Хранитель мировой поверхности

Бусейна аль-Иса

Хранитель Мировой Поверхности

© 2009, 2014 Juan Carlos Quezadas, text

Copyright © 2019 Bothayna Al-Essa

First published as حارس سطح العالم by Takween Publishing House (Kuwait) and ASP Arabic (Beirut), 2019

© C. Гинцбург, перевод, 2025

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательский дом „Самокат“», 2025

События, описанные в этой истории, происходят в неопределенном будущем, в стране, упоминать название которой нет никакой нужды, так как она похожа на любую другую.

Мы всегда должны оставаться на поверхности языка.

На поверхности языка!

Остерегайтесь проникать в смысл.

Знаете ли вы, что происходит с теми, кто погружается в смысл?

Вечное безумие охватывает их, и они погибают.

Вы – хранитель поверхностей. Будущее человечества зависит от вас.

Первый Цензор

Часть первая

Человек, танцующий на острове

1

В то утро Книжный Цензор проснулся с головой, наполненной чужими словами, и понял: он превратился в читателя.

Лежа на спине, Цензор ощущал в шее болезненную скованность; слегка приподняв голову, он увидел сотни книг, обступивших его кровать, – он даже не помнил, чтобы приносил их домой. Нет, ему определенно не удавалось восстановить в памяти, ни когда, ни как все они проникли сюда; одна или две – да, но каким-то образом эта парочка, наверно, размножилась за ночь, то ли почкованием, то ли делением, то ли простым совокуплением. Нагроможденные одна на другую, они достигали потолка, возвышались, словно башни, окружив его со всех сторон.

Тут он смутно припомнил, что книги выжили его жену. Но когда это случилось – вчера или миллион лет назад? Место жены в постели пустовало. Откуда-то из глубин всплыло воспоминание, как она покинула кровать с красным от гнева лицом, в этом была виновата незамеченная ею книга, притаившаяся под одеялом, жена ударилась об нее локтем. Цензор не был уверен, что все произошло именно так – скорее всего, книга укусила ее.

Словно очнувшийся от забытья наркоман, он не помнил бо́льшую часть того, что произошло.

Однако хуже всего дело обстояло по ночам. Благодаря новой работе Цензор знал о недугах, вызываемых книгами, – более того, у него уже начали проявляться некоторые из симптомов: метафоры, возникающие в голове; постоянная боль в верхней части спины; непроизвольное воровство книг; навязчивое чтение при свечах допоздна, даже когда отключают электричество.

У него уже появились типичные признаки зависимости: темные круги под глазами, чрезмерная потеря веса, бледная кожа, красные глаза, мигрени, боли в плечах и шее. Он стал замечать, что в этом наполненном позитивом мире у него развилась склонность к разного рода мрачным мыслям, словно его приговорили вечно видеть стакан наполовину пустым. Он знал, стоит ему заглянуть в себя, и он обнаружит беспокойство, депрессию и ярость на весь мир. Все эти признаки были ему известны – ведь в день назначения на должность он собственноручно заполнил и подписал формуляр о соблюдении правил безопасности.

Он мало что помнил из вчерашнего вечера, разве что крики жены, настаивавшей, чтобы он выбрал: книги или она. «Или они, или я!» Потом она взяла подушку и бросила на него колючий взгляд, ей сложно было поверить, когда ее муж поднес руки ко рту и прошептал: «Я не могу».

«Ты сошел с ума!» – прошипела она.

Он забыл, что было после. Что он делал всю ночь? Спал? Читал?

Цензор помнил, как хлопнула дверь и он остался один на один с книгами. Ему было страшно, но он не хотел показывать свой страх. Он знал кое-что, во что не поверила бы его жена, то, о чем не ведали другие цензоры.

Книги обладали способностью слышать, а еще они кусались, размножались, занимались любовью. Книги вынашивали зловещие планы, они жаждали завоевать мир, захватить его – слово за словом, строка за строкой, наполнить его смыслом и, в конечном счете, отравить.

Однако ему было необходимо всегда оставаться на поверхности языка.

