Протокол бесконечности

Аэрокар продолжал набирать высоту, уходя от "Улья" к ближайшему гражданскому аэропорту. Оттуда Максим планировал начать свой путь к Москве – к координатам, которые Соколов передал ему через глубины фрактальной структуры.

Где-то там, в полузатопленном городе, где начиналась история симбиотической интеграции, скрывалась правда о "Протоколе Бесконечности". И возможно, способ остановить Кронина от реализации его плана по контролю над всеми симбионтами.

Максим посмотрел на свои руки и заметил нечто странное – тонкие линии, проявившиеся на коже после сеанса глубокой интеграции. "Пальцы Мандельброта" – физическое проявление изменений, происходящих в его теле из-за углубления симбиоза с математической структурой.

Он был на пути трансформации, как и все симбионты высокого уровня. Вопрос был в том, сможет ли он сохранить свою человечность в этом процессе. И сможет ли помешать Кронину превратить симбиотическую технологию из инструмента эволюции в оружие контроля.

Глава 4: Набор Мандельброта

Ветер над Атлантикой был холодным и резким, трепал волосы Максима, пока он стоял на палубе грузового корабля "Адриатика", направлявшегося в Европу. Это было уже третье транспортное средство в его сложном маршруте к Москве – после автономного аэрокара и небольшого частного самолета, оформленного на подставное лицо.

Четыре дня прошло с момента его побега из "Улья". Четыре дня непрерывного движения, смены идентификаторов, использования старых контактов и обходных маршрутов. Ирина, его верный ИИ-ассистент, прокладывала путь, минимизируя риск обнаружения, выбирая транспорт и локации, не интегрированные в Глобальную вычислительную матрицу – слепые пятна в системе тотального цифрового наблюдения.

Морской путь был одним из таких слепых пятен. Старые грузовые суда, курсирующие между второстепенными портами, часто оперировали с устаревшими системами навигации и связи, не подключенными к ГВМ. Идеальное средство для того, кто хочет исчезнуть из цифрового поля зрения.

– Мы пересечем зону действия европейского сегмента ГВМ через шесть часов, – сообщила Ирина через нейроинтерфейс. – Рекомендую минимизировать использование всех электронных устройств в этот период.

Максим кивнул, глядя на темные волны, разбивающиеся о борт судна. Физически он чувствовал себя лучше – последствия нейронной перегрузки от протокола "Темная материя" почти прошли. Но психологически он был на пределе.

Фрактальные эпизоды участились. Теперь они случались почти ежедневно – моменты, когда реальность словно расслаивалась, и сквозь физический мир проступали математические структуры, лежащие в его основе. Вероятно, это было следствием экстремально глубокой интеграции, которой его подвергли в Нексусе. Его симбиоз с множеством Мандельброта углубился до уровня, который он раньше считал теоретически возможным, но недостижимым на практике.

И "пальцы Мандельброта" на его коже становились всё более отчетливыми – тонкие линии, образующие фрактальные узоры, распространились с рук на шею и грудь. Физическое проявление трансформации, происходящей на клеточном уровне.

– Ты тоже меняешься, – раздался голос позади него.

Максим обернулся и увидел Лейлу, стоящую в нескольких шагах. Ветер трепал её короткие черные волосы, а в глазах отражался серый свет пасмурного дня.

Конечно, это была не настоящая Лейла – лишь проекция его сознания, результат очередного фрактального эпизода. Но галлюцинация была настолько реалистичной, что он почти чувствовал её присутствие.

– Я знаю, – ответил Максим, решив поговорить с этим фантомом своего подсознания. Иногда такие диалоги помогали прояснить мысли. – Интеграция становится глубже. Скоро я могу достичь точки невозврата.

– И что тогда? – спросила призрачная Лейла, подходя ближе. – Ты станешь как те операторы в "Архиве"? Потеряешь человеческую личность, растворившись в математической структуре?

Максим покачал головой.

– Нет. Я найду способ сохранить равновесие. Соколов… он должен знать как. Ведь он создал технологию симбиоза, он должен понимать её лучше всех.

– Если он еще жив, – заметил фантом. – И если ты верно интерпретировал тот контакт в глубине фрактала. Это могла быть просто проекция твоего собственного подсознания, желающего найти ответы.

