Борщ из уютного триллера, эротической фантастики и парочки антиутопий

Ирина Горная

Борщ из уютного триллера, эротической фантастики и парочки антиутопий

Война за солнце

Меня до сих пор мучает воспоминание из глубокого детства. Жуткое, полное панической дрожи, оно проникает в реальность каждый раз, когда кто-то говорит о людях дождя. Контуры его теряются в пучине времени, но суть неизменна. Почему первое воспоминание в моей жизни стало именно таким?

Мне было четыре года, а может, три, – в детстве возраст всегда хочется преувеличить. Нам домой привезли диван, большой и мягкий. Старый был не чета новому, потому что торчащие пружины и мышиный цвет не вызывали ощущения праздника, а теперь бежевая кожа даже походила на солнце, в которое можно прыгнуть. Я мог веселиться дома, бегая по комнате, плюхаясь на мягкую поверхность и снова вскакивая, чтобы пробежать круг.

Этим я и занимался, когда появился он.

Странный человек корёжился, будто в муках, и бормотал что-то несусветное. Он прошёл в комнату кривой походкой, вызывая страх. Я будто обледенел… А человек притаился в углу, не давая выдохнуть. Воспоминания об этом и теперь смутные, на уровне ощущений, а не картинок.

Я сидел на бежевом, почти оранжевом диване, боялся двинуться, и тут послышались грохот и бахающие о паркет шаги; помню грязные следы от ботинок. Что у нас дома могло делать столько чужих взрослых? Раздался выстрел. Кажется, я испугался и вскрикнул. Столько крови мне не встречалось даже в поликлинике…

– Не волнуйтесь, это женщина дождя, – сказал грубый голос.

Оставив странное существо лежать, выбившие нашу дверь люди ушли. Я остался в шоковом состоянии и смотрел на умирающую женщину – это была женщина! – будто со стороны, ничего не ощущая. Голос не подчинялся мне, тело не двигалось. Трёхлетний ребёнок ничего не мог понять, но чувствовал, что произошло непоправимое.

Уже в том возрасте я догадывался, как надо относиться к людям дождя, хоть и не знал, кто они такие. Понятно было то, что из-за них в стране постоянно идёт дождь, и только это. Солнце отказывалось светить сквозь громоздкие тучи, и в этом состояла национальная трагедия. Поэтому людей дождя отстреливали. Каждый мальчишка мечтал взять в руки оружие.

Казалось, всё просто, но меня долго не покидали сомнения. Как женщина дождя пробралась в наш дом? Знали ли её мои родители? Почему в момент перед выстрелом она потянулась ко мне, и вдруг тянулась не со злым умыслом?

Последняя несуразная мысль была следствием детского шока, и именно она больше всего запомнилась мне.

***

Восьмой год обучения ознаменовался тем, что нас распределили по специальностям. Первого сентября «а», «б», «в» и «г»-классы перетасовали, как колоду карт после скучной партии. Из всего списка я знал от силы четырёх человек, с которыми толком-то и не общался. Тогда встала задача быстро найти одного-двух друзей, чтобы не стать изгоем.

Шёл, как обычно, дождь, и я сильно вымок по пути в школу. Холодная классная комната отбирала последние крохи воспоминаний о летнем… не то, чтобы тепле, но не таком уж сильном холоде. С крыш стекали струйки воды, то и дело брызгая на окна из-за ветра. Уже не одно поколение в нашей стране стояла такая унылая погода. Что могло положить ей начало?

Ничто так не прокачивает социальный глазомер, как жизнь в стае, коей является школьный класс. Нас рассадили за парты-одиночки. На первой перемене я больше прислушивался к чужим разговорам, к потокам фраз:

– А ты взял восемьдесят первый уровень?

– Они добавили в меню горячий бамбл.

– Сам придумал или срисовал?

На второй перемене мы пошли в столовую, и мне надо было выбрать, с кем сесть за один стол. Мы распределялись по три-четыре человека. Я стал рассуждать. Если сесть, например, с девочками, то вызовешь насмешки. Если попробовать сдружиться с парнями из прошлого класса, отношения всё равно не наладятся. Оставалось выбрать незнакомых людей. Эх, ну почему Витя, мой прежний друг, решил пойти в медико-биологический? Совершенно не моя специальность…

Тарелки уже были расставлены, подростки резво рассаживались, только я стоял как вкопанный. Увидев Мишу по прозвищу Медведь, подумал, как хорошо бы было попасть в его компанию. У нас много говорили о его родителях, людях уважаемых. Большой и надёжный, он вступал в драку каждый раз, когда кто-то подтрунивал над его друзьями. Благодаря своим размерам, выходил победителем – и не важно, что учителя шёпотом жаловались на его вздорный характер друг другу в коридорах, пока никто не слышит. Медведя уважали все классы, потому что у них не было другого выбора.

