Криотрикс. Холодные воды

– Странно, – промолвил Женя, чувствуя легкий укол беспокойства.

– Работа у них такая, – пожала плечами Анна.

Прошло минут пять. Они уже почти закончили упаковывать первые пробы, когда по всему судну, из репродукторов, раздался спокойный и твердый голос капитана Гордеева:

– Всем членам экспедиции и старшим матросам – немедленно пройти в кают-компанию. Повторяю, всем в кают-компанию.

Женя, Игорь и Аня переглянулись и стали собирать исследовательские приборы и ящики с образцами.

Кают-компания быстро заполнилась. Вошли матросы, запахло влажной формой, солью и соляркой. Женя, Анна и Игорь заняли место за своим столом. Женя внимательно посмотрел на радиста – тот сидел с каменным лицом, уставившись в стол. Соболев расположился чуть поодаль, его выражение лица было абсолютно нейтральным, будто он ждал начала планового совещания.

Дверь распахнулась, и в кают-компанию вошел капитан Гордеев. Его лицо было мрачным. Он обвел всех тяжелым взглядом, и разговоры сами собой стихли.

– Товарищи, – начал он хрипло, без предисловий. – Получили приказ с «большой земли». Меняем курс.

В помещении повисла тишина, нарушаемая лишь равномерной вибрацией корпуса.

– В тридцати милях отсюда находится станция «Север -17», геологическая. Пять сотрудников. Связь с ними прервалась двое суток назад. – Капитан сделал паузу, давая информацию усвоиться. – Последняя радиограмма была… тревожной. Они сообщили о вспышке неизвестного заболевания. Симптомы – спутанность сознания. Запросили экстренную эвакуацию. Подали сигнал SOS.

По кают-компании пронесся сдержанный гул. Лица матросов вытянулись. Анна тихо ахнула, схватившись за край стола. Игорь выпрямился, видимо, сработал его врачебный инстинкт. Женя почувствовал, как у него похолодели руки. Мысль о неизвестной болезни здесь, на краю земли, была пугающей.

– Наш приказ – подойти к станции, установить связь и оказать необходимую помощь, – голос Гордеева звучал жестко, но в нем слышалась вынужденная покорность. – Действовать будем по обстановке. Игорь подготовьте носилки, необходимые лекарства.

Капитан тяжело вздохнул и резко закончил:

– Вопросы есть? Вопросов нет. Собрание окончено. По местам.

Он развернулся и вышел, на ходу бросив старшему матросу: «Сергеич, за мной на мостик.»

Люди стали медленно расходиться, перешептываясь. Радист молча пробирался к выходу, избегая взглядов. Соболев поднялся последним, его лицо по-прежнему ничего не выражало. Пройдя мимо стола ученых, он на секунду остановился.

– Не волнуйтесь раньше времени, – произнес он ровным голосом, обращаясь больше к Игорю. – Скорее всего, полярный психоз на фоне переутомления. Ваша задача – оценка состояния. Остальное – на усмотрение капитана.

Он кивнул и вышел, оставив их втроем в опустевшей кают-компании.

– Полярный психоз? – с недоверием переспросила Анна.

Игорь молча смотрел в пустоту, его пальцы нервно барабанили по столу.

– Не знаю. Эта болезнь совсем не изучена. Кто-то предполагает, что ее провоцирует северное сияние красного цвета. Другие ученые считают, что всему виной нехватка стимулов для органов чувств, изоляция и переутомление, – тихо сказал он.

Женя смотрел в запотевший иллюминатор. За стеклом медленно проплывали безжизненные скалы. Внезапно его криобиологические пробы, еще час назад казавшиеся центром вселенной, потеряли всякое значение. Где-то там, в тридцати милях, ждала не научная загадка, а настоящая, темная и тревожная неизвестность.

«Кандалакша» с глухим рокотом выбрала якорную цепь и подняла якорь. Затем, медленно развернувшись, судно легло на новый курс. В иллюминаторах лаборатории неподвижные черные скалы поплыли в обратную сторону. Казалось, само судно вздохнуло с облегчением, покидая этот холодный и темный залив. А внутри его стального чрева усиливалось напряжение.

Ящики с пробами, еще час назад бывшие смыслом всей экспедиции, стояли в углу лаборатории нетронутыми. Женя, Аня и Игорь сидели за небольшим столом, прижатым к переборке. Воздух был густ от запаха старого дерева, металла и тревоги.

