Снег, которого боялись

Анастасия Прайс

Снег, которого боялись

Глава 1. Лето без конца

Тупиковая улица дрожала от жары.

Воздух был густым, как мед, и пах мокрой травой и бензином. На асфальте дети рисовали мелом солнца, которые выгорали быстрее, чем они успевали закончить лучи.

Кто-то катался на скрипучем велосипеде, сосед с седыми усами поливал свой газон, словно это был священный ритуал, а старушка с крыльца напротив в третий раз за утро наливала себе чай со льдом и кидала кусочек лимона.

Городок жил в вечном июле.

Здесь никто не знал, что такое осень или зима. Когда детям рассказывали про снег, они думали, что это сказка, придуманная взрослыми, чтобы пугать их по вечерам.

На заднем дворе одного из домов стоял запах барбекю – густой, сладковатый, обволакивающий всё вокруг.

У мангала возился дядя Джим, а чуть поодаль, на деревянных ступеньках, сидела Мила – тоненькая девочка с белокурыми волосами, собранными в небрежный хвост. Перед ней лежал потрёпанный блокнот с наклейками, на страницах которого – каракули, заметки, и… белые хлопья, нарисованные карандашом.

Она писала аккуратно, почти шёпотом, будто боялась, что слова услышат:

> «…и если когда-нибудь это случится, я хочу увидеть, как падает снег. Настоящий. Белый, холодный, живой…»

– Эй, что это ты там царапаешь? – раздался знакомый голос.

Мила подняла глаза. Перед ней стоял Томми – соседский мальчишка, вечный задира и гроза школьного двора. На лице – ухмылка, в руках – палка, которой он только что бил по забору.

– Отстань, Томми, – нахмурилась Мила, прикрывая блокнот.

– Да ладно тебе, дай глянуть, – он выхватил дневник и, раскрыв, фыркнул. – Что это за чушь? "Снег"? Его же не бывает! Это как русалки и зомби!

– Верни! – Мила вскочила, вырвала блокнот, прижимая его к груди.

Томми только засмеялся, отступая к калитке.

И тут из дома вышел дедушка Милы – высокий мужчина с выцветшей татуировкой на руке и глазами, в которых будто отражалась усталость целого века.

– Томми, ступай-ка домой, – сказал он спокойно, но так, что мальчик сразу притих.

Когда задира скрылся, дед присел рядом с Милой и погладил её по плечу.

– Не слушай его, милая. То, что ты рисуешь, – не просто сказка.

– Ты веришь в это, дедушка? – шепнула она.

– Я не верю. Я знаю. – Он посмотрел в сторону горизонта, где солнце плавилось в мареве. – Мой дед, твой пра-прадед, видел это сам. Называл это… снегом.

– И какой он был?

– Холодный, – усмехнулся старик. – И очень красивый.

Он замолчал, и в тишине было слышно только шипение углей.

А где-то вдали, за холмами, небо будто на миг померкло – на секунду, но достаточно, чтобы воздух стал плотнее.

Лето вздрогнуло.

Глава 2. Холод в июле

Мила жила в самом конце тупиковой улицы – в доме с облупившейся белой верандой, где всё пахло ванилью и книгами.

Её мама, Кэрол, всегда ходила в лёгких платьях и любила говорить, что «лето – это не сезон, это образ жизни».

Отец, Сэм, работал в мастерской при автозаправке и вечно приходил домой в запахе масла и бензина, уверяя, что именно так пахнет настоящая свобода.

Каждое утро у них начиналось одинаково:

– Кэрол жарила яичницу,

– Сэм проверял, работает ли кондиционер,

– Мила наблюдала, как солнечные зайчики скользят по потолку.

Никто не задумывался, что жизнь может быть другой.

В городе даже не продавали тёплую одежду – зачем? Магазины были набиты шортами, сандалиями и кремом от солнца. Люди шли на рынок с мороженым в руках, жалуясь не на жару, а на то, что «опять слишком быстро тает».

Иногда Мила пыталась представить, что значит – холод.

Она читала про него в старых книгах деда: слова вроде «замерзание», «лёд», «зимний ветер» звучали как из другой вселенной.

Однажды утром мама объявила:

– Мы едем за город! На озеро!

Мила подскочила от радости – это значило пикник, музыку из старого магнитофона и карамельный лимонад.

-–

Дорога была длинной и жаркой.