Это был аргумент, который Максим сам не раз обдумывал за эти дни. Действительно ли он контактировал с сознанием Соколова, или это был лишь плод его воображения, порожденный стрессом экстремальной интеграции?

Но координаты в Москве… они были слишком конкретными, слишком специфичными, чтобы быть просто фантазией. И константа Фейгенбаума как код доступа – это был их личный опознавательный знак, который знали только он и Соколов.

– Я верю, что это был он, – твердо сказал Максим. – И я найду его, чего бы это ни стоило.

Призрак Лейлы улыбнулся – грустно и нежно.

– Я знаю. Ты всегда был упрямым. – Она протянула руку, словно хотела коснуться его лица, но её пальцы прошли сквозь его кожу, не встречая сопротивления. – Но будь осторожен, Макс. "Алгоритм" и Кронин не остановятся, пока не найдут тебя. Ты слишком важен для "Протокола".

– Почему я? – спросил Максим, задавая вопрос, который мучил его все эти дни. – Есть и другие фрактальные операторы. Почему Кронин так зациклился именно на мне?

– Ты знаешь ответ, – сказала призрачная Лейла, начиная растворяться в порывах ветра. – Ты единственный, кто достиг такой глубины интеграции и сохранил свою личность. Единственный, кто может создать мост между человеческим и математическим сознанием, не потеряв ни то, ни другое.

Фантом исчез, оставив Максима одного на палубе. Фрактальный эпизод завершился, реальность снова стала стабильной. Но слова этой проекции его подсознания продолжали звучать в голове.

"Единственный, кто может создать мост…" Это перекликалось с тем, что говорили Кронин и Прайс о его роли в "Протоколе Бесконечности". Фрактальный мост между дискретными и непрерывными множествами, ключевой элемент метаматематической структуры.

Но для чего на самом деле предназначался этот мост? Для "гармонизации" различных типов симбионтов, как утверждал Кронин? Или для установления контроля над ними, как намекало сознание Соколова из глубин фрактала?

– Ирина, – мысленно обратился он к своему ИИ. – Какова вероятность того, что "Алгоритм" отслеживает наше передвижение?

– Текущая оценка: 78,3%, – ответила она. – Мы успешно избегали прямого обнаружения, но логический анализ наших возможных маршрутов, вероятно, позволил им сузить зону поиска до Северной Атлантики.

– Они знают, что я направляюсь в Европу?

– С высокой вероятностью. Москва – логичное направление для вас, учитывая связь с доктором Соколовым и историей симбиотической технологии. "Алгоритм" должен это предполагать.

Максим задумался. Если они предвидят его действия, нужно сделать что-то непредсказуемое. Изменить маршрут, создать ложный след.

– Мы сойдем в Лиссабоне, – решил он. – Затем направимся в Женеву.

– Цифровой Анклав? – уточнила Ирина, упоминая защищенный комплекс в швейцарских Альпах, где тренировались элитные математические операторы.

– Да. Мне нужны союзники, Ирина. Одному против "Алгоритма" не выстоять. В Анклаве есть люди, которым я могу доверять. Операторы, не подчиняющиеся напрямую Кронину.

– Это рискованно. Цифровой Анклав находится под косвенным контролем "Алгоритма" через финансирование и технологические поставки.

– Именно поэтому они не будут ожидать, что я появлюсь там, – пояснил Максим. – Иногда лучшее место для укрытия – прямо под носом у противника.

Он снова посмотрел на горизонт, где темное небо сливалось с еще более темным морем. Путь в Москву будет долгим и опасным. Но сначала ему нужна была информация и поддержка. А для этого требовалось рискнуть появлением в одном из центров симбиотической активности.

Цифровой Анклав располагался в сердце швейцарских Альп, в долине, окруженной заснеженными пиками. Внешне он напоминал элитный горнолыжный курорт – дюжина элегантных шале, разбросанных по склонам долины, соединенных сетью канатных дорог и подземных туннелей.

Но это была лишь видимость. Настоящий Анклав находился под землей – огромный комплекс, уходящий на сотни метров в глубину горы, защищенный от любых физических и электронных атак. Один из немногих объектов в мире, способных функционировать полностью автономно даже в случае глобальной катастрофы.

