Госпожа Осень

Маргарита Преображенская

Госпожа Осень

ГЛАВА I. Тыквовство и естество

Я возвращалась домой промозглым осенним вечером: в мыслях сумбур, в ногах усталость, а в руках тыква. Первое объяснялось кризисом среднего возраста, внезапно настигшим меня в мою сорок пятую осень, второе – высоченными шпильками, сдуру применёнными мною для создания привлекательного образа, а тыква… На кой чёрт я взяла её с собой?! Надо было, оставить это рыжее недоразумение лежать на лавочке у заброшенного дома, внезапно случившегося у меня на пути в самом центре города, и пройти мимо, но я вопреки логике поступила иначе: уж очень яркими и гладкими были оранжевые – тыквенные бока, создавая эффект сияния на фоне начинавших сгущаться сумерек. Вообще у меня в хозяйстве не наблюдалось острой потребности в тыквах, но эта притягивала, как манит. Может быть, потому что мне не хватало цвета и яркости среди сгущавшейся осенней депрессии, в которой неуловимо и беспощадно угадывалась поступь грядущей зимы? А ещё у тыквы был очень милый хвостик с засохшим, свернувшимся в трубочку листочком. В подъезде я столкнулась нос к носу с моей соседкой.

– О! Ты что это так быстро вернулась, Рина? Я думала, вы будете гулять до рассвета! Он ведь такой романтик! – запричитала она.

Именно с лёгкой руки этой соседки я пошла на свидание с престарелым, но всё ещё прекрасным, принцем на белой иномарке в надежде на сказочные перспективы, но, как говорится, не срослось: как-то не складывалось у меня с принцами.

– А что тебя, собственно, удивляет?! – спросила я у соседки. – Уже почти полночь, я вместо туфельки чуть не потеряла ногу, которая грозила отвалиться из-за долгого хождения на каблуках, а карета превратилась в тыкву досрочно. В общем, всё по канону. Вот!

Я предъявила ей оранжевое чудо, которое держала в руках, и двинулась вверх по лестнице.

– Ух-х-х! – шумно вздохнула соседка мне вслед. – И этого жениха, значит, забраковала. Ничем тебе не угодишь! Ну и сиди теперь одна!

Соседка была неправа. На этот раз я никого не отвергала, просто свидание не состоялось. Но не рассказывать же соседке, что её протеже как ветром сдуло? Кстати, ветер сегодня был какой-то особенно дерзкий. Он взъерошил мою причёску, обнимал колени струистой прохладой – снова ветер, а не хвалёный новый ухажер. А что ещё ожидать от человека с именем «Казимир»? С одной стороны это целый козий мир получается, а с другой присутствовало в его имени что-то зимнее и художественное, правда, фамилия была не «Малевич», а просто «Озимов», как какой-нибудь злак, которому надо было перезимовать в борозде, чтобы накопить сил и взойти. Обычно уважающие себя злаки делали это весной, но этот Озимов уже вступил в возраст осени, впрочем как и я. Так что же? Поздно нам колоситься или в самый раз? Такие грустно-насмешливые мысли об этом, судя по отзывам моей соседки, очень уважаемом и неплохом человеке, были моей защитной реакцией на неудачу.

Я была так разочарована в мужчинах, что к каждому из них заранее уже имела какое-то слегка предвзятое отношение, в первую очередь замечая и даже выискивая недостатки, а после… Чаще всего у меня уже не случалось этого «после». В общем, полная тыква в отношениях. Может, всё и к лучшему? Да и кому какое дело, что потенциальный кавалер мой куда-то запропастился, и у нас не было даже этапа «до»?

Я с грохотом закрыла за собой дверь, а потом, прошла в комнату и села у окна, собираясь бесцельно таращиться туда, где в свете фонаря пролетали падающие листья. В общем-то, в моём эксклюзивном случае, листопад был тотальным, то есть наблюдался всегда в моей мятущейся душе и даже прямо в моей квартире. Просто фамилия у меня такая: «Листопад» и имя подходящее «Октябрина». Когда училась в школе, обо мне даже стишок сочинили, гласивший: «Октябрина Листопад, не влюбляйся невпопад!» Но я не слушала и влюблялась в кого ни попадя, причём безответно, из-за чего, наверное, моя квота на влюблённости с годами была исчерпана. Теперь мне хотелось, чтобы влюблялись исключительно в меня – вот такое скромное желание!

