Полная версия
Чужой бумеранг
Чужой бумеранг
Татьяна Холодцова
© Татьяна Холодцова, 2025
ISBN 978-5-0068-1777-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Спасибо моей мамочке за помощь в работе над этой книгой.
В тексте произведения присутствует грубая лексика. Она используется минимально и исключительно для речевой характеристики персонажей, отражая их эмоциональное состояние и среду. Автор не ставил целью оскорбить чувства читателей.
Татьяна Холодцова
Кондитер-декоратор, мастер международного класса. Участник и победитель множества международных конкурсов. Почетный представитель, топ-мастер, преподаватель и главный судья международной корпорации «Cake Artist World»
Я не писатель в высоком смысле этого слова. Я – записыватель. Ко мне приходят истории и терпеливо ждут, чтобы их рассказали. Я лишь бережно переношу их на бумагу – искренние, смешные, ранящие до слез…
Они повсюду: в разговоре по душам на кухне, в тихом смехе, в невысказанной обиде, в мимолетном взгляде, случайной фразе. Мое дело – подслушать мир и пересказать его вам, пропустив через призму своего опыта, интуиции матери троих взрослых сыновей, бессонных ночей и безграничной веры в человека.
Мои герои – это знакомые незнакомцы. Узнаваемые судьбы, собранные по крупицам. Я лишь помогаю им обрести голос и дарю тот финал, на который у них когда-то, быть может, не хватило смелости или который им так и не подарила жизнь. Мои изданные книги – это не просто сборники текстов, это сериал о жизни, который можно носить в кармане. Это пропуск в мир, где у каждого из нас есть шанс быть услышанным.
Пролог
В далекой пустынной земле жил мудрец.
Однажды к нему пришел юноша, дрожащий от гнева.
– Я бросил камень в того, кто обидел меня, – сказал он, – но попал в невинного. Почему так вышло?
Мудрец взял в руки бумеранг, вырезанный из черного дерева, и со злостью бросил его в пустоту. Тот описал широкую дугу, задел ветви акации, сбил гнездо ласточки, задел плечо путника – и лишь затем вернулся, царапнув юношу по виску и больно ударив мудреца.
– Видишь? – сказал старик, потирая плечо. – Это не просто палка. Это – последствия твоего гнева…
– Но я целился точно!
– Судьба не стрела, она не летит по прямой. Твой гнев – как этот бумеранг: сначала ранит случайных, потом – тех, кто рядом, и лишь в конце – тебя самого. Но есть и другой путь.
Он взял второй бумеранг – светлый, из песчаного дерева – и бросил его легко, почти без усилий. Тот, звеня, описал в воздухе мягкую дугу, не задев ни листа, и упал к их ногам.
– Первый был брошен со злом. Второй – с тишиной в сердце. Оба вернулись. Но сколько боли оставил за собой первый?
Юноша потрогал черный бумеранг – на его краях было множество следов от прошлых полетов.
– Значит, мой гнев вернется ко мне?
– Да… Но не сразу и не прямо. Сначала он пройдет через чужие жизни. И когда твой бумеранг вернется, на нем будет след от каждого, кого он задел. Если тебе повезет – ты не узнаешь, чем закончилась для них встреча с твоим бумерангом, но, если не повезет – ты будешь слышать их крики даже в тишине.
То, что людьми принято называть судьбою, является, в сущности,
лишь совокупностью учиненных ими глупостей.
Артур Шопенгауэр.
Глава 1. Обвинение
5…7…10 км… цифры на дисплее тренажера быстро увеличивались… Кир бежал на тренажерной дорожке. Он бежал уже час, глядя в одну точку, совершенно не чувствуя усталости. Пот градом катился по лицу, но он не обращал на него внимания, лишь время от времени смахивал капли, настырно катившиеся в глаза. В этот раз он не слушал музыку – он думал.
