Зайка-попрыгайка

Мария Рэббит

Зайка-попрыгайка

1.

Я прихожу домой и вижу такую картину. На нашей кухни сидит дядя Миша, вальяжно развалившись на стуле и занюхивает высокоградусный алкоголь картофелиной. Моя мама делает тоже самое, только ломтиком хлеба.

– Зайка-попрыгайка пришла! Садись с нами, покушай, – любезно предложил мамин собутыльник, как будто это я пришла к нему в гости, а не наоборот.

– Доченька, это дядя Миша! Ты помнишь дядю Мишу? Он живет…

– Ну, конечно, я помню дядю Мишу.

Как можно забыть человека так быстро? Он сидел на том же месте что и сейчас неделю назад. Так же привольно, по-хозяйски и предлагал мне присоединиться к столу.

Не знаю что такого забавного я сказала, но этот тип громко рассмеялся и посмотрел на меня с таким слащавым выражением, что мне захотелось врезать ему по роже.

Я его ненавидела. За то, что придумал мне это уродское прозвище когда я еще была маленькая, за то что часто ошивался у нас дома, за то что вел себя тут, как хозяин и за то, что постоянно пытался посадить меня к себе на колени.

Глядя на меня его глаза неприятно лоснились, а называя меня зайкой-попрыгайкой он смаковал во рту каждую согласную. Находясь в его компании я давно приучила себя держать дистанцию и не выпускать из вида его рук. Негодяй часто подлавливал меня в тот момент, когда я теряла бдительность.

– Доченька, не стесняйся, присоединяйся к нам. Я, вон, картошечки сварила, Миша рыбку принес, солененькую. Садись, небось устала, проголодалась, с учебы-то.

Я окинула стол оценивающим взглядом. Картошка в мундирах развалившаяся и по всей видимости уже холодная, у селедки заплыли глаза, по хлебу прополз таракан.

– Я в буфете поела.

– Тю… – чтобы это не значило.

Мама опрокинула себе в горло очередную стопку и занюхала теперь уже рукавом.

Это она такая добренькая со мной потому что пьяная. Трезвая мама в лучшем случае не обращала на меня внимание, а в худшем постоянно орала.

Мы жили в однушке. Единственную комнату делили пополам. Моя часть находилась за шкафом, у стены. Именно здесь я провела много дней и ночей, наслушавшись всякого. Думаю не сложно представить, что иногда происходит в доме у алкоголички.

Войдя в комнату я увидела, что мамина кровать расправлена и помята. На полу валяется использованный презерватив. От представленной сцены мне сразу стало тошно, но я была рада, что по крайней мере не застала их за этим делом. Однако настроение все ровно было паршивым. В колледже дела шли плохо, мне не нравилась выбранная профессия. Я и понятия не имела насколько моя шарага конченная, когда поступала туда. Стипендия, которую я получала была настолько жалкой, что ее не хватало даже на месячный проезд. А недавно я потеряла свой единственный способ заработка. Дядя Вова, у которого я убиралась два раза в неделю, обвинил меня в краже… Мол, я своровала из его коллекции какие-то ценные монеты, и пока не верну их он не желает видеть меня в своем доме. Козел. Я их в глаза не видела. То есть я видела какие-то альбомы, когда протирала пыль на стенке, но никогда не заглядывала в них. У меня и в мыслях не было его обворовывать. Единственное, что я однажды позволила себе взять без спроса – это пирожное в его холодильнике. И то винила себя за это.

Получить такое обвинение было очень неприятно, хуже чем плевок в лицо. Но еще неприятнее остаться без денег.

Вот что мне сейчас делать? Сидеть дома и слушать, как эти чавкают тухлой селедкой и стукаются рюмками? На улице весна, а я уже привыкла, что у меня есть деньги на развлечения. Вот бы сейчас сходить в кино, поесть попкорна… а не это вот все.

Попросить у мамы, пока добренькая? Или подоить дядю Мишу? Но тогда придется с ним любезничать и терпеть его гадкие рученки, возможно даже посидеть на коленках. Бе. Или поехать кататься на машине с Наташкой и ее новым парнем? Она давно меня звала. Но я все как-то не решалась, из-за чего подруга обзывала меня трусихой. Наташа была более смелой девчонкой, нежели я. Наверное поэтому она так сильно мне нравилась. В глубине души я хотела быть такой же.

Стоит попробовать. С ее слов, ночные покатушки занятие куда более веселое, чем кажется. И если я хоть раз с ними прокачусь, потом сама буду напрашиваться.

