Файлеры: Тайны Монолита

Мария Кочер

Файлеры: Тайны Монолита

Глава 1

Глава 1

Тайны заброшенного города: преддверие приключения

Солнце медленно клонилось к закату, окрашивая небо в багряные тона. Я стоял на пороге старого дома, который местные жители давно обходили стороной. Заброшка. Всего одно слово, но сколько в нём было таинственности и страха. Я не исключение. Меня зовут Никита Волков или просто Вовчик. Я родился и вырос в небольшом городке Светловск, где каждый уголок знаком с детства. С ранних лет меня манили не детские сказки, а леденящие душу истории о нераскрытых преступлениях. Я зачитывался детективами, впитывал каждую деталь криминальных хроник и мечтал создавать собственные материалы, способные заставить читателя содрогнуться от ужаса. На факультете меня прозвали «местным Шерлоком» не просто так. У меня был особый дар – находить жуткие истории там, где другие видели лишь серость повседневности. Моё обострённое чувство опасности и тяга к разгадке тайн превращали любую обыденность в потенциальное расследование. И каждый раз, переступая порог заброшенного здания, я ощущал, как по спине пробегает дрожь предвкушения. В этом было что-то таинственное, неизведанное. Словно за этими стенами скрывался другой мир, параллельная реальность, где время остановилось много лет назад. Пустые комнаты хранили секреты прошлого, а разбитые окна смотрели на мир как пустые глазницы. Помню, как в первый раз мы с друзьями забрались в старую фабрику на окраине города. Ржавые ворота поддались не сразу, но мы справились. Внутри пахло пылью и чем-то затхлым, но это только усиливало ощущение приключения. Как будущий журналист, я старался подмечать каждую деталь, каждую мелочь, которая могла бы стать частью истории. Каждый этаж таил свои сюрпризы. Почерневшие от времени станки, обрывки старых документов, и повсюду – паутина. Она свисала с потолка, словно серебристые занавеси, и казалось, что это не просто паутина, а нити времени, связывающие прошлое с настоящим. Мы исследовали каждый уголок, прислушиваясь к каждому звуку. Скрип половиц, шорох ветра в разбитых окнах, и иногда – будто чьи-то шаги вдалеке. Но это всегда оказывалось игрой воображения. Или нет? С тех пор заброшенные здания стали для меня чем-то большим, чем просто пустыми помещениями. В них жила своя особая атмосфера, свой характер. И каждый раз, заходя в новую заброшку, я чувствовал, как сердце начинает биться чаще, а любопытство разгорается с новой силой. Будучи студентом четвёртого курса факультета журналистики, я находил в заброшенных местах особое очарование. Эти мрачные, забытые всеми уголки словно становились живыми героями моих будущих репортажей, шепча истории о том, что лучше бы оставалось в прошлом. В нашем детстве это было чем-то вроде ритуала посвящения – проникнуть туда, куда другим вход запрещён. Мы, юные искатели приключений, не подозревали, что некоторые тайны лучше оставить нераскрытыми, а некоторые места – нетронутыми. Но именно это любопытство и привело нас к тем событиям, о которых я собираюсь рассказать…

Пара по журналистике подходила к концу. Профессор Семён Маркович Кац был тем ещё мастером делать паузы. Он мог замолчать на середине предложения, задумчиво покрутить седую бородку и уставиться в окно, будто там происходило что-то интереснее, чем его собственные лекции.

Профессор Семён Маркович Кац был невысоким мужчиной с характерной сутулостью, приобретённой за годы работы за кафедрой. Его седые, аккуратно подстриженные волосы были немного растрёпаны, словно он постоянно пропускал через них пальцы во время размышлений. Особую выразительность его облику придавали очки в тонкой металлической оправе, которые то и дело сползали на кончик носа. Он постоянно поправлял их характерным жестом, от чего создавалось впечатление, что очки – его неотъемлемая часть. Лицо профессора украшала ухоженная седая бородка клинышком, которая придавала ему сходство с мудрым волшебником из старинных сказок. Глубоко посаженные глаза, обрамлённые морщинистыми веками, смотрели проницательно и в то же время добродушно. Его одежда всегда выглядела немного неряшливо: мятый халат поверх рубашки, галстук, вечно сбившийся набок, и брюки, которые, казалось, помнили все его долгие прогулки по университетскому парку. На запястье поблескивали старые часы на потертом кожаном ремешке – верный спутник всех его лекций. Походка у Семёна Марковича была неторопливой, с характерным покачиванием из стороны в сторону. В руках он часто держал потрепанную папку с конспектами или книгу, которую машинально поглаживал пальцами, погружаясь в свои мысли. Несмотря на внешнюю нескладность, в его движениях чувствовалась особая грация мыслителя, а в каждом жесте читалась глубокая погруженность в свой предмет.