Сейчас, когда уже прошло время, когда первые эмоции – шок и паника – отступили, он мог думать, мог анализировать.
«Нужно принять решение. Времени на долгое размышление нет. Как так получилось, как я угодил в такую нелепую ловушку? Ведь я всегда считал себя неглупым человеком, способным мыслить рационально, способным найти не просто выход из любой ситуации, а несколько вариантов выхода. Но то ли раньше ситуации были проще, то ли я себя переоценивал…»
Кир вспоминал сегодняшний день в гимназии, где он уже несколько лет работал учителем истории. События, которые произошли всего несколько часов назад, казались горячечным бредом, но сейчас, к сожалению, этот бред был его реальностью…
Кириллу Александровичу Калашникову было тридцать лет. Это был привлекательный молодой человек, с очень необычными глазами – цвета насыщенного сапфира. По окончании уроков он сидел в кабинете директора гимназии.
Просторный кабинет был обставлен с нарочитой роскошью. Каждая деталь словно кричала о престиже, успехе и элитарности учебного заведения. Мраморный пол, массивный стол из натурального дерева с дорогими письменными принадлежностями. Книжные шкафы, забитые томами разных эпох и жанров. Полки с ценными артефактами и наградами – все создавало атмосферу значимости и было призвано внушать уважение и восхищение посетителей.
В большом кожаном кресле восседал Андрей Юрьевич Миловидов, давний друг отца Кира и «по совместительству» директор престижной гимназии.
Это был человек невысокого роста, пятидесяти пяти лет, лысеющий блондин. Он был полноват, но отлично скроенный костюм максимально скрывал погрешности фигуры. Его лицо не было ни красивым, ни привлекательным, скорее обычным, но весьма ухоженным. На толстом мясистом носу – модные очки в тонкой золотой оправе. Маленькие, серые, обычно веселые глаза сейчас смотрели серьезно.
Некоторое время Андрей Юрьевич молчал. Не глядя на Кира, он задумчиво постукивал карандашом по столу. Наконец, тихо произнес:
– Ляшина беременна… Как ты мне… это объяснишь?
– Я? Тебе процесс объяснить?.. Забыл? – хохотнул Кир. Они были давно на «ты» – Кир знал Андрея с детства.
Директор гневно сверкнул на него глазами, встал, прошелся по кабинету взад-вперед:
– Кир… твою мать… это что?! Как… ты… это… объяснишь?
– Никак… Что вообще происходит? – В глазах Кира было полнейшее непонимание.
– Что происходит? Что происходит? Повторяю – Ляшина беременна!.. Вот, что происходит!
– Ну… рановато, конечно, в пятнадцать-то… А я здесь причем? Слава Богу, я не социальный педагог и не психолог… вот пусть они с ней разбираются. – Кир сидел расслабленно, закинув ногу на ногу и покачивая изящным ботинком, смотрел в окно. На его запястье поблескивал Rolex, подарок родителей на окончание МГУ. За окном с огромного старого раскидистого клена, росшего в центре двора гимназии, облетали последние листья. «Надо резину менять, скоро заморозки, опять очередь на шиномонтажке будет. Поеду-ка прямо сейчас», – подумал он.
– А она говорит… что от тебя… – Андрей остановился напротив Кира и, наклонившись к самому его лицу, впился острым взглядом.
Кир вскочил, с грохотом опрокинув стул.
– Чт-о-о-о?! Что за бред?!
– У тебя с ней было что-то?
