Мэри Поппинс. Финальный акт

– Ладно, пойдемте ко мне в кабинет, – снизошел директор. – С остальными можете беседовать в какой-нибудь гримерке. Я первый. Не намерен тут сидеть до утра.

Дмитрий кивнул мне, и мы пошли вслед за Виктором Александровичем в его владения. За нашими спинами раздался пронзительный вопль:

– Что же такое делается? Батюшки! Я ведь вам говорила! Говорила вам всем! Говорила! Это проклятое место! Нельзя тут находиться, а меня никто не слушал или не хотел слушать! Вот теперь началось! Лиха беда начало! Ждите следующего! Господи, страхи-то какие! – Лидия Павловна вопила не на шутку громко, и какое-то время все, замерев в коллективной прострации, слушали ее причитания.

– Есть у вас в театре аптечка? Поищите валерьянку или корвалол! И отведите пока ее в какую-нибудь гримерку или где еще можно прилечь? Пусть придет в себя, потом с ней поговорим! – попросила я актеров, и мы проследовали в кабинет директора.

Глава 6

Кабинет Виктора Александровича был под стать самому театру – богатый, но стильный. Пара кожаных кресел у журнального столика, красивый деревянный стол, стеллажи уставлены различными наградами, дипломами в рамках и фотографиями, на большинстве которых был изображен сам директор с разными публичными личностями: политиками, актерами, музыкантами. У окна стоял еще один небольшой столик, на котором красовались пузатые бутылки, кофемашина и вазочка с конфетами. Я подумала, что было бы замечательно сейчас выпить ароматного крепкого кофе, но, судя по поведению директора, на такую щедрость рассчитывать не приходилось.

– Ну, что вы хотели? – Он плюхнулся в кожаное кресло за столом и стал нервно выстукивать пальцами по деревянной поверхности стола.

– Представьтесь, пожалуйста. И расскажите, во сколько вы сегодня пришли в театр, покидали ли вы его и где вы были, когда произошел инцидент. – Дима по-прежнему оставался крайне миролюбивым, а вот меня манера общения директора уже начинала немного подбешивать.

– Зимин Виктор Александрович, директор сего замечательного заведения! Хотя, как вы могли заметить, не все считают его таким уж замечательным! – ехидно констатировал директор.

– Кто, например?

– Да полоумная эта вахтерша! Я давно уже думаю, что пора ей на пенсию. Столько суеты наводит вечно. То начинает на уши садиться – не заткнешь, то все эти бредни про здание театра. Она искренне считает, что тут во времена чуть ли не царской России кто-то кого-то мучил…

– И кто же это был? – Дима казался крайне заинтересованным.

– Да я почем знаю?! Вы думаете, что у меня есть время вникать во всю эту хрень? В общем, сегодня я пришел на работу, то есть сюда, около двух часов дня. Утром у меня были деловые встречи, что, впрочем, вас не особо касается. Ну и оставшееся время до этого момента театр я не покидал. Ужинал в нашей столовой. Сидел тут, у себя, у меня очень много работы по отчетности, плюс после выпуска этого спектакля нам предстоят масштабные гастроли, так что, поверьте, работы хватает.

– То есть вы не покидали кабинет?

– Ну я покидал кабинет по необходимости, но, так скажем, в фойе и на сцену и во всякие там цеха я не спускался. Так что, увы, ничем помочь вам не могу. Я сидел здесь, изучал документы, когда мне позвонил Алекс и крайне сбивчиво пытался объяснить, что происходит. Ну а потом я спустился в фойе, где мы с вами и встретились в первый раз. Что еще?

– А кто-нибудь может подтвердить ваше присутствие в кабинете?

– Да, конечно! Пара пауков по углам, и ворона в окно заглядывала! – опять взбесился директор. – Вы что, меня подозреваете? Как по-вашему, что было бы у меня в голове, если бы я ходил и рубил тросы со своими актерами?

Я решила вступить в диалог:

– Виктор Александрович, скажите, пожалуйста, а какие у вас отношения со Светланой?

