Сестра милосердия

Вскоре солнце стало припекать ещё сильнее. Тень от яблонь уже не защищала от жары, и когда я собрала последнюю корзину, то с облегчением выдохнула, вытерев пот со лба. Я уже собиралась присесть и отдохнуть, как вдруг ко мне подошла монахиня в чёрной рясе, но с повязанным вокруг пояса белоснежном переднике.

– Даяна, ты слишком долга копаешься с этими яблоками. Тебя давно ждут в лазарете.

Она удалилась, будто зная, что я последую за ней.

Я оглянулась в поисках Анны, но она не вернулась. Вероятно, она отправилась к пруду.

Возможно, не все монахини работают с утра до вечера, и после посвящения мне станет легче. Нужно просто перетерпеть.

Следуя за монахиней, я надеялась найти убежище от палящего солнца в лазарете.

Больница располагалась вблизи монастыря, занимая часть его территории. Это было скромное одноэтажное строение из белого кирпича с прямоугольными окнами. Внутри находились операционные, кабинет врача, комната для медсестёр и просторная палата, где лежали несколько пациентов. Мужчины и женщины находились в одном помещении, разделённом лишь тонкой ширмой.

Как только я вошла, в нос ударил резкий химический запах. Воздух был спёртым и казался густым, как масло. От неприятных ощущений к горлу подступила тошнота.

Меня проводили в кабинет врача. Там меня уже ждал пожилой мужчина с седой бородой и длинными усами. Он был одет во всё белое и сидел за своим рабочим столом, щурясь и подняв на лоб круглые очки.

– Мне сообщили что Вы сестра, знакомы с медициной?

Его голос был невыразительным и тихим, и это напомнило мне моего отца, отчего мне вдруг стало немного грустно. Но я постаралась скрыть свои чувства и выглядеть очень серьёзной.

– Да, мой отец лечит людей, я какое-то время помогала ему.

– Вы умеете делать уколы? Перевязывать раны?

– Да.

– Боитесь крови?

– Нет.

– Тогда отправляйтесь к остальным сёстрам, они дадут вам работу.

Врач склонил голову и продолжил делать записи в своём блокноте, лежащем перед ним.

Кажется, в этих краях люди не отличаются гостеприимством. За исключением Анны. Интересно, где она сейчас?

Пройдя по общему коридору, я вошла в комнату, на двери которой было написано «Старшая сестра». Там на кушетке сидела пожилая монахиня. Она протирала стеклянные ёмкости каким-то раствором.

– Добрый день. Меня зовут Даяна – я ждала приветствия в ответ, чтобы продолжить разговор и объяснит ей зачем я сюда пришла.

Женщина не обратила на меня внимания, но прервала своё занятие. После этого она поднялась и куда-то пошла.

Меня уже не удивляет, что люди здесь не слишком разговорчивы. Я решила пойти за ней. Мы прошли через палату для пациентов и вышли во внутренний двор больницы. Там было небольшое здание, где стирали и сушили бельё, а также хранили разные вещи, возможно, даже полезные.

Монахиня остановилась у выхода и показала на кучу серых тряпок, лежавших у стены сарая. Она сказала:

– Это нужно перестирать. Мыло и воду найдёшь внутри сарая.

После этого она просто развернулась и ушла.

Вместо того чтобы заботиться о больных, мне пришлось заняться стиркой бинтов. Огромное количество окровавленных бинтов нужно было перестирать в металлических тазах, нагревая воду на костре.

С раздражением я прошла в сарай и взяла таз. Набрав в него воды из бочки, я поставила его на деревянную скамью. Затем я взяла охапку плохо пахнущих бинтов и погрузила их в воду.

Меня затошнило, и я с трудом сдержала рвотный позыв. Задержав дыхание, я взяла кусок мыла и начала тереть ткань.

Вода в тазу начинает принимать багровый оттенок, после чего превращается в серый. Когда бинты становятся белее, я откидываю их в сторону и беру новую охапку дурно пахнущей ткани.

