Похоже, я попала

– Ну что, прелестная Ната, – нарушил тишину Дмитрий, демонстративно игнорируя Фёдора и снова одаривая меня своей самой обворожительной улыбкой. – Ярмарка в самом разгаре! Позвольте мне показать вам самые интересные лавки. Говорят, тут есть заезжий фокусник, который превращает воду в вино. Уверен, вам понравится.

Он протянул мне руку, ожидая, что я вложу в неё свою. Но я не успела.

– Пойдём, – глухо сказал Фёдор, стоявший с другой стороны. Он не предлагал, не спрашивал. Он просто констатировал факт. И смотрел на меня так, что отказать ему было совершенно невозможно.

Я замерла, переводя растерянный взгляд с одного на другого. Что мне делать? Уйти с Фёдором – значит, смертельно обидеть Дмитрия, который был так щедр и любезен. Но остаться с Дмитрием – значило предать это робкое, едва зародившееся чувство, которое тянуло меня к хмурому охотнику. Мой мозг, привыкший к логике, впал в ступор.

«Ой, как неудобно получилось! – засуетился у меня в голове Шишок. Он явно чувствовал моё напряжение. – Оба хотят с тобой гулять! А ты одна! Это нечестно! Надо что-то делать! Так, слушай мой гениальный план: сначала мы идём с павлином, он нам покупает леденец. Потом мы идём с хмурым дядей, он нас защищает от хулиганов. А потом снова с павлином! Он нам покупает пирожок! Идеально! Все довольны, а мы – сыты!»

План Шишка был, как обычно, гениален в своей простоте и чудовищен в своей сути. Но ничего лучше я придумать не могла.

– Я… я бы с удовольствием, – пролепетала я, обращаясь сразу к обоим и чувствуя себя последней идиоткой. – Мы можем… погулять все вместе?

Дмитрий скривился так, будто я предложила ему съесть дохлую крысу. Фёдор просто ещё больше нахмурился. Но отступать было некуда.

И начался самый кошмарный час в моей жизни.

Мы пошли по рядам. Это было похоже на какой-то абсурдный спектакль. Дмитрий шёл справа от меня, почти касаясь моего плеча, и без умолку болтал, сыпал шутками, от которых мне было не смешно, а неловко. Он то и дело останавливался, покупал мне то медовый пряник, то яркие бусы из крашеного дерева. Я отказывалась, но он просто всовывал мне это в руки со словами: «Не обижайте меня, прекрасная Ната, я же от чистого сердца!»

Фёдор шёл слева. Молча. Он вообще не произносил ни слова, только шагал рядом, заложив руки за спину, и смотрел прямо перед собой. Но я чувствовала его присутствие каждой клеточкой. От него исходило такое напряжение, что, казалось, воздух вокруг нас потрескивает, как перед грозой.

«Так, хозяйка, что-то пошло не так, – забеспокоился Шишок. – Хмурый дядя сейчас лопнет от злости, а павлин тебя скоро бусами задушит. Пора действовать! Нам нужен отвлекающий манёвр!»

Мы как раз проходили мимо клетки с гусями. Птицы вели себя мирно, щипали траву. И вдруг самый большой и жирный гусь, как по команде, вытянул шею, страшно зашипел и ущипнул Дмитрия за его роскошный бархатный зад.

– Ай! – взвизгнул столичный купец, подпрыгивая на месте. – Что за дьявольская птица!

Пока он тряс своим кафтаном и ругался с хозяином гусей, я оказалась рядом с Фёдором.

– Он тебя не обидел? – тихо спросил охотник, кивая в сторону всё ещё возмущавшегося Дмитрия.

– Нет, что ты, – я смущённо улыбнулась. – Он просто… очень настойчивый.

Мы пошли дальше, и на несколько минут я почувствовала облегчение. Мы молчали, но это было такое уютное, такое правильное молчание. Фёдор остановился у лотка с ножами и долго разглядывал один, с костяной ручкой. Я стояла рядом и просто смотрела на его сильные руки, на сосредоточенное выражение лица. И мне было так хорошо, так спокойно.

Но наше уединение длилось недолго. Нас догнал Дмитрий, всё ещё красный от негодования.

– Ну что, полюбовались на железки? – язвительно спросил он. – Уверен, это страшно увлекательно. А теперь пойдёмте смотреть на акробатов, это куда интереснее.