Директор едва заметно вздрогнул, вскинулся на меня и сварливо ответил:

– Какие? Рабочие! Какие же еще? Она – актриса, я – директор. Плачу ей зарплату, подписываю отпуск. Отношения у нее с Алексом.

– А поподробнее?

– Ну, он же режиссер, вот он и общается с ней, у них читки, репетиции, спектакли, премьеры. А если еще что-то, то спрашивайте уже у него.

– А как можно охарактеризовать их взаимоотношения?

– Я не психолог, конечно, но по мне, так они как кошка с собакой. То она ко мне бегает жаловаться на него, то он на нее. Но мне все же кажется, что это Алекс того! Возомнил из себя Станиславского, вот и достает всех: «То не так, это не этак!» Так что я иногда, так сказать, защищаю бедных актеров от «Карабаса-Барабаса»!

Я удивилась, потому что Алекс совсем не производил впечатление тирана-самодура.

– А кто-то еще на него жаловался?

– Да не, остальным-то что, это же она ведущая актриса, так что, видимо, ей больше всех и достается. Но я скажу так: Светка действительно талантище! Такие залы собирает. Я потому иногда и приструниваю Алекса, потому что, вздумай она свалить в какой-нибудь другой театр, не знаю, кто еще сможет нам такую кассу делать! Вы же сами ее видели, красотка! – Тут Виктор Александрович осекся, как будто бы понял, что уже сболтнул лишнего, и, смутившись, добавил: – Ну, я в театральном смысле! Любую роль сыграет, сам видел!

– Хорошо, а из присутствующих в зале с кем-нибудь у нее были конфликты? – Дима кивнул мне, как бы перехватывая диалог.

– А я откуда знаю? Доставал ее только Алекс, так это она мне жаловалась, потому я и знаю, а про остальных ничего не говорила. И какая разница, какие, если они все сидели в зале и вряд ли бы смогли перерезать трос силой мысли, не правда ли? – К директору вернулась его желчная язвительность.

– В зале не было только вас, Алекса, Павла, который к нему пришел, вахтерши и Валеры. О Валере вы что-нибудь можете нам сообщить?

– Слушайте, вы думаете, я всех этих цеховиков по именам знаю? Там же осветителей всяких до задницы! У меня нет времени с каждым знакомиться. Что Валера, что Ваня, что Вася – мне вообще без разницы.

– Скажите, а если подтвердится, что это действительно несчастный случай, то вы получите страховку на театр или ее получает лично Светлана?

– Мы получаем страховку на театр, которая должна покрыть и наши убытки от травмы актрисы, и лечение, и в случае необходимости реабилитацию пострадавшего. Это обычное дело для спектаклей со всякими технически сложными конструкциями или элементами.

– Размер страховой премии вы нам, конечно же, не сообщите? – Я закинула удочку, но без особой надежды.

– Конечно же, не сообщу! – Виктор Александрович красноречиво взглянул на дверь.

Мы с Димой переглянулись. Понятно было, что больше от директора мы ничего не узнаем, по крайней мере пока, так что решили вернуться в зал. Если появятся уточняющие вопросы, то мы сможем задать их уже после допроса остальных.

– Виктор Александрович, спасибо вам большое за помощь. Если что, то мы к вам еще обратимся с вопросами, но значительно позже, так что вы можете спокойно ехать домой! – Дима направился к выходу из кабинета.

– Ой, счастье-то какое! Сейчас в ножки буду кланяться! – криво усмехнулся «любезный» Виктор Александрович и демонстративно уткнулся в свои бумажки.

– Что думаешь? – Дима сказал шепотом, когда мы закрыли за собой дверь.

– Пока сложно сказать. Может, мы не в курсе, а страховая премия такая огромная, что Виктор Александрович решил покрыть какие-нибудь расходы, которые скрыты от «простых смертных». Хотя если они возлагают такие большие надежды на этот спектакль, то зачем действовать так… Не, пока сложно даже предполагать, надо с остальными хотя бы поговорить для начала.

В итоге мы с Димой договорились, что сначала по-быстрому опросим всех тех, кто был в зале в момент падения Светланы, на предмет выяснения каких-либо театральных интриг, сплетен и всего того, что помогло бы нам понять, кто же в итоге и как мог хотя бы в теории покуситься на приму. А потом уже поговорим с главными подозреваемыми – Алексом, Павлом и Валерой. Последней на очереди была вахтерша.

