Баламуты. Сельские россказни

Баламуты

Сельские россказни

Андрей Татур

Составитель Андрей Татур

Редактор Юлия Мельник

© Андрей Татур, 2025

© Андрей Татур, составитель, 2025

ISBN 978-5-0068-2005-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Как в поэзии и публицистике, так и в прозе у автора есть свой стиль. Те, кто уже знаком с творчеством Андрея Татура, понимают, что я имею в виду. Ну а тем, кто только знакомится с ним, скажу, что образы и тематика произведений автора многообразна, в них чувствуется глубокое понимание жизни и восприятие её сквозь призму лёгкой иронии (чего, убеждена, не может быть у человека, чей жизненный путь был поверхностным). Чтобы не быть голословной, рекомендую вам почитать непосредственно его публицистические статьи, насладиться стихотворениями и нырнуть с головой в вольные импровизации, собранные в «Джем-сторис».

А сейчас вернёмся к сборнику рассказов «Баламуты». На мой взгляд, совместно с вышедшим ранее сборником «Утро у колодца» – это дилогия деревенской жизни (хотя, возможно, Андрей Татур прямо сейчас пишет и третью книгу). Что ж, надо отдать должное автору – здесь явно читается его умение видеть прекрасное там, где, казалось бы, сплошной мрак, и вместе с тем, тонко подмечать самые безобразные стороны жизни, зачастую подавая информацию под соусом шутливости и даже некой безалаберности. Он называет свои истории просто, по-житейски – байки да россказни. Что можно делать утром у колодца? Конечно, набирая воду, поделиться интересными новостями и услышать последние сенсации округи. Ну а со словом «баламуты» вообще ассоциируются понятия «пустомеля», «болтун», «возмутитель спокойствия». И действительно, в сборнике встречается не один такой баламут, из-за которого, казалось бы, спокойная деревенская жизнь начинает бурлить. Здесь и любовные страсти, которые не обходят даже почтенных стариков, и поиск клада всем селом, и совместное участие в помощи нуждающемуся, как, впрочем, и всеобщее желание быть не хуже соседа, охватившее жителей деревни с говорящим названием «Болваны́»…

Мне, выросшей в деревне, всё это знакомо. Как понятно и то, что в сельской местности шила в мешке не утаишь. Даже спустя много лет, после того как человек покинул родные места, односельчане помнят и знают о нём. И эта связь с теми местами и людьми, среди которых он вырос, остаётся неразрывной всю жизнь.

Читая деревенские рассказы, я испытывала разнообразные эмоции. Это и смех, иногда до слёз, и где-то недоумение или порицание, и ощущение некой «свойскости» с героями.

Лёгкость повествования, типажи простых деревенских жителей, использование просторечных оборотов и гиперболических приёмов позволяют окунуться в иногда смешные или сатирические истории. Вместе с тем, всё больше увлекая за собой, автор создаёт такие условия, где наряду со смехом начинаешь понимать глубину переживаний и жизненных трудностей обычных людей. Людей, которые всё же получают удовольствие от жизни и любят свои родные места. Как говорит Андрей Татур в одном из своих стихотворений:

Здесь люди не играют, а живут,у них дома и души нараспашку,здесь путник завсегда найдёт приют,еду и сон, и чистую рубашку…

Не это ли счастье, к которому мы так стремимся всю свою жизнь? Попробуйте прочувствовать героев деревенских рассказов и ответить себе на этот вопрос.

Юлия МЕЛЬНИК

«Клад Якубчика»

Однажды ранней весной Антон Якубчик вернулся из города в родное село Дерябинское. Только вернулся он не потому, что соскучился по матери и родным местам – его привёз милицейский конвой. Новость быстро разлетелась по округе, и вот уже добрая половина села собралась у дома Якубчиков, чтобы узнать, в чём же провинился перед законом их земляк.