Максим добрался до швейцарской границы через три дня после высадки в Лиссабоне, используя комбинацию старомодного железнодорожного транспорта и автономных аэрокаров, арендованных через подставные аккаунты. Всё это время он избегал прямого подключения к ГВМ, использовал только локальные сети и защищенные каналы связи.

Сейчас он стоял на смотровой площадке небольшого городка Церматт, глядя на далекие горные пики, за которыми скрывался Цифровой Анклав. Добраться туда напрямую было невозможно – комплекс не принимал незапланированных посетителей, а все подходы к нему тщательно контролировались автоматизированными системами безопасности.

– Ирина, статус связи с "Джокером"?

– Связь установлена через третичный ретранслятор, – ответила ИИ. – Он согласен на встречу через два часа. Локация: канатная станция "Альпийская роза", восточный терминал.

"Джокер" – кодовое имя для Эрика Вайса, топологического симбионта и старого друга Максима. Они вместе учились под руководством Соколова, прежде чем их пути разошлись – Максим ушел работать в Центр кибернетической безопасности, а Эрик присоединился к международной группе операторов, базирующихся в Анклаве.

Если кто-то и мог помочь Максиму тайно проникнуть в комплекс, то это был именно Эрик. Главное, чтобы он согласился рискнуть своим положением ради старой дружбы.

Два часа спустя Максим ждал на восточном терминале канатной дороги "Альпийская роза" – туристическом объекте, откуда открывался захватывающий вид на Маттерхорн. Несмотря на позднее время, здесь всё еще было несколько групп туристов, преимущественно азиатов, делающих голографические снимки на фоне легендарной горы.

Максим выбрал место в углу открытой террасы, откуда хорошо просматривались все подходы. Он был одет как типичный турист – куртка для горных походов, рюкзак, солнцезащитные очки, скрывающие часть лица. Волосы, ранее коротко стриженные, он отрастил и покрасил в более светлый оттенок. В сочетании с отпущенной за эти дни щетиной это существенно меняло его внешность.

– Он здесь, – сообщила Ирина через нейроинтерфейс. – Приближается с северо-западной стороны. Один, без сопровождения.

Максим увидел его – высокого мужчину атлетического телосложения, с русыми волосами, забранными в небрежный хвост. Эрик Вайс мало изменился за те годы, что они не виделись – всё та же уверенная походка, внимательный взгляд, легкая улыбка на губах.

– Макс, – сказал Эрик, подходя и садясь напротив, – когда мне передали твое сообщение, я подумал, что это розыгрыш. Или ловушка. – Он внимательно изучил лицо Максима. – Выглядишь… интересно. Слышал, ты стал важной персоной для "Алгоритма".

– Настолько важной, что они не хотели выпускать меня живым, – сухо ответил Максим.

– Так слухи верны, – кивнул Эрик. – Ты действительно сбежал из "Улья". Впечатляюще. Насколько я знаю, до тебя это никому не удавалось. – Он наклонился ближе. – Что произошло, Макс? Что такого ты узнал или увидел, что пришлось рисковать всем, чтобы сбежать?

Максим быстро огляделся, убеждаясь, что никто не подслушивает их разговор.

– "Протокол Бесконечности", – тихо сказал он. – Кронин разрабатывает нечто, что позволит ему контролировать всех симбионтов через единую метаматематическую структуру.

Эрик на мгновение замер, его глаза слегка расширились.

– Это… серьезное обвинение, Макс. У тебя есть доказательства?

– Пока только косвенные. Но я знаю, где найти прямые, – Максим подался вперед. – Я контактировал с сознанием Соколова, Эрик. Глубоко в структуре множества Мандельброта, во время экстремальной интеграции. Он там, запертый… или скрывающийся. И он дал мне координаты в Москве.

Эрик с сомнением покачал головой.

– Звучит как фрактальная галлюцинация. Ты знаешь, как часто операторы твоего уровня начинают "видеть" и "слышать" вещи при глубокой интеграции. Проекции подсознания, не более.