Он снова бесцеремонно взял меня под руку и потащил к центру площади, где уже собралась толпа.

«Опять он! Какой приставучий! – возмутился Шишок. – Ну ничего, у меня есть ещё план, как его спровадить! Сейчас мы ему устроим!»

На импровизированной сцене какой-то тощий парень жонглировал горящими факелами. И в тот момент, когда он подбросил их особенно высоко, один из факелов вдруг полетел не вверх, а в сторону. Прямо в лоток с глиняными горшками.

Раздался оглушительный звон! Горшки посыпались на землю, разбиваясь вдребезги. Толпа ахнула и шарахнулась в стороны. Началась паника.

– Осторожно! – крикнул Дмитрий и, вместо того чтобы прикрыть меня, сам спрятался за мою спину.

А вот Фёдор среагировал мгновенно. Он одним движением притянул меня к себе, закрывая своим мощным телом от летящих осколков, и почти вынес из обезумевшей толпы.

Когда всё стихло, я обнаружила, что стою, вжавшись в его грудь и вцепившись в его рубаху так, что побелели костяшки. А он крепко обнимает меня за плечи, и его сердце гулко стучит прямо у меня над ухом.

– Ты цела? – спросил он, заглядывая мне в глаза.

– Да, – прошептала я, чувствуя, что сейчас просто растаю в его руках.

Тут к нам подбежал растрёпанный Дмитрий.

– Какой ужас! Какое варварство! – причитал он. – Ната, вы не ушиблись? Я так за вас испугался!

Я отстранилась от Фёдора, чувствуя себя ужасно виноватой. Я стояла между ними, и оба смотрели на меня. Один – с беспокойством и нежностью. Другой – с испугом и эгоистичным облегчением. И в этот момент я поняла, что больше так не могу.

– Мне… мне нужно идти, – пробормотала я, не глядя ни на кого. – Аглая, наверное, уже волнуется.

И, не дожидаясь ответа, я просто развернулась и побежала. Я бежала, не разбирая дороги, расталкивая прохожих, прочь с этой дурацкой ярмарки, от этих дурацких подарков и от этих двух мужчин, которые разрывали меня на части.

Я влетела в тихую, прохладную лавку и прислонилась спиной к двери, пытаясь отдышаться. В одной руке была зажата деревянная птичка, в другой – шёлковая шаль.

«Ну вот, – удовлетворённо пропищал у меня в голове Шишок. – И погуляли, и развлеклись. А хмурый дядя всё-таки лучше. Он тебя спас. А павлин – трус. Зато у него есть леденцы. Сложный выбор. Очень сложный».

Я сползла по двери на пол и горько рассмеялась. Да, Шишок. Выбор был просто невыносимо сложным.

Глава 9

Я чувствовала себя ужасной предательницей. Сначала обрадовалась подарку Дмитрия, потом растрогалась от знака внимания Фёдора, а в итоге, не придумав ничего лучше, просто сбежала, как последняя трусиха. Гениально, Ната, просто гениально.

Я и не догадывалась, что за моим позорным отступлением с ярмарочной площади наблюдала пара очень злых глаз. Варвара, бывшая помощница Аглаи, которую я, сама того не ведая, «подсидела». Варвара пришла просто поглазеть на ярмарку, посплетничать со старыми знакомыми. И зрелище, которое ей предстало, оказалось сочнее любой сплетни.

Она видела всё. Как столичный красавчик Дмитрий, похожий на картинку дарит мне, девчонке в поношенном платье, роскошную шаль. И как хмурый Фёдор, лучший охотник и мечта всех местных девиц, протягивает мне, чужачке, свою искусную поделку. А я стою между ними, глупо хлопая ресницами.

Зависть – это как яд, которая разъедает душу. И в тот момент душа Варвары сгорела дотла, оставив после себя только чёрную, едкую злобу. Недолго думая, она подплыла к главной деревенской сплетнице, торговке рыбой тётке Маланье, от которой всегда несло так, будто она обнималась с тухлым карасём.

– Ты глянь, Маланья, что творится-то! – прошипела Варвара, злобно косясь в сторону нашей лавки. – Эта новенькая, чужачка… Всех мужиков к рукам приберёт! И столичного купчишку охмурила, и Фёдора нашего! А он ведь сроду ни на кого не смотрел!

– И не говори, – крякнула Маланья, вытирая руки о передник, который, кажется, не стирали со дня его пошива. – Ума не приложу, как ей это удаётся? С виду-то – моль бледная.

