Мрачный Воевода

Евгений Фюжен

Мрачный Воевода

Глава I. Дитя земли

В те далекие дни, когда Серебряное Царство еще купалось в золотых лучах вечной весны, когда хрустальные башни столицы отражали не тучи войн, а лишь перистые облака мира, на самой дальней окраине этого благословенного мира, в деревушке Светлый Ключ, что притулилась меж холмов и дубрав, произошло событие, которому суждено было изменить ход истории всех миров.

Родился младенец.

Ничто в ту тихую майскую ночь не предвещало, что этот крестьянский сын станет сначала величайшим героем, а затем и величайшим злодеем, какого только знало мироздание. Ни молнии не полосовали небосвод, ни кометы не чертили огненные знаки в темноте. Лишь соловьи пели в роще да далеко в лесу тревожно выли волки – но это было их обычным делом. Звезды светили тем же ровным светом, что и всегда, словно сама природа не желала признавать, что в мир пришел тот, кому суждено было стать проклятьем для всего сущего.

Изба Родиона Светлого – ибо таково было имя отца новорожденного – была бедна даже по меркам крестьянского быта. Стены, сложенные из потемневших от времени бревен, покосились от возраста и непогод. Соломенная крыша кое-где провалилась, и в дождливые дни приходилось подставлять горшки под протечки. Единственным богатством семьи была нива в три десятины да корова Пеструха, которая в добрые годы давала достаточно молока для пропитания.

Но когда Анна Светлая – так звали мать младенца – впервые взяла на руки своего сына, казалось, что вся изба наполнилась светом. Не обычным светом очага или лампадки перед образами, а каким-то особенным, теплым сиянием, исходившим, как ей чудилось, от самого ребенка.

– Светлояром назовем, – прошептала она мужу, глядя на крошечное личико сына. – Светлый он, Родион. Видишь, как глазки сияют?

Родион, человек немногословный и практичный, сначала хотел возразить – какое имя для крестьянского сына! – но, взглянув на младенца, понял, что жена права. Глаза мальчика, еще не успевшие окончательно определиться с цветом, светились каким-то внутренним огнем, и в этом огне читалась такая чистота, такая безграничная доброта, что сердце отца дрогнуло от предчувствия чего-то великого и одновременно страшного.

Так началась жизнь Светлояра, которому суждено было стать Мрачным Воеводой.

Детство его прошло в трудах и простых радостях крестьянского быта. Едва научившись ходить, мальчик уже следовал за отцом в поле, таская в крошечных ручонках камешки, которые мужчина выбирал из борозд. В три года он умел доить козу и собирать яйца, в четыре – помогал матери месить хлеб, а в пять уже знал толк в том, какие травы полезны для скотины, а какие вредны.

Но с самых ранних лет в характере Светлояра проявлялось нечто такое, что отличало его от других деревенских детей. Он не мог спокойно смотреть на чужие страдания. Если кто-то из ребятишек падал и разбивал коленку, Светлояр первым бежал на помощь, отдавал раненому свой кусок хлеба и успокаивал ласковыми словами. Когда соседский мальчишка Федька потерял в реке единственную удочку, Светлояр без колебаний отдал свою, хотя сам остался без снасти и без возможности помочь семье рыбой.

– Не годится это, сынок, – мягко, но твердо говорил ему отец. – Доброта – дело хорошее, да только своя рубашка к телу ближе. Не можешь ты всех накормить и всех пожалеть.

– А почему не можешь, тятя? – спрашивал мальчик, широко раскрывая удивленные глаза. – Если Бог дал сердце, значит, оно для всех дано.

На такие вопросы Родион не знал, что отвечать. Он был человеком простым, богобоязненным, но его вера умещалась в привычные формулы воскресных служб и праздничных молитв. А сын рос словно бы с какой-то иной верой, более горячей, более требовательной, более… опасной, хотя Родион не мог бы объяснить, почему именно это слово приходило ему на ум.

Анна Светлая понимала сына лучше мужа. В ее материнском сердце жила тревога, которую она не решалась высказать вслух: мальчик слишком остро чувствовал чужую боль, слишком тяжело переносил несправедливость, слишком горячо мечтал о мире, где никто не будет плакать. Иногда по ночам она находила сына стоящим у окна и всматривающимся в звездное небо с таким выражением лица, словно он искал там ответы на вопросы, которые не задавали даже взрослые.