– Может, все не так и страшно? – тихо, будто боясь спугнуть хрупкую надежду, начала Аня. – Радиостанция могла просто выйти из строя. Антенну могло сломать порывом ветра или просто села батарея. А сигнал SOS… Ну, у кого-то сдали нервы, испугался темноты.

Она сама не верила своим словам, и это было слышно по голосу.

Женя, вертя в пальцах чистую пробирку, смотрел в запотевшее стекло иллюминатора.

– Пятеро взрослых, подготовленных мужчин, геологов, – покачал головой он. – У них должен быть дизель-генератор, запасные батареи… Чтобы сломалось все сразу, и кто-то в панике успел подать сигнал SOS… Все это маловероятно. Игорь, вот этот… полярный психоз. Насколько он стремителен? Человек может за несколько часов превратиться в того, кто представляет опасность?

Игорь откинулся на стуле, его лицо было серьезным. Он смотрел куда-то в пространство.

– Случаи фиксируются давно. Знаменитый полярник Амундсен в своих трудах упоминал психологические трудности, с которыми сталкивались участники полярных экспедиций. Об этом писал и Валериан Альбанов – участник экспедиции Брусилова на шхуне «Святая Анна». Он описывал, как у части команды развивались вспыльчивость, галлюцинации или бредовые идеи.

Аня содрогнулась.

– И что, это… заразно?

– В медицинском смысле – нет, – покачал головой Игорь. – Это не вирус и не бактерия. Это слом психики под давлением среды. Монотонный пейзаж, отсутствие смены дня и ночи, постоянный стресс, изоляция… Мозг начинает искать угрозы там, где их нет, и проецировать внутренних демонов вовне. Именно поэтому во многие длительные экспедиции в обязательном порядке входил врач. И, – Игорь тяжело вздохнул, – смирительные рубашки были стандартным элементом в наборе врача. Чтобы, в первую очередь, усмирить товарища в приступе и не дать ему навредить ни себе, ни другим.

В лаборатории повисло тягостное молчание. Картина, нарисованная Игорем, была пугающе логичной и от того еще более жуткой.

– То есть, – медленно проговорил Женя, откладывая пробирку, – мы можем приплыть на станцию и обнаружить, что один из геологов, скажем, в припадке безумия убил радиста и сломал радио, а остальные… либо забаррикадировались от него, либо… сами стали его жертвами? Или такими же безумцами.

– Сценарий возможный, – сухо констатировал Игорь. – Но это лишь одна из гипотез. Могла быть и банальная авария. Отравление угарным газом от печки. Что угодно.

– Но сигнал SOS был, – упрямо напомнила Аня. – Кто-то же его подал. Значит, хоть кто-то был в сознании. – Она обвела взглядом их тесный кружок. – Игорь, как ты думаешь, сколько нам идти? Капитан сказал, тридцать миль.

Игорь взглянул на часы.

– «Кандалакша» на спокойной воде выжимает около десяти узлов. Но здесь уже начинается зыбь, – он кивнул в сторону иллюминатора, где вода уже покрылась белыми барашками. – Так что… часа три, не меньше. Если этот циклон, о котором говорил Соболев, не нагонит нас быстрее.

Снаружи завывал ветер, предвещая непогоду, а внутри маленькой лаборатории трое людей сидели в тягостном ожидании, мысленно рисуя самые мрачные картины того, что их ждет. Научные пробы были забыты.

Три часа. Слова Игоря повисли в воздухе, тяжелые, как свинцовые гири. Молчание в тесной лаборатории стало давить на виски. Пробирки и микроскопы, еще недавно бывшие воплощением цели, теперь казались бесполезными.

– Пойду подышу, – тихо сказал Женя, отодвигая стул.

Аня и Игорь лишь кивнули, погруженные в свои тревожные мысли.

Женя поднялся по трапу на палубу, и ветер ударил ему в лицо – уже не просто холодный, а резкий, обжигающий, пропитанный соленой влагой. Гул дизелей здесь сливался с воем ветра и непрерывным шумом воды, рассекаемой форштевнем корабля.

«Кандалакша» шла вдоль береговой черты Новой Земли. Справа по борту высился безжизненный, каменистый берег. Черные скалы, окутанные свинцовой хмарью туч, были покрыты призрачными белыми шапками снега. Ни деревца, ни кустика, лишь голый камень и лед, простоявшие так тысячелетиями.

Море потемнело, стало густым, как деготь. По его поверхности ветер гнал короткие, злые волны, срывая с их гребней белые клочья пены. Они шипели и лопались о борт, оставляя соленые подтеки. В воздухе метались чайки. Их пронзительные, тревожные крики резали слух, сливаясь с шумом стихии.