– Конечно нет!!! Я что, больной? На хрена мне эта малолетка? Они на меня сами вешаются, прохода не дают…
– Кир, я вообще не понимаю, вот нафига ты в педагоги пошел, а? Тебе в модели или в эти… в актеры надо… Твой же кабинет можно по дорожке из слюней найти, – Андрей живописно помахал в воздухе руками, изображая лужи, – и от входа, и из учительской… Что мокрощелки эти, гормональные, что училки наши – «бальзаковские девочки», агонизирующие в предклимаксном флирте… – они же все на тебя стойку мартовской кошки делают… Короче, вспоминай, когда ты был с ней наедине…
Кир нервно ходил по кабинету, взявшись за голову:
– Погоди… погоди… я вообще сейчас ничего не могу сообразить… так… они меня приглашали на репетиторство… в сентябре я четыре раза к ним приезжал… В октябре – три… Сейчас ноябрь… был два раза…
– Ну, хреново это… ездил регулярно, на камерах есть…
– Я что там один на камерах есть? – Кир, остановившись, развел руками.
– Нет, Кир, есть не один, но она заявляет, что беременна от тебя!!! Ты в курсе, кто ее папаша?
Кир закрыл лицо руками…
– Вот то-то же… Он нам тут всем, лично, публичную кастрацию устроит… вручную… вон, – Андрей кивнул на окно, – в центре двора под кленом… Он проблемы по-старинке решает, как в девяностых привык…
– И что мне теперь делать? Это же просто ее слово против моего…
Андрей ходил по кабинету, Кир следил за ним глазами.
– Да, именно, но малолетке поверят быстрее. Ты что не в курсе, как сейчас такие дела модны? Ты у нас вон какой… – Андрей смерил Кира глазами, – свистни только, тут очередь на твой генофонд выстроится. Как в мавзолей….
– Ага, и именно поэтому я польстился на Ляшину, да? Вот просто «звезда нашей гимназии»?! Тупая имбецилка!
– Ну, тупая, не тупая, а тему качает о-о-о-чень популярную, – Андрей тяжело опустился в кресло. Он задумался, продолжая нервно постукивать карандашом по столу… Внезапно вскочил и, наклонившись к Киру, прошипел ему в ухо:
– Ты представляешь, ЧТО это за статья?! Ты представляешь, ЧТО с тобой будет, если ты по такой статье в зону заедешь?! – он шумно вздохнул и снова вернулся за стол, – Сейчас иди домой. Возьми больничный. В гимназии, пока, тебя быть не должно…
– Как я его возьму? Я здоров…
– Не знаю я, как!!! Отравился… Простудился… Просто купи! Кир, мне похер, как ты это сделаешь!!! – Андрей сорвался на крик, но тут же взял себя в руки и продолжил уже более спокойным тоном:
– Пока тебя здесь быть не должно… Иди, я позвоню.
Кир не помнил, как он вышел из кабинета. На ватных ногах дошел до машины, все было, как в тумане… Уже сидя внутри своего автомобиля, он увидел, как к зданию гимназии подъехала огромная машина Ляшина, сопровождаемая джипом с охраной. Тот вышел – приземистый, кряжистый, нелепый в своем дорогом костюме, который совершенно не подходил ему – и направился внутрь.
Кир не знал, сколько прошло времени. Он сидел задумавшись: «Ситуация сложная, но не критическая. Я ее не трогал. Тест ДНК это подтвердит. С Ляшиным лично говорить – тот еще квест… Думай, Кир, думай… Да как тут думать?! Как?.. Так, спокойно, соберись! Это же все какая-то херня! Ну не может быть, что просто так, на ровном месте, со слов малолетки… такие обвинения… Нет… Да нет… Не может быть. Поговорю с Ляшиным, всё объясню… В конце концов, что я, сопляк какой-то? Что я мальчишка? Я тоже умею „разговоры вести“!»
Внезапный стук в стекло заставил его вздрогнуть – это был Ляшин.
– Выйди!
Кир вышел. Сердце бешено колотилось. Его уверенность в том, что он умеет «разговоры вести» пошатнулась, но он был решительно настроен объясниться здесь и сейчас. Ляшин злобно смотрел на него. Рядом, готовая к мгновенной атаке, стояла охрана.
– Послушайте, я… – начал Кир.