«– Так вот», – говорил он, – Аномалии… – (тут следовала пауза минут на пять, во время которой он мог пересчитать все трещины на потолке), – это… э-м-м… довольно интересное явление природы. Студенты давно привыкли к его манере и даже научились извлекать из этого пользу – кто-то успевал доделать домашку, кто-то переписываться в телефоне, а особо смелые могли даже вздремнуть.

– И вот, представьте себе… – (ещё одна пауза, во время которой профессор мог бы заварить себе чай, если бы не был на лекции), – в аномальных зонах… – (тут он обязательно доставал очки и протирал их уже в пятый раз за лекцию), – происходят удивительные вещи.

Однажды кто-то из студентов не выдержал:

– Семён Маркович, а можно по существу?

На что профессор, хитро прищурившись, ответил:

– По существу? Хорошо. Радиация – это… – (пауза), – опасно. Но очень интересно. – (и снова пауза, во время которой весь класс вздыхал с облегчением).

Его паузы стали местной легендой. Говорили, что он мог бы стать профессиональным стендапером, если бы вставлял между своими молчаниями шутки. Но вместо этого он просто размышлял о тайнах вселенной, давая студентам возможность немного передохнуть от учебного процесса. На очередной его лекции, я как обычно, машинально делал заметки, мыслями находясь где-то далеко. Внезапно мой друг по парте, Димон Валенок —такой же любитель заброшек, как и я – наклонился ко мне и заговорщически прошептал:

– Слышь, Вовчик, а ты про тот старый завод за городом слышал? Говорят, там теперь вообще никого нет…

Дима Валенок или просто Димон —он был паренек среднего роста с характерной взлохмаченной причёской, которая, казалось, никогда не знала расчески. Его русые волосы всегда торчали в разные стороны, создавая впечатление, что он только что вылез из-под одеяла. Лицо у него круглое, с россыпью веснушек, которые особенно ярко проявлялись весной. Глаза – большие, карие, с хитринкой, всегда готовые выдать очередную шутку или идею. Нос чуть курносый, с едва заметной горбинкой, полученной в детстве во время игры в футбол. Его фирменным стилем была многослойность: толстовка, накинутая поверх футболки, куртка, которую он никогда не снимал, даже в помещении, и неизменные джинсы с дырками на коленях. На ногах почти всегда были удобные кроссовки, изрядно поношенные, но любимые. Он обожал носить на шее несколько цепочек с брелоками, каждый из которых имел свою историю. Походка у него была размашистая, чуть вразвалочку, а когда он волновался или рассказывал что-то интересное, начинал пританцовывать на месте. Его фирменным жестом было потирание рук, когда он предвкушал что-то особенно увлекательное. Голос у Димона громкий, с характерной манерой говорить с энтузиазмом, иногда переходящим в восторженный крик. Он часто жестикулировал во время разговора, размахивая руками так энергично, что мог случайно задеть собеседника. В целом, он был хороший друг, проверенный временем, я всегда мог на него положиться, но его идеи всегда выходили за рамки реальности, творческий, немного безалаберный, но невероятно увлекающийся и искренний.

–Я поднял бровь, не отрывая ручку от тетради:

– И что? У нас других заброшек мало?

– Да ты не понял! – возбуждённо зашептал Димон. – Там вроде какие-то странные звуки по ночам слышны. Местные боятся туда соваться.

– И что ты предлагаешь? – спросил я, понизив голос.

– А давай проверим? – глаза Димона загорелись азартом. – В выходные смотаемся, посмотрим, что там да как.

– Только тихо, – предупредил я. – А то Семён Маркович нас заметит.

Профессор, словно услышав наши слова, вдруг обернулся и уставился прямо на нас. Мы мгновенно сделали вид, что внимательно слушаем лекцию, хотя в голове у каждого уже зрели другие мысли.