Женя прислонился к холодному лееру, втягивая полной грудью этот морозный, соленый воздух. Он не приносил облегчения, лишь усиливал ощущение надвигающейся беды. Внезапно его взгляд упал на носовую часть судна.

Там неподвижно, как изваяние, стоял Соболев. Он был без головного убора, и ветер трепал его короткие, темные волосы. Спина прямая, плечи расправлены. В его позе не было ни единого лишнего движения, лишь абсолютная, собранная концентрация. К глазам он прижал бинокль.

Он не просто смотрел. В его фигуре, натянутой, как струна, читалась не тревога ученого или беспокойство метеоролога, а жесткая, профессиональная настороженность хищника, учуявшего добычу. Или солдата, сканирующего подступы к вражеской позиции.

Женя почувствовал, как по спине пробежал холодок, не имеющий ничего общего с ветром. Этот человек не ждал неизвестности. Он шел ей навстречу, точно зная, что ищет.

Внезапно Соболев резко опустил бинокль, повернулся и быстрым, уверенным шагом направился к ходовой рубке. Он прошел мимо Жени, не глядя на него, целиком поглощенный своими мыслями.

Женя проводил его взглядом и снова посмотрел вперед, туда, куда всего минуту назад был прикован взгляд Соболева. В серой дымке, на фоне темного берега, уже угадывался крошечный, невзрачный силуэт. Мыс, а за ним – маленькая бухта. И в ней то, что они искали.

Станция.

Они были на месте. Ожидание закончилось.

Глухой удар якоря о грунт отдался по всему корпусу «Кандалакши», возвещая о прибытии.

Капитан Гордеев, собрав на палубе группу, отдавал приказы коротко и жестко. Старая, но ухоженная винтовка Мосина висела у него за спиной – безмолвное напоминание о суровых законах Арктики.

– В катере: я, Соболев, врач Жаров. Двое матросов – Кольцов и Леонов. Остальные остаются на судне.

Мотобот шлепнулся на воду, и вскоре маленькая группа уже приближалась к берегу. Женя, оставшийся на палубе «Кандалакши», сжал перила, следя за ними взглядом.

Бухта была неглубокой, с пологим галечным пляжем. Выше, на возвышении, ютилась станция «Север-17»: три посеревших щитовых строения, криво стоящая, но целая антенна. Все было в строгом, почти неестественном порядке. И ни души.

Катер уперся в гальку. Капитан, Соболев и Игорь высадились. Матросы, Кольцов и Леонов, остались у воды, придерживая катер.

Именно Кольцов, молодой, румяный парень, первым обратил внимание на чаек. Он указал рукой вправо от катера, за крупные валуны около воды.

– Смотрите-ка, птицы… целая стая. Вон за теми камнями. Что-то там дерут.

Чайки с криками взлетали и вновь садились за камнями, явно занятые пиршеством.

Капитан Гордеев нахмурился, чувствуя неладное. Его пальцы привычным движением легли на цевье винтовки.

– Иди, проверь, – бросил он Кольцову. – Осторожно. Я прикрываю.

Матрос, краем глаза видя, что капитан поднял винтовку, готовясь к возможной угрозе, быстрым шагом направился к валунам. Его сдавленный крик прозвучал через несколько секунд:

– Товарищ капитан! Здесь… здесь тело! Похоже, геолог…

Словно по команде, все бросились к камням. Капитан и Соболев – первыми, Игорь с сумкой-аптечкой – следом.

Воздух гудел, наполняясь низким гулом надвигающегося шторма. Ветер, еще недавно лишь пощипывающий щеки, теперь рвал полы курток и бушлатов и гнал по заливу серую, бурлящую пену волны.

То, что они увидели, заставило содрогнуться даже видавших виды моряков. За валунами, в небольшой ложбинке, лежало тело человека в рваной ушанке и бушлате. Но это было не тело – это были окровавленные останки.

Картина была ужасающей. Правая нога была оторвана, левая рука отсутствовала по локоть. Шея была разорвана так, что почти отделяла голову от туловища. Кровавая паста из плоти, снега и гальки зияла на животе, обнажая ребра. Вокруг копошились и прогуливались десятки чаек, голодные и злые.

– Пошли прочь! – рявкнул Гордеев на птиц, и те с криками взметнулись в воздух, но не улетели, а принялись кружить над головами людей, словно требуя вернуть им добычу.