Палящее солнце над головой нагревает пространство вокруг меня и от этого воздух становится вязким, а мерзкий запах начинает проникать под кожу.

Вскоре я почувствовала, как от едкого мыла начало пощипывать кожу рук, и заметила, что стёрла костяшки пальцев. К счастью, вся стирка была завершена. Я сложила чистые бинты в таз и отправилась развешивать их в том же сарае. Теперь мне казалось, что сбор яблок в саду – не такая уж сложная работа.

Когда все бинты были развешаны, солнце начало медленно опускаться за горизонт. Я тщательно вымыла руки в чистой воде, чтобы избавиться от неприятного запаха и ощущений на пальцах.

Из церкви донёсся звон колоколов, созывая служителей обители на вечернюю службу. Я пошла вместе с другими монахинями, в сторону идущего звука. Мои мышцы рук горели от усталости, а ноги подкашивались.

В храме я нашла укромное место куда меньше всего проникал свет от горящих свечей. Тут укрывшись от глаз послушниц я намеривалась отсидеть службу, от усталости я не могла стоять на ногах и опустилась на пол, встав на колени.

Возможно, окружающие подумали, что я так погружена в молитву, что не замечаю ничего вокруг. Проповедь была сложной для понимания, но я старалась изо всех сил сосредоточиться. Мне пришлось собрать всю свою волю, чтобы не потерять сознание от усталости.

Когда богослужение наконец завершилось, все направились в трапезную. Я старалась не отставать, пытаясь отыскать в толпе идущих монахинь Анну.

Эта девушка вдруг стала мне очень близка. Возможно, её лёгкость передалась и мне, придавая сил. Но почему-то на ужине она не появилась.

Войдя в трапезную, я взяла чашку, и мне налили в неё такое же серое варево, как и вчера вечером. Я была так измотана, что даже не почувствовала вкуса еды. Всё, о чём я могла думать, – это как скорее вернуться в свою келью и лечь в постель.

Войдя в свою комнату, я увидела, что Анна уже стоит на коленях перед маленькой иконой и молится. Она даже не обратила на меня внимания. Я не стала её отвлекать. Сменила рясу на ночную рубашку и забралась под одеяло.

***

На следующий день всё повторилось: я проснулась рано утром, услышав звон колокола. После утренней молитвы и завтрака я отправилась в сад, чтобы собрать урожай. В этот раз мне посчастливилось собирать кукурузу.

Затем я отправилась в лазарет, где занималась грязной работой. Стирка бинтов показалась мне лёгкой по сравнению с уборкой туалетов. После этого я посетила вечернюю службу, поужинала постной пищей и помолилась перед сном.

Тяжёлый труд и усталость не способствовали укреплению моей веры в Бога. Анна истово молилась, но я, находясь рядом с ней, чувствовала лишь безразличие и внутреннюю пустоту.

Иногда, проходя мимо библиотеки, я лишь мельком заглядывала в приоткрытую дверь, за которой на высоких полках стояли сотни книг. У меня не было ни одной книги, кроме Библии, которую я держала в руках уже несколько недель. Мои вещи забрали, когда меня впервые отправили в подвал, а там были научные труды моего отца. Я не знала, как начать разговор с настоятельницей о моём обучении.

Гертруда всякий раз смотрела на меня с неодобрением, словно ожидая, что я оступлюсь. В монастыре я общалась только с Анной. Она одна была добра и участлива. Остальные монахини были замкнуты и озлоблены.

После ужина нам не разрешалось выходить на улицу, и у меня не было возможности отдохнуть или развлечься. Я вспоминала, как раньше любила вечерние прогулки и любование звёздами, и наконец решилась.

Однажды вечером, когда Анна уже легла спать, я подошла к двери и открыла её, выглянув в коридор. Меня тут же окликнула Анна.

– Что ты делаешь?

Я обернулась и приложила палец к губам, показывая ей, чтобы она молчала. Но девушка не успокаивалась, села на кровати и замахала руками:

– Не смей этого делать, Даяна.

Я закрыла дверь и обернулась к ней, положив руки на пояс и зло сведя брови.