Сэм вёл машину, прищурившись, из динамиков шёл старый рок-н-ролл, а Мила рисовала пальцем на запотевшем стекле маленькие облачка.

Когда они свернули к озеру, воздух вдруг стал другим.

Не прохладным – нет. Скорее… тише. Как будто кто-то убрал звук из лета.

– Что-то странное, – сказала Кэрол, выглядывая в окно. – Смотри, Сэм… трава.

Трава по краям дороги была не зелёная, а побелевшая, словно покрытая крошечной пылью.

Сэм сбавил скорость.

– Может, пыль с карьера? – предположил он, но голос у него был неуверенный.

Когда они вышли из машины, Мила первой почувствовала – что-то не так.

Воздух был холоднее. Совсем немного, но достаточно, чтобы по коже побежали мурашки.

– Мам, мне… странно. – Мила прижала руки к себе. – Как будто ветер кусается.

Кэрол нахмурилась, посмотрела на мужа.

– Сэм, поехали обратно. Это… ненормально.

Тот хотел что-то ответить, но замер, глядя на свои руки: пар изо рта.

Тёплое дыхание оборачивалось лёгким дымком, поднимающимся в жарком воздухе.

– Не может быть… – пробормотал он. – Этого не бывает.

Они быстро сели в машину. Радио вдруг зашипело, как будто помехи прорезали музыку. В салоне стало неловко тихо.

Мила смотрела в окно – и ей показалось, что из-за холма идёт лёгкий белый туман.

Она не знала, что это ещё не туман.

Это было предчувствие.

Глава 3. Что-то не так с воздухом

Когда они вернулись в город, солнце всё ещё стояло высоко, но жара будто… ослабла.

Не исчезла, просто перестала быть удушливой. Как будто кто-то убавил температуру мира всего на пару градусов.

Мама включила радио – привычный голос диктора звучал бодро, но за словами чувствовалось что-то нервное:

> – …и да, дорогие слушатели, не пугайтесь, если почувствуете лёгкий холодок. Метеорологи уверяют, что это временное явление, не стоит беспокоиться.

Повторяю: не стоит беспокоиться.

Мила заметила, что диктор повторил это трижды.

Папа фыркнул:

– Когда по радио говорят «не паникуйте» – вот тогда и нужно паниковать.

Мама не улыбнулась.

-–

На следующий день весь город говорил только об этом.

На рынке спорили у прилавков:

– Говорю тебе, у меня утром пар изо рта шёл! – утверждал мясник.

– Врёшь, у тебя просто кофе горячий был, – отмахивалась соседка.

– Ага, и трава у меня тоже от кофе побелела?

Газон у мясника действительно стал белёсым, как будто припорошенным солью.

В кафе у дороги молодёжь включала вентиляторы на полную, но те гудели впустую – воздух был уже не жаркий, а прохладный, почти свежий. Это было непривычно и страшно.

В школах начали отменять занятия на улице:

– Просто профилактика, – говорила директор. – Всё под контролем.

Но вечером по радио зазвучали новые новости, уже без привычной жизнерадостной музыки между ними:

> – Внимание жителям округа. Погодная аномалия продолжает распространяться.

Учёные не могут объяснить источник резкого понижения температуры.

Просьба сохранять спокойствие, оставаться в домах и не поддаваться панике.

Голос дрожал. Даже сквозь динамики было слышно, как ведущий глотает слюну.

––

Дедушка Милы сидел на крыльце, закурив трубку. Он молчал, глядя в небо, которое потемнело раньше обычного.

Когда Мила подошла, он тихо сказал:

– Началось.

– Что началось, дедушка?

Он затянулся и выдохнул тонкую струйку дыма.

– Снег не приходит сразу. Сначала он предупреждает.

Ветер подул неожиданно холодный – Мила поёжилась.

На столе рядом с дедушкой стояла чашка с чаем, и по её стенкам пополз тонкий, едва заметный иней.

Глава 4. Ночь, которая дрожала

В ту ночь воздух был густым, как перед грозой, но небо оставалось без единого облака.

Город спал, лениво, с уверенностью, что завтра всё вернётся на свои места.

Но около трёх утра что-то нарушило привычный покой.

Сначала – едва слышный треск.

Потом – странный металлический звон, будто кто-то водил ложкой по стеклу.

Через минуту все окна на улице покрылись тонким узором, похожим на крошечные веточки.

Мила проснулась первой.