Глава 7

Беседовать с остальными решили в самой ближайшей гримерке, чтобы не тратить время на беготню по лестницам и коридорам. Мы попросили сотрудников театра самим договориться, кто в какой очередности будет с нами разговаривать.

Первым заглянул Виталий и бодро отрапортовал, как в армии:

– Виталий Петров!

Дима улыбнулся вошедшему молодому человеку и пригласил его присесть на диван, сам же следователь сидел за столиком, чтобы удобнее было записывать нужную ему информацию.

– Виталий, у нас с Татьяной будет несколько вопросов относительно ваших коллег. Что касается самого происшествия, то вы, как и все, были в зале, так что тут вряд ли сможете нам как-то помочь.

– Да-да, слушаю вас внимательно, чем могу, помогу, конечно же!

– Скажите, пожалуйста, общаетесь ли вы с вашими коллегами по осветительному и звуковому цехам?

– Конечно, мы с ребятами дружим, на тусовки вместе ходим, всем плюс-минус около тридцати, как-то так!

– А с рабочими сцены? Или как правильно назвать этот отдел? Техниками?

– Ну, с ними постольку-поскольку. Общаюсь я там только с Валерой, ну так мы с ним и до театра общались. Это же фактически я его сюда привел. Так что мы дружим, он с нами в одной тусовке. Он не особо общается с техниками, насколько я знаю.

– А вот как раз про Валеру можно поподробнее. – Дима наклонился вперед, весь внимание, а я невольно опять им залюбовалась. Так, Татьяна, соберись!

– С Валерой я давно общаюсь, можно сказать, мы соседи-друзья. Живем в одном доме уже сто лет. Он год назад остался без работы, а тут как раз освободилось место. Зарплата хорошая, да и работа не пыльная вовсе. Это со стороны кажется, что может быть напряжно, а так-то большую часть времени сиди себе да бамбук кури, чем, собственно, Валерка регулярно и занимался.

– А что у него со Светланой? Он к ней так кинулся, что…

– А! Так это всему театру известно, – перебил Диму Виталик, – Валера за ней бегает уже год как. Ну, практически, как в театре у нас появился, сразу и запал. Хотя она старше его лет на двенадцать плюс-минус. Да и очевидно, что она вряд ли когда-нибудь до него снизойдет. Я видел пару раз, какие тачки за ней приезжали после спектаклей, у Валеры пуп развяжется даже в аренду такую взять. Вы же сами ее видели, палец в рот не клади. Мы-то с ней не особо связаны по работе, но на репетициях со стороны видно, как она всех гоняет.

Я в очередной раз поразилась ее «всесильности»:

– А почему все ей позволяют так себя вести?

– Ну, я думаю, что кому-то неохота связываться, кому-то пофиг, кто-то, может, побаивается. Потому что реально, чуть что – она сразу к директору бежит, а что уж она ему такое там наговаривает, это хрен знает. Но после ее визитов в его кабинет всем приходится плясать под ее дудку.

– Так, а у вас какие мысли по этому поводу? Почему директор может так поступать?

– Да, может, она его любовница, может, еще что. Он как-то говорил пару раз, что на нее все зрители ходят и она, типа, кассы собирает, ну я не разбираюсь в такой «экономике», вероятно, так и есть. Но я бы поспорил, хоть я и не театральный критик!

– Но вы не можете стопроцентно утверждать, что Светлана состоит в каких-то отношениях с директором?

– Не! Это все сплетни и домыслы. А как вы, наверное, уже заметили, все это одна большая клоака. Я имею в виду актеров и режиссеров. Кто будет ставить, кто играть главную роль, кому больше хлопают, у кого гонорар больше, и все такое…

– Ладно, – мне хотелось побольше узнать про Валеру-Ромео, – так что там с Валерой и откуда это известно всем в театре?

