Теплый свет маяка

Ксения Хадунова

Теплый свет маяка

Глава первая

Уже ничего не будет по-другому.

Эта мысль пульсировала у меня в голове, как неоновая вывеска пивнушки, открывшейся в нашем районе. Яркая, глупая, нелепая – словно девчонка в модных шмотках, которые она никогда не умела носить. На эту вывеску я вчера смотрела целых полтора часа – ждала, когда вернется домой отец. С тех пор, как в его жизни появилась Марьяна, он стал реже бывать дома, и я скучала. Мне не хватало долгих разговоров на кухне, его доброго взгляда, ласковой улыбки, заинтересованности в моих делах.

Да и вообще… С появлением Марьяны вся моя жизнь перевернулась с ног на голову. И, казалось бы, я должна радоваться, но нет. В груди, словно огромное меховое чудовище, шевелилось чувство страха. Я привыкла к своей бедовой жизни и не хотела ее менять. Хотя умом, конечно, понимала – так нельзя. Из болота нужно выкарабкиваться, но как же это сложно, когда проклятая трясина затягивает тебя все глубже!

Цок, цок, цок. Из пучины мыслей, зависших в голове туманным Альбионом, меня вывел резкий голос завуча, Инны Константиновны.

– Ну что, Егорова, готова?

«Конечно, нет», – хотела дерзко, по привычке, ответить я. Но, вспомнив умоляющий взгляд отца, брошенный сегодня рано утром, подавила желание съязвить.

– Готова, Инна Константиновна.

Удалось даже выдавить из себя какое-то подобие улыбки. Хорошо, я не обладаю сверхспособностями и не могу видеть себя со стороны. Наверняка улыбка у меня вышла хищная, как у гиены, склонившейся над тушкой погибшей антилопы. Над тушкой, которой совсем недавно сытно пообедали львы, оставив другим, низшим слоям, жалкие остатки.

– Тогда пойдем.

Завуч постучала и, не дожидаясь ответа, рывком распахнула дверь школьного класса. Солнечный свет озарил темный коридор, и я, инстинктивно зажмурившись, шагнула вперед.

– Вот и наша новенькая!

Открыв глаза, огляделась и с трудом подавила желание присвистнуть. Ну и хоромы! Совсем не похожи на классы в моей бывшей школе – мрачные, заставленные старой мебелью и насквозь пропахшие пылью. Здесь, казалось бы, витал дух свободы.

Большая, просторная комната была окрашена в белый цвет. Светло-серые новенькие парты расставлены полукругом, отчего класс напоминал модный конференц-зал. Бирюзовые шторы красиво развевались на ветру. На стенах – цитаты из литературных произведений, причем совсем не банальные, а те, что бьют прямо в сердце. Учительский стол – в тон партам, тоже из светло-серого дуба, рядом с ним – гигантский фикус в белом кашпо.

Но самое интересное здесь, конечно, совсем не фикус. Люди… Класс совсем небольшой, человек двенадцать. И учительница – как с картинки. На первый взгляд ей лет тридцать-тридцать пять. Одета в модный клетчатый костюм, темные волосы убраны в элегантный пучок. Глаза скрываются за стеклами очков.

Я шумно сглотнула и опустила глаза вниз, на свои ноги в стоптанных кроссовках и мешковатые джинсы. Все правильно. Это не мой мир. Я выделяюсь и буду выделяться всегда. Уже ничего не будет по-другому.

– Привет, Алиса!

Учитель встала из-за стола, подошла ко мне и протянула руку с красивым французским маникюром. Я осторожно пожала ее.

– Ребята, это наша новенькая, Алиса Егорова. Принимайте в свою компанию! Спасибо, Инна Константиновна, дальше мы сами… – а это уже реплика в сторону завуча.

– Если будут проблемы – обращайтесь, – отрывисто бросила та. Цок, цок, цок, легкий хлопок двери – и наступила звенящая тишина.

– Ну что, Алиса, не волнуйся, – мягко улыбнулась учитель. – Меня зовут Анна Викторовна, я учитель русского языка и литературы и твой новый классный руководитель. А это – наш одиннадцатый класс. У нас сейчас как раз литература, мы проходим «Легкое дыхание» Бунина. Читала это произведение?

– Нет, – откашлявшись, ответила я. И инстинктивно сжалась, ожидая словесной порки, как это всегда было в моей старой школе. Не выучил урок – получай свою порцию криков и унижения.