Комната была темнее обычного, и она почувствовала, что под одеялом тепло, а вот воздух за его пределами – холодный, по-настоящему.

Она выдохнула – и замерла: перед ней в воздухе заклубился белый пар.

– Мам… – позвала она тихо.

Из соседней комнаты послышался сонный голос:

– Всё хорошо, милая, просто кондиционер…

Но кондиционер не работал.

Он был выключен уже два дня, как и у всех в городе – слишком прохладно стало для вечного лета.

-–

К утру никто уже не спал.

По улице бегали люди в шортах и халатах, в панике закрывали окна, пытались включить обогреватели, которых, разумеется, ни у кого не было.

На углу мистер Харрис, владелец продуктовой лавки, стоял с телефоном у уха:

– Да, я знаю, что отопление нам не нужно, но теперь – нужно!

– Нет, у нас нет радиаторов, у нас есть вентиляторы!

– Да, я тоже не понимаю, как они помогут!

Рядом соседка миссис Грин стояла, кутаясь в пляжное полотенце, и возмущённо кричала:

– Это всё химия! Кто-то распылил что-то в воздухе!

Мила наблюдала всё это из окна.

Мама стояла рядом, дрожа, хотя на ней было сразу три кофты.

– Сэм, включи радио! – сказала она.

Радио зашипело, потом голос диктора зазвучал тихо, как будто он говорил издалека:

> – …температура за ночь опустилась ещё на десять градусов.

Учёные продолжают наблюдения. Мы призываем всех жителей сохранять спокойствие и не покидать дома без необходимости.

Повторяю, сохраняйте спокойств…

Передача оборвалась.

На мгновение повисла глухая тишина.

-–

Дедушка сидел у окна, не отводя взгляда от улицы.

– Они не понимают, – сказал он хрипло. – Это не просто холод. Это возвращение.

Мила повернулась к нему:

– Возвращение чего?

Он посмотрел на неё так, будто в его глазах отражалась память о чём-то старом, забытой беде.

– Мира, каким он был раньше. Природы, которая проснулась.

За окном воздух дрогнул, и по подоконнику скользнула белая крошка – тонкая, почти невидимая.

Мила протянула руку, и на кончике её пальца остался тающий след.

Это был не снег.

Пока ещё – не снег.

Но он уже шёл.

Глава 5. Белое утро

Когда Мила проснулась, в доме стояла тишина – такая плотная, что слышно было, как где-то на кухне потрескивает пластмассовая бутылка от перепада температуры.

Она встала, подошла к окну и застыла.

Мир стал белым.

Не полностью – не как в сказках, где всё засыпано снегом. Просто по крышам, по газонам, по капоту старой машины соседа лежал тонкий, едва заметный налёт.

Словно кто-то ночью посыпал город сахаром.

Мила открыла окно – и вдохнула.

Воздух был холодным, щекотал нос и пах чем-то свежим и незнакомым.

Она выдохнула – и снова увидела пар.

– Мам! Пап! – крикнула она. – Смотрите!

Мама подбежала первой, в халате и с чашкой остывшего кофе.

Посмотрела – и побледнела.

– Господи… это… иней?

– Или снег, – тихо сказал дедушка, появившись в дверях.

– Снег?! – Кэрол нервно засмеялась. – Не смешно, пап.

Сэм подошёл ближе, дотронулся до подоконника, поднёс пальцы к глазам. Белые крупинки таяли у него на коже.

– Это не пыль, – сказал он. – Оно… тает.

-–

На улице стоял шум. Люди выбегали из домов, кто в чём – в пляжных шортах, халатах, даже босиком.

Кто-то снимал происходящее на телефон, кто-то кричал, что конец света близок.

Мистер Харрис пытался закрыть свой магазин, приговаривая:

– Всё! Всё пропало! Заморозка началась!

Рядом двое подростков лепили из белого налёта шарики и смеялись, пока мать одного не заорала:

– Не трогай это! Это химия! Ты умрёшь!

Мила смотрела на всё это, не мигая.

Она не боялась.

Всё внутри неё – наоборот – наполнялось странным восторгом.

Это красиво, подумала она.

-–

К полудню по радио передали официальное сообщение.

Голос диктора был натянут, словно струна:

> – Внимание, жителям округа.

В связи с необычным понижением температуры и выпадением неизвестных атмосферных осадков введено чрезвычайное положение.