– Я просто хочу выйти в сад. Мне так хочется посмотреть на звёзды.

Но Анна стояла на своём:

– Они поймают тебя и запрут в подвале.

– Я буду очень осторожна.

– Ты не понимаешь. Некоторые монахини дежурят по ночам. Они следят, чтобы все были в своих кельях.

– Это ужасно. Жизнь в монастыре напоминает каторгу. – злобно прорычала я.

Хотя моя злость и не была направлена на девушку, кажется её огорчил мой тон и она, опустив голову поджала нижнюю губу и перешла на шёпот:

– Ты ещё многое узнаешь об этом месте. И вскоре ты поймёшь, что решение приехать сюда для тебя было ошибочным.

Порой её высказывания очень удивляли меня. Анна не могла знать истинную причину моего появления в обители, но она говорила так словно ей все известно.

– Знаешь. Я ведь могу просто покинуть монастырь. Мое решение обдумано, и я не о чем не жалею. – стараясь скрыть удивление сказала я.

Анна одарила меня полуулыбкой и закачала головой:

– Не можешь. Обратной дороги нет, тебе не позволят отказаться от службы.

Я закатила глаза и рассмеялась:

– Тогда меня могут выгнать за отсутствие веры к примеру, или плохое поведение.

– Этого тоже не случиться. Они будут держать тебя в подвале, морить голодом и бить пока ты не сдашься.

Я прищурила глаза, её слова звучали очень уж угрожающе.

– Разве никто никогда не уходил от сюда?

Анна склонила голову на бок, глаза наполнились слезами и застыли в них:

– Была в этом монастыре одна молодая девушка. Она стала монахиней, но, скажем так, не по своей воле. Ей было очень тяжело. Она была одинока, хотя и верила в Бога. Через год жизни в обители, из-за постоянных издевательств монахинь и тяжёлой работы, девушка решила бежать.

Анна замолчала, и в уголках её глаз заблестели слёзы.

– Её поймали и избили так сильно, что она месяц не могла встать на ноги. Попытки связаться с внешним миром были безуспешны. Мы ведь в полной изоляции, даже письмо не написать. Тогда она снова попыталась сбежать, и её уже четыре месяца держали в подвале. Через два месяца после этого печального события у входа в старую церковь нашли тело несчастной женщины. Она была повешена.

От этого жуткого рассказа у меня на мгновение потемнело в глазах. Я села на кровать, уже передумав идти на в сад.

– Они её убили? – шепотом спросила я.

– Говорят, она сама повесилась.

– Как такое возможно?

– Это место раньше было действительно святым, но многое изменилось. Мать настоятельница устанавливает свои законы, и они очень разняться с Божественным писанием.

Анна встала и подойдя к двери прислонила ухо, вслушиваясь в тишину. После чего повернулась ко мне и перешла на еле слышный шёпот:

– Ночами здесь покляняются не Богу.

– Что? – не веря тому что слышу я подошла к ней ближе.

– Гертруда возглавляет орден служителей сатаны – она прижала руку к губам глядя на меня и немного подумав проложила – они проводят обряды жертвоприношения, ночью это место наполняет тьма.

Казалось что Анна несёт какую-то бессвязную чушь, и я решила сменить тему:

– Как звали ту девушку которую нашли повешанной?

Мне не верилось в правдивость истории, такой ужас сложно представит в реальной жизни. Но Анна кажется не слышала моего вопроса, она вернулась на свою кровать и откинулась на спину, принялась изучать потолок.

– Наберись терпения Даяна, ты скоро все сама поймёшь.

Она отвернулась к стенке, не желая больше со мной разговаривать. А я, передумав выходить на улицу, затушила свечи в кельи, и залезла под одеяло.

Глава 4

Даяна

После рассказа Анны, я долго не могла заснуть, в моём воображении возникал пугающий образ монахини, висящей в петле. Мне стало по-настоящему страшно, я почувствовала себя в ловушке. Но что, если Анна намеренно придумала эту историю, чтобы меня напугать?