– О чем думаешь, сынок? – спрашивала она, обнимая тонкие плечи мальчика.

– О том, мама, отчего в мире столько горя, – отвечал Светлояр, не отводя глаз от звезд. – Вот дедушка Макар кашляет кровью, а лекарства у него нет денег купить. Вот у тети Дарьи муж пьет и бьет ее. Вот дети на другом конце деревни голодают, потому что отец их умер. Почему так, мама?

Анна не знала, что сказать. Сама она принимала жизнь такой, какой Бог послал, – с ее радостями и печалями, достатком и нуждой. Но сын как будто не мог примириться с тем, что страдания в мире неизбежны.

– Так устроено, дитя мое, – говорила она. – Не нам судить Божьи пути.

– А может быть, Бог потому и послал людей на землю, чтобы они сделали ее лучше? – тихо спрашивал мальчик.

В таких разговорах проходили его детские годы. А между тем Светлояр рос не только добрым, но и сильным. К десяти годам он мог переносить тяжести, которые с трудом поднимали взрослые мужчины. Он не знал страха ни перед быком, ни перед волком, ни перед разбушевавшейся рекой. И всякий раз, когда кому-то угрожала беда, Светлояр оказывался рядом.

Когда загорелся дом у соседей Прохоровых, двенадцатилетний Светлояр первым бросился в огонь и вынес старую бабку Евдокию, которую уже считали погибшей. Когда в реку провалился под лед малыш из дальней избы, Светлояр, не раздумывая, прыгнул в ледяную воду и вытащил ребенка на берег. Когда на деревню напал медведь-шатун, мальчик сумел отвлечь зверя на себя и увести от домов, рискуя собственной жизнью.

Слава о его подвигах разнеслась по всей округе. Люди начали говорить, что в семье Светлых родился не простой крестьянский сын, а будущий герой, может быть, даже рыцарь. Но сам Светлояр не искал славы. Каждый раз, спасая кого-то, он думал только о том, что не может поступить иначе. Чужая боль отзывалась в его сердце так остро, словно это была его собственная боль.

Родители гордились сыном, но вместе с гордостью в их сердцах росла и тревога. Они видели, как мальчик мучается от каждой несправедливости, как тяжело переживает он каждое страдание, которое не может предотвратить. Светлояр худел и бледнел, когда в деревне кто-то болел или горевал. Он терял аппетит, когда видел голодных детей. Он не мог спать, если знал, что где-то творится обида.

– Сердце у него слишком большое, – со вздохом говорила Анна мужу. – Боюсь, что не вынесет оно всей боли мирской.

– Перерастет, – отвечал Родион, но сам не очень верил в свои слова.

А Светлояр рос и мужал, и с каждым годом его стремление к справедливости становилось все сильнее. Он не мог понять, почему одни люди живут в достатке, а другие голодают. Почему одни здоровы, а другие больны. Почему сильные обижают слабых, а власть имущие – бедных. В его юной душе зрело убеждение, что мир устроен неправильно и что кто-то должен его исправить.

В четырнадцать лет он был уже выше отца и сильнее любого мужчины в деревне. Волосы его стали золотистыми, как спелая пшеница, глаза приобрели цвет утреннего неба, а лицо – благородные черты, которые не встретишь в крестьянском роду. Люди стали поговаривать, что, может быть, он не простого происхождения, что в его жилах течет кровь древних героев. Некоторые даже шептались, что он – подкидыш, сын какого-то знатного рода, случайно попавший в крестьянскую семью.

Но Родион и Анна знали правду: Светлояр был их родным сыном, просто Господь наделил его особыми дарами. И эти дары с каждым днем становились все очевиднее.

Когда Светлояру исполнилось пятнадцать лет, в их краях случилась страшная беда. Неурожайный год привел к голоду, а голод – к болезням. Какая-то странная хворь начала косить людей одного за другим. Сначала заболели старики и дети, потом и взрослые. Лекарей в округе не было, а до ближайшего города – три дня пути по плохим дорогам.

Анна Светлая заболела одной из первых. Сначала она только кашляла да жаловалась на усталость. Потом начала гореть в лихорадке. Светлояр не отходил от ее постели, пытаясь облегчить страдания матери всеми известными ему способами. Он носил ей воду из святого источника за десять верст, варил отвары из трав, молился дни и ночи напролет.