Просьба не покидать дома без необходимости.

Ведутся исследования явления.

Сохраняйте спокойствие.

Но никто уже не сохранял спокойствие.

В супермаркетах сметали всё подряд – от консервов до пляжных полотенец. Люди спорили, чей генератор «переживёт ледниковый апокалипсис», хотя никто толком не знал, что это значит.

-–

Дома дедушка сидел у телевизора, где шли прямые эфиры.

На экране – репортёры в лёгких куртках дрожали от холода, их волосы белели от инея.

– Мы наблюдаем падение температуры по всему побережью… – говорил один. – Никто не может объяснить, почему это происходит.

Мила стояла рядом, закутавшись в одеяло, и вдруг спросила:

– Дедушка, а что будет дальше?

Он посмотрел на неё, чуть усмехнулся, но в глазах не было улыбки.

– Дальше, Мила…

Он помолчал, глядя в окно, где ветер гонял первые крошечные хлопья.

– Дальше станет по-настоящему красиво. И страшно.

Глава 6. Белый шум

К вечеру город будто выдохся.

На улицах стало пусто – ни детского смеха, ни гула машин.

Даже собаки не лаяли.

Мила стояла у окна, завернувшись в одеяло. На стекле – изморозь, узоры похожие на тонкие ветви, будто само стекло начало расти.

Телевизор мерцал помехами, радио шипело.

Интернет исчез.

Папа проверял розетки.

– Свет моргает, – буркнул он. – Подстанция перегружена. Они не рассчитаны на такую температуру.

– Господи, – прошептала мама. – Какая температура?

– Минус три, – ответил он, будто это слово было проклятием. – Минус три, Кэрол…

Она прикрыла рот рукой.

-–

Ночью свет окончательно погас.

Город утонул в тишине, такой плотной, что даже часы на стене будто перестали тикать.

Мила проснулась от странного звука – мягкого, ритмичного, словно кто-то шептал за окном.

Она встала, подошла к стеклу – и застыла.

За окном падал снег.

Настоящий.

Медленный, тихий, будто воздух сам растворялся в белых искрах.

Он ложился на деревья, на крыши, на улицу – и сразу не таял.

Мила приложила ладонь к стеклу, а потом тихо открыла окно.

Холод ворвался в комнату, обжёг кожу, но она не отпрянула.

Один снежный хлопок упал прямо ей на руку. Она рассмеялась – от удивления, от восторга, от чего-то древнего, будто мир наконец стал дышать по-другому.

-–

Тем временем по всему городу включались фонари – один за другим, как свечи на последнем празднике лета.

Под светом тусклых ламп снег кружился медленно, волшебно, но в этом танце было что-то жуткое.

Как будто сама природа возвращала то, что люди слишком долго у неё отнимали.

Люди стояли у окон. Никто не решался выйти.

Некоторые плакали.

Кто-то молился.

На радиостанции, чудом всё ещё работающей, голос диктора дрожал:

> – Температура продолжает падать.

Снегопад охватил весь регион.

Мы просим всех оставаться дома. Это – временно. Учёные… пытаются понять… что происходит…

Потом эфир оборвался.

Осталось только шипение – белый шум, сливавшийся с шёпотом снега за окнами.

-–

Дедушка сидел у камина – единственном теплом месте в доме.

Он держал старую фотографию: черно-белую, на ней мужчина стоял на фоне заснеженного поля.

– Это твой прадед, – сказал он, не отрывая взгляда.

– Он тоже видел снег? – спросила Мила, присев рядом.

– Да. И он говорил, что первый снег всегда красив… пока не начнёт говорить.

Мила нахмурилась.

– Говорить?

– Когда мир молчит, слушай внимательно, – ответил дед, глядя на окно. – Иногда он отвечает.

И в тот момент снаружи раздался дальний треск, будто где-то под толщей белизны лопнул металл.

Потом – крик.

Дальний, короткий, человеческий.

Снегопад усилился.

Белый шум стал громче.

Телевизоры гудели, радио трещало помехами. Люди сидели у экранов, вцепившись в пульты, не моргая – как будто любое слово диктора могло спасти их.

Голоса ведущих дрожали, но старались звучать уверенно:

> «Просим сохранять спокойствие. Ситуация находится под контролем. Синоптики работают над объяснением погодного феномена…»

Но «под контролем» – это ложь.