По счастливому совпадению, толстяк тоже остался без друзей. Как так? Он был с ними неразлучен. Но всё к лучшему! Я задумался, как подойти к нему, и упёр взгляд в космы волос. Медведь повернул голову и тоже увидел меня. Приглашая сесть вместе, бросил короткое:

– Айда.

Мы вместе сели на потёртую деревянную скамейку и взяли ложки. Почти сразу к нам присоединился тощий, гикнутый парень без школьной формы. Медведь будто притягивал тех, кто не мог постоять за себя.

– Костя, – представился тощий парень.

Он положил на стол фигурку, которой, очевидно, решил выпендриться в первый день учёбы. Куча деталек были раскрашены в белый, красный и синий цвет.

– Это мой мобильный воин Гандам, – прокомментировал Костя, не выдержав пятисекундного молчания. – Я его сам раскрашивал. У него есть ружьё. Оно стреляет в космосе. Ну, вы, наверное, смотрели тот сериал.

Чем больше он говорил, тем сильнее я ощущал вяжущее одиночество.

– Жаль, что так холодно, – вылетела изо рта единственная мысль.

– Угу, – сказал Медведь сквозь набранный в рот суп. – Эт всё люди дождя.

– Ну, в здании с холодом можно было бы что-то сделать, – вставил Костя.

Он начал есть с запеканки с изюмом, которая гораздо вкуснее супа, – в общем, сделал всё не по правилам. Я вообще к еде не притрагивался, подавленно держа в руке ложку и пытаясь вызвать у себя аппетит. Медведь достал пальцами капусту из супа, откусил явно испорченный кусок и сплюнул его на стол.

– Конечно. Отстрелять, – вынес он вердикт.

– Говорят, людей дождя – 20% всего населения, – похвастался начитанностью Костя.

– Значит, в нашем классе из них каждый четвёртый?

– Каждый пятый… – поправил я.

Медведь бросил предупреждающий взгляд, и мне пришлось заткнуться. Костя продолжил спорить.

– Мы не можем отстрелять пятую часть населения, – возмутился он.

– Почему нет? Мой папа в МВД этим занимается.

– Разумней просто наладить системы отопления.

Это был аргумент. Я молчал, потому что встревать в спор с Медведем – самоубийство. Из дверного проёма послышался очень строгий учительский окрик:

– Константин Севок!

Костя подскочил и испуганно перевёл взгляд на нашу новую классную руководительницу. Он выглядел, как нашкодивший котёнок. Я забеспокоился: неужели нас подслушали с такого расстояния? Костя оставил запеканку и побежал к дверям. Он долго оправдывался за униформу, которую ещё не пошили. Понятно было, что парень перешёл из другой школы.

Медведь мотнул головой в сторону Кости.

– Экстремист, – прорычал он на всю столовую и задорно оскалился.

К счастью, Наталья Павловна не выделила его рык из общего гомона.

Я сам не понимал, что в нашей стране является экстремизмом. Папа объяснял утомлённо про людей дождя, что они – враги. Отстреливать их – установившийся порядок. Призывая не делать этого, ты ведёшь себя радикально – провоцируешь очередной скандал. Вообще, в нашей стране была мода на обвинения. Наверное, я не был экстремистом только потому, что всё время молчал, ведь мне показалась отличной идея Кости об отоплении.

Из задумчивости меня вывело резкое:

– Пс.

Я удивлённо уставился на Медведя, а тот резко понизил голос:

– Скажем училке, что он дождевой.

Я уронил челюсть.

– Зачем?

– Мне нужен его Гандам.

– Но… зачем врать?

Медведь отвесил мне подзатыльник.

– А мы врём, что ли, дубина?! – рыкнул он.

Я почувствовал подступающие слёзы. Похоже, дружба с Медведем имела свои издержки. Мне не хотелось ни клеветать на Костю, ни ссориться с заводилой. Единственным выходом оставалось пересесть за другой стол, но даже в этом случае последствий не избежать.