Он думал, что прошел достаточную подготовку, чтобы избежать опасностей, связанных с этой работой. В памяти всплыл образ Первого Цензора, барабанящего пальцами по столу и повторяющего: «Язык сам по себе гладок. Никаких неровностей. Хотя нам и не удалось обеспечить гладкость поверхности языка, тем не менее мы знаем, как ее контролировать».

Тогда он ничего не понял. Язык гладкий? Что имел в виду Первый Цензор, говоря о неровностях? Только в последнее время он начал догадываться. Он проводил ночи напролет, карабкаясь в горы и пробираясь через болота, иногда проваливаясь в ямы, в тайные недра мира. Язык перестал быть гладкой поверхностью; по крайней мере, Цензор больше не мог воспринимать его таковым. Но поделись он своим открытием с окружающими, его бы обвинили в разыгравшемся воображении.

А ведь все началось с одной-единственной книги.

Это пугало его: неужели все так быстро вышло из-под контроля? Книжный цензор не должен поддаваться искушению, а недавно назначенный новичок и вовсе не может провалиться в самом начале. Что скажут люди? Он попытался мысленно вернуться к вчерашнему сну, чувствуя, как нежный дурман сновидения все еще окутывает его, словно зародыша. Во сне он видел самого себя на острове, шагающим босиком по золотистому песчаному берегу, усыпанному ракушками, вдоль рокочущего моря. Он наткнулся на выброшенную на песок книгу. Она была тяжелая, словно булыжник, ему удалось поднять ее, только обхватив обеими руками. Под книгой он нашел десятки крошечных крабов, размахивающих клешнями перед его лицом. Затем один за другим они начали таять в песке, зарываясь в него, как будто их и не было. Один крабик ущипнул его за ногу и разбудил, тут Цензор обнаружил, что находится в своей комнате, только комната эта больше не была просто комнатой, он стоял один, а перед ним возвышалось чудовище, состоящее из бесчисленных книг, – книжное чудовище, которое хотело проглотить его целиком.

Опустив ноги на пол, он ступил на обложки книг, которых было так много, что они покрыли собой всю мировую поверхность. Он стал нащупывать на полу свободные от книг островки, чтобы можно было добраться до туалета. Он вытянул ногу в сторону очередного островка, нашел точку опоры и, широко раскинув руки, принялся размахивать ими так, словно пробирался через трясину. Добравшись до двери, Цензор открыл ее и просунул голову: жена ушла на работу и забрала с собой дочку, чтобы отвезти в школу. Он почувствовал облегчение оттого, что ему не придется встретиться с ней в это утро. Он наклонился к крану, намочить лицо водой и потереть щеки, надеясь стереть следы прочитанных слов. Он изменился. У него теперь был вид читателя – казалось, его взгляд обратился внутрь себя.

2

Новый Цензор явился на рабочее место с опозданием – он задержался снаружи, разглядывая здание Ведомства по Делам Цензуры и пытаясь угадать, сколько в нем этажей. В лифтах было тридцать кнопок, а сейчас, стоя в нескольких метрах от входа и загибая для верности пальцы, он насчитал еще шесть дополнительных этажей.

До него, конечно, доходили слухи о секретных этажах в правительственных учреждениях. Говорили, они предназначались для членов высшего руководства и были заполнены компьютерами, смартфонами и планшетами. Там получали тайный доступ к тому, что называлось Интернетом. Однако это был всего лишь слух, а Цензору известно, что специалисты говорят о слухах: слухи являлись пережитком биологического инстинкта придумывать истории. Это один из тех примитивных инстинктов, который остался от Старого Мира и который сейчас изживали.

Здание Ведомства по Делам Цензуры представляло собой серый куб с маленькими, близко расположенными друг к другу окнами. Окна выходили на центральный проспект. С правой стороны к зданию примыкала парковка, где можно было заряжать автомобили. С левой стороны находился заброшенный сад – поросший травой участок земли, окаймленный кустами бугенвиллеи и олеандра. Он вздохнул, глядя на все это, до сих пор не веря в свое невезение. После долгих месяцев ожидания и жизни на пособие по безработице наконец раздался звонок из Бюро по Трудоустройству, и ему сообщили о вакансии книжного цензора.