Я взглянула на тыкву, которая теперь лежала передо мной на столе и будто освещала комнату внутренним светом. Красота какая! Нет! Я не стану запекать её в духовке. Кстати заброшенный дом, во дворе которого я пряталась от порывов дерзкого ветра и нашла это круглобокое великолепие, когда-то был аптекой, так что возможно, это какая-то особая оздоровительная тыква. Знать бы ещё рецепт применения. Я решила оторвать засохший лист, и он буквально рассыпался у меня в руках, неожиданно обнаружив маленький скомканный листок бумаги, оставшийся на моей ладони. Я воззрилась на него так, будто это было какое-нибудь тайное предсказание, или долгожданное объяснение в любви.

Листок пришлось долго разворачивать, попутно твердя себе что-то вроде: «Это просто бумага! Выбросил кто-то и всё», а когда он всё-таки был развёрнут, мой взгляд зацепился за первую строчку: «Заклинание омоложения». Да ладно! Неизвестный очень креативный оригинал вложил в тыквенный лист записку такого странного содержания. Или, правда, попытать счастье и омолодиться? А, может, действительно, прочту и сброшу внешне лет эдак двадцать, без потери жизненного опыта и образования?! Хоть бы, хоть бы! Соседка просто обзавидуется! Да и шансов на влюбление в себя молодых и симпатичных, а так же зрелых и импозантных мужчин точно прибавится.

– Октябрина Листопад молодеет невпопад! – смеясь прошептала я, а потом добавила, в шутку слегка исковеркав фразу заклинания: – Всем известно, в сорок пять баба – тыковка опять!

Утверждение, конечно, спорное, но если арбуз биологи второпях признали ягодой, то тыква тоже вполне подходила под это условие. Как бы то ни было, стоило мне произнести заклинание омоложения, и тыква, мирно лежавшая на столе, вдруг вспыхнула миллиардами огоньков, словно диско-шар. Я осторожно взяла её в руки, стараясь разглядеть причины такого фееричного свечения, как вдруг, оторвав взгляд от оранжевых боков, внезапно заметила, что меня окружает целый звездопад бликов, а от привычного интерьера моей квартиры и следа не осталось!

– Что за притча?! – пробормотала я, озираясь по сторонам и судорожно сжимая в руках тыкву, которая, кажется, и была виновницей всего этого «торжества».

Ноги потеряли опору и непривычно болтались в воздухе, потому что вместо пола было клубящееся марево бликов, плохо скрывавшее зияющую глубину головокружительной бездны, созерцание которой заставило меня испуганно воскликнуть:

– О, Боже!

– Мы за него! – неожиданно объявили странные сущности, тут же возникшие рядом, чтобы на лету подхватить меня под локти, тем самым удачно препятствуя моему неминуемому обрушению в пропасть.

– Кто это «мы» и как это «за Него», позвольте узнать?! – возмущённо спросила я, разглядывая их.

Это были крылатые создания без определённого пола и возраста. Казалось, что они сотканы из солнечного света, пронизывающего осенний лес, впитавший в себя грустную и прекрасную магию увядания. Их крылья состояли вовсе не из перьев, а словно из алых закатных облаков и тумана, их прекрасные тонкие лики лишь отдалённо напоминали человеческие, а головы украшали венцы из рыжих осенних листьев.

– Осехроны! – представились мне крылатые.

– Кто?! – поразилась я, думая о том, что у меня ум зашёл за разум от трудовых подвигов на почве отсутствия любви. Вон какая несуразица мерещится! Может, через левое плечо поплевать на всякий случай, или лучше сразу через оба?

– Осенние Хранители, – расшифровали мне названное только что сокращение крылатые.

– Осенние хранители? – с сомнением уточнила я. – Таких не бывает! По крайней мере, я первый раз о таких слышу.

– Неудивительно, – ничуть не смутились мои собеседники. – Вы ведь жили так далеко от оси. Там не только слышимость, но и видимость плохая. И, нет! Мы вовсе не инопланетные сектанты-похитители, которые поклоняются тыквам, как вы подумали сейчас.

Я усмехнулась, нервно постучав пальцами по оранжевой тыкве, которую продолжала держать в руках. Мысли об инопланетных сектантах, и правда, приходили ко мне в голову. Осехроны, значит? А ещё и осепаты, то есть телепаты осенние.

– Всё прояснится, когда вы прибудете в нужное место, – поспешили успокоить меня Осенние Хранители.

– Как это «в нужное место»? – поразилась я, не зная, что и думать и как себя повести.