Медведь встал, сжав моё плечо. Я пытался перебороть себя. Нерешительность мучила: может, всё-таки настучать на Костю, как приказано? И в этот момент, как нежданный спаситель, появилась…

Большая попа.

Она села на столь нужного всем Гандама. Фигурка хрустнула. Медведь с шумом вдохнул воздух.

– Ты что за поехавшая? – спросил он.

Обладательница попы повернулась боком, неловко соскочила на ноги и улыбнулась, словно Джоконда. Девочка заботилась скорее об эффектности, чем о красоте: её губы были перепачканы красной помадой с коричневым контуром. Кроме того, не имея возможности сменить школьную форму на что-то более весёлое, она пододела под юбку колготки-сеточку. Экстравагантный вид завершался чистым беленьким воротничком примерной школьницы.

– Я Алиса, – представилось создание.

Понятно было, что она сломала Гандама специально. Я возблагодарил судьбу за то, что избавила меня от мучительного выбора. Теперь стреляющее в космосе палка-ружьё сломалось у основания, и фигурка потеряла всю свою прелесть. Говорить учительнице, что её владелец – человек дождя, не имело смысла. Медведь был в ярости.

Тем временем вернулся Костя. Он уставился на тут же ретировавшуюся Алису, затем посмотрел на фигурку. Глаза его расширились. Медведь бросил быстрый взгляд на затылок Натальи Павловны, развернул Костю и дал ему пинка. Жертва нелепо замахала руками, послышались смешки.

– Плевать на этого Севка. Лук-севок. Девка точно дождевая, – резюмировал Медведь.

Я вдруг почувствовал решимость, молча встал и пересел за один стол с Алисой. Благо пока не начал есть суп.

***

У Алисы оказалось столько же уроков, что и у меня, и мы вышли из школы вместе. Пританцовывая под дождём, новая подруга рассуждала о несправедливости и половой идентичности:

– Хорошо быть мальчиком: занозы не вопьются в штаны, а я девочка, и мои ноги почти что голые.

И я подумал: действительно хорошо.

Впрочем, не во всём. Алиса держала высоко над собой маленький зонтик, вода с которого капала прямо мне на макушку. Но я почти не замечал этого: всё равно куртка промокла. Несмотря на вековой дождь, одежду у нас делать так и не научились.

– Без зонтика хорошо ходить. Дождь капает – значит вырастешь, – продолжила Алиса. – Но я не такая, как ты. Мне слишком холодно.

Я был в предвкушении: Алиса обещала показать свой дом. Раньше мне не доводилось бывать дома у девчонок. Наверное, там всё совсем не как у нас. В детском отделе мегамаркета продавали огромные домики для кукол, чуть ли не в метр высотой. Почему-то мне казалось, что я найду такой же у Алисы.

С небольшого бульвара мы свернули в парк. Я ничего не замечал от радости, а Алиса тем временем болтала:

– У меня тоже есть Гандам. Только другой. И, если честно, самодельный, из пластелина. Мама сказала, настоящий мне иметь рано. Куплю, когда вырасту.

Я открыл рот, чтобы удивиться: неужели она тоже смотрит Гандама? И тут Алиса добавила:

– Такой эмоциональный сериал…

Мой рот захлопнулся. Похоже, она смотрела только последнюю часть, с новым режиссёром. Чего ещё можно было ожидать от девчонки? Их привлекают боевые сериалы, только если в них обилие соплей.

Я неожиданно понял, что за всё время, пока Алиса болтала, сам не издал ни звука, и задал логичный вопрос:

– Ты не боишься ходить по парку до дома?

Действительно, над нами сгустились кроны деревьев. Они частично защищали от дождя, идущего там, где листья редели. Дорожка была грунтовой: похоже, мы зашли далеко…

Алиса беззаботно ответила:

– Не.

Как ей не страшно? Куда она меня ведёт? Я собирался запаниковать, однако вспомнил, что с другой стороны парка есть выход к жилым домам. Но точно ли мы идём в том направлении?

– Пришли! – торжествующе воскликнула Алиса.

Нас окружала глушь.

– И где мы? – спросил я.

Голос был чуть хриплым от долгого молчания.

– Вот мой дом, – ткнула пальцем подруга.

Я проследил за направлением её руки. Алиса указывала на сложенные буквой «П» доски, которые могли служить прибежищем разве что для белок. Сложно было поверить, что тут жил человек.