– Заткнись! – сквозь зубы процедил Ляшин. – Если я выясню… а я обязательно выясню… что это правда… что это ты… – он закрыл глаза и покрутил головой, словно у него затекла шея, шумно вдыхая и выдыхая через нос. – …Я тебе лично яйца оторву… вот этой рукой, – он сунул свою волосатую пятерню с толстыми пальцами под нос Киру и сжал ее в кулак. – И сожрать заставлю… Не надейся даже, что выскочишь сухим. Те, кто хоть пальцем ее когда-то тронул, очень пожалели об этом, а ты тронул ее не пальцем… Бойся меня, сучонок!!!
– Да не трогал я ее!!! Ни пальцем, ничем другим, – от этих нелепых обвинений Кир начал заводиться и повышать тон, – у меня достаточно баб, чтобы на малолеток еще падать… я… – договорить он не успел. От неожиданного точного и сильного удара в поддых перехватило дыхание. Кир согнулся пополам и сполз по машине на землю.
– Бойся жить, сучонок… – прошипел Ляшин, наклонившись к Киру. Он приподнял его за грудки и с силой швырнул обратно на землю, затем развернулся и быстро пошел к машине. Следом пружинящей спортивной походкой направилась охрана.
Кир пытался отдышаться, сидя на земле и прислонясь спиной к машине. Раздался телефонный звонок – это был Андрей Юрьевич.
– Ты еще не уехал?
– Нет.
– Зайди…
Кир зашел в кабинет, сел.
– Слушай, ну ты же понимаешь, что мне эта малолетка на фиг не нужна? Мне, по-твоему, баб не хватает? Да вообще, на что там смотреть-то? Ты же видел ее… Мне что, вдруг, для разнообразия прыщавой экзотики захотелось? Зачем? Чего она такого может уметь? Я еще понимаю, если бы ты на нее упал, – Кир нервно засмеялся.
Андрей кинул на него быстрый злой взгляд.
– Ты долбанулся, Кир? У тебя на нервной почве крыша поехала?
– А что, – Кир поправил волосы и посмотрел на Андрея, как бы оценивая объективность своих слов, – вот тебе-то как раз может вдруг захотеться молодого тела. А мне бы своих всех… успеть… Чтобы еще под статью идти из-за тупой малолетки?.. Какой-то бред… я не верю, что это реально происходит со мной!
Андрей сидел за столом и внимательно смотрел на Кира, которого знал с рождения, план у него в голове уже сложился.
– Я понимаю, а ее папаша – нет. Он мне тут такие изящные перспективы нарисовал, что даже меня удивил своей извращенной фантазией… Не знаю как, но Ляшина убедила отца, что это ты. Он сказал, что разбираться не будет… верит дочери – точка. В общем… сейчас иди домой…
Кир запустил руки в волосы и сжал их с силой, до боли. Он никак не мог собрать мысли, чтобы заставить их выстроиться в более-менее стройную логическую цепочку…
– Что конкретно он сказал? – немного переведя дыхание спросил Кир.
– Что сказал… что сказал… – Андрей Юрьевич встал и заходил взад-вперед по кабинету, – херово все, вот, что он сказал. Семья известная, богатая… им скандал не нужен… Тем более, ты же знаешь, куда он сейчас метит. – Андрей многозначительно ткнул указательным пальцем вверх, – Ее в Швейцарию отправят с матерью… до родов, аборт делать не будут – опасно… Тебе на это время тоже лучше свалить из Москвы, чтобы перед Ляшиным здесь не светиться. Он сейчас ничего предпринимать не будет, но, если будешь тут мелькать… Зачем дергать тигра за усы? Потом, когда тут это говно поуляжется немного, потихоньку вернешься… я свистну…. Ну чего тебе здесь тереться? – Андрей Юрьевич как будто начинал терять терпение, – место твое за тобой останется. Деньги? Да ты заработал не на год вперед, а больше… Давай, Кир, давай… С отцом твоим я уже поговорил, он в курсе, у них в Америке сейчас ночь, но ты позвони… он ждет.