Виталик практически расхохотался:

– Так он как пришел, ее увидел, так и заорал: «Будьте моей!» Он же такой, веселый тип, сами видели. Прикалывается постоянно, ну и ему вообще ничего не стоит в шутку, а то и не в шутку такие фразочки кидать. Он ей цветы очень часто дарит. Тоже публично. Заказывает чуть ли не по сто роз. Она, кстати, ведет себя как типичная стерва. Цветы-то заберет, но с таким видом, как будто ей все обязаны. И едва ли когда нормально спасибо скажет. Но Валерка неутомимый. Он уже год – то цветы, то шуточки, то в ресторан ее зазывает. Но, наверное, только последнюю неделю как он сдулся. Как отрезало.

– А что так? Год бегал, а тут вдруг «отрезало»?

– Татьяна, Дмитрий, а вы уверены, что вам нужна эта информация? Я тут подумал, что сейчас как бабка у подъезда сплетни развожу про своего друга. Он сотрудник превосходный. Всегда у него все готово, отлажено, никаких жалоб или там косяков. Я уверен, что это точно не его вина. Не мог бы он допустить, чтобы кто-то, а уж тем более его любимая Светочка хотя бы как-то пострадала.

Я тут же успокоила Виталика, что любая информация о взаимоотношениях в труппе нам действительно важна, потому что мы как раз таки и пытаемся сейчас понять, какие могли быть мотивы у тех людей, которых не было в зале во время этого происшествия.

– Ну примерно неделю назад Валера опять подкатил к нашей «приме», – начал Виталик. – Он преподнес ей очередной шикарный букет размером с дом и в сотый раз предложил после репетиции где-нибудь вместе посидеть. А тут как раз директор подошел, что-то он хотел выяснить насчет отпуска или чего-то такого, хотя, впрочем, это и не важно. И Светлана прямо так жестко беднягу Валеру отбрила. Она заявила… Сейчас, я почти дословно запомнил… А! Вот! Типа «Надоел ты мне, сучонок! Найди себе уже какую-нибудь пэтэушницу под стать себе, с ней по фастфудам и таскайся!». Я тогда в проводах в подсобке рылся, так сам охренел.

– От чего?

– От того, как она мерзко это сказала. Мне-то в принципе пофиг на ее капризы, я с ней напрямую не работаю, но даже если отбросить тот факт, что мне даже как-то обидно за друга стало, то чисто по-человечески звучало это отстойно.

– И это слышал директор?

– Ну да, он как раз подошел, когда Валерка цветы вручал. Не знаю, взяла ли она цветы, я не видел, но вот такой диалог у них состоялся.

Дима кивнул, что-то записал себе в блокнот и, переглянувшись со мной, отпустил Виталика восвояси:

– Спасибо, Виталий! Вы нам действительно очень помогли! Если у нас потом появятся еще вопросы, то мы к вам обратимся, а пока у нас все!

Виталик радостно вскочил, нелепо согнулся в забавном полупоклоне и выскочил за дверь.

– Что думаешь? – пока следующий актер не зашел к нам, спросил меня Дима.

– Я думаю, что «сучонок Валера» вполне мог превратиться в озлобленного мстителя. Терпение лопнуло, что-то переклинило – и все. «Не доставайся же ты никому!» Другой вопрос, он так к ней кинулся со слезами на глазах, что если это он перерезал трос, то тогда его впору награждать «Оскаром».

Глава 8

Следующим к нам заглянул Иван Загорский, приятель Валеры и Виталика. Но он практически слово в слово повторил то же самое, что рассказал нам последний. Единственное, поскольку сам он не присутствовал при недавней размолвке, то и информацию передавал со слов своего приятеля. Так что ничего нового мы с Димой не узнали. Иван также был отправлен восвояси.

– Ну, я в данном случае особо и не рассчитывал на что-то интересное. Если они все в одной компании и муссируют одни и те же сплетни и слухи… О-о-о… – Дима уставился на дверь, которая очень аккуратно приоткрылась с тихим скрипом.

– З-з-здравствуйте… – Полный молодой человек, как я сразу поняла, сын Светланы, смущенно топтался у двери.