– Ха! – усмехнулся я, перестав записывать. – Да я там был уже раз пять! Ничего там особенного, одни крысы да пауки размером с ладонь.

Димка недоверчиво прищурился:

– Серьёзно? И звуки эти…

– Да это просто ветер гуляет между стенами, – махнул я рукой. – Или коты местные шалят.

Профессор Семён Маркович в этот момент сделал одну из своих знаменитых пауз, уставившись в окно. Несколько студентов даже обернулись, чтобы проверить, не случилось ли там чего действительно интересного.

– Слушай, а давай смотаемся в Чернов? Так называли заброшенный город от радиации.

Чернов появился на карте страны в середине XX века как небольшой промышленный городок. Его построили рядом с атомной электростанцией, которая должна была обеспечить энергией весь регион. Жизнь здесь кипела: молодые специалисты со всей страны приезжали работать, строились новые дома, росли детские площадки, открывались магазины. Но в один роковой день всё изменилось. Авария на станции превратила процветающий город в зону отчуждения. Люди в панике покидали свои дома, оставляя всё нажитое. Кто-то успел забрать лишь документы и фотографии, другие бросали целые квартиры с мебелью и вещами. Первые годы после эвакуации город ещё жил какой-то странной, призрачной жизнью. Собаки выли по ночам, кошки бродили по пустым улицам, а ветер гонял по тротуарам обрывки газет. Потом природа начала брать своё: деревья прорастали сквозь асфальт, трава пробивалась в окнах заброшенных домов, а крыши покрывались мхом. Легенды о Чернове ходили разные. Говорили, что по ночам в окнах старых домов мелькает свет, что в заброшенной больнице слышны детские голоса, а в парке можно встретить тени людей, которые так и не смогли покинуть свой родной город. Местные жители, чьи деревни находились неподалёку, рассказывали истории о странных светящихся облаках над городом, о животных с необычной окраской и о том, как иногда из-за горизонта доносится странный гул, будто сама земля стонет от боли. Сейчас Чернов – это город-призрак, застывший во времени. Его улицы хранят следы былой жизни: детские игрушки в песочницах, старые газеты в почтовых ящиках, фотографии на стенах подъездов. Время здесь словно остановилось, превратив обычный промышленный городок в памятник человеческой трагедии и природы, которая медленно, но верно забирает своё. Те, кто осмеливается заглянуть за периметр зоны отчуждения, говорят, что не возвращался.

– Представляешь, какой там масштаб? Целый город-призрак! —Возбужденно воскликнул Димон.

Я замер, чувствуя, как внутри всё замирает от тревоги и ужаса одновременно. Чернов… Это было не просто очередное заброшенное здание – это был целый город, застывший во времени после страшной катастрофы.

– Ты с ума сошёл? – прошептал я в ответ, оглядываясь по сторонам. – Это же не какая-то заброшенная фабрика на окраине. Там радиация, охрана, да и вообще…

– Ну и что? – Димон понизил голос до шёпота. – Мы же журналисты! Наша работа – искать то, что скрыто от глаз других. Представь, какой материал можно оттуда привезти!

Он говорил так увлечённо, что я невольно начал представлять себе заброшенные улицы Припяти, пустые квартиры, застывшие в ожидании своих хозяев, которые уже никогда не вернутся.

– Подумай только, – продолжал Димон, – никто из наших ещё не делал репортаж оттуда. Мы могли бы стать первыми!

– И последними, – пробормотал я, глядя в окно на серые тучи.

– Ты правда веришь во все эти сказки? Обычный заброшенный город, где уже сто раз всё облазили. —Уверено возразил Димон.

Димон нахмурился и скрестил руки на груди:

– Да ты просто трусишь! Боишься, что кто-то окажется смелее тебя.

– Я не трушу, – возразил я. – Просто не хочу тратить время на пустые разговоры. Там нет ничего, кроме облупившихся стен и разбитых окон.

–За одно и проверим. —Подмигнул Димон.

В его словах был определённый замысел, который я пытался уловить. Но в то же время я осознавал всю опасность такого предприятия. Однако любопытство и жажда приключений уже начали брать верх над здравым смыслом…

Пара закончилась, и я вышел из аудитории, всё ещё обдумывая предложение Димона. С одной стороны, это была безумная авантюра – ехать в Чернов, город-призрак, место, овеянное легендами и страхом. С другой – это был шанс сделать материал, о котором другие могли только мечтать.

