Измена. Попаданка с сюрпризом

Толпа. Люди собрались повсюду, и шёпот прошёлся по их рядам, как лёгкий порыв ветра. Я почувствовала, как они смотрят. Оценивающе. Осуждающе. Враждебно.

На кого они смотрели в этот момент? На королеву? Или на предательницу?

На мгновение я подумала, что суд будет проходить здесь, прямо во дворе, под взглядами сотен людей. Но Гаррет не остановился.

Обошли толпу, поднялись по ступеням и вошли внутрь через массивные двери замка. Внутри было прохладно, но воздух оставался тяжёлым. Мы шагали по каменному коридору, гул шагов отражался от стен, факелы дрожали в настенных держателях, отбрасывая длинные тени.

Каждый шаг приближал меня к неизбежному. И вот передо мной распахнули двери тронного зала.

Первое, что я увидела – размах.

Зал был величественным, огромным, потолки уходили ввысь, теряясь во мраке, колонны поднимались, как каменные стражи, вплетённые в архитектуру древней крепости. Огромные горящие чаши стояли вдоль стен, наполняя пространство мягким багряным светом, и этот свет засеребрил трон, сделанный из камня и кости.

Но трон не был просто креслом для короля. Он был драконом.

Высеченный из чёрного обсидиана, могущественный зверь распахивал крылья, словно только что спустился с неба и окаменел в полёте.

Его тело сгибалось вокруг спинки трона, его когти вгрызались в подлокотники, создавая ощущение, что этот зверь готов сорваться вперёд в любую секунду.

И самое жуткое – его глаза. Красные как рубины, они горели в полумраке, будто в самом камне заточена живая, голодная душа.

Я не могла отвести взгляд. Этот трон угрожал. Жил. Он был олицетворением своего "владыки" и хозяин уже сидел на нём.

Лаэрион.

Глава 9.

Лаэрион был спокоен, но в его неподвижности ощущалась угроза, скрытая под внешним безразличием. Его фигура, широкоплечая, облачённая в чёрную одежду, казалась продолжением трона, так, словно он сам был высечен из того же камня, что и его дракон. Свет от факелов отражался в его глазах золотыми бликами, и от этого они выглядели ещё более хищными, ещё более нечеловеческими.

Но он был не один.

Справа и слева от трона стояли пятеро человек. Они не двигались, не говорили, но их присутствие ощущалось, как ещё одна стена, возведённая вокруг меня.

Я сразу заметила среди них Эймера.

Тот самый советник, что был с Лаэрионом в ночь моего ареста. Тогда он выглядел иначе – его одежда была богаче, он носил гербовую булавку из серебра, украшенную символом двух переплетённых рук в пожатии – как я поняла, это было знаком его статуса при дворе. Теперь он стоял среди судей, одетый в простые серые одежды, такие же, как у остальных, и его значок уже не выделял его среди других.

Но герб остался тем же, две руки в крепком пожатии. И это значит, что передо мной – не просто советники, не просто свидетели происходящего. Это судьи.

Моя кровь застыла. Меня судили не просто как жену короля, меня судили по законам этого мира, по правилам, о которых я ничего не знала.

Заставила себя сделать ещё один шаг вперёд, чувствуя, как подгибаются колени, но не позволила себе остановиться.

Перевела взгляд на Лаэриона. Он сидел на своём троне, смотрел на меня, не говоря ни слова, и в его глазах не было ни тени сомнения.

Он уже знал, какой приговор будет вынесен.

А я ещё даже не заговорила.

Остановилась в нескольких шагах от трона, ощущая, как холодный камень под ногами пронзает тонкую подошву. Тишина в зале тяготила, давила на плечи, словно невидимый груз. Я не знала, что ждёт меня дальше, но одно было ясно – если я не заговорю сейчас, если не попробую хоть что-то объяснить, у меня не будет шанса сделать это потом.

Подняла голову, стараясь не выдать, как бешено колотится сердце, и твёрдо произнесла:

– Я требую, чтобы меня выслушали, прежде чем вы примете решение.

Мои слова разлетелись эхом по залу, гулко отразившись от каменных стен, но никто не ответил сразу.

Лаэрион не пошевелился.

Пятеро судей не изменили выражения лиц.

Но прежде чем я успела почувствовать хоть крупицу надежды, раздался спокойный, но непреклонный голос.