Анна Викторовна, казалось, мгновенно все поняла.

– Ну, ничего, – мягко сказала она, улыбнувшись. – Все наверстаем. Садись… Так, сейчас я подумаю, куда. А, знаю! Садись рядом с Егором. Он у нас тоже новенький, правда, пришел немного раньше тебя… Думаю, вам будет о чем поговорить. Но, конечно, после урока, на перемене. А сейчас у нас – Бунин!

Сжимая холодными пальцами лямку рюкзака, я медленно побрела вперед – к единственному пустому месту в полукруге парт. Справа от него сидел высокий паренек с ежиком темных волос на затылке, слева – забавная девчонка с выкрашенными в синий цвет прядями у лица. Представляю, с каким удовольствием ее каждый день буллят учителя. В моей старой школе учеников гнобили за все – крашеные волосы, пирсинг в носу, невыученные уроки и некстати высказанное самомнение. Нас готовили к вступлению в ряды обычной серой массы. Индивидуальность под запретом, выделиться можно было только зубрежкой, в чем я, конечно, никогда не могла быть первой.

Опустившись на стул, убрала за уши пряди распущенных волос. Стараясь не шуметь, достала из рюкзака пенал и новую тетрадь. Раскрыла ее и, не удержавшись, вдохнула запах свежей типографской краски. Новые книги и тетради – мой фетиш, в буквальном смысле слова я не могу ими надышаться. Отчасти перехода в новую школу я ждала только ради этого момента.

– Так, о чем мы с вами говорили до появления Алисы? – прервала молчание Анна Викторовна.

– Об Оле Мещеряковой, – пискнула девчонка, сидевшая прямо перед учительским столом. Заплетенные в косички волосы и очки выдавали в ней заучку, но совсем не такую, с какими я сталкивалась до этого. Мелкие афрокосы, заколотые в эффектный хвост, переливались множеством оттенков розового, а очки в сиреневой оправе дополняли образ. Моя новая одноклассница была похожа на какую-то диснеевскую принцессу – конечно, в том случае, если бы легендарный Уолт стал снимать мультфильмы о современных подростках.

– Точно. Как я уже говорила вам, Оля была роковой красавицей, очень живой и в то же время ветреной девчонкой. Но при этом она была гимназисткой, и ее педагогам, конечно, не нравилась репутация ученицы.

– И они не стеснялись всячески указывать ей на несоответствие стандартам, – язвительно протянул паренек, сидевший через несколько стульев от меня. Худощавый блондин чем-то напомнил Драко Малфоя. Да что со мной такое? Дисней, Гарри Поттер… Я будто и сама попала в волшебный мир.

– Да. Начальница гимназии – тогда директоров еще не было – даже вызвала Олю на откровенный разговор и сказала ей, что нужно вести себя соответственно с возрастом и статусом гимназистки. А кто помнит, что сказала ей в ответ Ольга?

Несколько рук тут же взметнулись вверх. Обведя взглядом класс, Анна Викторовна легонько кивнула моей соседке.

– Давай, Лера, ответь ты.

– Оля сказала, что она не гимназистка, а женщина. И рассказала, с кем состоит в отношениях – с помещиком, другом ее отца и братом директрисы…

– Начальницы гимназии, – тут же поправила Анна Викторовна. – Ребят, я не занудствую, просто впереди у вас ЕГЭ и сочинение, а в нем нужно все писать максимально точно.

– Мне жаль Олю, – вздохнула внезапно Лера. – Ее жизнь оборвалась так быстро. Мне кажется, если бы она еще немножко пожила, то многого бы добилась. Во всяком случае, она попыталась бы изменить мир.

– А помните, что говорила Ольга о красоте? Напомню, это был диалог с ее подругой… Вадим?

– Что красота – это и есть легкое дыхание, – откликнулся парень, сидевший напротив меня.

– Да. И именно эти слова вспоминала начальница гимназии, приходя на кладбище к Ольге. Ведь после смерти Оли «это легкое дыхание снова рассеялось в мире»… Красивая цитата, правда?

Спокойный голос Анны Викторовны прервала трель звонка. Я тут же узнала в ней мелодию Поля Мориа и снова удивилась, потому что в моей старой школе звонок был другим, резким и дребезжащим, совсем не радостным или хотя бы умиротворяющим, как здесь.

– Перемена! Спасибо за урок и дискуссию, ребята. Увидимся с вами завтра на классном часу. Алиса, задержишься на минутку?

