Игра вслепую

Владимир Горелкин

Игра вслепую

Удивительная погода в эту новогоднюю ночь. Еще днем никто не мог предположить, что к вечеру разыграется такая метель. Вот и сейчас она только усиливается. Ветер завывает в трубах и рвет провода. Магистрали забились снегом и машинами. Многим видимо не повезет – Новый год им придется встречать в своих авто. Редкие прохожие бегут, отворачиваясь от ветра, и спешат укрыться в подъездах домов. Женщина с полными сумками, с трудом открыв входную дверь, протиснулась внутрь жилой башни, что на Малой Мясницкой, и немного отдышавшись, шагнула к лифту. Замигал и погас свет на площадке. Женщина остановилась в нерешительности и полной темноте. Она ждала, когда глаза привыкнут. Почти бесшумно опустился лифт и открыл двери, видимо сработала аварийная защита. Тусклый свет из кабины лифта осветил жуткую картину. Там, на полу лежал обезображенный труп человека. Невозможно было даже определить, мужчина это или женщина, столько было крови. Она была повсюду- на полу, на стенах, на зеркальных панелях лифтовой кабины. Сладкий запах крови мешал отдышаться от нахлынувшего ужаса. Вспыхнул, замигал и вновь погас свет, его хватило, что бы увидеть полную картину убийства. Женщина вначале уронила пакеты с покупками, затем, так же беззвучно, как пакеты, рухнула сама. Из глубины лифта вышел человек в темной куртке, с накинутом на голову капюшоном. Человек переступил через лежащую в глубоком обмороке женщину, вышел из подъезда и канул в снежной пелене метели.

***

Любите ли вы новогоднюю метель так же, как люблю ее я? Любите! Я знаю, что любите! Как же ее не любить, если этот безумный танец снежинок, настолько красив и гармоничен, что хочется лететь вместе с ними, метаться под окнами домов, забиваться в самые укромные уголки, упасть на землю и снова подняться, чтобы лететь. Летать долго и счастливо, слушать ревущий ветер и рвать вместе с ним одежду у прохожих, бросать в лицо им охапки колючих снежных иголок, сталкивать с пути автомобили и самолеты! Неужели вы этого не желали ни разу сделать, попадая в такие минуты в самый разгул стихии?

Я вышла с работы пораньше, чтобы пройтись пешком в непогоду. Подышать воздухом, полным снега и ветра, набраться природных сил, благо, что дом, куда мне надо, на Малой Мясницкой, недалеко от работы. Я шла, сопротивляясь ветру, повернувшись к нему спиной – так легче, и ощущение настоящего полета, словно под руки подхватывают и несут, несут…

Вот и дом – многоэтажная башня – местная знаменитость, что только тут не происходило, когда ее построили – и кино снимали, и подростки с крыши падали и маньяк женщину…, того, изнасиловал и убил…, или она его…, не помню, – думала я, почему-то вспоминая вовсе не новогодние сюжеты, жуть какая-то, одним словом.

Так, вот он, этот злосчастный лифт, в нем все и происходило…, лишь бы работал он сейчас,– жму кнопку – уф, работает, не надо корячиться на одиннадцатый этаж, – успокоилась я. Дверь лифта открылась, и неожиданно кто-то грубо втолкнул меня сзади внутрь лифта. От неожиданности, и от бесцеремонности я вначале потеряла дар речи и не смогла даже хоть как-то воспротивиться.

Передо мной стоял угрюмый грузный мужчина неопределенного возраста, в спецодежде какой-то аварийной службы, в руках у него был ящик с инструментами. Небритый и запах…! Я подумала: «Запах – это главное, с чего должен начинать мужчина, когда знакомится с женщиной – этот явно уже все проиграл в моих глазах и нечем ему оправдаться! Что ж, он сам виноват».

Я вижу, как мужчина давит на кнопку шестнадцатого этажа, лифт дважды закрывает и открывает двери, и наконец, нехотя и скрипуче трогается вверх. Он мрачно косится на меня и спрашивает сиплым простуженным голосом:

–Тебе на какой?