Проснувшись утром я чувствовала лёгкую головную боль и с трудом оторвала голову от подушки. После утренней молитвы и проверки настоятельницы мы, как обычно, отправились на завтрак.

В помещении столовой витал аромат пшеничной каши, смешанный с влажностью каменных стен. Монахини безмолвно стояли в очереди, ожидая своей порции пищи.

Я уже взяла свою тарелку с кашей, когда ко мне подошла сестра, которая работала в лазарете.

– Даяна, доктор срочно собирает всех сестёр! – взволнованно воскликнула она.

В глазах женщины читалось беспокойство. Я оставила свой завтрак и поспешила в больницу.

Когда я приблизилась к зданию, то увидела, что вокруг было много людей. Сестры сновали туда-сюда, держа в руках бинты и постельное бельё.

Войдя внутрь, я услышала шум и крики. Десятки мужчин с изувеченными и окровавленными телами лежали у входа в операционную. Воздух был пропитан запахом пота и крови. Я закрыла нос рукой и попыталась пробраться к кабинету медсестёр.

В этой гнетущей атмосфере я не сразу заметила доктора, который метался между ранеными. Меня не пугал вид крови, но от такого количества раненых у меня закружилась голова, и к горлу подступила тошнота. Я продолжала прикрывать лицо рукавом своей одежды и пробиралась к доктору, стараясь не задеть больных.

– Вы просили всех собрать. Что тут случилось?

Доктор протёр куском ткани мокрый от пота лоб и устало сказал:

– Ночью была перестрелка в трактире неподалёку. Оставшихся в живых привезли нам. Я один и не смогу помочь всем этим мужчинам. Мне нужна помощь опытных сестёр.

В течение всех предыдущих дней в госпитале я выполняла только рутинные обязанности. И вот, наконец, доктор обратился ко мне за помощью. Неужели он мне доверяет и считает меня грамотной? Неужели я смогу сделать то, ради чего приехала сюда? От волнения у меня слегка задрожали руки, и я не смогла сдержать улыбку.

– Что я должна делать? – представляю, как должно быть я глупо выгляжу сейчас.

– Для начала необходимо осмотреть раненых и разместить всех на свободные кровати.

Врач, похоже, не заметил, насколько я была взволнована. Мне не нужно было никаких дополнительных инструкций. Я быстро отправилась в перевязочную, взяла бинты и вернулась к пострадавшим.

Один из них, к которому я подошла, был ранен в бедро. Он тихо стонал и корчился от боли. Я плотно перевязала ему ногу выше места ранения. Потом я дала ему воды и сделала запись в планшете, который лежал рядом с его кроватью.

Второй пострадавший был без сознания. Из его головы тонкой струйкой текла кровь, застывая у виска. Я нерешительно протянула руку и коснулась его лба. Пальцы ощутили холод. Грудь мужчины не двигалась, щёки побелели и впали. Меня качнуло в сторону, и вдруг в голове всплыл образ Анны. Сейчас цвет его кожи напомнил мне её. Я с трудом вдохнула воздух.

Он был мёртв. Я развернула простыню и накрыла его тело. Хотела отойти, но голова закружилась, и я упала на колени. Теперь я почувствовала, как сегодня стало непривычно тесно в лазарете. Сбитое дыхание мешало мне справиться с головокружением, и я поняла, что нужно выйти, чтобы меня не стошнило на глазах у всех.

С трудом пробираясь сквозь толпу к выходу, я старалась не задеть лежащих на полу людей. Когда я уже почти достигла дверей, меня кто-то схватил за руку. Я остановилась и опустила голову.

Меня держал за руку мужчина, лежавший на скамье. Его лицо было в крови. Он пытался что-то сказать, но его губы были опухшими и едва шевелились. Я наклонилась, чтобы лучше его слышать.

– Воды.

Хриплый голос звучал едва слышно. Я отвернулась от двери и подошла к бочке. Набрав воды, я вернулась к мужчине и, приподняв его голову, поднесла чашу к его губам. Он лишь слегка смочил губы и застонал. Его веки сомкнулись, и я подумала, что он потерял сознание.

