bannerbanner
В тени болиголова
В тени болиголова

Полная версия

В тени болиголова

Язык: Русский
Год издания: 2025
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 2

Карина С.

В тени болиголова

ПЕРВАЯ ГЛАВА. ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ХЕМЛОК!

***

– Ты уверен, что они не догадаются?

Кларисса неспеша пролистывала досье на планшете. Фотографии, биографии, медицинские карты. Каждая строчка – готовая история для будущего «гостя».

– Они даже не заподозрят подвоха, – сказал Бернар, наполняя бокал виски. Лёд звякнул и утонул в тишине. – Всё продумано. Реклама, соцсети, восторженные отзывы. Какой богатый отпрыск откажется от «элитного отдыха» в зимнем дворце?

Винсент щёлкнул переключателем. Стена перед ними ожила – десятки мониторов показали пустые коридоры, белоснежные залы, территорию, огороженную высоким забором. Где-то мелькнула табличка: «Связь отсутствует. Рекомендуется оставаться в пределах лагеря».

– Камеры, датчики движения, глушители связи, – ухмыльнулся он. – Никто не сбежит. Никто не позовёт на помощь. Только мы решаем, когда игра закончится.

Кларисса подняла бокал.

– За наш маленький… эксперимент. Сто добровольцев. Сто возможных сценариев. Кто сломается первым? А кто окажется сильнее?

– Главное – чтобы никто ничего не заподозрил до начала игры, – пробурчал Винсент. – Иначе придётся дисквалифицировать их преждевременно…

За окном завывал ветер. Автобус с первыми участниками уже сворачивал на просёлочную дорогу.

– Welcome to Hemlock, – прошептал Бернар, глядя на вывеску лагеря, попавшую в кадр.

Где-то в списке значились имена: Ванесса Алькасар и Есения Марселло…

***Ванесса.

Долгая дорога. Вдоль трассы проплывали заснеженные деревья, на небе вихрем неслись густые, тяжелые облака. Автобус иногда потряхивало.

Хотелось уснуть, но никак не получалось.

– Ванесса! Ты вообще меня слышишь? – голос подруги, сидящей рядом, наконец пробился сквозь мои мысли. Оказалось, Есения уже который километр о чём-то рассказывала.

Я виновато улыбнулась и взглянула на неё. Тёмно-шоколадные волосы Еси были уложены в идеально гладкие пряди, а малахитовые глаза смотрели на меня с упрёком. Даже расстроенная, она выглядела безупречно – как аристократка с полотна старого мастера.

– А?.. Ой, прости… Просто задумалась.

– Я тут уже полчаса тебе рассказываю, а ты витаешь в облаках! – она фыркнула и скрестила руки на груди, взгляд стал обиженным.

– Еся, прости, конечно, но эти твои разговоры про Макса меня уже вымотали, – я вздохнула, стараясь говорить помягче. – Я понимаю, тебе тяжело, но ты словно зациклилась. Вместо того чтобы двигаться вперёд, ты снова и снова пережёвываешь одно и то же.

– И ты решила возмутиться именно сейчас? Могла сказать и раньше, тогда я…

Договорить она не успела, потому что я её перебила, пока обычный спор не превратился в выяснение отношений, как обычно у нас и происходило.

– Постой, – я подняла руки в умиротворяющем жесте. – Не пойми меня неправильно. Я не хочу ругаться. Просто… Я так ждала этой поездки. Мы так давно никуда не выбирались. Давай просто отдохнём и повеселимся? Я всегда готова тебя выслушать, но может хотя бы на время забудем про Макса?

Есения промолчала, какое-то время смотря в запотевшее стекло, а затем обернулась ко мне.

– Ты права, – она выдохнула, и напряжение в её плечах немного спало. – Мне правда нужно расслабиться. Надо отвлечься от всей этой истории. Надеюсь, в лагере получится перезагрузиться…

– Или найти, на ком перезагрузиться! – брякнула я без задней мысли, но фраза вышла двусмысленной.