– На одиннадцатый – как можно спокойней отвечаю я,– а почему вы мне тыкаете? Мы на брудершафт как будто бы не пили!– недовольно говорю я. Мужчина делает вид, что ему все безразлично и начинает пристально изучать потолок кабины, не удостаивая меня ответом. «Сам напросился,– продолжаю мысленный разговор я, – сейчас я его …, что за черт»!?

Лифт дернулся и остановился. Так всегда, только начинаешь строить планы, выплывает черный лебедь и на тебе, – невольно злюсь я. Сантехник, или кто он там такой, вижу, тоже крайне недоволен. Он стучит кулаком по кнопкам, как будто кнопки в чем-то виноваты, затем просто пинает стенку кабины, а она в чем же провинилась? Надо же, лифт будто послушался, поехал вверх. Интересно, далеко ли мы уедем? – хмыкаю про себя, – накаркала, он опять остановился. Громила-сантехник вновь принимается колотить по пульту, что есть силы. Все, с меня хватит, пора что-то предпринимать.

– Эй, может быть хватит? От того, что вы колотите по пульту, лифт не исправится, лучше просто нажмите кнопку вызова диспетчера, как можно спокойнее произношу я.

– Что? Кто это? А, это ты, мамочка? Чудо в берете…, тебя кто-то спрашивает? – хрипит, почти рычит сантехник.

***

Надо же так, с утра день не задался, сначала – эти вызовы как будто все сговорились, под Новый год. Метель эта ещё, я от старой простуды не отошёл, не хватало заболеть повторно. А метет то как сильно, прям в душу заметает и холод туда задувает, наверное, для того, чтобы я всех их забыл… Не забуду никогда. Если придется- повторю все сначала. Только еще страшнее будет. Пусть потом ищут. Не найдут никогда Майкла-мастера на все руки. Ничего, сейчас на этот вызов схожу, и все – ша! Домой! Праздник буду отмечать. Водочка есть, закусь…? А, ладно, чего ни будь придумаю. Компанию бы еще, какую-то…, мадам Брошкину…, было бы неплохо. Уж я бы с ней не церемонился!

Во, блин, метет как! С ног сносит! Хорошо, что я такой упитанный, а то сдуло бы враз. Кому такая погода нравится? Как она может нравиться? Летом поеду на море, погреюсь, да и остальное все… Там никто меня не знает, никому я не нужен – делай, чего хочешь, все с рук сойдет. Вон и наш дом. Башня шестнадцать этажей – одна на всю округу. Местная знаменитость. Сколько здесь всякого было, не сосчитать – и тебе падение с самого верха и зарезали кого-то, или молотком пришибли? Не помню точно, да не важно. Мой инструмент всегда на месте, всегда со мной, готовый в любой момент к своей работе. Быстрей вовнутрь! Ух ты, снегу то набилось. Так, скорее в лифт. Глянь, мамочка, какая-то застряла в дверях. Подтолкнем ее, пусть потеснится. О, смотрит то как, смотрит, как будто я ей, что то должен, или съесть меня всего до последней косточки хочет. Подавится, не таких видал. «Тебе на какой?»– культурно спрашиваю. «На одиннадцатый»– дерзко отвечает она. Ничего, ничего, не таких обламывали. Мне на последний – шестнадцатый. Что она там пробурчала? «Мы на брудершафт как будто бы не пили!»– ишь ты, обиделась? Ну, ну, пусть нервничает, мне это как-то фиолетово. А мамочка эта так, ничего себе. Может в гости пригласить? Не… такие не соглашаются. Да кто ее спрашивать то будет? Сейчас возьму в охапку! Что за черт? Лифт остановился! Изо всех сил, со злости, стучу по кнопкам и пинаю по стене кабины. Зря, наверное, я это сделал, а нет, ура, поехали. Что такое? Опять встали?! Это уже слишком, совсем слишком! Неужели Новый год буду здесь отмечать? Хотя, ты же хотел мадам Брошкину в компанию принять? Чем тебе эта мамочка не подходит? Все при себе, только умничает много. Ничего, ничего, обломаем, шелковой будет. Еще и советы дает, поговорите, мол, с диспетчером. По большому счету, она права, эта железяка ни в чем не виновата, надо с людьми разговаривать и как можно скорее. Где тут нужная кнопка? Жму на кнопку с телефончиком. В ответ, что то долго хрипит и через минуту, пробивается голос диспетчера.