«Сейчас начнется допрос», – с тоской подумала я, кидая тетрадь в рюкзак. Подняла голову и, конечно, тут же поймала заинтересованные взгляды новых одноклассников. Еще утром я готова была поспорить на миллион долларов, что увижу в их глазах отчуждение и брезгливость. Но то, с каким интересом рассматривали меня другие, добавляло оптимизма. Хотя… Какой оптимизм в моем убитом сознании, прожжённом дешевыми сигаретами? Да, я еще и курю иногда – когда сильно нервничаю. Можете вести на расстрел.

– Ну что, Алис, как тебе наша школа? – Анна Викторовна улыбнулась. Она была совсем не высокой – даже я, от горшка три вершка, смотрела на нее сверху вниз.

– Вроде нормально, – дернула плечом я. – Еще не успела рассмотреть все как следует.

– Уверена, у тебя будет достаточно времени. Если захочешь, ребята тебе помогут. У нас дружный класс, все друг за друга. Хотя, конечно, в самом коллективе есть определенные группки, но, пожалуй, тебе нет смысла сейчас в это вникать.

– Пожалуй.

– Марьяна Олеговна очень тепло о тебе отзывалась.

– Да. Наверное.

– У вас с ней натянутые отношения?

– Не уверена, что нам стоит продолжать этот разговор, Анна Викторовна.

Она поняла, что спросила лишнее, но визуально никак не показала этого. Лишь вытянулась в струнку, да улыбка на губах стала чуть меньше.

– Хорошо, Алиса, можешь идти. У тебя сейчас биология. Кабинет двадцать пять… Найдешь?

– Найду.

– Если что – я всегда здесь. Ты можешь обратиться ко мне, если возникнут проблемы, хорошо?

– Хорошо.

– Ну, тогда иди.

– Спасибо.

Я резко распахнула дверь кабинета и тут же услышала протяжное «Оооо-ой» со стороны коридора. Лера, моя соседка по парте, сидела на полу и потирала ушибленный лоб. На нем, словно гриб после дождя, быстро-быстро росла круглая шишка.

– Что, подслушивала? – наклонив голову, спросила я.

– Ага, – не стала отпираться Лера.

– Много интересного узнала?

– Не-а. Ты неразговорчивая.

– Ну и хорошо, что ты зарубила это себе на носу. Хотя… – я перевела взгляд выше. – Скорее, на лбу.

– У нас вообще нормальный класс, без упырей. Все приветливые и доброжелательные.

– Ну, значит, теперь вы поймете выражение «В семье не без урода», – хмыкнула я и, поправив рюкзак, зашагала вперед по коридору.

Он тоже был новеньким, красивым и ухоженным, как и вся школа. Лера бежала за мной и что-то верещала, но я не слушала. Шла, погруженная в свои мысли. Марьяна отзывалась обо мне хорошо? Это странно. Потому что за два месяца, что мы знакомы, я сделала все, чтобы довести ее до белого каления.

Наверное, я должна все объяснить? Ладно, слушайте.

Марьяна появилась в нашей с отцом жизни два месяца назад. Хотя, пожалуй, начать нужно совсем не с этого… А с того, что моя мать, увлекшись красавчиком-французом, слиняла за ним в Париж, бросив отца, а заодно и меня, двенадцатилетнюю. Мать работала переводчиком в крупной фирме, производившей детское питание – смеси, каши, я особо не вникала. Хозяин фирмы давно мечтал заполучить секретные разработки французских коллег и сдружился с главной аналогичной компании, работавшей в Париже.

В один далеко не прекрасный день состоялась встреча века – несколько лягушатников приехали в наш город, чтобы познакомиться с маминым боссом. Ну и, конечно, поскольку по-русски они совсем не говорили, мама присутствовала на переговорах. И там влюбилась в этого мерзкого французишку. Проклятый лягушатник наобещал ей золотые горы в Париже, уложил в койку, подарил колечко с брюликом – ну, она и не удержалась, собрала вещички и смотала. Я, понятное дело, осталось с папой, ведь он сам не захотел меня отпускать. Да и я в той, новой жизни матери была не очень-то и нужна. Она звонила, но очень редко, еще реже присылала посылки со шмотками и всякой всячиной. Я их даже не открывала – из принципа. Они лежали, сваленные, на нашей старой лоджии, где-то между моими детскими санками и папиным самогонным аппаратом.