– Я думал, ты приведёшь меня в другой дом, – осторожно сказал я. – С прихожей, плитой, туалетом.

– То квартира. А это дом, – изрекла Алиса.

Всё стало понятно. Она не собиралась показывать мне, где живёт. Я задумался: в самом ли деле странная девочка стала моей подругой? Сняв портфель, я пригнулся и залез в импровизированное жилище. Места тут хватало как раз для двоих.

– Ну что, расскажи о себе, – попросил я.

Алиса устроилась напротив меня, на траве. Круглое лицо украшала самодовольная улыбка.

– Я девочка дождя, и я подарю всем солнце! – заявила она.

***

Пока мы лежали в сооружении из досок, полностью извозюкались в грязи. Алиса рассказала мне свою историю. Она была новенькой в школе и ещё не понимала, что к чему. И не слышала ничего о Медведе, а с Костей сидела за соседними партами.

Она училась хорошо, причин переводиться из старой школы не было. Крутые девочки её особо не трогали, зная, что она неадекватна. А неадекватна она была ого-го как: однажды принесла в школу жабу и посадила в портфель подруге, которая расковыряла её вязаный свитер.

Да. Неадекватность – своего рода защита от травли. Люди не могут предсказать твои действия и начинают бояться.

Но всё изменилось, когда мама Алисы снова вышла замуж. Их семья переехала в другой район. В доме стало невозможно находиться. Отчим не работал и чуть что, устраивал скандал: то посуда неидеально помыта, то шаги слишком громкие, то в котлетах лук, который он терпеть не мог.

Родители кричали друг на друга, а потом всю злость срывали на Алисе. Даже иногда били. Стоило ей попасться под руку, и девочка ходила в синяках ещё несколько дней. Поэтому она облюбовала в парке домик, который ей построил настоящий папа, – кучу досок, сложенных буквой «П».

Я представить не мог, что у новой подруги творилось в голове. Она просиживала в домике все вечера и уходила, только когда мама с отчимом ложились спать. При этом девочка врала, что ходит в гости к подругам, и её не искали. Ночью она играла в компьютер, который в её семье был только один. Алиса уверяла, что спать ей не хотелось. У неё было много странностей.

А я жил размеренно, вставал ровно в шесть и ложился в одиннадцать. Стандартное расписание помогало мне чувствовать себя спокойно. Что бы ни случилось, я знал, где буду в следующий час. Даже друзья не звонили, чтобы внезапно выдернуть на улицу.

Сильно помогало то, что мама в своё время работала учителем в школе. У неё и сейчас было много друзей среди преподавательского состава. Иногда я заходил в учительскую, где меня угощали чаем. Завуч Светлана Петровна давала мне небольшие задания, например, подчеркнуть в газетной вырезке определённые буквы на скорость.

Вот и сейчас я занимался этим. Мама часто рассказывала, как полезно развивать память и внимание. Продлёнки как таковой в школе не было, да и не нужна она была 14-летнему лбу. Но в учительской стояло спокойствие, мне здесь нравилось.

– Сделал? Не проверяй, – предупредила Светлана Петровна.

Она взяла протянутый мной кусок газеты, маркер и пробормотала:

– Ага… тут пропустил.

– Светлана Петровна, – позвал я.

– Да, Коля?

– Может ли быть такое, что со мной не хотят дружить, потому что я хожу сюда?

Завуч отложила маркер и вздохнула.

– Школьная дружба искренняя, но вместе с тем самая сложная, – сказала она. – Ты замкнут, и ребята к тебе не тянутся. Но со временем это пройдёт. Наработаются социальные навыки. Вас же распределили по классам? Удалось познакомиться с кем-то?

– Я поссорился с Медведем, – признался я.

– Вчера я видела тебя после школы с девочкой.

Я покраснел. От взора Светланы Петровны ничего не могло скрыться.

– Её зовут Алиса. – Этим всё было сказано.

– Она твой друг?

– Да, мы гуляли… она показала мне свой… дом.

– Так значит, у тебя есть друзья?

– Есть, правда, но она странная. Считает себя девочкой дождя. Хотя это глупость. Дети дождя, они же страшные…

Взгляд Светланы Петровны стал чужим.

***

Впервые за много лет я собирался в школу с желанием идти туда. Алиса не просто так заявляла, что подарит солнце людям: она уже пробудила свет во мне. Смесь чудаковатости и непосредственной детскости вызывала интерес; интерес вызывал предвкушение новой встречи. Мне спустя много лет казалось, что это были мои самые счастливые воспоминания.