– Это не галлюцинация, – твердо сказал Максим. – Он передал мне конкретные координаты и код доступа. Константу Фейгенбаума – наш личный идентификатор.

При упоминании константы Фейгенбаума Эрик заметно напрягся.

– Ты уверен, что это была именно эта константа? Не что-то похожее, что твой мозг интерпретировал как…

– 4,669201609, – перебил его Максим. – Я математик, Эрик. Я знаю эту константу, как свое имя. Это был Соколов, и он в опасности. Как и все мы, если "Протокол" будет реализован.

Эрик долго смотрел на него, словно оценивая его психическую стабильность и правдивость. Наконец он тихо спросил:

– Чего ты хочешь от меня?

– Мне нужен доступ в Анклав, – прямо ответил Максим. – Исследовательские архивы, информация о первоначальных экспериментах с симбиотической интеграцией. И, если возможно, контакт с другими операторами, которые могут помочь. Я не могу противостоять "Алгоритму" в одиночку.

– Ты просишь о многом, – покачал головой Эрик. – Анклав тщательно охраняется. После твоего побега все системы безопасности были усилены. "Алгоритм" разослал предупреждение о тебе во все центры симбиотических исследований.

– Что они сказали? – спросил Максим.

– Официально – что ты страдаешь от психоза, вызванного неудачной глубокой интеграцией. Якобы у тебя развились параноидальные идеи о "Алгоритме" и "Протоколе Бесконечности". – Эрик сделал паузу. – Неофициально… ходят слухи, что ты проник в закрытые уровни структуры множества Мандельброта и обнаружил что-то, чего не должен был видеть. Что-то, что заставило тебя бежать.

Максим горько усмехнулся.

– Значит, они сами распространяют слухи, близкие к правде, чтобы они звучали как конспирологические теории. Умно.

Эрик внимательно посмотрел на Максима, затем перевел взгляд на его руки, лежащие на столе. "Пальцы Мандельброта" были явно видны даже через загар – темные линии, складывающиеся в сложные фрактальные узоры.

– Твой симбиоз… он углубился, – заметил Эрик. – Я никогда не видел такой четкой манифестации фрактальных паттернов на коже. Как часто у тебя эпизоды?

– Почти ежедневно, – признался Максим. – Но я сохраняю контроль. Пока что.

Эрик задумчиво кивнул, принимая решение.

– Я помогу тебе, Макс. Но не потому, что поверил в контакт с Соколовым – я все еще считаю, что это, скорее всего, была галлюцинация. Я помогу, потому что верю тебе. – Он понизил голос. – В Анклаве тоже ходят разговоры о "Протоколе Бесконечности". Не все согласны с тем направлением, в котором Кронин ведет развитие симбиотических технологий.

– Значит, у меня есть потенциальные союзники? – оживился Максим.

– Возможно, – осторожно ответил Эрик. – Но сначала нам нужно тайно доставить тебя в Анклав. Это будет… непросто.

– У меня есть план, – сказал Максим. – Но он потребует точной синхронизации и некоторой помощи изнутри.

Они провели следующий час, обсуждая детали операции по проникновению в один из самых защищенных объектов в мире. План был рискованным, с множеством потенциальных точек отказа, но это был единственный способ получить доступ к информации, которая могла помочь разоблачить истинные цели Кронина.

– Я свяжусь с несколькими доверенными операторами, – сказал Эрик, когда они закончили обсуждение. – Людьми, которые разделяют наши опасения. Но не рассчитывай на массовую поддержку, Макс. Большинство симбионтов в Анклаве лояльны "Алгоритму" или слишком дорожат своим положением, чтобы рисковать.

– Мне не нужно большинство, – ответил Максим. – Только несколько ключевых союзников с доступом к нужной информации.

Эрик кивнул и встал, собираясь уходить.

– Встретимся завтра в 23:00 у восточного периметра, как договорились. И, Макс… – он внимательно посмотрел на друга, – будь готов к тому, что всё может пойти не по плану. "Алгоритм" не из тех противников, которых легко обмануть.

– Я знаю, – серьезно ответил Максим. – Но у меня нет выбора. Ответы, которые мне нужны, находятся в Анклаве. И время работает против нас.