– Вам не положено говорить первой, госпожа.

Я резко повернула голову.

Эймер.

Его взгляд не выражал ни злорадства, ни симпатии, но в голосе чувствовалась строгость, словно он читал свод законов, высеченный в камне тысячелетия назад.

– Вы заговорите, только если король позволит вам это.

Я сжала кулаки, ощущая, как кровь кипит от возмущения. Они хотели, чтобы я стояла здесь, как пустое место? Как призрак, ожидающий своей казни?

Но прежде чем я успела выразить хоть тень протеста, двери вновь распахнулись.

Звук шагов прозвучал чётко, с лёгким, самоуверенным ритмом, и в зал ввели человека, которого я не надеялась увидеть снова.

Тот самый мужчина с кем я проснулась в ту ночь.

Он шагал уверенно, сопровождаемый двумя воинами, но, несмотря на это, не выглядел подавленным или напуганным.

Его одежда была растрёпана, но не разорвана, волосы небрежно спали на лицо, и на губах играла ухмылка, словно он не шёл на суд, а на заранее обговорённую встречу.

Когда он проходил мимо меня, его серые глаза встретились с моими, и я увидела в них насмешку, скрытую за маской вежливости.

Он улыбнулся. Ехидно. Медленно. Развлекаясь этой игрой, в которой я оказалась жертвой.

Меня затопил страх.

Кто он?

Почему он не боится?

Почему выглядит так, словно всё это идёт по его плану?

Я не успела разобраться в своих мыслях, потому что Лаэрион наконец двинулся.

Он медленно поднялся с трона, его чёрный плащ взметнулся, отражая отблески рубинов в глазах каменного дракона. В тот же миг зал наполнился его присутствием.

Он не просто двигался, он возвышался, словно волна, поднимающаяся перед бурей, готовая обрушиться и сокрушить всё, что встанет на её пути. Его чёрный плащ скользнул по ступеням трона, а когда он заговорил, голос прозвучал чётко, гулко, с такой силой, что даже факелы на стенах будто дрогнули.

– Плевать на закон.

Эти слова раскололи воздух.

Я почувствовала, как судьи едва заметно поменялись в стойке, но никто не осмелился возразить.

Лаэрион спустился на несколько ступеней, теперь он был ближе, но от этого его фигура казалась ещё более устрашающей.

– Этот суд будет не только для неё. – Он резко повернул голову, вперив хищный, ледяной взгляд в мужчину, которого только что ввели в зал.

Тот больше не улыбался.

Его насмешливое выражение померкло, как если бы он понял, что поставил не на ту лошадь.

Лаэрион не отвёл взгляда, его голос сух, безжалостен.

– Голову с плеч не только той, кто совершила измену.

Вздрагиваю, сердце замерло, но он ещё не закончил.

– Но и тому, кто был её соучастником.

Мужчина, которого привели на суд, напрягся, его плечи едва заметно вздрогнули, но он не произнёс ни слова.

Почувствовала, как кровь отхлынула от лица. Он убьёт нас обоих. Я не понимала, что делать.

Протестовать? Взывать к разуму? Объяснить, что никакой измены не было?

Но прежде чем я смогла сказать хоть что-то, Лаэрион произнёс последнее, ударное заключение, от которого по залу прокатилась ледяная волна напряжения.

И тогда я осознала всю глубину его ярости, ему было плевать, знал ли мужчина, кто я. Он не заботился о том, был ли это подлог, ошибка или хитроумный заговор.

Для него всё уже решено, он поставил точку. Этот суд был не судом, а казнью, заранее вынесенным приговором, от которого нельзя сбежать.

Почувствовала, как земля уходит из-под ног, и поняла:

Я должна говорить. Сейчас или никогда!

Глава 10.

Почувствовала, как на меня смотрят – сотни глаз, одни с холодным интересом, другие с презрением, третьи, возможно, даже с любопытством, но ни в одном из этих взглядов я не видела сомнения в том, что я виновата. Они уже решили для себя, кто я, кем была и кем должна стать – предательницей, падшей королевой, женщиной, которая потеряла всё из-за собственной глупости. И только один взгляд по-настоящему сковывал мне дыхание, тяжёлый, пронизывающий, исполненный власти и гнева.

Лаэрион.