Отставив чашу с водой, я с силой рванула на нём белую рубашку, залитую кровью, и пуговицы разлетелись в разные стороны. Его широкая грудь едва вздымалась от тяжёлого дыхания. Прислонив ухо к его груди, я услышала слабый хрип. Его левая рука приобрела неестественно синий оттенок, сползающий от плеча к локтю, а справа виднелась рана от пули, но кровь уже не текла.

Лицо человека было покрыто множеством царапин, один глаз опух и заплыл, а нижняя губа была разбита. Чёрные как уголь волосы блестели от пота, а острые скулы были напряжены. Мужчина болезненно нахмурился, не приходя в сознание, и застонал.

Я вскочила на ноги и позвала другую медсестру, чтобы она помогла мне перенести его на кровать.

Когда мы поместили мужчину на незанятую койку, он внезапно начал дышать часто и тяжело. Я в страхе отступила назад и поспешила найти врача. Я обнаружила его в операционной. Доктор склонился над столом, на котором лежал молодой человек. С серьёзным выражением лица он зашивал рану на груди пациента.

– Пожалуйста, пойдемте со мной, там нужна Ваша помощь. – неожиданно громко сказала я.

Но доктор не остановился и даже не взглянул на меня:

– О, сестра. Тут везде нужна моя помощь, и сели я буду бросать одного и бежать к другому, мне не удастся спасти ни одного.

– Но, там мужчине совсем плохо. Мне кажется он может умереть. – не сдавалась я, уговаривая доктора обратить на себя внимание.

– Сестра, вам придётся самостоятельно оказать бедняге помощь.

– Но я даже не знаю, что делать.

Доктор отрезал нить, взял в руки скальпель и занёс его над рукой мужчины, от куда струилась кровь. При этом не глядя в мою сторону продолжил задавать вопросы:

– Вы его осмотрели?

Увидев, как острое лезвие погружается в тело я невольно отвернула голову.

– Да.

– И что вы обнаружили? – продолжил доктор.

– Множество ссадин на лице, синюю руку и рану под рёбрами с правой стороны.

– Возможно у него перелом руки. Подайте мне бинт – сказал он сестре, стоявшей рядом с ним. – Для начала вам необходимо осмотреть рану и убедиться, что там нет пули.

Я осознала, что он уже обращается ко мне. Наблюдая, как белоснежный бинт, прижатый к ране, пропитывается кровью, я резко развернулась на каблуках и выбежала из кабинета.

Ну же Даяна, ты самого детства я мечтала стать врачом…

Моя уверенность в себе улетучивалась с каждой секундой. Я оказалась рядом с человеком, который мог умереть, не дождавшись помощи.

Глубоко вдохнув, я медленно подошла к кровати, где лежал раненый мужчина. Он продолжал дышать тяжело и хрипло, не приходя в сознание.

То что он сейчас без сознания даже хорошо.

Вспоминая действия доктора в операционной, я взяла скальпель и сделала небольшой разрез в месте, где была видна рана от выстрела. Затем я осторожно раздвинула края раны с помощью пинцета и увидела блеск в глубине надреза. Я взяла другой скальпель и извлекла маленькую пулю. Она застряла в нижнем ребре, что, к счастью, означало, что внутренние органы не были повреждены.

Отбросив пулю на прикроватную тумбочку, я взяла ёмкость с дезинфицирующим раствором и обильно обработала рану. Мужчина, не открывая глаз, издал стон.

Стиснув зубы, которые начали подрагивать от усиливающегося напряжения, я промокнула рану чистой тканью, взяла иглу с нитью и принялась сшивать края кожи. В то время как я спасала жизнь незнакомца, мои мысли были полностью поглощены процессом. Я действовала автоматически, вспоминая наставления отца.

Папа держит голову собаки, которая всё ещё без сознания. За окном бушует дождь, а в камине в столовой завывает ветер. Опухоль, которую он удалил из лапы собаки, лежит в миске рядом с телом.

