Как она? – спросила Шарлотта, уже накрывшая на стол. Она стояла у раковины, вытирая сковороду вафельным полотенцем. Их небольшая кухня, находившаяся с левой стороны дома, озарилась солнечным светом. На окне с деревянной рамой висели старинные белые с красной полосой занавески, слегка выцветшие на солнце. Они пропускали мягкий золотистый свет, отчего кухня казалась почти сказочной. Обеденный стол круглой формы стоял между гостиной и самой кухней. За ним могло уместиться четыре человека, но сейчас Шарлотте и Изабель придется завтракать вдвоем. По правде говоря, Изе тоже совершенно не хотелось есть, но она слишком любила свою мать, чтобы огорчать ее.
– По-прежнему, – только и ответила Изабель. Сказать было нечего. Шарлотта и сама все понимала. Они сели за стол, на нем в центре стояли ароматные оладьи, а их запах разнесся по всему дому. В чайнике остывал чай с виноградными листьями.
– Когда вернется Аларик? – разливая чай по чашкам, спросила мать и искоса глянула на Изабель.
– Уже завтра, мама, – тихо ответила Иза. Она увела взгляд в гостиную, вспоминая как они всей семьей праздновали там любое событие или просто проводили вечера у камина. В центре стоял старый тканевый диван светло-коричневого цвета. Тот самый, который наверняка пережил больше историй, чем, пожалуй, любой человек в этом доме. Его мягкая обивка слегка вытерлась на подлокотниках. В углах виднелись небольшие складки. Сверху всегда лежало тонкое бежевое покрывало с витиеватыми узорами. Мать говорила, что они с отцом купили его на рынке около пятнадцати лет назад. Оно добавляло дивану еще больше домашнего тепла. А сам диван был не просто мебелью, он был свидетелем жизни. В том числе и детства самой Изабель.