В каждой черте его тела чувствовалась затаённая угроза, в том, как его пальцы едва заметно постукивали по подлокотнику трона, в том, как уголки губ кривились в почти незаметной, презрительной усмешке. Его глаза, сияющие золотым светом, приковали меня, словно хищник, наблюдающий за жертвой, которая делает свою последнюю, отчаянную попытку вырваться.

– Я клянусь!

Слова сорвались с моих губ резко, громко, с силой, которой я не ожидала от себя. Они ударили в этот зал, как раскат грома, разрывая гробовую тишину, в которой, казалось, никто даже не дышал.

Я не видела реакции толпы, не слышала их шёпотов, не ощущала ничего, кроме собственной дрожи, но стояла прямо, высоко подняв голову, не позволяя ни страху, ни отчаянию сломить меня.

– Я не изменяла!

Эти слова были не просто защитой, не просто попыткой оправдаться. В них было больше – в них было отчаяние человека, который оказался в чужом теле, в чужом мире, в чужой жизни, но не мог доказать свою невиновность никому.

Лаэрион не двинулся. Его лицо оставалось холодным, отстранённым, но я видела, как в его глазах вспыхнуло что-то опасное, что-то тёмное, что-то похожее на безразличие, но ещё хуже – на желание не услышать.

Я не могла ждать, не могла надеяться, что кто-то придёт мне на помощь. Я действовала.

Мои пальцы дрожали, но я с силой потянула ткань рукавов вверх, почти разорвав их, обнажая запястья, и вытянула руки вперёд, чтобы все видели, чтобы он увидел, чтобы никто не мог сказать, что я лгу.

На моей коже светились узоры.

Тонкие, изящные линии серебристого света переплетались, образуя нечто похожее на виноградную лозу, живую, движущуюся, едва уловимо пульсирующую, словно откликающуюся на биение моего сердца.

Брачные узоры.

Я слышала, как в толпе кто-то ахнул, слышала, как за моей спиной кто-то прошептал молитву, но мне было всё равно.

– Посмотрите! – мой голос прозвучал громче, чем я ожидала, он дрожал, но не от страха, а от ярости, от нестерпимой боли осознания того, что всё это может закончиться прямо здесь и сейчас, что моя жизнь зависит от того, поверят мне или нет. – Брачные узоры. Они не исчезли, потому что я не совершала измены.

Тишина стала почти осязаемой.

Я не отрывала взгляда от Лаэриона, ожидая, что теперь он посмотрит на мои руки, что теперь он поймёт, что теперь он наконец усомнится. Но он не смотрел на мои запястья, он не обращал внимания на свечение, он смотрел только на меня, и в его глазах не было облегчения, не было даже удивления.

В них была тьма.

– Ты хочешь сказать, что я ошибся?

Он говорил медленно, но в его голосе чувствовалась та самая затаённая ярость, которая была страшнее открытого гнева. Она была холодной, убийственной, разрушительной. Она не оставляла надежды.

Я поняла это в тот самый момент, когда он сделал шаг вперёд, сокращая расстояние между нами, и теперь между нами не было ничего, кроме пустоты, наполненной страхом, недоверием и чем-то, что я не могла объяснить.

Когда он сделал шаг вперёд, пространство вокруг будто сжалось, воздух стал тяжелее, гуще, словно сам зал замер, ожидая неизбежного. Я почувствовала его приближение всей кожей, почувствовала, как его тепло обожгло меня, хотя между нами всё ещё оставалось несколько шагов.

Но он не остановился.

Он двигался медленно, размеренно, как охотник, приближающийся к жертве, которая не успеет убежать.

Я не отступила, хотя каждое нервное окончание в теле требовало, чтобы я сделала шаг назад.

Но я не могла. Если я сейчас дрогну – я проиграю.

Подняла голову, и в тот момент, когда он подошёл слишком близко, наши взгляды встретились, и я утонула в этих глазах – глубоких, золотых, чужих и всё же странно знакомых, отражающих пламя факелов, но при этом оставшихся холоднее самой зимы.

Он не моргнул, но в его взгляде мелькнула тень, мгновенное что-то, что я не успела понять, прежде чем он резко схватил меня за запястье.

Я вздрогнула от неожиданности, но он не сжал его, не причинил боли, просто удерживал, легко, но так, что вырваться было невозможно.

Его пальцы горели, словно раскалённый металл, но не от жара, а от силы, скрытой в этом прикосновении.