Взгляд Есении мгновенно стал колючим.

– Нет, – отрезала она резко. – Никаких интрижек. Я здесь только для себя. Поняла?

И, отвернувшись к окну, она всем видом показала, что разговор был окончен.

Я не стала спорить. Я-то имела в виду новых друзей, но она услышала то, что хотела услышать.

Тем временем где-то в конце автобуса шёл спор между незнакомыми мне парнями, и я невольно стала прислушиваться к словам.

– Ну, Ярик, ты не прав! Я уже был в лагере лет в пятнадцать, там все жили в отдельных домиках по два-три человека.

– Да ладно, Антонио, хватит выдумывать! Я-то точно знаю, что здесь у каждого будет своя комната.

– Чувак, ты, наверное, лагерь с отелем путаешь?

Я обернулась в полбока, делая вид, что ищу что-то в своей сумочке, висящей на спинке моего сиденья. Мой взгляд скользнул по говорящим. Тот, кого назвали Яриком, был платиновым блондином с холодными голубыми глазами и слишком небрежной, а потому идеальной укладкой. Он выглядел так, будто только что сошёл с обложки глянцевого журнала о дорогой жизни. Его оппонент, Антонио, казался его полной противоположностью – расслабленный, с тёмными глазами и лёгкой щетиной, он полулежал в кресле, словно всё это происходило где-то далеко от него.

– А я вот думаю, самое время заключить пари! – третий парень выпрямился и продолжил.

Он сидел между двумя спорившими, и теперь я могла разглядеть его получше: чёрные волосы, уложенные назад, острые скулы, карие глаза, которые смотрели на всё с ленивым превосходством, а на лице появилась хитрая ухмылка, явно не предвещающая ничего хорошего.

– Аа! Крис, ну ты опять начинаешь? – Ярик закатил глаза и опрокинул голову на спинку сиденья.

– А что? Хочешь сказать струсил? – второй парень в ответ оскалился, обнажив белые зубы.

– Вот это было зря, Антонио!

Ярик поднял голову, и его безразличный взгляд сменился на недовольный.

– Спорим! – заявил он и протянул руку, выжидающе глядя на друга.

– Спорим!

Антонио резким рывком схватил руку и пожал.

В очередной раз обернувшись в их сторону, я застыла – хищный, насмешливый взгляд парня, предложившего пари, был теперь направлен прямо на меня. Казалось, он не просто поймал мой взгляд, а буквально просверлил меня насквозь, изучая с холодным любопытством. От этого мне стало неловко, как будто меня застали за чем-то постыдным, хотя на самом деле я не делала ничего предосудительного.

Я поспешно отвернулась, спрятавшись за спинкой своего сиденья, но неприятное ощущение не исчезло. Нас разделяло несколько рядов, но я всё ещё чувствовала на себе его взгляд. Или я просто себя накручивала?

Прошло ещё какое-то время, прежде чем я смогла успокоиться и снова погрузиться в свои мысли.

Внезапно автобус с шипением тормозов остановился у массивных железных ворот, и дверь со скрипом распахнулась, впуская в салон кристально-чистый морозный воздух. Пассажиры один за другим поднимались с мест, и толпа медленно, без суеты и лишнего шума, направилась к багажному отсеку. Водитель и несколько служащих ловко и почти бесшумно выгружали чемоданы, выставляя их на аккуратно расчищенный снег. Слышался лишь приглушенный смех и сдержанные, вежливые реплики.

И тут я замерла.

Перед нами открылся дворец, словно сошедший со страниц рождественской сказки. Его башни с серебристыми шпилями стремились в свинцовое небо, а стены, украшенные тончайшими ледяными узорами, переливались в последних лучах заходящего солнца ослепительным блеском.

– Боже мой… – прошептала я, не в силах отвести глаз.