Кир сидел, глядя в одну точку:
– Нет… Нет. Я не хочу никуда бежать! Пусть делают тест ДНК сейчас! Я требую! Это возможно!
– Требуешь? Ага… Ну-ну… Ну иди, потребуй у Ляшина… я не рискну… Ты представляешь, что будет, если барин всерьез осерчает? Кир, ты понимаешь, что речь не о том, кому поверят, речь о том, что никому не дадут разбираться. Никакого теста ДНК не будет. Для Ляшина это – публичная огласка. Пятно на репутации. Для него карьера дороже твоей правоты, твоей жизни. Ему нужно быстро и тихо устранить угрозу. То есть – тебя. Твое присутствие здесь – это провокация. Он не будет ждать полгода, пока родится ребенок и сделают анализ. Он решит вопрос сейчас. А потом… потом «окажется», что ты просто исчез… сбежал, не выдержав угрызений совести. И все «поймут» … и все «поверят». Ему сейчас нужна тишина вокруг своего имени… Полная тишина, как ночью на кладбище… Поэтому тебе надо исчезнуть, на время… На этот учебный год точно… Я уже позвонил, договорился со своим знакомым, он директор в сельской школе. Поезжай туда, поработай, отсидись. Это же не на всю жизнь… но уехать надо срочно, в идеале завтра. Думай, Кир, всё серьезно…
…Кир уже час бежал на тренажерной дорожке в спортивном клубе.
Он остановился.
Решение было принято.
Глава 2. Светский завтрак
В роскошной столовой на массивном дубовом столе, покрытом изысканной белоснежной скатертью с вышитыми золотом геральдическими лилиями, красовался завтрак. Здесь было всё, чего может пожелать душа, только пробудившись ото сна.
На этажерке из слоновой кости возвышалась горка румяных тостов, соседствуя с тяжелым серебряным блюдом, полным тончайших ломтиков «прошутто Сан-Даниэле» и сыра с благородной плесенью. Рядом ждала своего часа корзинка с воздушными круассанами в окружении россыпи крошечных хрустальных вазочек с джемами.
В больших, массивных вазах из муранского стекла в солнечных лучах искрились каплями воды ягоды клубники, малины и черешни. Антикварное серебро холодно поблескивало рядом с запотевшими графинами со свежевыжатыми соками. Посреди стола возвышалась огромная вычурная композиция из белых пионов, источающих сладковатый аромат. Казалось, еще мгновение – и в дверях появится ливрейный лакей.
В столовой находились трое Ляшиных.
Николь с безупречным макияжем грациозно восседала в розовом шелковом пеньюаре, расшитом жемчугом. Марина в белом махровом халате и с намотанным на голове полотенцем небрежно развалилась на стуле. Геннадий в шелковом халате, накинутом на белоснежную рубашку, расстегнутую на волосатой груди, грузно навалился локтями на стол. Перед Ляшиным стояли тяжелый хрустальный графин с виски и наполовину пустой стакан.
В воздухе висело мрачное молчание, нарушаемое лишь тихим звучанием классической музыки, как и положено в «аристократических» домах, да нервным звяканьем серебряной ложечки Николь о край тончайшей фарфоровой чашки.
Никто не притронулся к еде. Лишь Марина лениво ложкой ковыряла голубику в тарелке с овсянкой. Вся прислуга была выслана из дома – никто не должен был услышать того, что происходило в столовой.
– Значит так, – резко прервал тишину Ляшин. Его голос был хриплым от ярости. Он повел головой, словно у него затекла шея, – я принял решение. Завтра ты улетаешь в Швейцарию. – Он резко выпил виски и сразу налил себе еще.