Это была не та работа, о которой он мечтал. Но если уж ему суждено трудиться в Ведомстве по Делам Цензуры, то он бы предпочел Инспекционное Бюро. Но отказаться означало снова ждать неизвестно сколько и едва сводить концы с концами. Он не мог так поступить со своей женой, она устала быть единственным кормильцем.

Сотрудники Управления в брюках цвета хаки и накрахмаленных рубашках торопливыми шагами направлялись ко входу. Коридоры кишели служащими. Аромат кофе смешивался с цитрусовым запахом средства для мытья пола. Витал и еще один неуловимый запах – возможно, Цензор единственный, кто его почуял. Он подумал, что, быть может, кто-то забыл постирать носки или на ковер пролили стакан воды и поэтому тут пахнет курятником, вареной капустой и влажными носками.

Кролики тоже появились раньше него. Он наткнулся на двух в коридоре и попытался пнуть их, но они оказались слишком проворными. Белые чертенята! Они испражнялись повсюду – Цензор заметил по меньшей мере три кучки экскрементов, которые избежали метлы уборщика. Эти существа разбрасывают какашки словно в подтверждение своей любви к миру, оставляют их повсюду, как проклятые сувениры, чтобы напомнить склонному от природы к забвению человечеству, что в любую организацию можно проникнуть. Он крикнул уборщику, чтобы тот убрал грязь. Затем, ругаясь, вошел в отдел и сел в свое кресло. Вместо того чтобы цензурировать книгу, он закинул ногу на ногу и стал наблюдать за Семерыми Цензорами.

Ему вспомнился его первый день, когда он приехал в Ведомство с приказом о назначении. «Я Новый Цензор», – сказал он. Все приветствовали его кивком. С самого начала он заметил необъяснимую синхронность всего, что делали эти семеро, как будто все они были близнецами. Помимо одинаковой рабочей формы, все носили очки и были лысоваты. Они казались марионетками в кукольном театре, где все нити находятся в руках одного человека, лица которого мы не можем разглядеть. Они одновременно переворачивали страницы. Они моргали в унисон. Синхронно принимались чесать носы. Все вместе протягивали руки, чтобы взять ручку, а затем внезапно, также одновременно, начинали писать. После они в унисон брали свои тетради для отчетов и записывали найденные ими в книге нарушения. Только иногда, когда кто-то из них чихал, этот единый ритм нарушался. Он спрашивал себя, удастся ли когда-нибудь и ему поймать этот коллективный ритм, сможет ли он стать частью целого. До сих пор он не смог справиться даже с одной-единственной книгой.

Он уставился на стену перед собой, на график заданий. Их обновляли несколько раз в день, так что всегда можно было видеть, кто что именно читает. Чтение было сродни прогулки по минному полю, по джунглям, кишащим змеями. К спине каждого из них следовало бы привязать веревку, подумал он, на случай, если цензор потеряет дорогу обратно к поверхности мира.

Это было достаточно просторное помещение для того, чтобы вместить всех семерых. Каждый цензор сидел за своим столом, у его ног стоял ящик, полный книг, ожидающих проверки. В помещении не было ничего, что могло бы отвлечь цензоров от выполнения их миссии, только на стене висел график выполнения работ: напротив имени каждого цензора две колонки – одна для книг, проверка которых уже завершена, а другая – для книг, которые еще предстояло инспектировать. В колонке рядом с его именем значилась лишь одна книга.

Ему потребовалось время, чтобы ознакомиться с профилактическими мерами, которые предпринимают цензоры, чтобы ограничить воздействие читаемых текстов. Сначала он думал, что это из-за недостатка профессионализма, но вскоре понял: у всего есть причина. Так, например, Первый Цензор намеренно кашлял в определенные моменты, когда в зале становилось слишком тихо. Он опасался, что цензоры могут слишком глубоко уйти в языковые дебри и потерять связь с реальностью. Иногда Первый Цензор даже чихал, просто чтобы все сказали: «Будь здоров!» А порой он ворчал по поводу жары или придумывал еще какую-нибудь причину, все это только для того, чтобы прервать ход их мыслей. Он поощрял обсуждения прочитанного и мягко отгонял все их назойливые мысли. Особенно ценилось, когда цензор начинал высмеивать читаемый им текст независимо от того, подлежала ли книга запрету. Важно было уметь унизить врага.