Он резким движением отвёл рукав ещё выше, полностью обнажая узоры, что мерцали на моей коже, живые, тонкие, сплетающиеся в причудливую вязь.

Лаэрион не торопился.

Он смотрел на них долго, задумчиво, его лицо не выражало эмоций, но я чувствовала напряжение в его пальцах, в его дыхании, в том, как он чуть сильнее сжал мою руку, будто проверяя что-то.

А затем он медленно провёл пальцем по узору.

Я вздрогнула. Почти незаметное движение, лёгкое, но оно разбудило что-то внутри меня, заставило узоры вспыхнуть ярче, пульсируя в такт моему сердцебиению.

Они откликнулись.

Я почувствовала это всем своим существом – едва ощутимый отклик, будто внутри меня что-то дрогнуло, словно древний механизм, запущенный от одного-единственного касания.

Мои глаза широко распахнулись, но я не смогла скрыть свою реакцию, не могла оторвать взгляда от своей руки, от его пальцев, что продолжали изучать эти странные, живые линии на моей коже.

Лаэрион тоже заметил это.

Увидела, как его зрачки расширились, как его губы сжались в напряжённую линию.

На какое-то мгновение мне показалось, что его лицо потемнело от чего-то, похожего на смятение.

Его пальцы разжались резко, будто он отдернул руку от огня, и на мгновение между нами повисла какая-то необъяснимая, пугающая пустота. Я чувствовала, как узоры на коже ещё слабо мерцают, словно остывающие угли, как подрагивает рука после его прикосновения, как в груди сжимается странное, незнакомое чувство, которое я не могла определить.

Я смотрела на него, пыталась разобрать, что скрывается за этой холодной маской, но кроме ярости и жёсткости, кроме того же презрения, что было с самого начала, не увидела ничего.

И тогда я поняла, что он не хочет видеть.

Что он отказывается принимать правду, даже если она горит у него перед глазами.

Я не позволю ему закрыть глаза на факты, не позволю казнить меня, когда у него перед лицом доказательство того, что всё, что он думает обо мне, – ложь.

– Если мои слова ничего не значат, если ты не веришь своим глазам, пусть меня проверит маг.

Гул прошёлся по рядам зрителей, кто-то шептался, кто-то резко выдохнул, но я продолжала стоять неподвижно, смотря прямо в лицо человеку, который готовил меня к казни.

Лаэрион не дрогнул, но что-то в его взгляде мелькнуло – что-то похожее на опасное предупреждение.

Но я не закончила.

– И если уж вы решили, что я умру, прежде чем это случится, я требую мейстера.

Тишина раскололась, как гром, разлетевшись по залу.

Я не упустила того, как напряглись судьи, как судорожно взглянул на меня Эймер, как несколько человек в толпе испуганно ахнули, но мне было плевать.

Глава 11.

Мужчина, чьего имени я так и не узнала, стоявший в стороне в ожидании своей гибели, заметно расслабился. Он едва заметно вздохнул, его плечи, до этого напряжённые, будто готовы к последнему удару, чуть опустились. Теперь, когда суд не поспешил отрубить ему голову, он понял, что у него ещё есть шанс дожить хотя бы до следующего рассвета.

А вот я не была уверена, что этот шанс есть у меня.

Снова посмотрела на Лаэриона. Он не двинулся с места, но весь его облик был наполнен сдержанной яростью. Губы сжаты в тонкую линию, взгляд потемнел, стал почти чёрным от нарастающего гнева, но его голос, когда он заговорил, был холодным, безразличным, почти скучным.

– Приведите мага. И мейстера.

Толпа замерла.

Люди обменялись ошарашенными взглядами, судьи едва заметно переглянулись между собой, но никто не осмелился возразить.

Лаэрион не повторял приказ дважды. Один из стражников молча кивнул и исчез за массивными дверями, оставляя после себя гулкое, вязкое ожидание.

Я не знала, сколько пройдёт времени, но оказалось, что совсем немного. Буквально через пять минут, когда напряжение в зале достигло предела, и я уже начала подумывать, что Лаэрион может передумать, раздались шаги.

Но не уверенные, твёрдые, властные, как у воинов, не гулкие, разносившиеся по каменному залу. Шаги были медленными, мешкающимися, как будто тот, кто приближался, не был уверен, что хочет оказаться здесь.