– Сынок, – шептала Анна в редкие минуты просветления, – не убивайся так. Все в Божьей воле.

– Нет, мама, – отвечал Светлояр, сжимая ее горящую руку. – Не может быть, чтобы Бог хотел таких страданий. Значит, люди сами виноваты. Значит, они живут неправильно. И надо это исправить.

Анна смотрела на пылающее лицо сына и в его глазах читала такую решимость, такую неукротимую волю, что сердце ее сжималось от страха. Она видела, как в душе мальчика рождается что-то огромное и страшное – желание взять на себя ответственность за весь мир, спасти всех и всё исправить. И материнским чутьем понимала, что это желание может погубить его.

– Светлояр, – прошептала она, собрав последние силы, – помни: не можешь ты спасти всех. Не дано это человеку. Только Бог может…

Но договорить она не успела. Болезнь победила, и Анна Светлая отошла в мир иной, оставив сына с отцом и с тяжким грузом неизбывного горя.

Родион тоже заболел на следующий день после смерти жены. Светлояр ухаживал за ним с тем же отчаянием, с той же неукротимой волей к спасению. Он не спал, не ел, только молился и лечил. Когда кончились все травы, он пошел в лес за новыми. Когда иссякла вода в колодце, нес ее из дальнего родника. Когда у отца началась лихорадка, Светлояр всю ночь прикладывал к его лбу мокрые тряпки.

– Сын, – говорил умирающий Родион, – не мучай себя. Пришел мой час.

– Нет! – кричал Светлояр. – Не имеешь права! Не оставляй меня одного!

Но смерть не слушает человеческих воплей. Родион Светлый умер на третий день болезни, и Светлояр остался сиротой.

Когда он закапывал отца рядом с матерью на деревенском кладбище, в его юной душе совершился перелом. Прежняя детская печаль о мировой несправедливости превратилась в неукротимую, жгучую ярость. Не против Бога – Светлояр был слишком благочестив для богоборчества. Но против устройства мира, против людей, которые мирятся со страданием, против самого порядка вещей, который позволяет добрым людям умирать в муках.

Стоя у свежих могил, юноша поклялся, что посвятит свою жизнь борьбе с несправедливостью. Он создаст мир, где никто не будет страдать понапрасну. Он построит царство, где не будет ни болезней, ни голода, ни горя. И если для этого понадобится перевернуть весь мир – он это сделает.

Так в сердце будущего Мрачного Воеводы зародилось семя, из которого выросло древо вселенского зла. Семя это было посажено любовью, полито слезами сострадания, взращено благородным гневом. И в этом была величайшая трагедия Светлояра: зло его родилось не из порочности, а из слишком большой доброты, не из эгоизма, а из безграничной любви к ближним.

После похорон родителей Светлояр долго сидел в опустевшей избе, не зная, что делать дальше. Соседи предлагали ему помощь, но он отказывался от всего. Деревенский староста сватал его за свою дочку, обещая хорошее приданое, но юноша и слышать не хотел о женитьбе. Как можно думать о личном счастье, когда в мире столько горя?

И тогда к нему пришел тот, кто изменил всю его судьбу.

Это случилось в сумрачный октябрьский вечер, когда Светлояр сидел у потухшего очага и размышлял о будущем. В дверь постучали – не громко, но настойчиво. Юноша открыл и увидел на пороге старца – сухонького, низкорослого, с длинной седой бородой и проницательными глазами.

– Пустишь переночевать, сынок? – спросил незнакомец. – Стар я стал, ноги болят, а до деревни еще далеко.

Светлояр молча посторонился, пропуская гостя в дом. Он разжег огонь, поставил чайник, достал последние крошки хлеба. Старик ел молча, внимательно разглядывая хозяина.

– Горе у тебя, вижу, – сказал он наконец. – И гнев большой. Против кого гневаешься, молодой человек?

– Против всего мира, дедушка, – честно ответил Светлояр. – Против того, что добрые люди страдают, а злые торжествуют. Против того, что справедливости нет.

– А что же ты собираешься с этим делать?

– Не знаю пока. Но что-то делать надо. Не могу я сидеть сложа руки, когда вокруг столько несправедливости.