– Проходите, пожалуйста, садитесь, вот, на диван или в кресло, как вам будет удобнее! – Дима очень тепло улыбнулся, подбадривая нерешительного парня. – Представьтесь, пожалуйста!

– Мирослав… Бронницкий…

– Мирослав, во-первых, мы с Татьяной вам очень сочувствуем по поводу вашей мамы. Надеемся, что она быстро придет в себя и вернется на сцену!

– Не уверен, я звонил в больницу, и мне сказали только, что «жить будет, но все очень и очень серьезно». Так что… – Мирослав замялся, видимо, не зная, что еще добавить.

– Ну, это же все еще не точно! – делано бодро упорствовал Дима. – Итак, очевидно, что вы были в зале и видели, что произошло, поэтому вопросы у нас будут относительно, так сказать, внутренней жизни театра. Скажите, пожалуйста, какие у вас отношения с коллегами?

– У меня? – удивленно переспросил Мирослав. – У меня обычные. Ни с кем не дружу особо, но и так чтобы ссориться – тоже вроде нет. Я представляю, что меня тут не особо любят из-за того, что моя мама как бы оказывает мне протекцию. Но в лицо никто ничего не говорит. Так что я делаю вид, что ничего не происходит, стараюсь не противоречить никому. Если честно, то мне и самому иногда неловко, но с мамой моей очень сложно спорить, так что я вынужден так же, как и другие, просто подчиняться ей. Так гораздо проще и спокойней.

– А кто еще ей подчиняется? – Дима опять участливо наклонился вперед.

– Я, наверное, неправильно выразился. Не прямо так уж, как слуги. Это я ей подчиняюсь, хотя мне уже двадцать два. Другие за спиной могут шептаться, но почему-то всегда выходит так, как нужно ей.

– А вам самому-то нравится играть в театре? – Меня удивила какая-то безысходность, сквозящая в откровениях этого толстоватого и не особо симпатичного парня.

– Как вам сказать. Я не против, но особого восторга не испытываю. Я же сейчас играю Майкла, а это фактически одна из главных ролей. Причем, возможно, вам уже рассказали, что изначально эту роль должен был играть другой актер. Вот тут мама опять и вмешалась…

– А кто должен был играть вместо вас? – Я помнила, что вахтерша мне уже рассказала, что эта роль изначально досталась Павлу, двоюродному брату Алекса, но хотела услышать, как это все расскажет сам «виновник».

– Вместо меня играл Паша. Он сегодня тоже пришел, я так понимаю, потусоваться с Алексом. Они же двоюродные братья. Паша играет в нашем театре. Он пришел чуть позже, после того как сюда устроился Алекс. Говорят, что это он его пристроил, вроде как по блату, потому что актеры не требовались. А даже если и так, то театр только выиграл, потому что у Паши и голос хороший, и играет он тоже суперски.

– Так, погодите, фактически он же ваш конкурент, а вы так благостно о нем отзываетесь!

– Да какой конкурент, Татьяна, – вяло возразил мне Мирослав. – Как только моя мама поняла, что к чему, она тут же побежала уже сами знаете куда, подняла там волну, наговорила невесть чего, и через пару дней меня поставили на роль Майкла, хотя, как я вам уже сказал, мне абсолютно все равно, и за главными ролями я никогда не гнался, учитывая мои довольно-таки скромные способности. Но против мамы не попрешь. Хотя я прекрасно представляю, что подумал Алекс, Павел и остальные члены труппы. Хорошо, что мне они ничего не сказали, потому что, вероятно, понимают, что я тут ни при чем.

– А вы никогда не пробовали отстаивать свое мнение? – Дима тоже сидел пораженный откровенностью Мирослава.

– Пробовал, конечно, но это все было давно и неправда. Я уже вам сказал, что сейчас мне проще делать так, как хочет мама. К тому же сцена – это все-таки приятно, не вагоны же я, в конце концов, разгружаю!

– А у мамы вашей какие отношения с труппой и режиссером? – Когда Дима задал этот вопрос, на него удивленно уставился не только Мирослав, но и я.

– Я же вам только что тут распинался, вы чем слушали? – В голосе Мирослава появились жесткие нотки. Теперь я удивленно уставилась на сына Светланы. До сих пор он казался жалким, забитым тюфяком, а теперь вдруг я поняла, что он запросто может поставить оппонента на место. Отбрил так отбрил.