И вот двери снова распахнулись, впуская в зал хрупкую, сгорбленную фигуру. Я ожидала увидеть величественного мага, человека в богатых одеждах, украшенных золотым шитьём, с гордой осанкой, излучающего власть и мудрость.

Но вошёл старик, похожий скорее на бродягу, чем на придворного мага.

Его одежда была изношенной, простой, шерстяной, тёмно-коричневого цвета, с закатанными рукавами и небольшими пятнами на ткани, будто он только что возился с травами или зельями.

Но стоило мне опустить взгляд ниже, как я заметила единственную вещь, которая выдавала в нём знатного человека.

На груди, пристёгнутая к его накидке, сверкала брошь. Она была небольшой, но изящной, изображающей чашу, из которой поднимался струящийся пар.

Видимо символ мейстера. Он подошёл ближе, слегка поклонился, но не слишком низко, а затем поднял голову, и в его глазах не было ни страха, ни волнения, только усталая осведомлённость.

Как будто он уже знал, что его ждёт.

И когда он посмотрел на меня, потом на Лаэриона, а затем на пятерых судей, что стояли в ряд, я увидела, как его глаза слегка сузились, словно он пытался уловить что-то невидимое для других.

Старик подошёл ближе, его пальцы тонкие, с узловатыми суставами, словно ветви старого дуба, осторожно сомкнулись на моём запястье. Он осмотрел мои руки, проводя пальцами по брачным узорам, которые всё ещё мерцали серебристым светом, но уже не так ярко, как в тот момент, когда к ним прикоснулся Лаэрион.

Я почувствовала холодок его кожи, но он не был неприятным – скорее, напоминал прикосновение утреннего ветра, лёгкого, но проникновенного.

Мейстер молчал, но я видела, как его взгляд становился всё более внимательным, изучающим. Затем он медленно поднял голову, и его глаза встретились с моими.

– Сложно сказать наверняка, госпожа. – Его голос был глуховатым, но тёплым, без той резкости, что так любили судьи и стражники. – Ваши узоры не лгут, но магия… она может быть коварна. Нужно больше времени.

Я ожидала, что он обратится к Лаэриону за разрешением, но он даже не повернулся к королю.

– Отведите её в мою комнату. – Он посмотрел на одного из воинов, стоявших у колонн. – Без снадобий и инструментов я не могу вынести вердикт.

Стражник кивнул, затем быстро подошёл ко мне, крепко схватил за локоть, но я резко дёрнула руку, заставляя его ослабить хватку.

– Я могу идти сама.

Почувствовала всю тяжесть взглядов на своей спине, но не обернулась, когда мы вышли из зала.

Коридоры замка были пустыми и гулкими, факелы, развешанные вдоль стен, потрескивали, отбрасывая на камень дрожащие тени.

Мейстер шёл чуть впереди, его шерстяная накидка шелестела о пол, а я шла за ним, не задавая вопросов, потому что чувствовала – этот человек скажет только то, что считает нужным.

Наконец, мы остановились перед дверью, на вид непримечательной, старой, с чуть облупившейся тёмной краской.

Но когда мейстер открыл её, и я переступила порог, меня охватило необъяснимое чувство, словно я попала в совершенно другой мир.

Комната была не похожа ни на что в этом замке.

Стены увешаны пучками сушёных трав, от которых в воздухе витал пряный, терпкий аромат – смесь лаванды, тимьяна, мяты и чего-то более тёмного, неведомого.

Над камином, где медленно тлели угли, висели связки с сушёными ягодами – ярко-красными, как кровь, и тёмно-синими, почти чёрными.

На полках вдоль стен стояли керамические и стеклянные баночки, наполненные разноцветными жидкостями – изумрудно-зелёными, янтарными, дымчато-серыми, густо-синими, словно кусочки ночного неба, запертые в прозрачном стекле.

Некоторые из них медленно переливались из одного оттенка в другой, как будто внутри была живая, дышащая магия.

В дальнем углу стоял массивный деревянный стол, покрытый старинными свитками, толстыми книгами с выцветшими обложками, и несколькими маленькими склянками, в которых что-то слабо мерцало.

– Садитесь. – Мейстер указал мне на кресло, стоящее у камина.

Я медленно опустилась, позволяя телу отдохнуть, но напряжение не уходило.

Мейстер уже собирался что-то сказать, когда вдруг воздух в комнате сгустился, словно разом стал тяжёлым и плотным, как тёмная вода.