Что-то подобное произошло с поэтическим сборником пару дней назад.

– Смотрите сюда! – воскликнул Второй Цензор. – Только послушайте:

Молвило Солнце:Обними меняИ напои меня из сгиба локтя.

Он вытянул левую руку и стал массировать ее, словно доил вымя. Остальные цензоры громко рассмеялись и подхватили шутку: один из них принялся доить ногу, другой притворился, что выливает воду из уха. Когда они дошли до более интимных частей тела, Первый Цензор отчитал их за поведение, особенно неподобающее из-за присутствия в здании женщин. Потом кто-то сказал, что автор не видит разницы между поэзией и глупым вымыслом, что у него нет литературного вкуса. Конечно же, всем захотелось узнать, что это за книга. Обычно к тому времени, когда разговор принимал такой оборот, книга уже теряла всякую ценность. Не только книга, которую обсуждали цензоры, но и любая другая в этом помещении.

Недовольные, цензоры вернулись к работе, еще более раздраженные, чем прежде.

Но на него это не действовало. Он не понимал, почему у него никак не получалось хотя бы на мгновение возненавидеть книги.

3

Все безвозвратно изменилось с того момента, как он взял в руки книгу в синей обложке.

Раньше он хотел стать инспектором книжных магазинов. Он слышал, что те жили в достатке: им полагались привилегии и льготы, наравне с военными, элегантная синяя форма, членство в полицейском и армейском клубах, это означало бы развлечения для его дочери, а еще скидки в большинстве магазинов. Кроме того, им увеличивали на один процент квоту на электроэнергию, и самое главное – инспекторам не нужно было отмечать часы, проведенные на работе. Все, что от них требовалось в случае жалобы на ту или иную книгу, – наведаться в магазин и изъять ее. Ну а если инспектор находил там другие зараженные экземпляры, он мог позвонить в полицию и потребовать закрытия магазина. И переживать приятное волнение, наблюдая, как исчезает еще один книжный магазин, приезжает полиция, дверь опечатывают красным сургучом, а на запястья книготорговца надевают наручники.

Ведомство по Делам Цензуры считало, что инспектор подвержен большей опасности, чем цензор. Инспектору приходилось иметь дело с переписчиками, книготорговцами, книжными контрабандистами и читателями. Ходили слухи, что все они злобные и неуправляемые люди, не имеющие уважения к закону, особенно те, кто принадлежал к ячейкам Сопротивления, известным как «Раки». Говорили, в их жилах течет кровь интеллектуалов Старого Мира, что они – рудименты ушедшей цивилизации, враги будущего.

Семеро Цензоров ненавидели инспекторов, потому что те получают всю славу, пожинают плоды долгих часов, проведенных другими за проверкой книги, и в конце концов их награждают за то, что они помогли защитить общество от неминуемого вреда. А как же быть с опасностями, с которыми цензору приходилось сталкиваться в одиночку? Что, если книга проглотит его? А как насчет того, что он постоянно подвергается воздействию ядовитых мыслей? Что, если он попадет в ловушку романа и окажется непригодным для жизни в реальном мире?

Проблема в том, что Новый Цензор не знает никого, кто знал бы кого-то, кто знает кого-то еще, кто мог бы ему помочь получить назначение в Инспекционное Бюро. Такие вопросы решаются при помощи связей, а он неопытен и без особых знакомств. Он всегда был таким. Мысли о том, что ему придется работать вот так – пять дней в неделю, по шесть часов в день в тисках этих дьявольских существ с их скользкими поверхностями и бесконечными ловушками, вызвали в нем горечь.

И кролики. Почему Ведомство кишит ими? В первый раз, когда перед ним проскочил один из них, он указал на него пальцем и крикнул: «Кролик! Кролик!» Цензоры посмеялись. «Да ладно, а что, если бы сюда заявился лев?» Но он не понимал. Почему они пускают кроликов? Сегодня кролик, а завтра – одному богу известно, что еще. Может, в Ведомство вломятся ослы или корова. Только этого нам тут не хватало! «Как оно сюда попало?» Цензоры указали на окно: «Из соседнего сада». Ему было непонятно: почему Правительство ничего не предпринимает? Что, если они разносчики гриппа или еще чего-то подобного? Он придерживался консервативных взглядов и считал, что кроликам место либо в клетках кролиководческих хозяйств, либо в миске с бульоном.