– Очень просто. Чтобы всё сложилось, как задумано, надо оказаться в нужном месте в нужное время, так вот, время вы уже выбрали самое верное, а с местом вышла небольшая осечка, вот мы и решили помочь, перенеся вас с места на место. Там, куда мы направляемся, видимость и слышимость лучше. Вы сможете услышать себя в шелесте листьев и увидеть новый путь сквозь туман увядания.

– Изумительно! – саркастично констатирована я. – То есть вы вязли на себя обязанности службы доставки.

Осехроны кивнули, а потом добавили, запутав меня окончательно:

– Скорее миссию отбора нужных кандидатур в этой части вселенной. Кстати, поздравляем: вы пошли отбор, потому что были придуманы!

– Какой отбор?! Каких… э-э-э-э, каких кандидатур?! Как придумана?! Кем и зачем? Эй! – крикнула я, но загадочных осенних хранителей уже и след простыл.

Блики постепенно стали обретать форму звёзд, опадающих с колоссального древа, будто пронзающего все реальности. Картинка казалась настолько яркой и завораживающей, что это отзывалось всплеском немыслимых эмоций в моей душе. В какой-то миг, осмелившись, я прижала тыкву к груди и протянула высвободившуюся руку вперёд, желая прикоснуться к этим фантасмагорическим субстанциям, и (о, чудо!) одна из звёзд мягко опустилась в мою ладонь, приняв форму кленового листа. Мой взгляд зацепился за прожилки, словно впитавшие в себя силу магии созидания.

Я могла бы поклясться, что по ним движется сок жизни. На мгновение мне даже показалось, что прожилки преобразовались в реки, текущие по неведомым полям, лугам и лесам, а так же по огородам с созревшими оранжевыми тыквами на грядках. «Тыквы-то здесь причём?!» – подумала я, и в этот момент под ногами у меня стала ощущаться твёрдая почва. Блики сменились падающими листьями, один из которых – рыжий кленовый лист, по-прежнему лежал у меня в ладони, но теперь казался самым обычным. Что же это такое было?! Страх уже улёгся у меня в душе, уступая место любопытству, которое было совершенно «не к лицу и не по летам» такой даме, как я, впрочем мне никогда не удавалось справиться с любопытством – ни в детстве, ни сейчас.

Когда всё вокруг обрело обычный вид и уже не отдавало фантасмагорией, я решила оглядеться, и не могла отделаться от ощущения, что иду по какому-то закулисью и вот-вот вывалюсь на сцену, не зная текста пьесы, в которую попала волей судьбы. Впереди, и правда, маячил занавес, будто сотканный из листьев, тумана и дождевых струй. Я остановилась, собираясь с мыслями, с силами, с духом, и ещё невесть с чем, а потом аккуратно положила тыкву на пол и решительно отодвинула занавес, чтобы сделать шаг навстречу судьбе. В глаза мне ударил нестерпимо яркий свет то ли софитов, то ли далёких солнц, опавших с того самого мирового древа из моего недавнего видения, а поставленный красивый мужской голос бодро и радостно произнёс совсем рядом:

– А вот и она! Поприветствуем нашу долгожданную гостью, которой предстоит стать хозяйкой!

Пока невидимый зал неистово аплодировал, я на всякий случай сделала книксен и пошла на голос. Вот и шпильки пригодились! Жалко, что платье я нацепила на себя какое-то серое с серебром, а надо было надеть моё любимое – приталенное винного цвета с открытыми плечами и юбкой в пол. Эх-х-х-х… Ну да ладно! Это серое тоже было мне к лицу. Глаза постепенно привыкли к яркому свету и я, оглядевшись вокруг, поняла, что иду по ярко освещённой сцене, а зал на самом деле полон зрителей.

– «Осень – 45130»! – радостно провозгласил ведущий.

Что бы это значило?! Размышлять над прозвучавшей фразой мне мешало волнение и внешний вид ведущего. Казалось, что этот парень явился прямиком из какого-то сказочного спектакля, забыв переодеть костюм. Это был очень стройный и лёгкий юноша с длинными волосами, одетый в просторные одежды из летящего струистого материла. Воплощение изящества и тайны – он будто парил над полом, но подойдя ближе я заметила, что он только кажется молодым, а вообще к нему больше подошла бы характеристика в стиле «без возраста».

– Да здравствует новая Осень! Виват хозяйке! – закричали зрители, вскакивая со своих мест, и тут только мне бросилось в глаза, что все они тоже выглядят весьма оригинально и даже странно.