– П-а-а-па! – капризно заныла Марина, размазывая ложкой голубику по белоснежной французской скатерти ручной работы. – Я не по-е-е-е-ду! Ты должен заставить Кирилла на мне жениться! Он же…
– Ты что, дура малолетняя, думаешь, я реально поверю, что этот учитель на тебя позарился?! – взревел Ляшин, его лицо побагровело, вены на шее вздулись. – Да он пальцем щелкнет – бабы табунами в его койку побегут! На хер ему сдалась ТЫ?
– Дорог-о-о-о-й, – томно протянула Николь, ее голос звучал фальшиво даже для нее самой, – ты неправ…
Ляшин вскочил и с грохотом отшвырнул стул. Тот с треском врезался в стену, чудом не разбив антикварное зеркало в тяжелой позолоченной раме.
– Я не прав?! Я?! – заорал он, брызжа слюной. – А может, это ты не права?! Это ты не научила свою дочь ноги правильно раздвигать! Уж ты-то в этом собаку съела! Не так ли… дорог-а-а-а-я?! – последнее слово он произнес, пародируя тон Николь.
Николь картинно прижала пальцы к вискам, далеко оттопырив мизинцы и закрыв глаза:
– Дорогой, ну что за тон? – процедила она сквозь зубы, но еще не теряя томности в голосе.
Ляшин зло и громко расхохотался.
– Тон ей не нравится! – он скривил губы в презрительной усмешке. – А что, Валя Тырова из Пензы… тупая безголосая певичка провинциального ресторана… давно ли стала такой из себя леди? А?!
– Прекрати сейчас же! – в голосе Николь зазвенела сталь. – Иначе мы с дочерью вынуждены будем…
– Что-о-о?! – перебил ее Ляшин. – Что вы вынуждены будете?! Это я теперь вынужден ваше дерьмо разгребать! Одна только по бутикам шляется, да Prosecco по утрам сосет, другая шлюхается по углам! Ты хоть в курсе, от кого твоя дочь несовершеннолетняя залетела?!
– Она не только моя дочь! – истерично взвизгнула Николь, вскакивая со стула, теряя томность и жеманность речи, – И ты, как отец, обязан…
– Я?! – взревел Ляшин. – Я обязан?! – Он махнул рукой, опрокидывая вазу с пионами. Вода залила стол, цветы с тяжелым шлепком упали на пол. Белые лепестки разлетелись по редчайшему бразильскому голубому мрамору. – Это вы мне обязаны! Всем! Вот это всё, – он обвел рукой вычурную обстановку, – кто вам дал?! Ты должна была следить за дочерью! Ты!!!
Маска светской львицы слетела с лица Вали-Николь. Глаза ее сузились, губы задрожали, на лице выступили красные пятна.
– Я?! – ее сорвался в базарно-рыночный регистр. – Я?! Заткнись, сволочь, скотина, ур-р-р-од! – закричала Николь. Она смахнула со стола остатки завтрака – хрустальные вазочки с джемом разлетелись по мраморному полу. – Я ее плохо воспитала?! Это ты, козел, выставлял ее, как племенную кобылу! Хвастался перед своими дружками-дебилами, какая у тебя дочка длинноногая! Наряжал ее, как шлюху дорогую!
– Я хотел, чтобы у нее было всё! Чтобы жила, как королева, а не как ты в своей дыре засратой, сучка пензенская! – ревел Ляшин.
– Заткнитесь оба!!! Как же вы меня достали, придурки конченные!!! Мне плевать, веришь ты или нет! Я сказала, это он! – Марина встала, отшвырнула свой стул и выбежала из столовой. Массивная дверь с золотыми «фамильными» вензелями с грохотом захлопнулась за ней.
– Сбежала, как крыса подвальная! – сплюнул Ляшин. – Вся в тебя!
– Пошел ты к черту! – прошипела Николь.
Ляшин ухмыльнулся, жестокость блеснула в его глазах.