Когда я собрал портфель, подсознание на мгновение показало мне ту картинку – полный настороженности взгляд Светланы Петровны. Что он мог значить? Чем это закончится? Я помотал головой, чтобы стряхнуть мысли. Это всё излишняя тревожность.

Шёл, как обычно, дождь. За пятнадцать минут пути мои волосы совсем промокли, и самого меня можно было отжимать. Капли барабанили по крышам, и в такт им стучало сердце. Я, как никогда в жизни, был бодрым и полным энергии.

Но когда я приближался к школе, мне показалось, над ней сгустилась тьма. Дурные предчувствия поглотили меня. Опять стала мерещиться Светлана Петровна, она предавалась плотским утехам с Медведем и смотрела на меня с презрением. В горле образовался ком. Со страхом я подошёл к воротам школьной ограды.

Предчувствия не обманули меня. На доске у входа висела большая фотография Алисы с подписью:

«РАЗЫСКИВАЕТСЯ

Алиса Клин

Человек дождя. Возраст: 14

Допустимы любые меры самозащиты».

Кто-то пририсовал ей рожки, как у чёртика, и наклонил угол брови. Теперь Алиса выглядела злодеем из комикса. Это была какая-то ошибка: люди дождя отвратительны и опасны, а я провёл с ней целый вечер, и ничего не произошло. Кто-то оклеветал её, а ведь она хотела дать всем солнце…

Я побежал в учительскую.

– Скоро урок, Коля, – сказала Тамара Николаевна. – Ты опаздываешь.

Дыхание никак не могло выровняться.

– Там… Алиса… – выдавил я.

– Да. Её уличили.

– В чём?

– В том, что она начала дождь. А теперь иди на урок.

Тамара Николаевна подтолкнула меня. Я переступал ватными ногами по направлению к двери и думал: как могла начать дождь весёлая Алиса?

– Кто на неё нажаловался?

– Было несколько жалоб. Какое вам дело?

«Действительно, – подумал я с гневом. – Какое мне дело? Я знал Алису всего-то один день».

– Она – мой друг! – прокричал я.

***

Поникший Медведь сидел на подоконнике. Мне предстояло учиться с ним ещё три года – это во-первых. Во-вторых, я никогда не видел его в таком состоянии. Лицо великана стало землистым, а сам он выглядел так, будто отравился позавчерашней капустой.

– Что случилось? – спросил я.

Медведь поднял затуманенный взгляд.

– Да отец вчера вечером лука-порея прикончил.

О ком он говорит?

– Этот дебил спорить с ним полез, – продолжил Медведь. – Сказал, что лучше про клей знает. Мы Гандама склеивали. Теперь как дождевой оформлен. Любые меры самозащиты. А Гандама отец сказал выбросить.

Я вспомнил того парня, который носил с собой фигурку; отмотал то, что сказал Медведь, назад, и с тупым видом спросил:

– Прикончил?

Медведь снова уставился в пол.

– Родаки совсем обнаглели. Отбирать мои игрушки.

Он не мог без собственнического мышления. Я подумал, что, может быть, Костя был ему важен, поэтому слегка кивнул.

– А. Девка твоя узнала про Севка – впала в истерику. И убежала куда-то. Айда. – Медведь махнул рукой.

Я подошёл к окну.

– Вот в том направлении побежала, – указал Медведь.

Я понял: Алиса спряталась в домике из досок. То, что она человек дождя, – ошибка, моя подруга просто перенервничала из-за гибели одноклассника. Все знают: если ты будешь вести себя неадекватно, за тобой придут, потому что так делают только начинающие дождь люди.

***

– Алиса! – воскликнул я, подбегая к домику.

Найти место было сложно – оно находилось глубоко внутри парка, за неровным строем деревьев. Но я справился: настолько хотел увидеть Алису.

Выл ветер. Никогда ещё я не ощущал природы настолько дикой. Алиса лежала под навесом из досок, в грязи, уткнув лицо в ладони. При моём приближении её плечи дёрнулись, и сама она напряглась.

– Алиса, я нашёл тебя!

Остановившись, я наклонился и положил руку на её плечо.

– Что с того? – пробубнила девочка.

– Как что?! Не обращай внимания, что бы они ни говорили…

– Зачем ты сказал про меня этой завучке?