Вот только до вечера оставалась еще куча времени, а я не знала чем себя занять и хотела есть. Нормальной еды.. Лакомиться «картошечкой и соленой рыбкой» со стола ну вообще не хотелось, уж извините. Но даже если отказаться от идеи с кино и попкорном, мне все ровно ни на что толком не хватало. Я почти растратила все заработанные деньги. Последние ушли на новую весеннюю куртку. Оставалось совсем немного, на проезд и буфет, растрачивать их я не могла.

Короче, выбора у меня не было. Пришлось идти попрошайничать.

– Мам, дай денег.

– Чёй-то?

Она впивалась зубами в неаппетитную фиолетовую плоть куска рыбы, пытаясь отделить мякоть от шкурки.

– Ну мне надо, на практику.

– Лелька, ты мне давай тут это. Я тебе все купила.

– У нас начался новый модуль, кондитерский. Теперь нужны прихватки, весы, формы для выпечки. Еще кондитерский мешок сказали, чтобы у каждого свой был.

Я лгала. Ничего из этого мне не требовалось. Нам все выдавали.

– Сказали, сказали, – передразнила мама, наконец оторвав зубами филе и теперь звучно чавкала им во рту.

Отвратное зрелище.

– Иначе меня не допустят до практики и не аттестуют. Я не получу диплом.

– Донька у меня на повора-кондитера учится, – сказала она дяде Мише, устремляя вверх палец. – Кормилица моя.

– Повар – это хорошо. Нужная профессия. Голодными не останетесь.

С тех пор как я вошла на кухню он не сводил с меня глаз. А я украдкой следила за его руками. Если захочет меня потрогать, пусть сначала выворачивает карманы!

– А то! Донь.. донь, а ты спечёшь мамке на день рождение торт? Я, знаешь, какой хочу? Этот, который, ну красный такой… Лель, скажи?

Очевидно, она имела ввиду «Красный бархат». Но как я ей его спеку, блядь? У нас не работает духовка.

– Мам, для начала мне надо отучиться, я же еще не умею торты печь. У нас только начинается кондитерский модуль. А для этого мне нужны всякие инструменты для практики. Ну что, ты дашь мне денег?

– Лель, ты это… Какое сегодня число?

– Двадцатое, – подсказал дядя Миша.

Было заметно, что моя мать гораздо пьянее его, но и ее собутыльника нельзя было назвать трезвым.

– Лель, напомни мне двадцать пятого, хор.. (ик!) ..ошо? У меня зарплата будет, я тебе дам. Ик! Это последняя, Миш?

Она потрясла перед глазами пол-литровую бутылку, встряхивая по стеклянным стенкам оставшиеся там грамм пятьдесят.

– Последняя, Ир, – безучастно согласился он.

– Вот те на! А когда это мы… а как мы…

Водка, как я могла ссудить, в данный момент не особо интересовала дядю Мишу. Проводя пальцем по подбородку, он с непроницаемым выражением лица смотрел на меня и думал явно не о добавке.

Я уже не первый раз замечала, что он смотрит на меня подобным образом. От этого взгляда становилось не по себе: дурно, тошно. Во мне вскипала злость и бунтарский дух. С языка могло сорваться что-то грубое и язвительное. А когда дядя Миша называл меня этим уродским тупым прозвищем, у меня чуть ли не лопались капилляры в глазах – так сильно оно меня раздражало.

Ну что поделать, раз с мамы не удалось стрясти хоть немного денег, придется приниматься за него.

Хоть это и было мне крайне неприятно, я продолжила стоять в поле его видимости, прижимаясь к дверному косяку и позволяя его воображению тренироваться на себе. Даже состроила глазки. Пусть кипятком обоссыться.

– Дяяядь Миииииш.

– Ммм? – мягко отозвался он, будто не понимая в чем вопрос.

– А вы бы не могли дать мне немного денег?

– Немного денег, говоришь?

– Ну хотя бы рублей пятьсот. На самое необходимое.

– Хм.. сейчас поглядим.. – он стал ощупывать свои карманы и в этот момент мама начала что-то вякать. Типо не надо, не давай. Но дядя Миша ее не слушал.

– Раз зайке надо на учебу. Если зайка просит… как я могу не дать?

Из его кармана показались купюры. Удивительно, как один лишь вид денег способен заставить сердце изменить свой ритм. Я не могла поверить, что он так запросто даст мне их, ничего не попросив взамен. Никах «зайка, подойди поближе», или «а ну-ка закрой глазки» – все для того, чтобы схватить меня в свои лапы или посадить на коленки. Но стоило мне приблизиться к нему и протянуть руку, как бумажки снова исчезли в его кармане.