Антон привёл следственную группу к старому сельскому клубу и указал место под окном. Оперативники принялись копать и вскоре извлекли на свет внушительный чемодан. Вскрыв его при понятых, обнаружили миллион евро. Толпа сельчан возбуждённо загудела. Ещё бы, таких денег они не видели даже по телевизору! Валюту пересчитали, упаковали в спецмешок, после чего Антон отвёл следственную группу к церкви и указал на клумбу. Оперативники для вида спросили позволения у батюшки и, с его благословения, стали копать. Через какое-то время из ямы вытащили такой же чемодан, в котором тоже находился миллион евро. Толпа загудела пуще прежнего. Батюшка неистово крестился. Мать Антона тихонько плакала, а сам Антон стоял, понурив голову, пока оперативники пересчитывали деньги и упаковывали их в другой спецмешок.

Закурив очередную сигарету, к Антону подошёл следователь и спросил, есть ли ещё схрон. Антон ответил, что нет. Тогда следователь, понизив тон, сказал, что ещё один чемодан сократит тюремный срок Якубчика, как минимум, вдвое. Глубоко вздохнув, Антон кивнул и, в сопровождении следственной группы и ещё более разросшейся толпы односельчан, направился к поклонному кресту, что на въезде в село. Там оперативниками был выкопан ещё один чемодан с миллионом евро. В толпе тут и там раздавались нервные смешки, слышались истеричные рыдания, кто-то запел «Боже, царя храни», кто-то упал в обморок.

В конце концов, следственная группа, усталая, но счастливая, отбыла вместе с подследственным Антоном Якубчиком в город, а взбудораженным жителям села Дерябинское не осталось ничего, как обсуждать произошедшее и сетовать на то, что никому из них не довелось отыскать ни один схрон раньше милиции. Крепко этот случай задел сельчан, очень крепко. Многие мужики ушли в запой, бабы перестали вести хозяйство, дети играли только в «Клад Якубчика», напрочь позабыв про другие игры.

Сегодня уже никто и не вспомнит, кому первому в голову пришла мысль: «А что, если у Якубчика ещё остались схроны, разбросанные по всему селу? Надо копать!» Мысль была подхвачена на лету. Мужики, вооружившись лопатами и кирками, разделились на группы и принялись за дело. Перекопали территорию у фермы, магазина, школы, поликлиники. Искали под каждым столбом линий электропередач. Перелопатили все овраги вдоль дорог, поле, лес. Вскоре к мужикам присоединились и бабы, а чуть позже ряды копателей пополнили старики и дети. Копали у крыльца Полянских, Матвейчиков, Ивановских, Ярошуков… Искали за сараями у Зарецких, Семенчуков, Садовских, Грицкевичей… Перелопатили огороды Харитончиков, Радкевичей, Лисовских… Но так ничего и не нашли, однако продолжали копать, разделив село и окрестности на пяди.

Антон Якубчик на суде сознался и раскаялся в том, что за несколько лет работы в солидной ювелирной компании неоднократно совершал махинации с платежами в свою пользу. Суд признал его виновным и назначил наказание в виде лишения свободы сроком на пять лет.

Антон отсидел, освободился и приехал на родину, а жители села Дерябинское всё ещё продолжали копать.

Третий пассажир

Федька и Валик – закадычные друзья. И собутыльники. Потому как ох и любят же это дело! Частенько даже спорят, кто из них больше может выпить. Споры эти, как правило, заканчиваются короткими потасовками, после которых следуют долгие братания с речами о взаимоуважении и преданной дружбе.

Была суббота. И в этот день фортуна не оставила двух деревенских шалопаев, измученных похмельем, на произвол судьбы. Она вручила им подарок в виде козла тётки Гапонихи, который сорвался с привязи и забрёл на окраину деревни. Федька с Валиком поймали козла Рогалика, кое-как скрутили его и завязали морду тряпкой, чтобы не орал, как резаный. После чего затащили к Федьке в хату.

– Уф, намучился с чёртом рогатым… Ну что, братишка, дальше какой у нас план действий? – спросил Валик своего друга, вытирая вспотевшую шею и раскрасневшееся лицо повидавшим виды грязным платком.

– Всё просто, дружбан, транспортируем Рогалика в город, продаём на рынке по акции – и гуляй, босота! Покутим в городе чуток. Мы же давненько с тобой не выбирались, – радостно потёр ладоши Федька.

