Дом ветра и пламени

Арья Ортен

Дом ветра и пламени

Глава 1

Тошнотворный запах гнили ударил мне в нос. Больные с измученными лицами тянут ко мне свои руки, но я не в силах помочь каждому. Голод сделал меня слабой, а постоянное использование исцеления отнимает слишком много сил. Проходя по рядам коек, я оценивающе смотрю на каждого раненого. Есть все: старики, дети, мужчины, женщины и всём нужна помощь.

На каждой койке привязаны лоскутки кожи, на которых пишут только самое главное о больном. Конечно, эти надписи могут прочесть не все, всего два или три целителя, не считая меня. Мы едва ли можем спасти половину.

– Отец, даруй спокойный сон тем, кому суждено умереть, Мать, направь мои руки, чтобы спасти тех, кому уготована долгая жизнь, – каждый раз молюсь, склонившись над водой, и каждый раз убеждаюсь, что боги не слышат наши молитвы.

Я вновь смотрю на больных, и внутри меня закипает гнев. Как они могут просить меня, их спасти, когда их король приказал разорить мой дом, что был на краю света, там, где рождается я ветер и несётся через моря. Мне хочется испепелить всë это место, как испепелили мой дом, но я вспоминаю, что это не мой путь. Странное желание для той, кто должен спасать жизни. Нет, эти люди не должны отвечать за ошибки своего правителя, они не виноваты.

Ведьма Цвельденскрига, драконий целитель, бескрылая… Как только меня не называют за спиной, а в лицо лишь зовут пленницей.

Ошейник и кандалы ритмично позвякивают от каждого моего движения. Цепь скользит по стальному пруту, что протянут чуть выше моей головы, позволяя мне спокойно ходить назад и вперёд, но, не позволяя прилечь. Нельзя спать, нельзя сидеть, нельзя отдыхать. Мне доверяют лишь простых жителей пограничья, даже если я и убью несколько из них, то этого даже и не заметят.

Я не помню, сколько дней я так провела, может месяц, может год, но каждый день для меня словно вечность.  Единственная моя свобода, это выбор кого я буду исцелять и чаще всего это дети, чьи жизни только начинаются.

Протянув костлявую руку к ребёнку, я вижу страх в его глазах. Растрёпанные волосы, слегка отросшие рожки и бледная кожа, натянутая на кости. Не могу его винить, ведь я бы испугалась не меньше чем он. Моя магия блуждает по его венам вместе с кровью в поисках болезни.

Искать приходится не долго, сотни трещин в костях, ещё бы немного и они бы раскрошились на множество осколков. Приходится приложить много сил, чтобы всë срослось правильно. С каждым ударом сердца, мне всë труднее стоять на ногах, но я упорно продолжаю цепляться за последние проблески сил. Исцелить болезнь совсем не трудно, при условии, что ты не в рабстве. Гул магии внутри меня постепенно стихает, растворяясь в пустоте.

Пустота… Я пытаюсь за не ухватиться, но она словно вязкий чëрный воздух, ускользает сквозь пальцы. Разгребаю темень, в поисках чего-то давно утраченного. Ищу хоть что-то, что давало бы мне надежду, но там ничего нету. Ни нити, ни света, что связывали меня с моим драконом. Всë оборвалось, а я утонула в пучине чëрного отчаяния. Такого же чëрного, как и чешуя моего Арза. Неужели я последняя выжившая с острова?

Громкий щелчок выводит меня из своих мыслей. Цепь сняли. Работа окончена. Подняв взгляд на охранника, я не узнаю его лица. Слишком хорошо выглядит. Возможно, его наказали, поставив следить за лазаретом. Его улыбка красива, отточена до идеала, но вот только она не доходит до глаз. Очередной лицемер, который будет потешаться надо мной, как и все до него.

– Двадцать один больной, ты превзошла себя, пленница, – не могу точно сказать похвала это или насмешка.

– Вас всë равно не волнуют жизни этих людей, так зачем их считать? – покорно следуя за новым стражем, я бесцельно смотрю в его лицо.

– Верно, нам нет дела до этой черни, но для тебя они, возможно, имеют значение, так как ты целитель и для вас все жизни важны, – усмешка мужчины звучит колко, заставляя свернуться все внутренности затянуться в тугой узел.

Я смотрю на свои руки, что потрескались до крови. Сил не хватает исцелять себя. Я уже не чувствую боль, давно перестала, но обида вьётся внутри словно змея. Они хотят сломить меня, чтобы потом я не думала о побеге.

Он дёргает меня за цепь, и мир вокруг начинает вертеться вокруг меня. Половине лица стало холодно, и тупая боль стала разливаться по телу, нарастая с каждым ударом сердца.