– Ничего, – сказал он ледяным тоном, опрокидывая очередной стакан виски. – Я ей быстро эти шлюшьи замашки выбью. Завтра утром вылет. Швейцария. Пансионат закрытого типа. Там ее быстро приведут в чувство. Никаких мужиков, никаких телефонов, никакого интернета. Будет книжки читать и крестиком вышивать. Ты, кстати, летишь с ней! Чтобы носа оттуда не показывали! Обе!!! Охрана летит с вами!
– А Кирилл?! Она же говорит, что от него…
– Да мне насрать на Кирилла! Мне вообще насрать, от кого!.. – перебил ее Ляшин. – Эта дрянь МНЕ чуть все не испортила!!! Сейчас все решается… но, если только, хоть малейший скандал!.. Ей же именно сейчас приперло с кем-то трахаться и сопляка этого сюда приплетать! Дура!
Он резко повернулся и вышел из столовой, не оглядываясь, оставив Николь среди разрушенного завтрака, разбросанных цветов и острых осколков мейсенского фарфора. Тишина повисла в роскошной столовой. Ее нарушали лишь тихое звучание классической музыки да звук капающей со стола воды от перевернутой вазы с пионами.
Глава 3. Кузичи
Пробравшись по ухабистой лесной дороге, чёрный BMW X6 вынырнул на открытый пригорок, блеснул лакированным боком и остановился, расплескав придорожные лужи.
Именно в тот момент, когда машина замерла у обочины, капризное осеннее солнце скрылось за низкими свинцовыми тучами. Потянуло сырым ледяным ветром, который пробирает до костей. До пресловутых Кузичей оставалось километра два, не больше.
Кир вылез из теплого, уютного нутра машины. Ёжась от холода, оперся на капот. Он сдвинул на нос уже ненужные солнечные очки и, недовольно морщась, посмотрел поверх них на деревню, распластавшуюся внизу. Отсюда, сверху, в ноябрьской пасмурной серости она казалась особенно убогой.
– Ну и пе-е-е-рдь… занесло же меня. Ляшина, тварь такая… сука… – процедил он сквозь зубы.
Через пять минут его машина мягко остановилась у средней школы деревни Кузичи.
Добротное здание, постройки начала пятидесятых годов прошлого века, медленно умирало. Никто не пытался ни «реанимировать» его, ни «добить». Обшарпанная штукатурка на стенах – в паутине мелких трещин, колонны – в сколах и пятнах, оконные рамы – облезлые…
Кир попытался представить, какой была эта школа в день открытия. Наверняка это было событие, большой праздник: флажки и флаги, огромные белые банты и яркие пионерские галстуки. Букеты пушистых астр, важных гладиолусов и непременные торжественно-патетические речи о светлом будущем, в которое все непременно коллективно придут. Ведь туда их уверенно ведет коммунистическая партия и ее верные вожди! Громко… Пафосно… Патриотично…
Сейчас – уныние и забвение. Лишь в центре двора у пустого флагштока, на обшарпанном постаменте, гипсовые пионеры с отколотыми ногой и рукой всё еще радостно бегут в страну несбывшейся мечты и вечно-будущего счастья.
Зайдя внутрь, Кир не успел сделать и нескольких шагов по, как ему казалось, совершенно пустому коридору, как за его спиной раздался требовательный и возмущенный голос:
– Э-э-эй, слы-ы-ышь… красавчик… далече собрался-то?
Кир медленно обернулся. Позади него стояла маленькая старушка. Лицо в глубоких морщинах. Удивительно густые, вьющиеся и совершенно седые волосы аккуратно причесаны и схвачены гребнем. Глаза смотрят строго, но не зло. Одета в старый вылинявший рабочий халат синего цвета. Похоже, халат дожил до сегодняшнего дня еще с советских времен. Именно такие синие халаты тогда непременно носили уборщицы. Незнакомка стояла, «руки в боки», в одной руке она держала тряпку.