Димон догнал меня в коридоре:

– Ну что, думаешь? Мы могли бы организовать всё так, чтобы нас не поймали. Я почитал в интернете, что летом там особенно красиво… эта заброшенность, запустение…

– Красиво? – переспросил я, усмехнувшись. – Ты называешь это красотой?

– Да, – серьёзно ответил Димон. – Это особая красота. Красота заброшенности, забытости. Там каждая деталь рассказывает историю.

Доставая телефон и набирая знакомый номер:

– А знаешь, что? Давай возьмём с собой Киру Шмель? Ну помнишь Киру. Нашу подружку, детства-по которой ты сох со школы? —Усмехнулся Димон.

Кира Шмелёва или просто Шмель… Даже сейчас, спустя столько времени, я отчётливо помню каждую деталь её внешности. Когда мы впервые встретились, она словно озарила всё вокруг своей энергией и красотой. У неё были такие пронзительно-голубые глаза, что я невольно замирал, встречаясь с ней взглядом. А её волосы… густые, каштановые, с рыжеватым отливом на солнце. Она часто собирала их в высокий хвост, но иногда позволяла себе небрежную косу, которая так ей шла. Помню, как иногда выбившиеся пряди падали ей на лицо, и она отбрасывала их нетерпеливым движением руки. Лицо у неё было тонкое, с высокими скулами и чуть вздёрнутым носом. В её чертах была какая-то особенная изюминка, что-то неуловимое, что делало её непохожей на других. Когда она улыбалась, на щеках появлялись ямочки, и весь её облик становился ещё более притягательным. Одевалась она всегда со вкусом, но практично. Удобные джинсы или брюки, футболки с интересными принтами – в них она выглядела одновременно стильно и по-своему. Её фирменная непромокаемая куртка стала частью её образа, и я до сих пор ассоциирую этот предмет одежды именно с ней.

На шее у неё всегда висел фотоаппарат – верный спутник её журналистских приключений. Этот аксессуар как будто был продолжением её самой, отражая её страсть к профессии. Кольца на пальцах – ещё одна её особенность. Кира была особенной для меня – не просто знакомой, а той самой девчонкой из школы, с которой мы вместе росли.

– Кстати сейчас она увлекается фотографией, нам в таком путешествии это бы пригодилось.

– Киру Шмель? – переспросил я. – Ты серьёзно? Она же всегда была такой… осторожной.

– Именно поэтому, – улыбнулся Димон. – Её взгляд на вещи может оказаться совершенно другим. К тому же, её фотографии могли бы стать отличным визуальным сопровождением нашего репортажа.

– Слушай, не уверен, – замялся я. – Я уже давно не видел Киру. Она, наверное, меня уже и не помнит. Да и скорее всего скажет, что мы сошли с ума.

– Ну и что? – пожал плечами Димон. – Мы же не просто так её зовем. Её талант фотографа может сделать наш проект по-настоящему уникальным. К тому же, она всегда была той ещё авантюристкой в детстве.

– А может, ещё Жорика с собой прихватим? – усмехнулся я. – Ну нашего, круглого отличника. Он же всё про радиацию знает, пригодится!

Дима округлил глаза:

– Ты что, серьёзно? Жору он нам своим весом все заброшенные лестницы проломит! И потом, ты представляешь, как он будет пыхтеть на каждом шагу? «Ой, у меня астма», «ой, я устал» …

Жора Клещёв, или просто Клещ, как его прозвали в нашей компании – мой верный друг, который всегда был рядом в трудную минуту. Помню, как впервые увидел его – плотного парня с круглым лицом и такой обезоруживающей улыбкой, что невозможно было не проникнуться к нему симпатией. У него были особенные черты лица – мягкие, располагающие к себе. Зелёные глаза с хитринкой, которые всегда словно знали какую-то важную тайну. А его волосы – густые, чуть вьющиеся – он вечно пытался уложить их в идеальный ряд, но они всё равно норовили встать торчком. Рост у него был средний, но из-за полноты казался ниже. Он всегда носил просторные футболки и свободные рубашки, которые, как он думал, маскировали его фигуру. Но на самом деле эта особенность только добавляла ему харизмы.