– А я тебе скажу как, – заговорщицки прошептала Варвара, и её глазки-бусинки хищно сверкнули. – Приворожила! Я тебе клянусь, приворотным зельем опоила! Я ж у ведьмы этой, у Аглаи, работала, насмотрелась, какую они там дрянь в котлах своих варят! У них на любого мужика свой порошок имеется! Насыплет в кружку – и всё, готово! Будет за ней бегать, как телок, слюни пускать и всё, что ни попросит, делать!

Слова Варвары упали на благодатную почву деревенской скуки и зависти. Через час вся ярмарка уже не обсуждала цены на зерно и качество мёда. Все гудели только об одном: о ведьме-приворотнице, которая приехала в Вересково и начала уводить чужих женихов.

Я, конечно, ничего этого не знала. Просидев в лавке до самого вечера и выслушав от Шишка лекцию о пользе леденцов для пищеварения, я кое-как успокоилась. Вернувшаяся Аглая лишь сочувственно покачала головой, но в душу лезть не стала, за что я была ей безмерно благодарна.

На следующее утро она отправила меня за хлебом. Я шла по улице, всё ещё чувствуя себя немного неловко после вчерашнего, и не сразу заметила перемену. Люди, которые ещё день назад улыбались мне и желали доброго утра, теперь при виде меня замолкали на полуслове и спешно отводили взгляды. Две кумушки у колодца, завидев меня, прекратили трещать и уставились так, будто у меня на голове выросли рога. Я спиной чувствовала их взгляды и услышала злобный шёпот: «…ведьма… бесстыжая…»

У пекарни, где обычно с утра галдела целая очередь, творилось что-то странное. Как только я подошла, толпа перед прилавком как-то очень быстро рассосалась. Жена пекаря, румяная и весёлая женщина, которая всегда угощала Шишка крошками, сегодня была чернее тучи. Она молча взяла у меня монеты, практически швырнула мне буханку хлеба и тут же отвернулась, принявшись яростно тереть и без того чистый прилавок.

«Что это с ней? – искренне удивился Шишок у меня в кармане. – Даже не улыбнулась! И хлеб какой-то кособокий подсунула! Наверное, у неё с утра настроение плохое. Или она обиделась, что мы вчера у неё пирожки с капустой не купили? А я ведь тебя предупреждал, что пирожки – это важно! Это основа хороших отношений!»

Я шла обратно по пустой улице, и мне казалось, что я иду совершенно голая под этими колючими взглядами. Что случилось? Почему они все так смотрят? Неужели из-за вчерашнего? Но я же ничего такого не сделала!

Вернувшись в лавку, я молча бухнула хлеб на стол. Аглая посмотрела на моё лицо и тяжело вздохнула.

– Началось.

– Что началось? – мой голос предательски дрогнул. – Почему они…

– Языки у людей длинные и грязные, вот что, – мрачно ответила травница. – Варвара вчера на ярмарке была. Рассказала всем, что ты и купца, и охотника приворожила.

У меня челюсть отвисла.

– Что?! Но… это же бред! Ложь! Враньё!

– А кому здесь нужна правда, Ната? – горько усмехнулась Аглая. – Людям проще поверить в злую ведьму, чем в то, что простая девчонка может понравиться сразу двоим хорошим парням. Особенно если один богат, а второй – самый завидный жених на всю округу. Зависть, дитя моё, страшная штука. А Варвара вчера щедро угостила ею всю деревню.

Я плюхнулась на лавку. Слёзы снова подступили к глазам, но теперь это были слёзы не растерянности, а какой-то злой, бессильной обиды. Я только-только начала привыкать, спасла корову, подружилась с лешим, поймала механическую лису… И что в итоге? Одна злая сплетня – и я снова враг номер один.

«Приворожила? – хмыкнул Шишок. – Какая чушь! Если бы ты умела привораживать, у нас бы уже был мешок леденцов и личный повар! Хотя… погоди-ка… А ты попробуй! Может, получится? Сконцентрируйся и пожелай, чтобы жена пекаря принесла нам пирожков в качестве извинения за кривой хлеб!»

Я посмотрела на два подарка, лежащие на столе. Роскошная шаль и простая деревянная птичка. То, что вчера казалось мне началом сказки, сегодня превратилось в какой-то дурацкий фарс.