Старик долго молчал, глядя в огонь. Потом поднял на Светлояра глаза, и юноша увидел в них такую глубину, такую древнюю мудрость, что сердце его дрогнуло.

– А ты знаешь, сынок, кто я такой? – тихо спросил гость.

– Нет, дедушка.

– Зовут меня Остап. Много лет назад я тоже был молодым и гневливым. Тоже хотел перевернуть мир и сделать его справедливым. И знаешь, к чему это привело?

Светлояр молча покачал головой.

– К тому, что я понял: мир нельзя исправить силой. Можно исправить только самого себя. А потом – помогать другим исправляться. По одному человеку. Терпеливо. С любовью.

– Но тогда это займет вечность! – воскликнул Светлояр. – А люди страдают сейчас!

– Страдают, – согласился старец. – И будут страдать. Потому что таков удел земной жизни. Но каждый, кого ты спасешь от страдания, – это уже победа. Каждому, кого ты утешишь, – это уже свет во тьме.

– А если есть способ спасти сразу всех?

– Нет такого способа, сынок. И тот, кто думает, что он есть, становится тираном. Пусть даже добрым тираном.

Они говорили до рассвета. Старец Остап рассказывал о мудрости древних, о том, что истинная сила заключается не в принуждении, а в примере, не в том, чтобы заставить людей быть добрыми, а в том, чтобы пробудить в них самих желание добра. Светлояр слушал жадно, но в глубине души чувствовал: что-то в этих словах неправильно. Слишком медленно, слишком неверно. А страдания – сегодня, сейчас, в эту самую минуту.

Утром старец собрался уходить.

– Пойдем со мной, сынок, – предложил он. – Научу тебя тому, что знаю сам. Покажу, как можно служить добру, не становясь злом.

– А если я останусь здесь?

– Останешься – пойдешь своим путем. И куда он тебя приведет – одному Богу известно. Но знай: путь того, кто хочет спасти мир силой, всегда ведет к погибели.

Светлояр долго стоял на пороге избы, глядя вслед удаляющемуся старцу. В душе его боролись два желания: пойти за мудрым наставником и учиться терпению – или отправиться в большой мир искать способы быстро и решительно покончить с несправедливостью.

И тогда, в тот самый момент, решилась судьба не только его самого, но и всех миров. Светлояр сделал выбор.

Он остался.

А дедушка Остап медленно шел по лесной дороге, и слезы текли по его морщинистым щекам. Он знал – видел в глазах мальчика, – что тот выберет путь гордыни. И знал, что встретятся они еще не раз, но уже как враги. Ибо нет более страшного врага добра, чем тот, кто хочет творить его силой.

Так закончилось детство Светлояра, будущего Мрачного Воеводы. И началась история самого трагического падения в истории всех миров – падения человека, который хотел спасти всех, но погубил самого себя.

Глава II. Выбор пути

Три дня прошло после того, как старец Остап покинул избу Светлояра, а юноша все еще стоял на пороге своего дома, словно окаменевший от тяжести решения, которое ему предстояло принять. В эти три дня он не ел, почти не спал, лишь бродил по опустевшему жилищу да выходил к могилам родителей, пытаясь услышать их совет в шуме осеннего ветра.

О, как мучительно давался ему этот выбор! С одной стороны – мудрые слова старца о терпении, о том, что мир можно изменить лишь постепенно, любовью и примером. С другой – жгучая боль при мысли о том, что где-то сейчас, в эту самую минуту, умирают такие же невинные люди, как его родители, а он медлит, размышляет, философствует! Нет, не таким видел он свое предназначение. Не для того дал ему Господь силу богатырскую и сердце, не знающее страха, чтобы он тратил годы на медленное убеждение людей, которые сами не хотят меняться.

"Если я пойду путем Остапа, – размышлял Светлояр, шагая по избе из угла в угол, – то за мою жизнь я спасу, может быть, десяток-другой людей. А сколько тысяч погибнет, пока я буду их терпеливо учить добру? Нет, должен быть другой способ. Более быстрый, более действенный."

И чем больше он думал, тем яснее видел свой путь. Не в хижине отшельника должен он искать способы служения добру, а там, где сосредоточена настоящая сила – при дворе правителей, в рядах рыцарства, среди тех, кто может одним словом изменить судьбы тысяч людей. Да, это будет труднее, опаснее, но разве может истинный воин добра выбирать легкие пути?