– Так то оно так, твой нехитрый план мне по душе. Вот только каким макаром мы его в город транспортируем так, чтоб никто не заметил, а? Да и до города пилить четыре километра, а до рынка – так и все пять. Не дотащим. Голова колоколом гудит… Вот чарку бы принять, успокоить организм. Шибко брыкливый козёл попался, намучаемся ещё…

– Спокойно, Маша, я Дубровский! – подмигнул Федька товарищу. – У кого в сарае дедовский «Иж» с коляской стоит? Всё продумано, дружбан, не сомневайся!

– А, по-моему, соваться в город на мотике ещё опасней… Что, если Гапониха участковому позвонила? Вдруг уже объявили план-перехват? Попадёмся, как дети… Да и козёл здоровенный, не влезет он полностью в коляску! – продолжал сомневаться Валик.

– Всё сделаем в лучшем виде, поверь мне и моей смекалке. Не будем мы скручивать козла в бараний рог! Поедет третьим пассажиром, как положено. Мы ПДД уважаем и соблюдаем. Побудь здесь пока, я пойду технику выгоню и кое-что доведу до ума. – Федька вышел из дома, а Валик закурил и нервно забарабанил пальцами, поглядывая в окно.

Через какое-то время в сарае гулко затарахтел двигатель мотоцикла. Федька открыл ворота, выехал во двор. Остановился у крыльца и зашёл в хату.

– Ну что, путешественники, готовы к большим приключениям? Давай, дружбан, бери Рогалика, потащили.

Козёл, уже было немного расслабившийся, снова ударился в панику, когда его подхватили четыре руки и поволокли из дома. Рогалика, как он ни вырывался, всё же усадили в коляску и крепко привязали жгутом. После этого козёл успокоился. То ли ему понравилось, то ли он был настолько удивлён, но сидел не шевелясь и широко распахнув глаза.

– Вот, а теперь последний штрих, – хитро усмехнулся Федька и, сняв с ручки мотоцикла старый облупленный шлем, в котором сверху были прорезаны две большие дырки, водрузил его козлу на голову. Шлем сел как надо.

– Ну ты, Федька, конспиратор! – захохотал Валик, хлопнув друга по плечу. – Я бы с тобой в разведку пошёл!

– А то! Теперь всё по правилам! Теперь, ежели что, гаишникам будет к нам не придраться! Погнали!..

Чихнув, мотоцикл тронулся и выкатил на дорогу. В это время Федькина соседка, баба Катя, вышла из калитки и обмерла, уставившись на пассажира в коляске. Федька помахал ей и крутанул ручку газа. А баба Катя завопила на всю улицу:

– Люди! Люди! Федька лешего схватил! Люди! Лешего катають!..

Она внезапно умолкла и принялась неистово креститься, когда «леший» повернул голову и невозмутимо посмотрел на неё большими, выпученными глазами.

Подруги по несчастью

– Да иду я, иду! Темнотища, хоть бы не убиться… Ну чего колотить-то так?! Дверь с петель слетит! Иду!.. Сашка, ты что ль?! Сдурел совсем уже! Время видел?!

– Ань, ты извини, конечно, но я тут немного в затруднениях…

– Во как! Значит, когда ты в затруднениях, я не должна спать по ночам?

– Да ладно, мы ведь почти не чужие… У нас же когда-то… ну, было… там…

– Чаво-о?! Совсем сбрендил что ль?! Да у нас с тобой было, когда ещё дети в школах дедушку Ленина принимали за своего родного! У тебя нынче супруга есть! Мама твоя есть всезнающая, на худой конец!

– Верка в санаторий уехала. Сказала, что хочет от меня отдохнуть, хоть раз в год.

– Так значит! Ну это она скромничает, видимо. От тебя, Сашка, нужно отдыхать, как минимум, десять раз в год, а то и все двадцать! А к матери своей, шибко умудрённой житейским опытом, ты чего не пошёл?

– Да вчера ночью я к ней захаживал, так выгнала и матюками ещё обложила. А всего-то спросил, как яйца варить…

– Яйца? Ночью?! Это во сколько же ты захаживал?

– Часа два было…

– Ну артист! Да если бы ты в два часа ночи у Божьей матери спросил, как варить яйца, ты бы узнал, что и она умеет матюгаться на чём свет стоит! Да и сложности-то никакой нет, проще простого – положил яйца в кастрюлю, поставил на плиту, и всё!