Игорь, бледный как полотно, но собранный, присел на корточки, стараясь не наступать в кровь. Он не стал трогать тело, лишь внимательно осмотрел его с расстояния.

– Определенно, нападение хищника, – проговорил он глухим, ровным голосом, отключая эмоции. – Следы когтей… и вот это, – он показал на рваные раны на шее и животе, – возможно медведь. Размеры ран… огромные.

Соболев, стоя чуть поодаль, оценивал обстановку. Его взгляд скользнул с изуродованного тела на домики станции, затем на тундру, уходящую вглубь острова, будто высчитывая траекторию атаки и отступления зверя. Затем он обвел взглядом небо и горизонт.

– Времени на осмотр нет, – раздался его резкий голос. Он не сводил глаз с хмурого неба. – Штормовой вал будет здесь минут через двадцать. Максимум.

– Значит, один из геологов вышел, и его… – капитан не договорил, с силой выдохнув струю пара в морозный воздух. – Да, давай быстрее! А где остальные четверо?

Теперь угроза была двойной: неведомый хищник и стремительно надвигающаяся стихия. И над всем этим нависла одна-единственная, но неумолимая цифра – двадцать минут.

Винтовка капитана теперь была не просто атрибутом – она стала центром их маленького строя. Группа двинулась от места жуткой находки к щитовым домикам, держась ближе друг к другу, прибавив шаг, почти переходя на бег. Капитан двигался впереди, ствол опущен, но палец лежал на скобе спускового крючка. Соболев замыкал группу, его взгляд непрерывно сканировал периметр и небо.

Вблизи станция «Север-17» выглядела обыденно и контрастировала с дикой смертью позади. Три основных здания были построены из толстых деревянных щитов, почерневших от влаги и выцветших под ультрафиолетом. Криво висела табличка со старой надписью «ЛАБОРАТОРИЯ». У стены стояли лопаты, кирка и лом. Рядом дизель-генератор, зачехленный брезентом, углы которого яростно хлопали на ветру, и аккуратная пирамида из пустых бочек из-под солярки. Возле другого здания, жилого, валялась брошенная рукавица. Ничего не говорило о борьбе или спешке. Лишь о будничной работе и жизни станции. Третье здание было складом.

Они подошли к двери жилого строения. Она была прикрыта, но не заперта. Капитан жестом велел матросам остаться снаружи, а сам, перехватив винтовку приоткрыл дверь. Та со скрипом поддалась, отрывая проем в помещение.

Первый, кто шагнул внутрь – Соболев, обнажив пистолет. Капитан – за ним.

Это было жилое помещение. На столе стояли остывший чайник и две кружки с недопитым чаем. На одной из коек лежала раскрытая книга, заложенная самодельной закладкой. Печка-буржуйка была холодной, но рядом аккуратно сложены поленья. Запах – старого, сырого дерева, махорки и чего-то сладковатого.

– Никого, – коротко бросил Соболев. – Быстро осматриваем и уходим!

И тут его взгляд, как и взгляд Игоря, упал на дальний угол комнаты.

Там, в полумраке, лежало тело.

Мужчина в теплом рабочем комбинезоне, на вид лет сорока. Он был на полу, вытянув одну руку вперед, а вторую поджав под себя. Поза была неестественной, динамичной – будто он полз по полу и замер в этот момент. Его голова была повернута к ним, глаза закрыты.

– Стойте! – резко остановил всех на пороге Игорь. – Если это инфекция, нужна хотя бы минимальная защита.

Он быстро достал из аптечки плотную марлевую повязку и резиновые перчатки. Натянув их, он шагнул к телу в углу, жестом показывая остальным не приближаться.

Присев на корточки, Игорь осторожно прикоснулся к шее мужчины. Кожа была холодной, но… слишком эластичной и покрытой каким-то перламутровым налетом. Трупного окоченения не было – ни намека. Он проверил пульс – ничего. Но когда он приоткрыл веки, его дыхание перехватило.

Глаза были покрыты той же странной, мерцающей пленкой. Зрачки казались затянутыми молочным туманом, сквозь который проступал неестественный перламутровый блеск. Это не была смерть, которую он знал. Тело не разлагалось.

– Игорь, ну что там! – прорычал капитан, не отрывая взгляда от клубящихся на небе дверью.

– Он мертв! – крикнул доктор в ответ.