Температура падала каждую ночь. -10, -20… потом -35. Воздух стал настолько холодным, что трескались окна, а дыхание мгновенно превращалось в кристаллы.

В тот вечер правительство объявило военное положение.

По улицам прошёл звук сирен – протяжный, режущий слух.

> «Всем гражданам предписано оставаться дома. Забить двери и окна. Не выходить на улицу под угрозой жизни. Повторяем – не выходить!»

Мила сидела на полу рядом с дедушкой, кутаясь в одеяло. Родители забивали окна досками, и свет лампы мерцал от перепадов напряжения.

Дед смотрел в окно, где когда-то кипела жизнь – где бегали дети, где пахло жареным мясом и сладким лимонадом.

Теперь улица была пустой.

Замерзшей.

И страшно красивой.

За стеклом – ни движения, ни звука. Только тихое потрескивание льда, который покрывал машины, деревья и даже воздух.

На углу лежала чья-то фигура, словно сделанная из стекла. Она застыла в момент, когда пыталась открыть дверь автомобиля.

Мила не могла отвести взгляд.

– Они просто… превратились в лёд? – прошептала она.

Дедушка кивнул.

– Те, кто вышел… они не успели даже крикнуть.

– Почему всё это происходит?

– Может быть, это небо напомнило, что лето не бывает вечным, – грустно усмехнулся он.

А за дверью уже стучали военные – медленно, тяжело.

В их костюмах, похожих на толстые серебристые скафандры, они выглядели как пришельцы.

На груди у каждого мигал датчик температуры – -36°C.

Один из них повернулся к дому Милы, его стеклянная маска отражала улицу.

Он что-то сказал в рацию:

> – Объект «Сектор 9» зафиксирован. Температура нестабильна. Людей предупредить – не открывать двери.

И снова тишина.

Холодная, мёртвая, как сам воздух.

Прошло двадцать дней.

Двадцать длинных, одинаковых, бесцветных дней.

За окнами всё так же стояла белая, неподвижная пустота.

Свет почти не пробивался сквозь лёд на стёклах, а внутри дома пахло пылью, свечным воском и старой консервированной фасолью.

Электричество исчезло на десятый день. Радио – на пятнадцатый.

Теперь весь город жил в полной тишине, если не считать треска замерзших труб и глухого воя ветра, похожего на стон.

Мила сидела на полу, рисуя в своём дневнике. Карандаш почти стёрся – остался крошечный огрызок, но она не могла перестать рисовать.

Она рисовала солнце. Большое, круглое, тёплое. Такое, каким оно было до.

На кухне шептались взрослые.

– Осталось всего две банки, – тихо сказал отец. – Больше ничего.

– Мы не дотянем, – добавила мать. – Даже если делить на всех…

Дедушка, обмотавшись тремя свитерами, покачал головой.

– Ночью выйдем. Когда температура немного поднимется. Я пойду с ним.

Мила подняла глаза.

– Папа, нельзя. Вы же видели, что там происходит. Люди…

– Мы не можем ждать, милая, – мягко ответил отец, пытаясь улыбнуться. – Если останемся здесь, умрём с голоду.

Мать отвернулась, прижимая к груди пустую миску.

В доме стало слышно, как громко капает вода – из старого крана, где лёд начал таять от тепла печки.

-–

Ночь наступила рано – словно спешила.

Снаружи не было ни лунного света, ни звёзд. Только туман и снег, блестящий как стекло.

Отец и дед стояли у двери. На них были надеты все возможные вещи – старые куртки, шарфы, перчатки разных цветов.

На лицах – самодельные маски из ткани и пластиковых обрезков.

Мила стояла в коридоре, держа в руках маленький фонарик.

– Возьмите его, – прошептала она. – Вдруг поможет.

Отец кивнул.

– Вернёмся до рассвета.

Он открыл дверь.

И холод ворвался в дом, как живое существо – острое, безжалостное.

Мила почувствовала, как мгновенно занемели пальцы, хотя она стояла в трёх метрах от входа.

На улице было пусто.

Только редкие отблески фонарей, и вдали – тёмные силуэты машин, покрытые слоем инея.

Иногда мелькал красный огонёк – патрульный дрон.

Его голос эхом отражался от стен:

> «Гражданам запрещено покидать жилища. Нарушители будут задержаны».

Они выждали, пока дрон отлетел за угол.

И медленно двинулись вдоль домов – как тени, как призраки.