Я почувствовала что-то позади, что-то опасное, жгучее, и, резко повернув голову, увидела его.

Лаэрион вошел в комнату внезапно, без предупреждения, без стука.

Мейстер даже не вздрогнул, когда увидел его, только устало вздохнул, словно уже знал, что так и будет.

– Король драконов недолюбливает зелья, но, как я вижу, ждать результатов он не хочет.

Голос мейстера прозвучал ровно, спокойно, но в нём была насмешка, почти незаметная, но всё же ощутимая.

Лаэрион ни на секунду не отводил взгляда от меня.

– Начинай, – приказал он.

Мейстер покачал головой, но не стал медлить. Он плавно отвернулся, двинулся к своему столу, над которым в воздухе витал аромат трав и зелья, смешанный с запахом старых книг и тлеющих углей. Его движения были точными, неторопливыми, словно он уже сотни раз делал подобное, но в них ощущалась сосредоточенность хирурга, готовящегося к сложной операции.

Он взял в руки большую каменную ступу, на дне которой уже лежала какая-то высушенная трава с тёмно-синими прожилками, и медленно начал размалывать её массивным пестиком, добавляя туда порошок, кристаллы, что-то густое, похожее на патоку, а затем пару капель жидкости из фиолетовой склянки, которая тут же зашипела, осев на дне.

Лаэрион не двигался, он стоял, скрестив руки на груди, его лицо оставалось непроницаемым, но его взгляд не отпускал меня ни на секунду, словно выслеживал любую мою реакцию.

Когда смесь в ступе достигла нужной консистенции, мейстер взял тонкую стеклянную мензурку и осторожно перелил туда получившуюся жидкость. Она была тёмно-синей, густой, тягучей, с редкими серебристыми всполохами, которые медленно оседали на дне.

Он повернулся ко мне, протянул мензурку и сказал спокойно, но с ноткой настойчивости в голосе:

– Выпей до дна, госпожа.

Я почувствовала, как пальцы дрогнули, когда я взяла хрупкую посуду, жидкость внутри слегка колыхнулась, серебряные всполохи поднялись, смешались, и вдруг мне показалось, что я держу ночное небо в ладонях, живое, переменчивое, манящее, но в то же время пугающее.

Я перевела взгляд на мейстера, но он ничего не объяснял, просто смотрел, ожидая.

На секунду мне захотелось отказаться, но выбора у меня не было.

Я глубоко вдохнула, запрокинула голову и выпила зелье.

Оно оказалось прохладным, мягким, словно обволакивало горло шелковой волной, но затем вдруг расползлось жаром по всему телу, заставив меня вздрагивать от неожиданного контраста.

Мейстер спокойно, без спешки, взял меня за руки, осторожно сомкнув свои пальцы на моих, и посмотрел прямо в глаза.

Я не понимала, что происходит.

Его взгляд стал острым, сосредоточенным, в нём появилось что-то изучающее, словно он не просто смотрел, а видел гораздо глубже, чем я могла представить.

Я не успела спросить, что он делает, потому что в следующий миг его глаза расширились.

А затем он удивлённо воскликнул.

– Госпожа беременна.

Слова раскололи воздух, как удар грома.

Я потеряла способность дышать.

Мейстер продолжил, но я уже почти не слышала его.

– Судя по всему, около месяца. Точнее сказать без помощи мага сложно, но… в этом нет сомнений.

Дыхание сорвалось, и я только сейчас осознала, что моё сердце колотится так громко, что отдаётся в висках тупой болью.

Это правда, настоящая реальность.

Я беременна.

А Лаэрион собирался меня казнить. Я не хотела смотреть на него, но не смогла удержаться. Мои глаза медленно, словно подчиняясь какому-то непреложному закону, нашли его лицо, и я увидела выражение, которое не могла разгадать.

Его лицо не изменилось, но в глазах… В них была буря и я не знала, к чему она приведёт.

Глава 12.

В комнате воцарилась густая, напряжённая тишина, казалось, даже трава, висящая под потолком, замерла в воздухе, словно ожидая чего-то неведомого.

Я не могла отвести взгляда от Лаэриона, от его застывшего выражения, от золота его глаз, которое сейчас темнело, превращаясь в янтарную бездну.

Но прежде чем я успела разобрать хоть что-то в его лице, прежде чем он сам что-то сказал, раздались новые шаги.