Алиса поднялась. Я увидел наконец её лицо и понял: передо мной один из тех самых людей, про которых слагают страшилки. Тушь растеклась, ревущая гримаса ужасала. Алиса походила на смесь жабы и тигра, и даже штормовой ветер рядом с ней становился крепче.

– Светлане Петровне? – тупо спросил я.

– Если бы не ты, – выдохнула Алиса, – если бы я не поверила тебе…

– Она кому-то рассказала?

Ответом мне было молчание. Алиса снова плюхнулась в грязь.

– Алиса, не молчи, – затараторил я. – Ты хотела дать всем солнце. И ты можешь его дать, ты можешь дать всем саму себя! Во всех живёт солнце, какими бы людьми дождя они ни были!

Но Алиса не поднимала головы.

– Что кому я могу дать? – пробурчала она. – Я маргинал, я экстремист…

За моей спиной послышался отдалённый шорох. Кто-то ломал ветки кустарника. Алиса вскочила.

– Держи! – крикнула она, протягивая мне кусок картона. – Это моё солнце.

Приближались страшные шаги. Шаги, которые я уже слышал в детстве. Шаги тех, кто убивал.

В этот раз я разглядел их: люди с автоматами. Они хранили мир, они хотели добра. Кто дал им эти автоматы? Их грубая поступь и вторжение в наш мир…

Раздался выстрел. Я опустил взгляд. Кусок картона… Картина по номерам. Я разглядывал солнце, забрызганное кровью.

***

– Привет, мам, – бросил я, вернувшись.

Мать оглянулась.

– Что так рано?

Худое лицо мамы, измученной отмыванием дверной ручки, выражало тусклый свет, которого не хватало, чтобы удержать меня на плаву. Картонка с Алисиным солнцем выпала из рук на пол.

– Да что-то кусок в горло не лезет, – ответил я невпопад.

Мать прищурилась.

– Что это? Кровь? – перепугалась она.

Всё было как в тумане. Мама потащила меня на кухню, стала осматривать. Я молчал и позволял вертеть себя под разными углами. Внутри застыла пустота.

– Мам, а кто был тот человек дождя, которого убили в нашей квартире? – вдруг спросил я.

Мать закусила губу.

– Да, я слышала, что обвинили девочку из вашей школы. Неужели её уже?..

– Да. И даже тело не унесли.

– Ты не говорил мне о ней.

– Я позавчера познакомился.

Мать явно уходила от серьёзного вопроса, и я повторил:

– Кто был тот человек дождя?

Она испуганно смотрела на меня и мяла фартук.

– Ты помнишь?

– Такое не забывается.

– Но… Тебе было года два. Это была твоя тётя. Она была… больна.

До меня медленно доходило. Это была моя тётя, но ощущалось её присутствие так, будто я столкнулся со смертельной опасностью.

– Кто такие люди дождя? Они могут убить? – прохрипел я.

Мать опустилась на стул я стала рассказывать.

– Во времена, когда нашим бабушкам и дедушкам было столько же, сколько и тебе, власти решили создать самую счастливую нацию. Для этого было решено отстрелять несчастных людей. Бездомных, нищих, больных… Отстреливали даже изгоев в школьных классах.

– А изгои опасны?

– Те, кто действительно опасны, всегда выглядят привлекательно. А несчастные люди своим видом портят жизнь другим. Поэтому от них было решено избавиться. Но…

– Но?

– Сразу после массовых расстрелов начался дождь. И он не может прекратиться до сих пор. Людей, приговорённых к казни, стало принято называть людьми дождя, как если бы это они были виновны…

– Может, дождь прекратится, если не стрелять?

– Поздно. Общественность возложила вину на этих людей и жаждет их смерти, но чем больше мы от них избавляемся, тем сильнее идут дожди. Это замкнутый круг.

– Люди не могут быть так глупы… – пробормотал я.

Вернувшись в коридор, я увидел ту картинку по номерам, которую разрисовывала Алиса. Судя по всему, она рисовала акрилом. Замершее на куске картона солнце – оно было у неё внутри. Неидеальное, конечно, потому что никто в нашей стране не знал, как оно выглядит. Но ведь можно вообразить…

И я принял решение стать художником. Давать людям свет, что найду в себе. Может быть, сейчас я замкнутый, незаметный мальчишка, что ходит без зонта под дождём. Но я смогу проникнуть в чужие чувства и изменить их. Сделаю так, чтобы страна стала счастливой. Для этого нужна только сила картин.