Вокруг дворца возвышался забор, весь в резных орнаментах. На территории, усыпанной снегом, стояли ёлки, каждая из которых была украшена гирляндами – маленькими огоньками, мерцающими, как глаза ночных хищников.

– Несс, ну же! – Есения потянула меня за рукав, её голос дрожал от волнения. – Пошли!

Я кивнула, но ноги будто приросли к земле. Две недели. Две недели мы будем жить здесь. В этом дворце, который казался слишком красивым, чтобы быть настоящим.

– Несс!

Есения дёрнула меня сильнее, и я наконец оторвалась от созерцания.

– Да, да, иду!

Мы взяли свои чемоданы и неспешной процессией направились ко входу. Массивные двери дворца бесшумно распахнулись перед нами, и едва я переступила порог, меня окутала атмосфера безмолвной роскоши. Всё вокруг сияло. Золотые детали, хрустальные подвески люстр, замысловатые узоры на стенах, напоминавшие переплетение ветвей. Новогодние украшения искрились, отражая мягкий свет, и создавалось полное ощущение, что мы попали не в лагерь, а на королевский бал.

– Потрясающе… – выдохнула я, забыв на секунду обо всём.

Есения хихикнула; в её глазах тоже читалось изумление.

И в этот момент я поняла – эти две недели будут не просто отдыхом. Они будут чем-то большим. Но чем именно – я ещё не знала.

Раздался отчётливый стук каблуков по мраморному полу. Все разом обернулись к лестнице, откуда появилась женщина – высокая, с огненно‑рыжими волосами, собранными в строгий пучок. Её платье облегало фигуру, словно вторая кожа, а аромат, который она принесла с собой, моментально наполнил пространство – смесь морозного ветра, соли и чего‑то сладкого, почти наркотического. «Какие же это духи?» – мелькнуло у меня в голове, но спросить я не решилась. Что‑то подсказывало: она не из тех, кто отвечает на лишние вопросы.

– Добро пожаловать, ребята, – голос был мягким, но с металлическими нотками, как лезвие, обтянутое шёлком. – Я Велена, управляющая этим лагерем.

Женщина окинула нас взглядом, неспешным, оценивающим, будто запоминала каждое лицо.

– Прежде чем вы отправитесь в свои комнаты, расскажу о правилах. Здесь всё не так, как вы привыкли.

Её речь внезапно прервал грохот шагов: кто‑то мчался по коридору, не скрывая спешки. Мышцы её лица дернулись с раздражением, и она, закусив нижнюю губу, нервно оглядела собравшихся, будто высматривая, все ли на месте.

В холл ввалился молодой паренёк.

– Прошу прощения, меня немного задержали. – сказал он, проводя рукой по коротко стриженным тёмно‑русым волосам, будто поправляя их, нервно выдохнул и ожидающе посмотрел на управляющую.

Парень был спортивного сложения, в простой белой футболке и светлых джинсах – больше похожий на гостя, чем на сотрудника. Велена будто нехотя глянула на него и тут же вернула взгляд на нас.

– Для начала расскажу вам, как здесь всё устроено. Этот дворец будет вашим домом на протяжении двух недель. Мы очень хотели создать атмосферу новогодней сказки и поэтому выбрали это место. Связь здесь не ловит – и это прекрасно: так вы сможете спокойно разгрузиться от городской суеты. Телефонами пользоваться можно, но лучше не выносить их за пределы комнат. Учтите также, что вы все уже взрослые люди, но, несмотря на это, обязаны придерживаться общего распорядка дня, посещать все запланированные мероприятия и соблюдать правила.

Она сделала шаг вперёд, и её туфли на шпильках отстучали по полу, как метроном.

– Правила просты.

Её взгляд стал холодным.

– Первое: ни при каких обстоятельствах не выходите за территорию ограждения.

Она подняла палец, и на нём блеснул чёрный камень.