Ночь была безлунной, что идеально подходило для их плана. Максим ждал в условленной точке – небольшой расщелине на восточном склоне горы, примерно в трех километрах от внешнего периметра Цифрового Анклава. В полной темноте, одетый в термический костюм с адаптивной камуфляжной поверхностью, он был практически невидим для стандартных систем наблюдения.

– Приближается автономный дрон, – сообщила Ирина через нейроинтерфейс. – Сигнатура соответствует описанию, предоставленному контактом.

Через несколько минут Максим увидел его – небольшой летательный аппарат, бесшумно скользящий по ночному небу. Дрон завис в нескольких метрах от его позиции, просканировал местность и опустился на землю.

Это был транспортный модуль, используемый для доставки грузов в труднодоступные районы Анклава. Обычно такие дроны перевозили медицинские материалы, научное оборудование, продовольствие. Сегодня он должен был доставить особый груз – Максима, спрятанного в контейнере с фальшивой сигнатурой.

Дрон раскрыл грузовой отсек, представлявший собой узкую капсулу длиной чуть более двух метров. Внутри было тесно, но достаточно места, чтобы человек мог лежать в полусогнутом положении.

– Биометрическая маскировка активирована, – сообщила Ирина. – Ваши жизненные показатели будут имитироваться как колебания температурного режима научного оборудования.

Максим забрался в капсулу, чувствуя, как вокруг него активируются системы маскировки – специальные экраны, блокирующие все виды сканирования, способные обнаружить человека внутри. Дрон закрыл отсек и поднялся в воздух.

Полет был плавным и длился около пятнадцати минут. Через небольшое смотровое окошко Максим видел, как они пересекают периметр Анклава, проходят через несколько контрольных пунктов, где дрон автоматически обменивался идентификационными сигналами с системами безопасности.

Наконец дрон начал снижаться, приближаясь к большому куполообразному зданию – главному научно-исследовательскому центру Анклава. Он приземлился на специальной площадке для приема грузов, где его встретила автоматизированная система разгрузки.

Сердце Максима учащенно билось. Это был самый опасный момент – если системы безопасности обнаружат аномалию, весь план провалится, и он окажется в ловушке внутри одного из самых защищенных объектов мира.

Механические манипуляторы извлекли капсулу из дрона и поместили её на транспортную платформу, которая должна была доставить "научное оборудование" в лабораторию. Именно здесь должно было произойти вмешательство Эрика и его союзников – перенаправление платформы на альтернативный маршрут.

Максим почувствовал движение – платформа начала перемещаться. Через смотровое окошко он видел только потолок и проплывающие мимо светильники. Затем платформа остановилась, и капсула была перемещена в какое-то помещение.

Крышка капсулы открылась, и Максим увидел Эрика, стоящего над ним с небольшим устройством в руке – локальным подавителем сигналов.

– Ты сделал это, – сказал Эрик, помогая ему выбраться. – Добро пожаловать в самое сердце Цифрового Анклава.

Максим огляделся. Они находились в небольшой технической комнате с серверными стойками и диагностическим оборудованием. Кроме Эрика здесь была женщина примерно сорока лет, с короткими седыми волосами и внимательными карими глазами.

– Доктор Элиза Керн, – представил её Эрик. – Специалист по топологическим симбиозам и одна из немногих, кто работал непосредственно с Соколовым в ранние годы.

– Рада наконец встретиться с вами, доктор Орлов, – сказала Керн, изучающе глядя на Максима. – Ваша репутация впечатляет. Особенно учитывая последние события.

– Спасибо за помощь, – ответил Максим. – Но мы должны действовать быстро. Сколько времени у нас есть?

– Не более шести часов, – сказал Эрик. – Столько мы можем скрывать твое присутствие, перенаправляя системы наблюдения и маскируя сигнатуры. После этого риск обнаружения станет критически высоким.

– Тогда не будем терять времени, – кивнула Керн. – Следуйте за мной. У нас есть доступ к архивам через мой личный терминал. Официально я провожу историческое исследование ранних экспериментов симбиотической интеграции – легальное прикрытие для нашего поиска.