Решение созрело в нем внезапно, как созревает в грозовой туче молния. Вечером третьего дня, когда солнце склонилось к горизонту и окрасило небо в багряные тона, Светлояр вышел из избы и направился к деревенскому старосте.

Петр Кудрявый, староста Светлого Ключа, был человеком опытным и рассудительным. Он знал Светлояра с малых лет, видел его подвиги, понимал, что парень не из обычных. Потому и не удивился, когда юноша пришел к нему с необычной просьбой.

– Хочу отдать избу и землю в общественное пользование, – сказал Светлояр без предисловий. – Пусть деревня распорядится этим добром как лучше сочтет. А сам я ухожу.

– Куда же ты, Светлояр? – спросил староста, хотя по глазам юноши уже догадывался, что тот принял бесповоротное решение.

– В большой мир, дядя Петр. Искать способы послужить добру.

Староста долго молчал, разглядывая лицо Светлояра. В этом лице он читал такую решимость, такую несокрушимую волю, что понял: отговаривать бесполезно.

– Опасен большой мир, сынок, – сказал он наконец. – Много в нем соблазнов и ловушек. Как бы не сбился ты с правого пути.

– Не собьюсь, – твердо ответил Светлояр. – У меня есть цель. И пока сердце бьется, буду к ней идти.

– Что ж, – вздохнул староста, – дело твое. Бог с тобой. А дом и землю примем. Отдадим сироте какой-нибудь, чтобы не пропадало добро.

Так было решено. А утром следующего дня, когда над деревней еще висел предрассветный туман, Светлояр в последний раз подошел к могилам родителей.

– Прощайте, мама, папа, – тихо сказал он, кланяясь до земли. – Иду я исполнить то, о чем мечтал всю жизнь. Буду сражаться с несправедливостью, где бы она ни пряталась. И верю – встретимся мы в том мире, где уже не будет ни слез, ни боли.

Он взял с собой только самое необходимое: холщовую суму с куском хлеба и горстью медных денег, дедовский нож, материну крестильную рубаху и отцовский топор – единственное оружие, которое у него было. Больше ему ничего не требовалось. Молодость его была полна сил, сердце – надежды, а душа – неукротимого стремления к подвигам.

Дорога вела через лес – темный, дремучий, где в последние годы развелось множество волков. Но Светлояр не боялся ни волков, ни разбойников, ни любых других опасностей. Что ему было бояться, когда в душе горел такой огонь, что, казалось, мог растопить любой лед и разогнать любую тьму?

Он шел быстро, радуясь каждому шагу, который уносил его прочь от места, где все напоминало о потерянном счастье. Лес встретил его шумом листьев, криками птиц, игрой солнечных лучей между ветвями. И Светлояру казалось, что сама природа благословляет его на великий путь.

Но к вечеру погода переменилась. Небо затянулось тучами, поднялся холодный ветер, и Светлояр понял, что нужно искать ночлег. Он свернул с дороги к маленькой поляне, окруженной могучими дубами, развел костер из сухих веток и приготовился переночевать под открытым небом.

Только он задремал, как его разбудил странный звук – едва слышное поскуливание, доносившееся из чащи. Светлояр прислушался и понял: кто-то взывает о помощи, и этот кто-то находится в смертельной опасности.

Не раздумывая ни секунды, юноша схватил топор и кинулся на звук. Через заросли кустарника, через поваленные деревья, через ручей, не разбирая дороги в темноте, – лишь бы успеть, лишь бы не опоздать!

И вот на небольшой прогалине он увидел картину, от которой кровь застыла в жилах. Старик – тот самый Остап, который три дня назад покинул его дом! – стоял спиной к огромному дубу, а вокруг него, сжимая кольцо, рыскала волчья стая. Не меньше дюжины зверей, голодных, свирепых, с горящими в темноте глазами.

Старец держал в руках длинную палку, отмахиваясь от волков, но силы его были на исходе. Один из зверей уже сделал прыжок и оставил кровавые полосы на руке Остапа. Еще миг – и стая разорвет старого человека.

– Эй, твари! – заревел Светлояр, выскакивая на поляну. – Ко мне!

Волки обернулись на крик и увидели высокого юношу с топором в руках. Вожак стаи – огромный серый волк с шрамом на морде – заскалил зубы и медленно двинулся к новому противнику.