– Лес вокруг дворца не для прогулок. Второе…

Она подняла второй палец.

– Ночью вы должны находиться только в своих комнатах. Без исключений.

– То есть нам обязательно придётся играть во все эти игры на сплочения, строиться по парам и ходить строем в столовую? – спросил кто‑то.

Я обернулась и увидела того самого парня из автобуса – с холодными карими глазами и ухмылкой, которая говорила: мне плевать на ваши правила. Он опёрся о стену, скрестив руки на груди, и его взгляд скользнул по мне, прежде чем вернуться к управляющей.

Велена даже не моргнула.

– Да. – её голос стал ледяным. – Вы подписывали бумаги. Вы знали, на что соглашаетесь.

Она сделала паузу; в зале повисло напряжённое молчание. Затем тон немного смягчился.

– Ребят, приехавших раньше вас, мы уже поделили на три отряда: они будут проживать на первом, втором и третьем этажах. Вы – четвёртый отряд – ваш этаж соответственно четвёртый.

Её взгляд упал на опоздавшего парня, и тот выпрямился, будто по стойке «смирно».

– Этот молодой человек ваш вожатый – Матвей. По всем личным вопросам и за помощью – к нему.

Матвей кивнул, но его взгляд был пустым, словно он мысленно находился где-то далеко.

– Сегодня вечером в актовом зале пройдёт знакомство. Каждый из вас должен будет выйти на сцену и рассказать о себе.

Она улыбнулась, но эта улыбка не достигала глаз.

– На подготовку у вас будет три часа. Используйте их с толком.

Она развернулась и ушла также грациозно, как и появилась, оставив после себя только запах духов.

Матвей, до этого молчавший, внезапно оживился.

– Ну что, народ, пошли? – бросил он, поворачиваясь к лестнице. – Вещи оставляйте здесь – вам их принесут.

Мы двинулись за ним, поднимаясь по витой лестнице с позолоченными перилами, которые блестели так, будто их только что отполировали. На четвёртом этаже Матвей провёл нас по длинному коридору с тёмно‑зелёными обоями и портретами на стенах: люди на них смотрели так, словно знали о нас больше, чем мы сами.

– Вот ваша гостиная, – сказал он, открывая двери в просторное помещение с диванами, обитой бархатом мебелью и камином, в котором весело потрескивал огонь. – Если что, я обычно буду здесь. Но лучше, чтобы это «если что» не случалось… А сейчас, ставьте подписи возле своих имён в журнале на столе и можете идти по комнатам. Они, кстати, рассчитаны на троих.

С этими словами он развернулся и вышел, оставив нас одних в этой странной, красивой и пугающе тихой комнате.

Наконец суматоха закончилась, и все разошлись.

Комната встретила нас холодным блеском позолоты и шёпотом шёлковых занавесов. Стены, расписанные витиеватыми узорами, напоминали то ли морозные узоры, то ли переплетение ядовитых стеблей – серебристые завитки расходились от потолка словно жилки на листе болиголова. В центре – диван цвета увядшей розы, два пуфика с вышитыми цветами и тревожно большое зеркало в золочёной раме; рядом – большой шкаф‑купе.

В каждой спальной зоне стояла двуспальная кровать с балдахином из струящегося атласа, высокие изголовья были вырезаны в виде переплетённых ветвей, а над ними – тот самый герб с серебряным болиголовом.

Хрустальная люстра-миньоньерка отражалась в трюмо с парижским зеркалом, создавая эффект бесконечного мерцания. На каждой тумбочке лежал шоколад в форме того же листа.

«Слишком навязчивый дизайн…»

Ванная сверкала белым мрамором с прожилками золота. Вместо обычного смесителя – золотой лебедь, из клюва которого лилась вода. Красиво. Слишком красиво.

Я села посреди комнаты рядом с принесёнными чемоданами и принялась разбирать вещи.

