Цветок Забвения

Каэлин потупился. Эта мысль мучила его больше всего.

– Ее нет. Они ее убили. Во мне осталась только смерть. Я… я несу только гибель.

Ларс покачал головой. Его спокойный, трезвый ум отказывался верить в такую однобокость.

– Не может быть. Сила не умирает, ее можно лишь загнать глубоко внутрь. Ты же видишь – твои раны заживают быстрее наших. Это она. Сила жизни. Она просто боится проявляться, потому что ты ее боишься.

Каэлин смотрел на него с немым недоумением.

– Дай-ка сюда свою руку, – неожиданно сказал Ларс и, достав из-за голенища сапога заточенный обломок железа, без колебаний провел им по своей ладони. Из разреза выступила алая кровь.

Все ахнули. Элси вскрикнула и отпрянула.

– Ларс, что ты делаешь?!

– Каэлин, – старый солдат протянул ему кровоточащую руку. Его лицо было серьезным и полным странной веры. – Попробуй. Не убить. Исцелить. Дай прорасти жизни, а не смерти.

Каэлин в ужасе отшатнулся.

– Нет! Что ты! Я не могу! Я только уничтожаю! Я сделаю только хуже!

– Мы тебе доверяем, – тихо сказала Айла, кладя свою прохладную руку ему на запястье.

– Давай, Цветочек, – буркнул Горн. – Хуже уже не будет.

Даже Рен смотрел без обычной насмешки, с любопытством.

Каэлин смотрел на кровь, сочащуюся из ладони Ларса, и ему было дурно. Он боялся. Боялся больше, чем перед лицом надзирателя с плетью. Он боялся своей же силы, которая могла извратить и это.

– Я… я не знаю как…

– Просто доверься, – повторил Ларс. – Не заставляй ее цвести для смерти. Попроси ее исцелить.

Дрожащей рукой Каэлин медленно протянул пальцы к ране. Он закрыл глаза, пытаясь загнать внутрь образы увядающих фиолетовых харизантем. Вместо этого он изо всех сил пытался представить… зеленый побег. Тепло солнца. Жизнь, пробивающуюся сквозь землю. Он коснулся окровавленной ладони.

Сначала ничего не происходило. Потом из краев раны, с противным, шипящим звуком, будто раскаленное железо касалось кожи, потянулись тонкие, жилистые, темные усики. Они сплелись над порезом, и на мгновение поднялся бутон. Он был того же зловещего фиолетового цвета, что и прежде. Каэлин вскрикнул от отчаяния и попытался отдернуть руку, забормотав извинения.

Но бутон не распустился. Он сжался, потемнел и рассыпался в прах. Все замерли.

Рану на руке Ларса охватило сильное, обжигающее жжение. Он стиснул зубы, но не издал ни звука. Когда пепел цветка развеялся, все увидели, что глубокий порез… затянулся. На его месте осталась лишь свежая, розовая полоска новой кожи, как после недели заживления.

В бараке повисла ошеломленная тишина. Каэлин сидел, отвернувшись, сжавшись в комок, ожидая упреков и ужаса.