Сердце Игоря бешено заколотилось. Он должен взять образцы. Руки в перчатках дрожали от спешки, когда он достал одну из маленьких стерильных банок, которые дал ему Женя. Скальпель соскользнул с пальцев, упав на пол с звенящим звуком. Чертыхнувшись, Игорь подхватил его, и, не целясь, сделал быстрый надрез на руке мертвеца. Лоскут кожи с мерцающим налетом он с трудом поместил в банку, едва не уронив и ее.

– Живее! – крикнул Соболев, его фигура в дверном проеме была похожа на темный символ надвигающейся беды.

Времени на дальнейший осмотр не было. Выскочив из дома, они побежали обратно к катеру, пригнувшись под шквальным ветром. Ноги скользили по могрой, круглой гальке, соленые брызги с залива больно секли лица. И вдруг, на полпути, Игоря осенило.

– Стойте! – закричал он, едва перебивая вой бури. – Нужен образец с первого тела! С того, у камней!

Капитан обернулся, и его лицо исказилось яростью.

– Ты с ума сошел, доктор?! Мы все тут сгинем!

– Пять минут! Мне нужно пять минут! – Игорь уже бежал к валунам, не слушая возражений.

Ветер у воды был еще сильнее, он выл, вырываясь из горла бухты. Игорь поскользнулся на мокрых камнях, упав на колени рядом с изуродованными останками. Руки тряслись еще сильнее. Он старался не смотреть ни на что кроме небольшого участка кожи на уцелевшей части шеи. Второй надрез. Вторая банка. Капли дождя, теперь смешанные с ледяной крупой, застучали по камням.

– ДОКТОР! – это был уже не голос, а сплошной яростный рев капитана.

Игорь втолкнул банку в глубь аптечки, закрыл ее и бросился назад, к качающемуся на волнах катеру. Матросы уже заводили мотор. Он впрыгнул в лодку почти вслепую, и в тот же миг катер рванул от берега, подхваченный первой большой волной.

Они не уплывали – их вырывало из бухты разъяренным морем. Игорь, держась за борт, видел, как станция «Север-17» стремительно исчезала в серой пелене шторма, унося с собой ответы на новые вопросы.

Возвращение на «Кандалакшу» было похоже на бегство из ада. Катер подбросило на последней волне, и они едва не протаранили борт судна. Руки матросов, сильные и цепкие, втащили их на палубу, которая уже ходила ходуном под ногами.

– Рядом с берегом оставаться опасно. Снимаемся с якоря. Приготовиться к выходу в море! – кричал Гордеев, его голос резал ветер, как нож. – Убрать все подвижное! Закрепить оборудование! Закрыть трюмы и люки!

«Кандалакша» содрогнулась и, с трудом развернувшись к волне, начала набирать ход, уходя от опасного берега. Ветер выл в снастях, ледяная водяная пыль смешивалась с дождем и больно хлестала по лицам.

Женя и Анна ждали у трапа. Анна схватила Игоря за рукав, ее глаза были полны страха и вопросов.

– Игорь! Что там? Что случилось? – почти крикнула она, чтобы перекрыть шум бури.

Женя, держась за поручень, смотрел на Игоря вопросительно, бледный от качки и напряжения.

– Потом! Потом все расскажу! – отмахнулся Игорь, он судорожно прижимал к телу аптечку. Судно качнулось с особенно сильным креном, и всех троих отбросило к лееру.

– Все по местам! Ученые – в каюты! Немедленно! – рявкнул капитан. Его фигура, освещенная ходовыми огнями, казалась воплощением ярости стихии.

Женя и Игорь, ничего не говоря, подхватили Анну под руки и, переваливаясь с ноги на ногу, потащили ее по раскачивающейся палубе к жилой надстройке. Дверь захлопнулась за ними с таким грохотом, будто ее сорвало с петель. В коридоре было ненамного тише – гул двигателей, скрип корпуса и грохот каждой накатывающейся волны создавали оглушительную симфонию хаоса.

У самой двери своей каюты Анна обернулась, ее лицо было испуганным.

– Аня, закройся и не выходи, – коротко бросил Игорь.

Как только дверь за Аней захлопнулась, Женя схватил Игоря за локоть.

– Игорь, черт возьми, что там было? Хотя бы в двух словах!

Игорь остановился, прислонившись к стене, чтобы удержаться на ногах. Корпус судна с грохотом принял на себя очередной водяной вал, и они оба покачнулись.

– Не знаю, что это, – проговорил он, глядя на Женю распахнутыми, полными ужаса глазами. – Но это не психоз. У меня есть образцы. Мне нужна твоя помощь. И твоя лаборатория.