Да, этот аппарат на балконе тоже появился не случайно, потому что после отъезда матери отец запил. Он продолжал работать инженером на заводе, а после смен запирался на кухне с нарезкой колбасы и бутылкой воды и заливал свое горе. Я одновременно и боялась, и ждала его очередной попойки. Все потому, что, выпив пару стаканов, отец превращался в размазанного добряка, готового достать для меня луну с неба.

Я была совсем мелкой, но быстро все поняла – и, когда отец напивался, прибегала с протянутой рукой и клянчила деньги на всякую фигню – шоколадки, газировку, мороженое… Что там еще любят дети? А утром отец, мучаясь угрызениями совести, перед уходом на работу бежал в булочную и притаскивал оттуда торт с жуткими кремовыми розочками. День-два держался – и опять. Я прибегала из школы и вновь видела его заплывшие глаза, глупую улыбку и слушала всякие бредни. Он страдал по матери, сокрушался по своей дурацкой судьбе, вспоминал родителей, которые умерли еще до моего рождения… Короче, абзац. А на следующий день я снова находила на кухне торт с кремовыми розочками.

Удивительно, но все это продолжалось целых четыре года. За это время здоровье отца сильно пошатнулось, начались проблемы с давлением, сахаром и печенью. А мне… Мне не хватало силы духа, чтобы все это прекратить. Я никому не рассказывала о том, что происходило у нас в семье, хотя кому было рассказывать? Друзей у меня не было – разве что, старая школьная подружка Юлька, но и она переехала в Воронеж вскоре после того, как мать бросила нас. Мы с Юлькой часто переписывались, она рассказывала мне о жизни в новом городе, о школе, о первой любви и переживаниях, а я… Я просто слушала.

Моя жизнь была стабильной и чем-то даже нравилась. Я понимала свое везение, ведь, даже люто напиваясь, отец не был агрессивным, как, например, у моего одноклассника Лехи. Его батек, пребывая во хмелю, чуть ли не каждый день, колотил и самого Леху, и его маленького братика, и даже мать. Они жили в соседнем доме, поэтому эту историю я прекрасно знала и регулярно слышала крики Светланы, Лехиной мамы, во дворе. Нет, мой папка был совсем другим. Да, пил, но кто сейчас не пьет? Жизнь – не сахар. Это я тоже уяснила с самых малых лет.

А потом к нам внезапно приехала папина сестра, Маргарита. Моя тетка. Свалилась, как снег на голову, и быстро навела порядок в нашей жизни. Увидев отца, тут же определила его в какой-то разрекламированный реабилитационный центр. Узнав о моих прогулах в школе, сбегала к директрисе с бутылкой коньяка и добилась того, что мне выставили тройки в табель и я не осталась на второй год. Хотя … Я бы и так, наверное, не осталась. Тройки мне ставили всегда, хотя училась я, в общем-то, неплохо. Просто не была заучкой, на которую молились остальные учителя. Меня не отправляли на олимпиады, не хвалили на уроках и вообще лишний раз не дергали. Меня все это устраивало, учителей – тоже. Серая жизнь обычной серой массы.

В реабилитационном центре отец познакомился с Марьяной. И нет, она не была алкоголичкой. Марьяна работала медсестрой и одна растила маленького сына. Зачем ей понадобился отец – непонятно. Любовь? Я в нее не верю. Но, так или иначе, со временем Марьяны в нашей жизни стало очень и очень много. Домой отец заявлялся редко, но при этом всегда был в духе. Про меня давно забыл, оставив в прошлом и свою алкогольную зависимость, и наши долгие разговоры по душам на кухне.

А вскоре выяснилось, что Марьяна работает не только в реабилитационном центре, но и в экспериментальной гимназии. Она предложила отцу перевести меня – и тот с радостью согласился. Еще бы, такие перспективы! Учеба в гимназии стоила конских денег, но меня приняли бесплатно и даже без экзаменов. Здесь же учился и Дениска – сын Марьяны от первого брака, восьмилетний пацан. Мы с ним уже были знакомы, как и с самой Марьяной – ходили в кино, в парк и на аттракционы. Марьяна была красивой и приветливой, но мне не нравилась, ведь она сломала мою жизнь. Ну и что, что она насквозь провоняла водкой, табаком и безысходностью? Это была моя жизнь и мне она казалась привычной.