* * *

Следующие несколько дней я провела в добровольном заточении, которое сама себе и устроила. Нос из лавки я высовывала только в случае крайней нужды, да и то старалась прошмыгнуть по улице серой мышкой. Мне всё время казалось, что из-за каждого угла, из каждого окна на меня смотрят злые глаза, а за спиной шепчутся: «Ведьма, ведьма идёт».

Аглая, видя моё подавленное состояние, не лезла с расспросами. Она молча вздыхала и, кажется, решила занять меня работой по уши, чтобы в голову не лезли дурные мысли. И я была ей за это безмерно благодарна. С утра до вечера я перетирала в ступке какие-то корни, разливала по склянкам пахучие отвары, перебирала сушёные травы. Руки были заняты, и это хоть немного отвлекало от тоскливых дум о том, что весь мир ополчился против меня.

«Ну и пускай их всех, – донёсся до меня из головы деловитый голосок Шишка. Мой маленький друг сидел на полке и тщательно пересчитывал чешуйка на своём бочке. – Зато мы с тобой в тепле и сытости. А у них и половины нет от нашего! Так что не переживай. Подумаешь, не любят. Зато боятся! А страх – это почти как уважение. Только наоборот».

Я мысленно хмыкнула. Ну, в его логике что-то было.

В один из таких серых, унылых дней, когда небо плакало мелким осенним дождём, а в лавке густо пахло сыростью и успокоительным сбором, входная дверь со скрипом отворилась. Я подняла голову, ожидая увидеть очередного покупателя, но на пороге было пусто. Зато по полу, оставляя за собой мокрую и отвратительно пахнущую дорожку, в лавку медленно втекала… огромная грязная лужа. Она переливалась всеми цветами радуги, точь-в-точь как бензин, разлитый на асфальте.

– Аглая! – раздался из этой лужи булькающий, полный вселенской скорби голос. – Беда-а-а!

Аглая, которая как раз с ювелирной точностью раскладывала по холщовым мешочкам сушёных пиявок, даже бровью не повела.

– Опять ты, Водяной? – беззлобно проворчала она. – Сколько раз говорила, нечего ко мне в лавку без спросу затекать! Весь пол мне испортишь своей сыростью!

Лужа обиженно забурлила, и прямо из её центра медленно, словно в плохом фильме ужасов, начало подниматься нечто. Фигура была смутно похожа на маленького старичка, но соткана она была из тины, водорослей и речного ила. Вместо бороды у него свисали длинные зелёные пряди ряски, а глаза горели в полумраке, как два болотных огонька.

– Да какое мне дело до твоего пола, когда у меня дом помирает! – захлюпал Водяной. С кончика его носа, похожего на обломок коряги, на чистый деревянный пол упала особенно жирная и вонючая капля. – Озеро моё! Отравил его кто-то, ирод окаянный! Вся рыба кверху брюхом всплыла, кувшинки мои ненаглядные, что я годами лелеял, все почернели! А от воды такая вонь стоит, что даже лягушки в обморок падают!

«Ого! – с нескрываемым любопытством пискнул у меня в голове Шишок, свешиваясь с полки, чтобы лучше рассмотреть гостя. – Говорящая лужа! Хозяйка, это ещё кто? Твой новый ухажёр? Он, конечно, не такой блестящий, как тот павлин, и не такой большой и хмурый, как тот дядька, но зато… мокрый! Очень оригинально! Спроси у него, может, у него в бороде ракушки есть? Я люблю ракушки!»

«Шишок, это Водяной, дух озера», – мысленно ответила я, стараясь не рассмеяться.

– Успокойся, – строго сказала Аглая, брезгливо обходя лужу, которую натёк гость. – Рассказывай толком, что случилось. Ната, пойдём с нами, послушаешь. Может, твой свежий взгляд чего и углядит.

Я покорно накинула плащ и поплелась за наставницей. Водяной с довольным бульканьем устремился вперёд, показывая дорогу и продолжая пачкать всё вокруг.

Озеро, которое я помнила чистым и светлым, превратилось в настоящий кошмар. Вода стала мутной, какого-то ядовито-жёлтого цвета. На поверхности плавала та самая радужная плёнка, от которой несло чем-то кислым и металлическим. У берега, запутавшись в почерневших, склизких водорослях, покачивались несколько дохлых рыбёшек. Картина была удручающей.