– Есь, а что, если к нам подселят кого‑то ещё? – спросила я, оглядывая пустую третью кровать.

– Надеюсь, нет, – она пожала плечами, не отрываясь от чемодана. – Мне и с тобой хорошо.

Я улыбнулась, но мысли уже были заняты предстоящим мероприятием. Есения выпрямилась, потянулась и с разочарованием взглянула на свои волосы.

– Чёрт, забыла утюжок. Ты не брала?

– Конечно, – ответила я и, особенно выделив последнее слово, принялась перебирать вещи. – Я же говорила, что взяла всё!

Её вопрос напомнил, что через пару часов нас ждёт первое представление, где нужно будет выступить перед всеми. Мысль вызвала лёгкое предчувствие паники.

«Только не это… Я так не люблю все эти знакомства. Была бы моя воля, не ходила бы туда вообще…»

Наконец утюжок нашёлся. Я сунула его Есении, а сама плюхнулась на пол среди разбросанной одежды.

– Есь, я в панике! – призналась я, глядя на гору путаницы. – Даже не знаю, что надеть, не говоря уже о том, что нужно придумать речь для выступления.

– Да ладно, не драматизируй, – махнула рукой Есения и включила утюжок. – Я просто скажу, как меня зовут и откуда я. Мы же не в пятом классе, чтобы перечислять, кто и чем занимается.

Она на секунду задумалась, затем улыбнулась и, глядя в потолок, добавила:

– Хотя если тут будут подавать фриттату с лобстером, я готова рассказывать о себе хоть стихами!

– Ого, как высоко подняла планку, ваше величество! – рассмеялась я. – Но я тоже надеюсь, что тут красиво не только внешне. Хотелось бы, чтобы кормили соответствующе… Кстати, интересно, откуда Макс достал эти путёвки?

– Без понятия. Главное, что они у нас, а не у него с его новой пассией «Лизонькой».

Настроение Есении заметно помрачнело. Она уже не раз рассказывала, как всё произошло: как ночью залезла в телефон Макса и увидела переписку, которую он явно тщательно скрывал не первый месяц; как получила пощёчину за то, что «вторглась в личное пространство»; как собирала вещи и делила кота. Их скандал затронул даже родителей: избранник дочери им не понравился с самого начала. Они стали наседать на неё с нравоучениями – мол, они были правы, и ей стоило бы чаще прислушиваться. Наверное, всё это продолжалось бы ещё долго, если бы она наконец не уехала из этого дурдома.

– Мудак! – выругалась Есения и, как будто отмахнувшись от истории, продолжила укладывать волосы.

Через пару минут тягучей тишины боевой настрой вернулся.

Я, задумавшись, сидела рядом с открытым чемоданом и вдруг заметила торчащую из груды вещей белую ткань.

– Точно! Я пойду в этом! – заявила я и, потянув за ткань, достала шёлковое белое платьице. – А ещё…

Я полезла во второй чемодан и быстро нашла то, что искала.

– Вот эти туфельки! – по-детски обрадовавшись найденным вещам, я подняла глаза на Есению. – Пойду спрошу есть ли отпариватель или хотя бы утюг, тебе ничего не нужно погладить?

– А я даже не выбрала, в чём пойду.

Наконец покончив с причёской, Есения подошла к вещам, присела рядом и задумалась.

– Иди, – сказала она. – Я сейчас поищу что‑нибудь и, если что, догоню.

– Давай. Заодно хочу кое‑что спросить у этого… вожатого. Кажется, его зовут Матвей.

Я развернулась и вышла из комнаты.

Есения.

Дверь за Ванессой закрылась, а я ещё немного посмотрела вслед, пока звук её шагов не затих в коридоре.

«Как она это делает?» – мелькнула у меня мысль.