Внезапно Семеро Цензоров подняли свои ручки и бросили в кролика. В этот момент зверек стоял перед полуоткрытой дверью. Когда ручки попали в него, кролик немного постоял на задних лапках, затем двинулся к выходу. И прежде чем исчезнуть – Новый Цензор был в этом уверен, – кролик выделил именно его. Он внимательно посмотрел на него, словно с угрозой. Однако другие цензоры сказали, что ему привиделось.

Дрожащими пальцами Цензор снова открыл книгу, чтобы продолжить чтение. Он был уверен, что перечитывал эту страницу по меньшей мере десять раз. Он не знал, почему застрял именно на ней. Первый Цензор прокашлялся и спросил его:

– Вы уже закончили свой отчет? Глава Департамента начинает беспокоиться.

Он почувствовал, что ему тяжело ответить прямо:

– Я приступил, однако не хочу упустить ни одной строчки, понимаете?

– Вы запаздываете с отчетом.

– Я сдам его в конце дня.

Он вызывает подозрения, и окружающие задаются вопросом, сможет ли он вообще вернуться из путешествия по книге невредимым. Последствия от воздействия прочитанных слов уже отразились на его лице или скоро проявятся. Это были невидимые глазу, но тем не менее саднящие синяки и кровоподтеки.

Открыв тетрадь для отчетов, он сделал вид, что работает, но вместо этого начал выводить строчки, которые запомнил из книги, как будто пытаясь их понять. Он представлял себя сидящим на песчаном берегу, а перед ним, скрестив ноги, как Синдбад-мореход, высился великан и спрашивал: «Приветствую, брат, у тебя ведь есть душа?» Он покачал головой. Несколько раз моргнул. Попадать под власть видений было опасно, особенно здесь. Видения, как и старые мифы о сотворении мира, народные сказки, дневные сны, эротические и неэротические фантазии, – все это токсичные пережитки Старого Мира. Он узнал об этом во время обучения, когда Первый Цензор объяснил ему суть его работы. Он узнал, что язык – поверхность мира. Эта поверхность должна быть гладкой и ровной, без всякого дна, куда бы мог просочиться смысл. А работа цензора заключалась в том, чтобы помочь человечеству избавиться от воображения.

Он услышал, как один из его коллег торжественно заявил: «Я нашел пятнадцать нарушений на трех страницах!» «Какая удача!» Семеро Цензоров искали нарушения, словно добывали алмазы. Сначала он не понял. К чему ликование? Одного нарушения достаточно, чтобы запретить книгу и разобраться с этой проблемой раз и навсегда. Но ему пояснили, что за тысячу найденных нарушений в год полагается премия, а также пятипроцентное увеличение квоты на электроэнергию на целых два месяца. Он был уверен, что книга в его руках позволит ему найти сотни нарушений, но все равно сомневался. Скорее, он просто не мог этого сделать.

Он снова принялся писать в тетради, полный решимости закончить работу должным образом. Страница 117, строка 16: «оскорбление общественной морали». Он переходит к следующей строке. Это не так уж сложно, уверяет он сам себя, совсем не сложно. Но его, как Хранителя Поверхностей, обеспокоило следующее предложение: «Все в этом мире имеет скрытый смысл». Он почувствовал, как на лбу выступил пот, а во рту появилась сухость. Эта строка абсолютно противоречила философии Ведомства по Делам Цензуры. Он не мог понять, чему верить – книге, которую он держал в руках, или Правительству.

Возможно, Первый Цензор был прав. Он приступил к чтению рано, не закончив обучение, только ознакомившись с «Руководством по правильному чтению» несколько раз. Цензор был уверен: он понял все, что там написано, но нечто все-таки ускользало от него. Язык не был гладкой поверхностью – это была губка. Однако никто здесь не разделял его мнения, ведь то, что не существует на поверхности, не существует в принципе, а если система отрицает существование той или иной идеи, то это потому, что этой идеи просто не существует.