Это касалось и их невероятных пёстрых нарядов, которым позавидовали бы лучшие современные модельеры, и их лиц, среди которых не нашлось ни одного человеческого. Так могли бы выглядеть ожившие сухоцветы, кутавшиеся в серебро паутин, капли янтарной смолы на шершавых стволах, принимавшие невиданные формы. Что же это такое? Что происходит?! Неужели тот смешной стишок в записке и правда был заклинанием?! Но даже если предположить, что заклинание могло на самом деле сработать, что, в общем-то, абсолютно невозможно, то ведь оно касалось омоложения, а не сумасшествия. Разве не так? Или сумасшествие – это некий побочный эффект наступления вторичной юности, своего рода впадение в детство?

Тем временем парень, которого я сначала приняла за ведущего неизвестного мне мероприятия, без предупреждения начал танцевать, сделав красивый взмах рукой и пируэт, отчего пряди его длинных волос рассыпались, изящно змеясь в воздухе и преобразовываясь в струи ветра, как и летящая ткань его одежд. Сначала это был лёгкий ветерок, слегка касавшийся всего вкруг, но вскоре с развитием танца, ветер усилился до пугающих масштабов и унёс зрителей прочь, словно те были пёстрым сонмом осенних листьев. Стены и потолок зала тоже не выдержали натиска ветряных струй и, рассыпавшись на мелке осколки, тоже улетели вдаль.

Теперь я и этот необычный танцор находились посреди осенней аллеи, заполненной золотом листопада, оттеняющим мрачный философский аристократизм тёмных морщинистых стволов старых деревьев, склонившихся друг к другу и будто застывших в неведомом людям танце. Мне даже показалось что они медленно и величественно движутся, словно подтанцовка позади главного солиста! Я наблюдала за этим действом, исполнившись обмурашивающего восхищения и дикого желания убежать, но бегство не представлялось возможным, потому что ноги были ватными от страха, да и шпильки совсем не способствовали развитию высокой скорости, к тому же я и в юности не отличалась талантом спринтера, а теперь с учётом небольшой прибавки в весе и подавно. И куда, скажите на милость, мне убежать, если я не пойми где?! Лучше уж я буду наслаждаться созерцанием этого удивительного танца.

Парень танцевал, как бог! Никогда ещё мне не приходилось видеть таких красивых лёгких отточенных батманов и гран-жете неизменно исполненных магии и нечеловеческой грации. Его танец был квинтэссенцией какого-то нереального запредельного балета и порой абсолютно опровергал известные мне законы физики, так надолго парень зависал в воздухе при прыжках. Когда это чудесное безумие закончилось, ветер стих, а парень застыл в изящном поклоне под мои аплодисменты.

– Рад вас видеть! – любезно сказал он мне. – Мы уже заждались вашего появления здесь, а ожидание так томительно.

– А вы, простите, кто? Тоже из этих … из осехронов? – решительно уточнила я, собираясь вывести танцора на чистую воду.

– Ну что вы? Это же я должен просить прощения: не представился и ввёл вас в замешательство! – заметил мой собеседник, а потом сделал шаг ко мне и, эффектным жестом приложив руку к груди в районе сердца, добавил слегка склонив голову: – Я Вей Листокрут – осенний ветер, к вашим услугам.

Я смерила его взглядом, в котором смещались восхищение в стиле «Ты крут, Листокрут!» и жёсткий скепсис. Сначала Осехроны, а теперь Ветер?! Да ладно! Впрочем, я, как никто другой, знала, какими ветреными бывают мужчины. Собственно, этим отчасти и объяснялось моё одиночество, но чтобы кто-то из особ сильного пола вот так вот запросто признался – дескать ветер я и всё тут, это что-то из ряда вон выходящее.

– Знаю, несравненная Октябрина, для вас всё здесь непривычно и кажется странным, – продолжал Вей, продемонстрировав завидную осведомлённость в сфере моих персональных данных и психологических мотивов. – Я, как только узнал, что вы прибываете к нам, сразу помчался сюда, чтобы подготовить встречу. Пажеский корпус подтянется позже. Пажи лишены лёгкости, как все ответственные лица.

«А вы, значит, лицо безответственное?» – хотела саркастично поинтересоваться я, но вместо этого спросила о другом:

– У меня есть пажеский корпус?!

– Да, как и подобает особе вашего звания, – ответил Вей Листокрут.