После долгой дороги Ванесса выглядела так, будто только что вышла из дома. Даже чёрная водолазка и простые джинсы сидели на ней безупречно. А крошечная родинка над губой делала её лицо чуть насмешливым, утонченным.

Я подошла к зеркалу, внимательно рассмотрела отражение и поймала себя на том, что снова ищу изъяны. Любимое занятие – стремиться к идеалу, который никому больше не нужен, кроме меня. Особенно здесь, особенно сейчас.

Чтобы отвлечься от самокопания, я потянулась к сумке, но тут же поймала себя: в который раз механически проверяю телефон. Эта старая привычка – ждать его сообщений – оказалась живучей, как сорняк.

Решив взять ситуацию под контроль, я воткнула зарядку в розетку у тумбочки. Телефон ожил, я положила его на кровать и попыталась сосредоточиться на вещах.

Через несколько минут он тихо завибрировал – сначала один раз, затем снова. Не новое сообщение, а пачка старых, присланных, когда мы ещё были в дороге. Сердце ёкнуло – глупый, предательский рефлекс.

Я медленно взяла телефон. Экран был усыпан уведомлениями, но одно выделялось особенно: сообщение в Telegram от Макса. Отправлено несколько часов назад.

Я провела пальцем по экрану, и холодная волна прокатилась по спине.

«Есенька, это что за детский сад? Серьёзно? Я рассчитывал, что мы сможем всё обсудить цивилизованно. А ты забрала обе путёвки и смоталась со своей подружкой в лагерь?  Эти путёвки стоили мне денег. Вышли, пожалуйста, мне половину стоимости. Я пришлю реквизиты.»

Я перечитала сообщение ещё раз. И ещё. Слова плыли перед глазами, но их смысл впивался в сознание острыми, ядовитыми шипами. Не «скучаю». Не «вернись». Не «прости». А «деньги». «Рассчитывал». «Вышли половину стоимости».

Измену, слёзы, унижение – всё это он свел к счёту за путёвки.

Горькая усмешка вырвалась из меня. Я тихо засмеялась, сидя на краю кровати; смех отдавался в ушах пустотой и болью. До чего же он мелочен и расчётлив… Я отдала ему три года жизни, а он в ответ выставляет счёт за какой‑то отдых.

Ярость подкатила комом к горлу – горячая и слепая. Пальцы сами побежали по клавиатуре, выбивая ядовитый, уничижительный ответ. Я не стеснялась в выражениях, выплёскивая всю накопившуюся боль, горечь и презрение. Закончив классическим и исчерпывающим «пошёл ты!», с силой ткнула в кнопку «Отправить».

Экран на секунду задумался, а потом над сообщением появился красный восклицательный знак. «Ошибка отправки. Нет соединения с сетью».

Ирония ситуации была настолько чудовищной, что я снова засмеялась. Я даже послать его нормально не могла. Он и здесь, на расстоянии сотен километров, продолжал ставить меня в нелепое положение.

Я отшвырнула телефон на кровать. Он упал экраном вверх, и я снова увидела наше селфи, сделанное прошлой зимой: мы смеялись, у меня были запорошены снегом ресницы, а он прижимался щекой к моей голове. Казалось, так будет всегда.

С холодным, почти отрешенным спокойствием я открыла галерею. Пролистала альбомы: вот мы в кафе, вот на море, вот он спит с котом на груди…

Палец задрожал над кнопкой «Удалить». Каждое фото – кусочек меня, который он отравил. Но если я не сделаю этого сейчас, я никогда не смогу двинуться дальше. Я нажала и почувствовала, что стало легче дышать.

Я удаляла снимки один за другим, с методичным, почти маниакальным упорством. Стирала его улыбку, его глаза, наши совместные годы. С каждым удалённым снимком внутри становилось чуть легче. Палец уже автоматически тянулся к значку корзины, когда на экране вдруг мелькнуло другое лицо.