Они двинулись по коридору, больше похожие на пьяных, чем на ученых – подбрасываемые на волнах, натыкающиеся на стены. Каждый шаг был борьбой. Игорь прижимал к груди свою аптечку, как самое дорогое сокровище и самую страшную угрозу одновременно.

Дверь в лабораторию поддалась не с первого раза. Войдя внутрь, Женя с силой захлопнул ее за собой и повернул замок. Здесь, в окружении микроскопов и научных приборов царил странный, неестественный порядок. Все было закреплено и рассчитано на бой со стихией.

Игорь, тяжело дыша, поставил аптечку на стол, придерживая ее, и обернулся к Жене.

– Ладно, – выдохнул он. – Теперь смотри и слушай. И готовь свой микроскоп.

Глава 3. Лаборатория в аду

«Кандалакша» нехотя вышла из относительно спокойной бухты в открытое море, и тут шторм обрушился на нее во всей своей мощи. Судно не шло – оно сражалось. Нос то взмывал на гребень пенной горы, то с оглушительным грохотом обрушивался в бездну, рассыпая в стороны тучи ледяной водяной пыли. Корпус стонал и скрипел, а ветер выл за бортом сплошной стеной звука, заглушая работу дизелей. Вода ручьями стекала по палубе, а волны с силой били в иллюминаторы лаборатории, превращая стекла в мутные, подрагивающие полотна.

Женя и Игорь заперлись внутри. Каждый новый крен наклонял их в стороны, а пальцы, цеплявшиеся за края стола, белели от напряжения. Они облачились в белые халаты, марлевые маски, перчатки и белые лабораторные шапочки.

– Держись, – сказал Женя, ловя карандаш, который норовил убежать со стола.

Игорь, бледный, с землистым оттенком лица, открыл свою аптечку. Его руки дрожали не только от качки. Он извлек две стеклянные банки.

– Смотри, – его голос был хриплым. – Это с того, который лежал в доме.

Он вскрыл первую банку. Внутри, на дне, лежал крошечный лоскут кожи. Даже при тусклом свете лабораторной лампы, раскачивающейся над головой, было видно, что она странно поблескивает – неживым, холодным перламутром.

Женя осторожно вытащил образец пинцетом, закрепил под микроскопом, вжимаясь окуляром в глазницу. Судно снова качнуло, и изображение поплыло.

– Черт! Не могу сфокусироваться!

– Будь осторожен! – сквозь зубы процедил Игорь, уже готовя препарат из второго образца – с тела у камней.

Женя, стиснув зубы, ловил момент относительной стабильности, когда судно на секунду замирало в нижней точке между волнами.

– Вижу… – прошептал он. – Вижу клетки… Игорь, они… целые. Мембраны не повреждены. Нет признаков автолиза, никакого распада. Как будто… как будто их заморозили идеальным образом. Но они не заморожены!

– А структура? – торопил Игорь. – Белки? Коллаген?

– Не знаю… не понимаю, – Женя вглядывался. – Нити какие-то… Межклеточное пространство заполнено чем-то… Это не похоже на фибрин, не на обычный матрикс… Сам посмотри!

Он оторвался от микроскопа, давая место Игорю. Тот, держась одной рукой за стол, прильнул к окуляру.

– Да, – выдохнул он через несколько секунд. – Это не просто консервация. Это… инкапсуляция. Их собственные белки модифицированы. Видишь эти переплетения? Как паутина. Он… оно… патоген… не уничтожает ткань. Он ее перестраивает. Сохраняет.

Они переглянулись. В глазах у обоих был один и тот же ужас.

– Это не инфекция в обычном смысле, – тихо сказал Женя. – Это… сохранение. Биологическое переформатирование. Он превращает тело в идеальный сосуд для… для чего-то… Для чего?

Игорь отступил от микроскопа.

– Не знаю. Но он делает это при положительной температуре. Это не криоконсервация. Это что-то другое.

В этот момент «Кандалакша» содрогнулась от особенно сильного удара волны. Свет лампы погас и через мгновение замигал, вернувшись с половинной мощностью. В полумраке, под оглушительный аккомпанемент шторма, два образца казались крошечными воротами в другой, чужой и неизвестный мир. Они нашли не ответы, а лишь дверь, за которой была тьма, полная новых, куда более страшных вопросов.

– Ладно, второй образец, – Игорь достал вторую банку с образцом с тела у камней.

Они работали молча, сосредоточенно, покачиваясь в такт качке. Женя, все так же вжившись в окуляр, несколько секунд молчал, водя регулировкой.