– Дык, я так и сделал, а они… взорвались. Я ж не знал, что в кастрюлю надо ещё и воды налить…

– Ну ты, Сашка, и в самом деле дурачок! Вот супруга твоя Верка – умная баба. Она только однажды здорово ошиблась. И это была роковая ошибка.

– Какая ещё ошибка?

– Когда она замуж за тебя вышла, за олуха такого… Ой, всё, давай выкладывай уже, чего припёрся-то?

– В общем, температура у меня… Знобит сильно, кости ломит… Может, твой Семён посмотрит, что за зараза?

– Да ты в своём уме, вообще? Ты какого лешего сюда сунулся, дурошлёп? Семён же ветеринар. Понимаешь? Ве-те-ри-нар! А наш фельдшер Егорыч через два дома живёт! Ты не дошёл туда али что?!

– Да ну его, этого Егорыча! Я же с ним в контрах уже который месяц, потому к тебе и обращаюсь. Оно ведь, что скотина, что людина – одинаково хворает. Семён разберётся, ты покличь только…

– Ну ты-то, действительно, скотина… От козла дык и не отличить… Ой, Господи, что делается! Жди тут, пойду будить своего… Ой, горе бестолковое!

– Ну ты это, Ань, не серчай шибко…

– Семён! Проснись, Сёмушка! Там Сашка припёрся, с температурой, сильно плохо ему, говорит. Сходи, миленький мой, глянь, а то ж не отвяжется.

– Да не пойду я к этому ненормальному! И ему тут нечего ползать! Вся деревня смеётся с дурака набитого…

– Сёмушка, ведь ты ж, как-никак, лекарь… Поди, клятву ентому, как его, Гиппо… кранту давал. Да и я Верке обещала присмотреть за Сашкой, пока она там в санаториях нервы свои восстанавливает.

– Так нечего было обещать!..

– А как же не обещать-то, Сёмушка? Я ж ей по гроб жизни обязана! Ежели б она тогда Сашку у меня не увела, я б по сей день от болвана не отвязалась, так и мучилась бы. Тебя не встретила бы, милёночка своего, семьи нашей не было бы. Сходи, Сёмушка, глянь!

– Да что б его!.. Ладно, сейчас иду…

– Иди, Сёмушка, иди… Ну кто ж виноват, что это не мужик, а один сплошной недостаток? Я вон с ним отмучилась, и слава богу. А Верка-то уже десяток лет груз непосильный тащит. Попросила за ним приглядеть, как тут откажешь, когда меня из омута этого вытащила, а сама туды бултыхнулась с головою. Собой пожертвовала, можно сказать… Я же теперь в неоплатном долгу, получается. И быть нам с нею до конца дней подругами по несчастью…

Из шутки возгорится авантюра

Неразлучная троица, обычные деревенские мужики Глеб, Николай и Алёша калымили в городе на приусадебном участке местного воротилы малого бизнеса. Получив окончательный расчёт, пошли вразнос – все деньги пропили. Как домой добираться?

Грязные, оборванные, с дикого перепоя, остановились в небольшом парке, недалеко от автовокзала. Глеб с Николаем устало опустились на траву. Алёша присел на скамейку, откинулся на спинку, прикрыл глаза, да так и уснул. Друзья, видимо, ещё не шибко упали духом – накарябали на картоне: «Подайте Христа ради! Пятый день без еды!» и приспособили картонку Алёше на грудь. Осторожно сняли с него кепку и, перевернув её, положили рядышком.

С автовокзала потянулись новоприбывшие пассажиры. Начали кидать в кепку деньги. Шутка ли, но за полчаса накидали довольно солидную сумму. То ли народ нынче пошёл такой сострадательный, то ли это у Алёши был вид больно жалостливый – друзья не стали особо задумываться, а полностью предались эйфории. Пересчитав добычу, Глеб радостно хлопнул Николая по плечу и прошептал:

– Ну что, Коль, закругляемся, здесь и на бутылец хватит, и на билеты. Давай будить кормильца нашего.

– Почекай, Глеб, раз пошла такая пьянка, соберём на литр, а то, что эта бутылка на троих… Нехай ещё подкинут, чтоб на закусь было, да на сигареты.