Ошейник медленно тянут назад, или в бок, а может вперёд? Не могу понять. Открыв глаза, я вижу у своего лица ботинки с металлическими носами. Они раскачиваются перед глазами, но стоят на месте. Магия в моих руках пытается быть ровной, но я чувствую, как сила извивается и закручивается в тугой узел, который с каждой секундой всë труднее распутать. Тошнота подкатывает, словно комок в горле, а по спине пробегает голодный пот. Звон в ушах нарастает, превращаясь в оглушительный гул.

Привстав с пола на локтях, глаза медленно останавливаются, и я наконец-то могу рассмотреть руки присевшего предо мной охранника. На правой руке у него всего два пальца – указательный и большой.

– Вы, целители, любите работать на количество. Спасти как можно больше, остановить кровь, залечить раны, но вас не волнует, что будет с человеком дальше, после вашего лечения, – остатки правой руки сжали цепь в порыве воспоминаний, словно это я виновата в его недуге.

– Ооох, молодец, воин… Что, справился с оголодавшей целительницей, которая только и делает, что всеми силами спасает жизни твоего народа? Увидел во мне достойного соперника? Настолько слабым считаешь себя или хочешь доказать себе, что ты ещё можешь справиться хоть с кем-то? Герой, – мой голос хриплый и слабый, а язык еле передвигается, но в последнее слово я вложила всë своë презрение.

– Тебе следует отрезать язык, пленница, – он достаёт нож левой рукой и упирает его мне в руку, грозясь надавить.

– Меня зовут Кь'Яра, а не пленница, – мой плевок попадает ему ровно в глаз, что вызывает у меня волну смеха.

Солома в камере сырая и пахнет плесенью, но это не важно, ведь спустя целую вечность я смогу спать невообразимо долго, пусть и без еды. Ошейник и кандалы наконец-то сняли и, истёртая до мяса кожа, наконец-то смогла полностью исцелиться под действием моей магии.

Время от времени в моей камере появлялись то засохшая корка хлеба, то миска с остывшим супом. В те моменты, когда я ловила взгляд кормящих меня стражников, я видела в их глазах толи жалость, толи благодарность, но если быть честной, то я и не желала разбираться. Мне было всë равно кто я для них: помойная крыса или спасительница родных.

– Кажется, ей тут нравится, – сквозь решëтчатое окно пара глаз уставилась на меня. Я же в свою очередь с удовольствием разлеглась на полу камеры.

– Конечно, ей тут нравится, ты бы смог до упаду исцелять людей каждый день на протяжении полугода? – ответил второй, кинув мне полбуханки хлеба и бурдюк с водой. – Можно сказать ей дали передышку.

– Нам же нельзя еë кормить, – шипит первый.

– Не будь идиотом, она спасала жизни, теперь я спасаю еë как могу, считай это равновесием, – шепчет второй и уводит своего напарника.

Живот урчит, и я медленно откусываю хлеб, стараясь растянуть его как можно дольше. Вначале живот болезненно сжался, вызвав волну тошноты, но вскоре всë прошло, сменившись тёплыми волнами сытости, от которых тянуло в сон ещё больше.

Жалкое зрелище.  Подумать только, великая целительница Цвельденскрига теперь словно помойная крыса, радуется объедкам. Мерзость. Чтобы сказала прошлая я, если бы увидела себя в таком состоянии?

– Никто тебе не поможет, спасай себя сама, – словно молитву повторяю я из раза в раз, пока сон не одолевает меня.

Чернота сна медленно развеивается от звуков возни за дверью камеры. Глаза всë ещё слипаются и мне трудно понять, что происходит.

Дверь в мою камеру медленно открывается и на пороге стоит богато одетый мужчина с забинтованным лицом. Взгляд его бегал по мне, словно он размышлял, не обманули ли его.

– Ты бескрылая ведьма? – голос аристократа был тихий, но твëрдый, словно он не спрашивал, а утверждал.

Я лишь молча смотрю на него. Нет нужды отвечать, он и так это знает.

– Нет такого увечья, которое бы ты не могла вылечить, – мужчина подходит ближе, снимая повязку с лица.

Половина лица обожжена, видны огромные волдыри, а глаз побелел и никуда не смотрит. Похоже, магическая дуэль пошла не по плану. Сквозь дымку моей магии, я вижу попытки других целителей его вылечить, но с каждым разом становилось всë только хуже.

– У всего есть цена, – мой голос тихий, почти убаюкивающий.

– Исправишь моë лицо, и я дам тебе всë, что пожелаешь, ведьма, – слишком громкие слова для того, кто не смог защитить себя должным образом.