Кстати, лицо у него, правда, было какое-то безответственное. Слишком тонкие черты, которые порой неуловимо менялись, словно часть мимики и элементов внешности сдувало ветром. Неизменной была только тонкая улыбка и хитрый прищур разноцветных глаз – один какой-то медовый, а второй зеленоватый, как листья, кружившиеся в танце вместе с ветром.

– Какое же у меня звание?! – осторожно поинтересовалась я.

Меня разбирал смех, потому что в мыслях крутилось что-то вроде «Ваше благородие, госпожа удача».

– Ваше звание – «Осень – 45130»! – хитро улыбаясь, сказал Вей и снова поклонился.

– То есть… вы… хотите сказать, что я… – пробормотала я себе под нос, пытаясь сопоставить факты. – Осень?!

– Истинно так! – кивнул осенний ветер, как будто в этом звании не было ничего удивительного. – У нас строгий отбор на эту должность. Осехроны постоянно наблюдают за ситуацией в мирах и никогда не ошибаются. Женщина, выбранная для осенней миссии, должна идеально подходить к слову «очень». То есть чтобы каждый мог на вопрос: ну как она вам? Ответить: «Очень!», что, кстати, по-японски звучит как «осень», – подмигнув мне медовым глазом, продолжал Листокрут. – Так что, уверяю вас, вы – самая настоящая Осень!

Я усмехнулась, примерив этот забавный критерий на себя. А что? Пожалуй, он прав и с точки зрения японцев: я осень, осень, осень, осень хороша! Другое не давало мне покоя:

– Ну, допустим, с Осенью худо-бедно разобрались. А что за странное число 45130 ? Если что, то мне только сорок пять стукнуло, а не сорок пять тысяч с гаком. Причём здесь такие большие числа?

– О, не пугайтесь! – мягко улыбнулся Вей. – Это номер нашего столетия по Вселенскому календарю, к вашему возрасту он не имеет никакого отношения, хотя бы потому, что теперь у вас нет возраста, как нет его, например, у счастья или любви.

Я вдруг вспомнила, что первая любовь случилась со мной приблизительно в тринадцать лет. А сейчас мне уже сорок пять. Эти числа удивительным образом вписывались в номер столетия по Вселенскому календарю. Непонятным оставался только ноль, затесавшийся в их компанию, словно лапотник в среду аристократов.

– Счастье и любовь вечны и движутся по спирали времён, каждый раз возрождаясь на новом витке. Главное вовремя попасть в нужный момент, который станет началом отсчёта! – продолжал философствовать Вей Листокрут, а потом спросил, будто бы невпопад: – Вы ведь заметили оставленную мною метку и применили заклинание омоложения. Верно?

– Так это вы… – я не знала, что делать, плакать или смеяться.

Значит, вот кто подложил мне такую свинью (то есть такую тыкву) с этим «омоложением»! И вот кто взлохматил мне затылок и обнимал колени! Озорник!

– Стоп! Не путайте меня! Давайте всё по порядку! – нетерпеливо воскликнула я, желая срочно разложить всё по полочкам. – Где я нахожусь? И что вообще здесь творится?! Какие должности?! Какие столетия? Какие витки?!

Словно проникшись моим праведным возмущением, с деревьев пачками повалили листья, норовя засыпать нас с ног до головы.

– Хорошо, хорошо! – согласился Вей Листокрут, весело усмехаясь. – Вы только не нервничайте, пожалуйста! Здесь всё взаимосвязано: эмоции Осени накладывают отпечаток на мир вокруг. Видите, какое упадническое настроение стало у листьев?

– Вижу! – насупилась я, стоя уже по колено в листве, которая продолжала живописно упадать с веток.

– Постарайтесь реагировать на мои слова более сдержанно, госпожа Осень! – мягко посоветовал Вей Листокрут.

Я понимала, что он был прав. Надо взять себя в руки. Упадничество – это явно не мой стиль, ведь в душе я, несмотря на возраст или его отсутствие, всё та же наивная оптимистка, что была в юности!

– Во вселенной множество миров. Тот, в который попали вы, все называют Заосеньем. И не столько потому, что он, как зазеркалье привычной для людей осени, сколько потому, что мир расположен сразу за осью вселенной, – продолжил Вей, когда деревья, сменив упадническое настроение на любопытствующее, перестали заваливать нас листвой и склонились пониже, словно чтобы лучше слышать. – А чем ближе мир к оси, тем сильнее в нём магия. Из-за этого многие люди воспринимают осень и тем более её Заосенье, как фантасмагорию и нечто непознаваемое.