Поспорили немного, попрепирались. Пока спорили, опять кепка наполнилась. Выгребли. Пересчитали. Уже хватало и на два литра, и на блок сигарет. Глеб снова зашипел на товарища:

– Коль, ну всё, хватит! Сворачиваем лавочку! Мы же людей облапошиваем! Посадят, как пить дать, посадят!

– Что ты несёшь, дурачина? Люди сами дают? Сами! Силой-то не отбираем. А если и посадят кого, так это Алёшку, не нас. Мы тута при чём? – не сдавался Николай. – Ты глянь, Алёша за час во сне заработал столько, сколько мы у этого хряка на фазенде за двое суток! Пущай работает. Я, может, своей Нюрке на новое платье урву.

Алёша спит. Кепка исправно наполняется деньгами. Деньги снова и снова пересчитываются. Вот уже и на ящик водки хватает, и в родную деревню можно на такси ехать. Друзья подсчитали, что за две недели так можно и на свою машину собрать, да не на развалюху какую-нибудь подержанную, а на новую, из автосалона. Николай вошёл в азарт:

– Слухай, Глеб, нам с тобой надо фирму организовать! Нанять Алёшку – и нехай зарабатывает. А можно ещё таких горемычных десяток по всему городу рассадить – успевай только мешки с деньгами завязывать!

– Да, теперь-то мы заживём! Трактор себе куплю, телевизор цветной, детям – по велосипеду! А, лодку ещё хочу! Моторную! Эх, порыбачим тогда на славу! – воодушевился и Глеб.

– Притормози, кутёжник! Поначалу, всё пойдёт на развитие нашего бизнеса. Нужно побольше убогих нанять, тогда прибыль польётся рекой. Соображаешь? А потом уже тебе и трактор, и лодку, и пятизвёздочный коньяк в глотку…

Николай не договорил, как вдруг Алёша вскочил со скамейки, собрал деньги, водрузил кепку на голову и пошёл. Друзья кинулись за ним.

– Ты куда это, братка, направился? Айда в буфет, выпить возьмём, закусить, а остальные поровну поделим. Вместе ведь заработали! Алёш, ну мы же товарищи, как-никак!

– Да какие вы мне товарищи?! Вы ж на меня всё готовы повесить, ежели что, сами-то ни причём! Алёшка сядет! Алёшка ответит! Я это заработал! Я! Идите сами так сядьте и попробуйте хоть копейку получить! Ага! С вашими рожами вам в них только наплевать могут, а не денег дать! Билеты я вам куплю, а больше – кукиш!

Как оказалось, не спал Алёша. Всё слышал, всё подмечал. Смутились неудавшиеся бизнесмены, примолки, головы понурили. А тут ещё старичок какой-то интеллигентного вида догнал троицу. Суёт Алёшке деньги:

– Вот, возьмите, пожалуйста…

Алёша тут же обратно в роль вошёл.

– Дай вам Бог за дела ваши благие, – говорит он так смиренно и крестным знамением старика осеняет. Картонку-то не снял с груди, так и болтается на пуговице.

Друзья вскипели. Николай закричал:

– Ты, это, не дури, Алёшка! Идея наша, будь добр, процент на бочку!

– Да, Алёш, нельзя так с товарищами поступать! Нехорошо! – поддакнул Глеб.

Но с тех пор дружба между ними разладилась. Глеб с Николаем слышали, что Алёшу частенько видят в городе – сидит грязный, оборванный, на шее картонка болтается. То на ней «Голодаю», то «Замерзаю», то «Потерял память». А сам Алёша давно ездит на дорогой иномарке. Перебрался с концами в город, коттедж поставил рядом с тем «хряком», у которого когда-то калымил за копейки. Служанку привёз из Малайзии.

Однажды Николай, будучи в городе, проходил мимо старого друга. Алёша, сгорбившись, сидел с табличкой «Смертельно болен». И вид у него был совсем уж болезный. Сжалось у Николая сердце. И хоть не прошла обида на товарища, положил ему в кепку несколько купюр, подумав: «Может, и в самом деле, болеет, бедолага. Он и раньше-то здоровьем особо не отличался…»

Минутная слабость

– Тяжкая поездка! – устало выдохнула Валентина, протискивая в прихожую огромный клетчатый баул.