На шее у него постоянно болталась цепочка с дозиметром – его верный спутник во всех исследованиях. Помню, как он гордился этим прибором, как будто это был какой-то магический артефакт. Лицо у него всегда было немного красноватым, особенно после подъёма по лестнице или быстрой ходьбы – он вечно пыхтел, но никогда не сдавался. Его щёки с ямочками, когда он улыбался, всегда вызывали улыбку и у меня. А эта лёгкая щетина, которую он пытался сбрить, но она росла быстрее, чем он успевал это делать – настоящая головная боль для него. На пальцах у него постоянно были следы от маркеров и карандашей – результат бесконечных расчётов и записей. Несмотря на полноту, он был удивительно подвижным. Его массивные очки в толстой оправе постоянно сползали, но он всё равно продолжал носиться за нами, пыхтя и отдуваясь. Его фирменный стиль – удобные кроссовки, которые он менял каждые пару месяцев, и огромный рюкзак, набитый всевозможными измерительными приборами. От него всегда немного пахло кофе и стиральным порошком – наверное, потому что он вечно сидел за учебниками и расчётами. Жора был тем человеком, который мог часами объяснять что-то сложное, при этом умудряясь сделать это настолько понятно, что даже я, далёкий от точных наук, всё понимал. Его занудство в вопросах безопасности иногда бесило, но именно это качество часто спасало нас от необдуманных поступков. Он был настоящим другом – надёжным, верным, готовым всегда прийти на помощь.

– Да ладно тебе, – рассмеялся я. – Зато будет знать, где радиационный фон выше, и сможет нас от верной гибели уберечь.

Тут Димон неожиданно оживился:

– Слушай, а знаешь, что? Я согласен на Жору, но с одним условием – все его идеи и занудство будешь терпеть ты.

Димон и Жора были настолько разными, что порой это казалось каким-то чудом. Димон – худой, подвижный, вечно куда-то спешащий, с горящими глазами и неуёмной энергией. Он жил на адреналине, бросался в авантюры, не задумываясь о последствиях. Его жизнь – это череда спонтанных решений и рискованных поступков. Жора, напротив, был воплощением осторожности и рассудительности. Он взвешивал каждое решение, просчитывал все возможные риски и никогда не действовал без подготовки. Его медлительность и обстоятельность часто раздражали окружающих, но именно эти качества спасали их не раз. Их дружба всегда удивляла меня. Димон терпеть не мог долгие разговоры и теоретические рассуждения, а Жора не мог жить без анализа и обсуждений. Один вечно торопился, другой никуда не спешил. Один видел мир через призму эмоций, другой – через призму цифр и фактов. Но именно в этом и заключалась сила их дружбы. Там, где Димон был слишком импульсивен, вступал спокойный и рассудительный Жора. А там, где Жора замирал в нерешительности, его подталкивал вперёд неугомонный Димон. Может быть, именно поэтому их дружба была такой крепкой – они не пытались переделать друг друга, а принимали такими, какие есть. И в этом было что-то по-настоящему ценное.

– У него вроде есть машина… – я задумчиво потёр подбородок.

– Кстати, да! – оживился Димон. – Помнишь, как он в последний раз в доте хвастался, что наконец-то получил права? С двадцать восьмого, кажется, раза!

– Ха, точно! – усмехнулся я. – А ещё он за тебя всю домашку решал, пока ты в игры резался.

– Да, были времена… – мечтательно протянул Димон, ухмыляясь. – Но машина нам реально пригодится! Без транспорта в такую экспедицию вообще лучше не соваться.

– Это уж точно, – согласился я. – Да и с его знаниями про радиацию будет не лишним. Может, не всё так плохо с Жориком?

– Только если ты согласишься терпеть его вечное нытьё про безопасность, – хмыкнул Димон.

– Ладно-ладно, беру на себя эту почётную миссию, – вздохнул я. – Главное, чтобы его железный конь нас не подвёл в самый ответственный момент.

Димон кивнул, задумчиво почёсывая затылок:

– Ладно, убедил. Но только если он согласится. А то ещё начнёт свои бесконечные лекции читать про радиационную безопасность…

– Ну, его занудство мы как-нибудь переживём, – усмехнулся я. – Главное, чтобы техника не подвела.

Я вспомнил свои прошлые вылазки на заброшенные места. То чувство, когда находишь что-то особенное, то, что другие пропустили. В Чернове это чувство должно было быть в разы сильнее.