– Ну да, действительно в общем и целом картина ясна. Спасибо, Мирослав, вы можете быть свободны. Передавайте вашей маме пожелания скорейшего выздоровления!

– Ага, непременно! Вы, похоже, единственный, кто этого ей желает! – Мирослав мрачно усмехнулся и скрылся за дверью.

Мы с Димой переглянулись. И чуть ли не в один голос пришли к выводу, что Мирослав очень и очень неоднозначный персонаж и что, хотя выглядит он не очень, но ума ему не занимать, судя и по речи, и по его суждениям.

– Тань, а ты не думала, что его так достала собственная мамаша, что у него в театре был сообщник. Может, вообще какое-нибудь неизвестное лицо сидело в кулисах и ждало момента, когда можно будет перерезать этот злополучный трос?

– Ну, в таком случае нам точно не распутать это дело, потому что мотив очень неоднозначный…

– Ладно, сейчас опросим остальных, самых сладких тогда оставим напоследок.

Глава 9

Бледная девушка заглянула к нам в гримерку и сама с порога представилась:

– Добрый вечер еще раз, я Елизавета Калинкина. Играю Джейн в этом спектакле. Вот… Не знаю, что еще надо вам сказать или рассказать.

Она так же, как и «Майкл», замялась на пороге, и опять радушный Дима пригласил ее присесть на диван, расслабиться и не нервничать, потому что, по сути дела, она сидела в зале и не относилась к числу «самых сладких», которых Дима решил оставить на потом.

– Расскажите нам про Мирослава, пожалуйста. Вы же с ним больше всех репетируете, поскольку появляетесь вместе в большинстве сцен по сценарию. Кроме вас, в этих сценах есть Светлана, но, во-первых, сейчас нам с ней не побеседовать, во-вторых, она не сможет дать субъективную оценку собственному сыну.

– А я не знаю, что рассказывать, точнее, как рассказывать… Что бы вы хотели о нем услышать?

– Как он себя вел в коллективе, какие у него отношения с коллегами, дружит с кем, с кем не дружит, ну и так далее!

– Проще сказать, с кем он дружит, – Елизавета слабо улыбнулась, – потому что в основном он ни с кем не дружит. И это понятно, потому что он все время рядом со Светланой. Делает все, как она скажет, уходит с ней, приходит с ней, никаких тусовок, никакого общения…

– То есть мать и сын всегда вместе… Понятно… А как они общаются друг с другом? – уточнил Дима.

– Да она в основном руководит им, как роботом. Даже вперед режиссера постоянно ему какие-то вещи говорит. Где встать, как сказать, как двигаться. А он тупо все это повторяет.

– Елизавета, а на роль Майкла не было других кандидатов?

– Конечно, были. – Елизавета вдруг оживилась. – Паша! Он вообще идеально подходит на эту роль. И по внешнему виду, и по голосу, ну и по таланту… Мы с ним даже успели прорепетировать некоторые сцены, как ни с того ни с сего его заменили этим прид… Мирославом!

Я заметила, что бледность девушки сменилась легким румянцем при упоминании имени двоюродного брата Алекса. Так-так-так… Настоящие театральные интриги!

– Просто Мирослав такой… ну, не знаю даже, как сказать… Противный! Он вроде и молчит всегда, но молчит как будто вызывающе! Как будто ему не хочется снисходить до остальных и он, весь такой из себя, не считает нужным даже нас замечать.

– То есть он не просто выполняет указы своей матери, как вы сказали вначале? Почему вы думаете, что он именно вызывающе молчит? – Дима удивленно прервал рассказ Елизаветы.

– Да это просто чувствуется! Стоит, ни на кого не смотрит, как будто бы ему вообще наплевать! Играет одну из главных ролей, причем для него изначально не предназначавшуюся, а кажется, что в массовку взяли деревом постоять!

Мы с Димой переглянулись. Как забавно было со стороны слушать рассказы людей друг о друге или о себе. И как они разительно отличались друг от друга.