Глава вторая

Новая школа находилась черти где – в самом центре. Хотя, конечно, правильнее было сказать, что это мой отбитый район находился у черта на куличках – чуть ли не на выезде из города. Добираться домой теперь предстояло на троллейбусах, еще и с пересадкой. Плюхнувшись на сиденье, я воткнула в уши беспроводные наушники, подарок папы на последний день рождения, и врубила старый рок. Не сказать, что я очень его любила, просто такую музыку слушал отец и она… Как-будто бы стала саундтреком моих скучных серых будней. И я к ней просто привыкла.

Вот, наконец, и мой район, моя остановка. Выйдя из троллейбуса, остановилась и сделала глубокий вдох. Помимо выхлопных газов, в воздухе чувствовался аромат наступившей осени. Пахло яблоками, прелыми листьями и первой прохладой, которая совсем скоро, конечно, обрушится на город окончательно.

По пути домой, забежала в магазин за серым хлебом и докторской колбасой. Сейчас приду, сделаю себе пару бутеров, посмотрю телек. Кажется, в пачке сигарет, которую я хранила в щитке на лестнице, еще что-то оставалось… Предвкушая отличный день, я открыла дверь в квартиру и тут же учуяла странный запах. Пахло котлетами и жареной картошкой. Так… Неужели отец дома? Блин!

Он и в самом деле был дома – топтался у плиты в спортивных штанах и старенькой футболке, помешивал деревянной лопаткой румяную картошку.

– О, Лисенок, ты пришла! – отец встретил меня помятой улыбкой.

– Угу, – осторожно ответила я и позволила чмокнуть себя в щеку. За прошедшие месяцы я так отвыкла от этой картины – отец дома, на кухне, готовит еду… В последнее время мы ели то, что передавала домой Марьяна – суп, тефтели, гречку. Ее еда была вкусной, но я первое время, сходя с ума от капризов, просто воротила нос.

– А я как раз хотел с тобой поговорить… Ты давай, мой руки, садись за стол.

В животе было мерзко – как будто я проглотила склизкую холодную медузу. Стоя в ванной, уставилась на себя в зеркало. Вроде бы все как обычно – рыжие волосы, черный, выгоревший на летнем солнце свитшот, простая серебряная цепочка на шее. А в глазах, медово-карих, застыли тоска и печаль. Я прекрасно понимала – добром наш сегодняшний разговор с отцом не кончится. Началось время перемен и, чувствую, они будут не из приятных. Как бы не переезд к Марьяне…

– Дочь, я уже давно хотел тебе сказать, – откашлявшись, начал отец, когда мы сели за стол и принялись за еду. – Мы с Марьяной… Мы решили пожениться.

Ну, конечно! А что еще я могла услышать от папы в такой чудесной осенний день? Мы с Марьяной расстаемся? После всего того, что она сделала для отца и меня?

– Ну и женитесь, пожалуйста. Кто тебе мешает? – я пожала плечами, чувствуя, как предательски начинают щипать глаза.

– Да никто. Я ведь твоей отец и вовсе не обязан спрашивать у тебя благословения. Просто я хотел сказать… На выходных мы вместе переезжаем к Марьяне.

– Нет. Я останусь здесь.

– Нет, Алиса. Мы переезжаем вместе. А эту квартиру мы будем сдавать. Я так решил.

Ну да, конечно! Он решил! Наверняка умница-разумница Марьяна настояла. Денег ведь лишних не бывает…

– Я не буду есть.

Я резко встала. Табуретка, на которой я сидела, зашаталась и рухнула на пол. Почти как моя жизнь.

– Алиса, давай поговорим спокойно, без истерик.

– С Марьяной своей говори!

Я побежала в свою комнату, не забыв предварительно запереть дверь. Включила комп, врубила привычный старый рок – так громко, что задрожали стены. Рухнула на кровать, попробовала заплакать, но не получилось. Сквозь грохот музыки услышала, как отец стучит в дверь, дергает ручку, зовет меня.

К черту! К черту отца, к черту Марьяну, к черту эту привычную жизнь. Уеду в другой город, и никто про меня не вспомнит!

Впав в раж, вскочила, открыла шкаф и начала кидать в школьный рюкзак первые попавшиеся вещи. Трусы, топы, джинсы… На этапе свитеров притормозила. Куда я пойду? Кому я нужна? Матери на меня плевать, у отца новая жизнь. Тетка как приехала, так и уехала. Друзей нет, Юлька далеко. На глаза, наконец, навернулись слезы.