–– Кивнул Димон. – Но знай, что я уже начал наводить справки. И если ты согласишься, у нас всё может получиться.

Вечером мы встретились в нашем любимом кафе, где когда-то в детстве обсуждали все свои авантюры. Кира, как всегда, пришла вовремя, с фотоаппаратом через плечо.

– Привет, Кир! – воскликнул я, немного волнуясь. – Давно не виделись!

Она подняла глаза и на мгновение замерла.

– Кирилл? Дима? Какими судьбами? – её голос звучал немного настороженно, но в глазах мелькнуло узнавание.

В этот момент дверь кафе распахнулась, и в помещение ввалился запыхавшийся Жора Лиман. В руках он держал гигантский бутерброд, от которого шёл аппетитный аромат. Его щёки были слегка розовыми от быстрой ходьбы, а очки немного покосились на носу.

– Парни! – воскликнул он, едва переступив порог. – Я только что узнал такую информацию про дозиметры… – Он заметил Киру и резко замолчал, чуть не выронив свой бутерброд. – Ой, извините, не заметил, что вы не одни…

Мы сели за столик, и Дима, оглядев нашу компанию, театрально откашлялся.

– Ну что ж, раз все в сборе, можно и раскрыть карты, – начал он с важным видом. – Только не обляпайтесь от удивления, Лиман, это касаемо лично тебя, а то твой бутерброд будет тому виной.

Жора, который как раз откусил внушительный кусок, едва не подавился и возмущённо посмотрел на Димона.

– Да-да, я вижу, что вы все здесь не случайно, – продолжил Дима, игнорируя недовольный взгляд Жоры. – У нас созрел план, который, возможно, изменит вашу жизнь… или, по крайней мере, заставит ваши сердца биться чаще.

Кира, закатив глаза, посмотрела на Димона:

– Ты что, сегодня пил? Или это у тебя от переизбытка энтузиазма такой туман в голове?

Дима рассмеялся:

– Нет, Кира, я абсолютно трезв! И сейчас вы поймёте, насколько серьёзно наша встреча.

Дима сделал вид, что обиделся:

– Эх, никакого уважения к драматическим паузам… Ладно, слушайте. У нас есть идея, от которой волосы на голове шевелятся, а в штанах… то есть, в душе – трепет.

Димон выдержал театральную паузу, затем наклонился к столу и заговорил полушёпотом, будто раскрывая величайшую тайну…

– Ребята, вы с ума сошли? – начала она, едва присев. – Чернов? Вы серьёзно? – Ответила Кира.

Мы с Димоном переглянулись. В её глазах читался не только страх, но и… интерес.

– Вы что, правда собираетесь туда? – прошептал Жора, присаживаясь за наш столик.

Кира не выдержала и рассмеялась:

– Ну вот, теперь у вас будет свой личный эксперт по радиации. Только обещайте, что не будете каждые пять минут замерять фон.

– Послушай, – начал я. – Мы не просто так об этом говорим. Это может стать не просто репортажем – это может стать чем-то большим. Твоё видение, мои тексты, Димины идеи, Жорин ум… Вместе мы могли бы создать что-то действительно особенное.

– Ребята, я могу быть полезен! У меня есть дозиметр, я знаю всё про радиацию… – неожиданно сказал Жора.

Жора обиженно надул щёки:

– Между прочим, это серьёзно! Нельзя относиться к радиации легкомысленно.

Дима усмехнулся:

– Ладно, Клещ, если поклянешься не превращать нашу экспедицию в научный семинар, можешь присоединиться.

Я посмотрел на Киру, потом на взволнованного Жору. В его энтузиазме было что-то заразительное.

– Ну а ты что, Кир, давай с нами, всё равно каникулы, чем ещё заниматься, ну и будет что выложить в соцсети, – рассмеялся Димон.

Кира на мгновение задумалась, глядя в окно, где закат окрашивал небо в багряные тона.

– Знаете, что? – произнесла она наконец. – А давайте! Будет что вспомнить. Но с одним условием – никаких глупостей и всё по правилам безопасности.

Димон радостно хлопнул ладонью по столу:

– Договорились.

Когда каждый отправился домой обдумывать предстоящее приключение, нужно было придумать убедительное объяснение для родителей.