Вей слегка задумался, из-за черты чего черты его лица слегка сместились в разные стороны, и продолжал:

– Так вот, за такими магическими угодьями требуется глаз да глаз, заботливая рука требуется, женская. Одним словом, хозяйка нужна – Осень. Но на случайную женщину мы не можем возложить такие обязанности, поэтому проводится тщательный отбор.

– А если я откажусь? – спросила я. – Я вернусь обратно?

– В общем-то, да, – сказал Вей, слегка помрачнев. – Хотя многие предпочитают остаться. Но вы ещё не видели свои владения. Осмотритесь, подумайте. Отказаться всегда успеете. Хотя, у нас никто ещё не отказывался.

Логика и здравый смысл подсказывали мне, что Вей Листокрут что-то не договаривает мне и надо бежать отсюда, теряя тапки, но я, всегда полагавшаяся на интуицию, выбрала другое:

– Ну что ж, давайте начнём осмотр владений! Но если…

Начатое предложение было прервано фантасмагорическим зрелищем. По хрустально чистому льдисто-голубому небу среди рассеянных, как последний привет лета, перистых облаков эффектно плыла ладья, выполненная в виде сложенного пополам осеннего листа, который, казалось, сорвался с ветки гигантского вяза. В ладье находились пассажиры, рьяно махавшие мне с высоты руками, шарфами и листьями.

– А вот и Осенний пажеский корпус! – весело сказал Вей Листокрут. – Прибыли наконец! Теперь вы в надёжных руках и под защитой, Октябрина, а я вынужден вас покинуть – дела, но мы ещё обязательно встретимся.

Он снова закружился в танце, на этот раз исполняя бесчисленные фуэте, и исчез, превратившись в небольшой вихрь, растворившийся в осеннем небе. В это время «ладья» пошла на снижение, а я придала себе как можно более царственный вид: всё-таки первый раз пажей встречаю, надо соответствовать. Корпус состоял из трёх мужчин и трёх девиц, глядя на которых я сразу вспомнила письма Пушкина к жене, где он пару раз в шутку назвал её «камер-пажихой». Как выяснилось, «пажихи» были и меня, надеюсь, что без каких-либо камер. Все шестеро оказались обладателями пышных шевелюр разной степени рыжести, и носили венцы из опавшей листвы.

– Приветствуем вас, госпожа Осень! – сказал за всех самый старший и, судя по лицу, самый ответственный из пажей. – Простите, что задержались! Надеюсь, наш несносный спец по переносам и развеиванию проблем, Вей Листокрут, не давал вам скучать?

У этого пажа был внушительный нос, тяжёлая нижняя челюсть, пышные ярко-рыжие гусарские усы и карие глаза, а одежда по покрою напоминала экстраординарный плащ в стиле викторианской готики. Несносный спец по переносам?! Интересная должность для ветра. Не ввести ли такую в штатное расписание компании? В своей реальной жизни я работала креативным директором в развлекательном центре, и такой оригинал, как Вей Листокрут без работы бы у нас точно не остался. Заметив, что паж ждёт моего ответа, я кивнула и улыбнулась, не в силах что-то произнести вслух. От охватившего меня волнения все слова рассыпались по закоулкам мозга отчаянным мыслепадом, поэтому я решила больше молчать и слушать, а главное, сохранять спокойствие.

– Я Хмурень – старший осенний паж, или если кратко «осе-паж», – представился мой собеседник, тряхнув тёмно-каштановой шевелюрой. – А это мои младшие братья Грудень и Вересень.

Пажи синхронно поклонились мне, эффектно сняв венцы и отводя их рукой то вправо, то влево, как мушкетёры свои шляпы, а Вересень, обладавший самыми светлыми волосами и удивительно голубыми глазами, подарил букетик вереска. Очень мило!

– Осенины – ваши фрейлины, – продолжал Хмурень.

Я взглянула на замерших в поклоне девушек и усмехнулась, потому что мне пришло в голову, что, если пажа называют «осе-паж», то фрейлин «осе-нины». Такие осенние Нины получаются. Что ж, буду звать их Нинель, Нинон и Нинок. Девушки были просто воплощением красоты типажа «Осень» (был такой цветотип внешности). Первая воплощала мягкую осень: золотисто-русые волосы, зелёные глаза, светлая кожа. Вторая – тёплую осень: тут были и премилые веснушки в сочетании с карими глазами и медный оттенок волос.