Согласно «Руководству по правильному чтению», главное – форма и грамматика, а не идеи и смыслы. Все, что ему нужно сделать, это перечислить в отчете строки с нарушениями, строки, которые попадали в запретную тройку – Бог, Правительство и Секс. Все запреты вращались вокруг этой тройки.

Это же легко! Тогда он подумал, что другие цензоры преувеличивают, пытаясь придать излишнюю важность простому заданию.

«Мне прочесть?» – спросил его Первый Цензор после того, как он прошел небольшой тест по содержанию методички. Ему дали цитаты из нескольких книг и попросили определить, не содержат ли какие-нибудь из них нарушений. Он справился с заданием, стал Начинающим Цензором и получил первые десять книг для проверки.

Все шло просто прекрасно до тех пор, пока в руки ему не попала одна книга.

Образец (1.1): Тест Книжного Цензора первого уровня

Задание: определите характер нарушений, если таковые имеются, в строках, размещенных в таблице.

Подпись экзаменатора:

4

Сначала ему дали легкие книги.

«Женские слезы», «Твое сердце принадлежит мне», «Потому что я люблю тебя» – все они вызывали у него кислую отрыжку. Он подумал: не лучше ли защитить человечество от скуки, противостоять возникшей из-за общего небрежения и затопившей мир приливной волне сентиментальности? В последнее время каждый раз, когда он видел в тексте выражения «признание в любви», «учащенный пульс» или «крупица страсти», у него начинало зудеть и чесаться тело. Он пришел к разумному заключению: Ведомство по Делам Цензуры не должно заниматься утомительными проблемами расставшихся любовников. Он решил, что размолвки между влюбленными лучше улаживать им самим или же обратиться в Бюро Семейного Примирения. И уж точно не на публике, потому как это неприлично, не говоря уже о том, что ужасно скучно. И хотя он никогда не интересовался проблемами окружающей среды, мысль о том, что множество деревьев будет превращено в такие бессмысленные книги, злила его сильнее, чем любителей природы печалят мысли о том, что деревья превращают в туалетную бумагу.

Он пристально вглядывался в страницы, надеясь найти хоть один случай нарушения, хоть что-то, что могло бы позволить запретить книгу. Ничего не обнаружив, он просканировал ее еще раз и отыскал одну-единственную, ничтожную строчку. Нажав указательным пальцем на оскорбительное предложение – «Я тоскую по тебе каждой клеточкой своего тела», – он направился к столу Первого Цензора.

– Есть ли в этой строчке сексуальный подтекст? – спросил он.

Первый Цензор покачал головой:

– Запомните: «главное – это форма и грамматика».

– Но эти «клеточки», они повсюду. Здесь, здесь и…

Он оглянулся, чтобы убедиться, что коллеги не обращают на него внимания, и указал на свой пах.

– И здесь!

Первый Цензор рассмеялся:

– Мы не занимается интерпретациями.

Он поджал губы. Так вот что значит быть Хранителем Поверхностей? Он думал, эта работа окажется интереснее. Какой смысл охранять поверхностные вещи, если весь мир – сплошная поверхностность? Вздохнув, он вернулся к своему столу и записал в тетрадь для отчетов, что книга одобрена. Еще одна книга, пригодная для распространения. Какой стыд!

Затем он прочитал еще несколько и подумал, что их тоже хорошо бы запретить. Это книги об успехе, деньгах, любви, счастье, словно человек может достичь всего этого только силой мысли. Его коробило, когда книга заявляла, будто он не был продуктом своих жизненных обстоятельств, а скорее его жизненные обстоятельства – это дело его рук. Выходило, все, что ему нужно сделать, чтобы изменить свою жизнь, – просто поверить, что она изменилась. Какая чушь! Он встал из-за стола, чтобы обсудить это с Первым Цензором. Эти книги подтасовывали факты. Они утверждали, что некая вещь может не являться таковой и что реальность – результат наших мыслей. Однако правда в том, что у нас нет никаких мыслей. Если мы все начнем думать, что останется делать Правительству?