– Ничего, ничего… Вот сейчас отлежишься и отдохнёшь, – заботливо произнёс Пшеничкин, выхватив багаж из рук супруги, при этом отметив про себя, что тот очень лёгкий, никак, пустой.

Валентина ничего не ответила. Она прошла в комнату и осторожно присела на диван, не снимая пальто.

– Что такое, Валенька? – предчувствуя неладное, спросил Пшеничкин.

Валентина снова промолчала, разглядывая убранство прихожей, будто видела всё здесь впервые. Спустя минуту с волнением произнесла:

– Даже не знаю, с чего бы тут начать… Ты вот рад моему приезду, как дитя малое, а я не с добром вернулась… Не могу толком объяснить, но так уж произошло… В общем, я влюбилась. Может, оно и глупо для замужней бабы, но такое раз в жизни приходит. К кому-то раньше, к кому-то позже…

У Пшеничкина вдруг закружилась голова, ноги подкосились, и он осторожно присел рядышком с супругой.

– Э-эм… Ну… А-а… – попытался он что-то произнести, но смог выдавить лишь несколько ничего не значащих гласных и согласных.

– Понимаю, конечно, что поступаю бессердечно, но ты не обижайся, я должна всё высказать. Должна, – продолжала Валентина. – Я всю жизнь с тобой только маялась, Пшеничкин… А любовь? Была ли? За трудностями мы и не задумывались об этом. Да мы и познакомились-то, помнишь, когда у тебя денег не хватало на обед в сельской столовой? И с той поры мало что изменилось, выживаем от зарплаты до зарплаты. А я хочу, наконец, обеспеченной жизни, понимаешь?.. В общем, я вернулась, чтобы забрать кое-какую одежду, паспорт… Разведёмся тихо и мирно, хорошо? Не давая людям повода для сплетен…

– Дык, а он, что? – чуть слышно спросил Пшеничкин.

– Он говорит, что я для него – сокровище… Вот, если честно, никогда не верила, что есть на свете идеальные мужчины, но он такой: деловой, умный, красивый, у него свой коттедж, иномарка новая, собака породистая есть, дорогущая…

Помолчав, Валентина направилась к комоду. Стала перекладывать из него вещи в баул, который действительно был практически пустым.

– Может, переночуешь хоть? – с мольбой выдавил Пшеничкин.

– Нет, я пообещала ему, что к вечеру вернусь. Он будет ждать. Да и ни к чему оттягивать неизбежное.

Разобравшись с вещами, Валентина присела рядом с Пшеничкиным. Потянулись минуты тоскливого молчания.

– А знаешь, всё-таки я рад за тебя, – пробубнил Пшеничкин. – Думаю, тебе с ним будет хорошо.

– Я тоже так думаю, – вздохнула Валентина, обводя глазами комнату в очередной раз, – и очень сильно на это надеюсь… Такой беспорядок тут у тебя.

– Завтра наведу порядок…

– Ой, да ничего ты тут не наведёшь без меня… Пуговица, глянь, болтается. Снимай рубаху, надо пришить, а то потеряешь. Как тебе тут будет… одному-то?..

– Как-нибудь проживу.

– А ты женись! Ведь есть много хороших женщин в посёлке, хозяйственных, порядочных, не то что я.

– Да не нужно мне никого. А такую, как ты, я больше не найду.

– Бельё замочи, за свет не забудь заплатить… – отдавала распоряжения Валентина, как будто собиралась всего лишь на несколько дней в командировку.

На вокзал шли медленно, молча, придавленные тяжестью мыслей, переполнявших их. Не пройдя и полкилометра, присели на лавочку.

– Пшеничкин! – ахнула Валентина. – Ты прослезился, что ли? Я плачу, потому что покидаю своё родное гнёздышко, в котором родилась и выросла, а ты-то чего?!

– Я не плачу, – отворачиваясь, пробурчал Пшеничкин. – Тоже мне, придумала…

Они поднялись, немного прошли по дорожке, затем, будто сговорившись, свернули к следующей лавочке и снова присели. Отвернувшись друг от друга, долго молчали. После, разом подняв головы, посмотрели один на одного и тут же порывисто и крепко обнялись.

– Чуть глупостей не наделала! – зарыдала Валентина. – Но ты ничего там себе не думай! Я голову-то не теряла! Ничего такого меж нами не было!