Остаток вечера я проплакала в подушку у себя в комнате. Не слышала, как ушел отец – обнаружила, что его нет в квартире только тогда, когда решила выйти в туалет. Не слышала и его возвращения. Следующим утром проснулась опухшая, кое-как привела себя в порядок, расчесалась, натянула вчерашний свитшот и выскочила из дома, держа в руке бутер с колбасой. Плевать на то, как я выгляжу, плевать на несвежую одежду и стоптанную обувь. Какое мне дело до внешности, когда рушится моя жизнь?

Первым уроком была профориентация. Это что-то типа классного часа, на котором учитель долго и нудно вещает о том, как важно правильно выбрать свой жизненный путь. Отец, когда был трезвым, часто приставал ко мне с расспросами – мол, кем я хочу быть, кому вырасту. А я и вырастать, если честно, не хочу, и уж тем более кем-то становится. Окончу школу, сдам экзамены – и пойду работать в супермаркет. Буду сидеть на кассе, раскладывать товар по полкам или полы мыть… Неважно. Руки есть, значит, и работа найдется.

– Алиса, мы так мало про тебя знаем, – обратилась ко мне во время урока Анна Викторовна. – Давай познакомимся поближе. Расскажи, кем ты хочешь быть?

Я встала и пожала плечами. Одноклассники с интересом смотрели на меня, словно чего-то ожидая, но взамен я могла подарить им только молчание.

– Ну все же, какие предметы тебе нравится, что больше удается? Точные науки? Или, может, ты гуманитарий?

– Я не знаю, кто я, Анна Викторовна. В той школе у меня по всем предметам были тройки. Хотя… Нет, вру, была одна четверка. По физкультуре.

– А какой спорт тебе нравится? – продолжала допытываться классная.

– Никакой. Мне ставили четверки только потому, что я, хотя бы, ходила на уроки, в отличие от моих одноклассников.

С разных концов класса послышались тихие смешки.

– Ну ладно, Алиса, уверена, что мы обязательно раскроем твой потенциал и найдем профессию, которая будет тебе интересна! А пока… Катя, расскажи, какие дополнительные экзамены нужно сдавать на факультет дизайна? Ты не передумала, туда же и собираешься? – обратилась Анна Викторовна к девчонке с афрокосичками.

Та в ответ затарахтела, как погремушка, и я раздраженно прикрыла глаза. После вчерашних рыданий адски болела голова. Выпить бы таблетку, но идти в медпункт не хочется, ведь там она – Марьяна. Как пережить оставшиеся пять уроков?

Алгебра, геометрия, английский… На большой перемене я сгоняла в столовую и обалдела от местных цен. Чтобы купить пирожок с картошкой, похоже, нужно продать почку! Завтра нужно взять с собой какой-то перекус, хотя бы яблоко и пачку печенья, а то так недолго и ноги протянуть.

Расстроенная, вернулась в класс химии. Села за парту, воткнула в уши наушники и уставилась в окно. Шел дождь и потоки воды зачарованно стекали вниз по стеклу. Настроение у меня было под стать погоде – грусть, печаль, тоска… Гремел рок, и я даже не слышала, как одноклассники меня звали. Обернулась только тогда, когда кто-то настойчиво постучал меня по плечу.

– А? Чего? – спросила у Леры, плюхнувшейся за парту рядом со мной. Ее синие пряди сегодня были завиты и свисали вдоль лица длинными тугими спиралями.

– Сэндвич будешь? – как-то буднично спросила она и подсунула мне под нос открытый контейнер.

– Да нет, спасибо, – сглотнув, сказала я, хотя у самой в животе уже давно предательски урчало.

– Да бери, мне маман много с собой дала. Я столько не съем. Надо беречь фигуру, а то в выпускное платье не влезу.

– По-моему, у тебя классная фигура, – внезапно вырвалось у меня.

– А у тебя – классный цвет волос! Натуральный или крашеный?

– Натуральный, – смущенно пробормотала я, приятно удивленная Лериным комплиментом. И протянула руку за сэндвичем.

– Круто! А я с пятнадцати лет крашусь и все никак не могу понять, что мне нужно. Как тебе кажется? Синий – это, наверное, чересчур.

– Наверное, – усмехнулась я, разглядывая Леру.

И тут, словно по сигналу, ко мне потянулись и другие одноклассники.