Я наткнулась на наше общее селфи с Ванессой – прошлое лето, пляж. Я смеюсь, а она прищуривается от солнца и смотрит куда‑то в сторону. Её карие глаза улыбаются, волосы цвета горячего шоколада растрёпаны ветром, а на шее поблёскивает та самая золотая цепочка с медицинским символом, которую ей подарил старший брат Диего.

Я задержалась на этом снимке: после липких, неприятных воспоминаний о Максе он стал глотком чистой воды. Ванесса всегда была моей опорой; и в этой чужой комнате я почувствовала это особенно остро.

Я установила наше с Ванессой фото на заставку и с новыми силами вернулась к делу. Палец увереннее заскользил по экрану.

«Правильно…» – думала я, глядя на пустеющую галерею.

«Так и надо. Ничего не должно остаться. Никаких намёков, никаких ядовитых воспоминаний. Никакого Макса.»

Я удалила последнее фото и выключила экран. Комната снова погрузилась в тишину. Я глубоко вздохнула, впервые за долгое время чувствуя не боль, а решимость.

Ванесса была права. Мне и вправду пора разгрузить голову – и я только что начала это делать.

Ванесса.

Передо мной вновь тянулся длинный коридор, по которому мы недавно шли, восхищаясь каждым дверным косяком. Я прошла прямо и свернула вправо в большую гостиную. Там – вальяжно развалился на диванчике Матвей: листал что-то в телефоне и совершенно не обращал на меня внимания.

– Привет, – я неловко помахала рукой и подошла ближе. – Мне ваша помощь нужна…

Матвей лениво повернул голову и, едва улыбнувшись, ответил:

– Меня представили по имени без отчества не просто так. Со мной можно на «ты».

Он мимолётом оглядел меня с ног до головы и задержал свой взгляд на моём лице. От такого изучающего взгляда мне стало не по себе.

«А ведь скоро я буду так стоять на сцене перед сотней человек, и почти каждый будет также рассматривать меня.»

Матвей словно прочитал это и, отводя взгляд, вернулся к разговору:

– Ну так в чём дело? – он похлопал по свободному месту на диване, приглашая сесть.

Я немного поколебалась, но всё же села рядом.

– Я не знаю, как правильно построить речь о себе, – призналась я. – То есть, я знаю, что сказать, но не понимаю, как это оформить.

– Не мучайся, – он улыбнулся. – Пиши так, как чувствуешь. Главное – быть собой. Поверь, так слушать будет интереснее. У каждого свой стиль.

Я наконец-то заглянула ему в глаза и кивнула.

– Понятно. Спасибо. – Сделала паузу. – Ещё… не подскажешь, где здесь отпариватель или утюг? Не хочу выглядеть помятой на сцене.

Матвей бросил взгляд на платье в моих руках и усмехнулся.

– Готовишься основательно.

– Просто не хочу опозориться.

– В прачечной есть всё, что нужно, – он махнул рукой в сторону коридора. – Идёшь прямо, потом налево. Там табличка.

– Спасибо ещё раз, – ответив, я встала с дивана и направилась в сторону коридора.

– Если речь будет хороша, то, я думаю, вряд ли кто заметит, что платье мятое, тем более что тебя будут изучать, несмотря на то, в чём ты будешь одета.

Я замерла: вместо утешения его слова скорее усилили нервозность. Тем не менее я кивнула и вышла в коридор.

Проходя мимо комнат, я услышала громкие голоса из одной из них. Дверь была приоткрыта, и спор внутри притянул моё внимание. Я замедлила шаги, притворяясь, что рассматриваю картины на стенах: пальцы скользили по резным рамам, а взгляд краем глаза цеплялся за приоткрытую дверь.

– Крис, ты серьёзно думаешь, что это честно? – чётко донёсся голос Антонио.

В ответ раздался знакомый саркастический смешок – тот самый, что я слышала в автобусе. Меня будто магнитом потянуло ближе.

На страницу:
1 из 2