Тёплая красная жидкость стекает по моим тонким пальцам, и руки начинают дрожать. Отец замечает это и говорит:

– Сейчас ты помогаешь ей. Если будешь бояться, то не сможешь аккуратно зашить разрез, и рана может начать гноиться из-за попадания грязи и микробов.

Мне жаль пса, ведь его подарили мне на день рождения, когда мне было семь лет, и вот теперь, спустя три года, ему понадобилась операция по удалению опухоли из лапы.

Тело пса вздрагивает, и моя игла выпадает из пальцев. Отец качает головой и говорит:

– Нет, Даяна, похоже, женщина не способна стать настоящим врачом.

Когда я закончила зашивать рану, плотно закрепила место повреждения с помощью ткани и поспешила в сад, чтобы найти доску для фиксации сломанной руки.

Вернувшись с доской, я обнаружила, что мужчина всё ещё не пришёл в себя. Я аккуратно уложила его руку на доску и туго перевязала её бинтом.

Убедившись, что рука надёжно зафиксирована, я взяла влажное полотенце и стёрла с его лица следы крови. Затем обработала ссадины.

Когда я сидела на краю кровати рядом с человеком дыхание которого стало постепенно восстанавливаться, меня переполняло чувство гордости за то, что я смогла это осуществить. Я улыбнулась и мысленно похвалила себя.

Меня переполняло счастье. И тут я наконец обратила внимание насколько мужчина велик. Его широкие плечи, которые я видела перед собой, были расслаблены. Удивительно, как мы с сестрой смогли дотащить его до кровати.

Его тёмные волосы, влажные от пота, падали на лоб. Острые скулы и прямой нос придавали его лицу суровый вид. Я смочила ткань и начала стирать кровь с его груди. Там, где мои пальцы касались его кожи, я чувствовала лёгкое покалывание.

Должно быть это от волнения.

Я опускала руки к его животу, продолжая очищать кожу, и моё сердце замирало в груди. Дыхание мужчины становилось глубже, и я чувствовала, как моё дыхание учащается. Эти ощущения были мне в новинку, и я почувствовала, как краска заливает моё лицо.

Я отвела взгляд от него и сжала в кулаке влажную ткань. Мне пришлось напомнить себе, что я служу Богу и не должна смотреть на мужчин, даже если он обязан мне жизнью.

Я встала с кровати, укрыла его одеялом, развернулась на каблуках и быстро вышла на улицу.

Оказавшись на свежем воздухе, я села на крыльцо и сделала несколько глубоких вдохов. Как бы мне ни хотелось, но я должна была вернуться в лазарет и доложить доктору о своей работе.

К моему удивлению, он не стал меня хвалить, а велел сделать уколы нескольким пациентам и помочь старшей сестре с буйными ранеными. Нам пришлось удерживать мужчину, который в бреду кричал и пытался убежать от помощи монастыря.

Когда солнце начало клониться к закату, в больнице воцарилась привычная тишина. Тела тех, кого не удалось спасти, увезли. В палату проникала вечерняя прохлада, и я, сидя на скамье у выхода, почувствовала, как меня охватывает усталость.

Я опустила руки, прислонилась к стене, закрыла глаза и прислушалась к колокольному звону. Громкие удары колоколов призывали нас на вечернюю службу. Собравшись с силами, я оттолкнулась от стены и встала.

По пути из лазарета в церковь я встретила Анну. Я рассказала ей, что сегодня мне удалось спасти жизнь человеку. Она улыбнулась мне своей самой лучезарной улыбкой и сказала:

– Я думаю теперь его очередь спасать тебя.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Облучок – место где сидит кучер.

2

Лаваторий в монастыре – это общее место для мытья, особенно в средневековых аббатствах и кафедральных монастырях.

3

Апостольник – головной платок, часть монашеского облачения.

4

Лазареты. Использовались для изоляции и лечения больных инфекционными заболеваниями. Название происходит от имени библейского персонажа Лазаря, который был больным прокажённым.

5

1 га = 100 соткам