Светлояр не знал страха. В этот миг он думал только об одном: нельзя допустить, чтобы мудрый старец погиб от зубов хищников. Ведь Остап, при всех их разногласиях, был добрым человеком, а добрые люди – величайшая редкость в этом жестоком мире.

– Назад! – крикнул он, размахивая топором. – Назад, или пожалеете!

Но волки были слишком голодны, чтобы отступить. Вожак прыгнул первым – могучим, стремительным броском. Светлояр отскочил в сторону и обрушил топор на голову зверя. Удар был такой силы, что волк рухнул замертво, но тут же на юношу бросились еще двое.

Началась схватка, равной которой Светлояр не видел за всю свою жизнь. Волки атаковали с разных сторон, пытаясь повалить и разорвать человека. Светлояр отбивался топором, но понимал, что долго ему не продержаться. Зверей было слишком много, а силы его не безграничны.

И тут произошло нечто удивительное. Старец Остап, который до этого момента лишь отмахивался палкой, вдруг выпрямился во весь рост, поднял руки к небу и произнес каким-то странным, торжественным голосом:

– Именем Света, что правит мирами! именем Добра, что сильнее зла! Именем Любви, что побеждает смерть! Повелеваю – отступите!

И случилось чудо. Волки, еще секунду назад готовые разорвать людей, вдруг остановились как вкопанные. В их глазах вместо звериной свирепости появилось что-то похожее на… понимание? Страх? Покорность?

Вожак стаи – уже другой, принявший командование после гибели первого – медленно опустил голову, словно кланяясь. Остальные волки последовали его примеру. А затем вся стая, не оборачиваясь, тихо ушла в лесную глушь, словно получив приказ от высших сил.

Светлояр стоял с топором в руках, не в силах поверить в произошедшее.

– Что… что это было? – выдохнул он.

Остап медленно опустил руки и тяжело привалился к дубу. В свете луны, пробившейся сквозь тучи, Светлояр увидел, что лицо старца бледно, а дыхание прерывисто.

– Это была… сила, – прошептал Остап. – Сила, которая дается тем, кто служит Свету. Но она… дорого стоит.

– Какая сила? Откуда?

– Сядь, сынок. Расскажу тебе то, что должен был рассказать давно.

Они устроились у костра, который Светлояр развел из принесенных с прежней стоянки углей. Остап долго молчал, собираясь с мыслями. Наконец начал свой рассказ:

– Серебряное Царство, Светлояр, – не обычное королевство. Это место, где сходятся все миры, где правят законы не только человеческие, но и высшие. Там служат те, кому дано защищать добро от зла, свет от тьмы.

– И вы… вы оттуда?

– Был там когда-то. Очень давно. Служил советником при дворе, учил молодых рыцарей. Но совершил ошибку – подумал, что знаю лучше всех, как нужно бороться со злом. За гордыню был изгнан. Много лет скитаюсь по разным мирам, пытаясь искупить вину.

Светлояр слушал, затаив дыхание. Серебряное Царство! Место, где можно по-настоящему служить добру, где есть сила, способная изменить мир!

– А можно ли туда попасть? – спросил он.

Остап внимательно посмотрел на юношу.

– Можно. Но путь туда долог и труден. И не всякого туда принимают. Нужно иметь чистое сердце, благородную душу и готовность пожертвовать всем ради служения.

– У меня есть все это! – горячо воскликнул Светлояр.

– Есть, – грустно согласился старец. – Но есть и то, чего быть не должно.

– Что?

– Гордыня, сынок. Ты думаешь, что можешь исправить весь мир. А это – путь к погибели. Я прошел его до конца и знаю, куда он ведет.

Светлояр хотел возразить, но Остап поднял руку.

– Послушай меня внимательно. В Серебряном Царстве служил когда-то рыцарь по имени Светлояр Благородный. Да-да, твое имя носил. Величайший герой своего времени, добрейшей души человек. Он тоже хотел спасти всех и исправить все. И знаешь, чем это кончилось?

– Чем?

– Он стал Мрачным Воеводой – величайшим злодеем, какого знает история миров.

Светлояр побледнел.

– Но… но как это возможно?

– А так, что добро, доведенное до крайности, становится злом. Любовь, которая хочет принуждать к счастью, превращается в тиранию. Справедливость, которая не знает милосердия, оборачивается жестокостью.