Они покинули техническую комнату через служебный коридор, который, судя по слою пыли, редко использовался. Максим заметил, что Эрик постоянно держал при себе устройство подавления сигналов, создавая вокруг них "пузырь тишины", невидимый для систем наблюдения.

– Анклав был создан как независимая исследовательская база, – рассказывала Керн, пока они шли. – Место, где операторы различных типов симбиоза могли работать вместе, развивать технологию, не связанные корпоративными или государственными интересами. Соколов был одним из основателей. Но за последние годы влияние "Алгоритма" здесь сильно возросло. Сейчас, по сути, Анклав является их неофициальной лабораторией.

– Но не все согласны с этим? – спросил Максим.

– Есть фракция, – осторожно ответила Керн. – Операторы, которые помнят первоначальные идеалы Анклава. Мы наблюдаем за деятельностью "Алгоритма" и фиксируем… тревожные тенденции.

– "Протокол Бесконечности"?

– Среди прочего, – кивнула она. – Официально нам известно немного. Кронин держит детали в строжайшем секрете. Но данные, которые мы смогли собрать, указывают на создание какой-то метаматематической структуры для объединения различных типов симбиоза.

– Для контроля над ними, – уточнил Максим.

– Возможно, – не стала спорить Керн. – Хотя доказательств этого у нас нет. Но есть и другие тревожные признаки. Например, "Архив".

– Учреждение для симбионтов, достигших полной интеграции? – вспомнил Максим информацию от Лейлы.

– Да, – подтвердила Керн. – Официально это исследовательский и реабилитационный центр. Но никто из переведенных туда никогда не возвращался. И мы даже не знаем, где он находится – это одна из самых охраняемых тайн "Алгоритма".

Они достигли небольшого лифта, замаскированного под техническую шахту. Керн приложила свою идентификационную карту к скрытому сканеру, и панель в стене отъехала, открывая кабину.

– Этот лифт ведет непосредственно в архивное хранилище, – пояснила она. – Мой уровень доступа позволяет попасть туда без регистрации в главной системе.

Лифт быстро спустился на несколько уровней вниз. Когда двери открылись, они увидели огромное пространство, заполненное рядами высокотехнологичных хранилищ данных – комбинации квантовых накопителей, голографических кристаллов и нейронных матриц для хранения особо сложной информации.

– Здесь содержатся записи всех экспериментов по симбиотической интеграции с момента основания Анклава, – сказала Керн, ведя их к отдельной секции хранилища. – Включая первоначальные исследования Соколова.

– И записи о его исчезновении? – спросил Максим.

– Официальных – нет. Но у меня есть кое-что другое. – Она подошла к терминалу и активировала его, используя свою идентификационную карту и нейроинтерфейс. – За три недели до своего исчезновения Соколов загрузил в архив зашифрованный пакет данных. Официально – результаты исторического исследования ранних форм симбиоза. Но шифрование было необычно сложным, не соответствующим стандартным протоколам безопасности.

– Вы смогли расшифровать его? – с надеждой спросил Максим.

– Нет, – покачала головой Керн. – Но мы обнаружили метаданные, указывающие на то, что пакет имеет скрытый триггер активации. Какой-то ключ, который должен разблокировать содержимое при определенных условиях.

Максим почувствовал, как его сердце забилось быстрее.

– Константа Фейгенбаума, – тихо сказал он. – Это должен быть ключ.

Керн и Эрик обменялись взглядами.

– Ты действительно контактировал с ним? – недоверчиво спросил Эрик.

– Да, – твердо ответил Максим. – И он сказал использовать эту константу как код доступа.

Керн помедлила, затем кивнула.

– Стоит попробовать. – Она подключила Максима к терминалу через дополнительный нейроинтерфейс. – Вводите ключ напрямую через симбиотический канал. Если триггер настроен на определенную сигнатуру сознания, это увеличит шансы на успех.

Максим закрыл глаза, позволяя своему сознанию соединиться с системой архива через нейроинтерфейс. Он ментально сформировал число – 4,669201609… – позволяя каждой цифре разворачиваться в его симбиотическом восприятии как фрактальная структура.

Система архива отреагировала мгновенно. Зашифрованный пакет данных начал разворачиваться, преобразуясь из абстрактного информационного блока в структурированный массив данных.