– Вот! Смотри! – простонал Водяной, тыча в это безобразие своей рукой-веткой. – Видишь? Это конец! Могила моего дома! Я теперь бездомный! Придётся переезжать в колодец к тётке Маланье, а она такая скупая, за каждую каплю воды счёт просит!

Аглая нахмурилась. Она достала из своей походной сумки пустую склянку, осторожно зачерпнула немного воды и поднесла к носу.

– Дрянь какая-то. Неизвестная мне отрава. Не трава, не яд животного происхождения. Что-то… мёртвое.

Я тоже подошла к самой кромке воды. Этот запах… Он был мне до боли знаком. Так пахло на промышленных окраинах моего родного города, где стояли заводы. Запах химии, машинного масла, металла. Я осторожно опустила палец в воду. Она была маслянистой и оставляла на коже липкий, трудно смываемый налёт.

И тут меня осенило. Это же промышленные отходы! Отходы от плавки или обработки металла! Точно такие же, как те, что нечистые на руку заводы сбрасывают в реки.

– Я, кажется, знаю, что это, – тихо сказала я, сама не веря своей догадке.

Аглая и Водяной тут же уставились на меня.

– Это не магия, – продолжила я. – Это… грязь от железа. Кто-то сбросил в пруд отходы после того, как плавил или чистил что-то металлическое в большом количестве.

– Железо? – удивилась Аглая. – Да кто же у нас в деревне столько железа плавит? Кузнец наш если только… Да и то, он свои отходы в овраг за деревней сливает, а не в озеро.

Но я-то знала, кто мог это сделать. Механические твари, которых я видела в лесу. Их же кто-то создаёт, чинит, обслуживает. И, судя по всему, их логово где-то совсем рядом.

– А…, а это можно как-то убрать? – с отчаянной надеждой в булькающем голосе спросил Водяной. В его болотных глазах блеснул огонёк. – Ты можешь, а, ведунья? Я тебе за это самую большую и жирную пиявку со дна достану! Или ракушку с жемчугом! Ну, с почти жемчугом…

Я задумалась. В моём мире для очистки воды от таких загрязнений использовали специальные реагенты – коагулянты. Вещества, которые заставляют мелкие частицы грязи слипаться в большие хлопья, после чего их легко собрать и удалить. Можно ли сделать что-то подобное здесь, из местных материалов?

– Думаю, да, – неуверенно произнесла я. – Мне нужно что-то, что сможет собрать всю эту грязь в один большой ком.

Мы вернулись в лавку. Я внезапно почувствовала себя настоящим учёным в химической лаборатории. Аглая с нескрываемым любопытством наблюдала за моими действиями, но не мешала, лишь молча подавала то, что я просила.

– Мне нужна глина, – скомандовала я. – Самая обычная, белая. И ещё… что-то вроде соли, но не соль. Такие кристаллы, которые всё стягивают.

– Квасцы? – тут же подсказала Аглая, доставая с полки большую банку с белыми полупрозрачными кристаллами.

– Да! Точно! Они! – обрадовалась я.

Я тщательно растолкла квасцы в порошок, смешала с белой глиной и для верности добавила немного толчёного речного жемчуга – по моей задумке, он должен был стать центром «притяжения» для всей грязи. В итоге у меня получилась густая белая паста, похожая на сметану.

«Каша! – радостно пискнул Шишок у меня в голове. – Хозяйка, ты варишь кашу! А она вкусная? А для кого она? Для этого мокрого дядьки? Он её съест и станет чистым и добрым? А можно мне попробовать хотя бы ложечку?»

«Это не каша, а зелье-коагулянт, – важно поправила я его мысленно, чувствуя себя невероятно умной. – И есть его ни в коем случае нельзя. От него всё слипнется. Внутри».

Шишок тут же обиженно замолчал и потерял к моему изобретению всякий интерес.

С большим глиняным горшком, доверху наполненным белой пастой, мы вернулись к озеру. Водяной уже ждал нас, нетерпеливо перетекая с места на место и поднимая со дна тучи ила.

– Ну что, получилось? Сработает? – с надеждой прошептал он.

– Сейчас увидим, – сказала я и, зачерпнув полную пригоршню своего «зелья», с размаху бросила его в самый центр озера.

Паста с тихим «плюхом» ушла под воду. Сначала ровным счётом ничего не происходило. Водяной разочарованно вздохнул, и его плечи-коряги опустились. Но потом… Мутная вода вокруг того места, куда я бросила пасту, начала медленно светлеть. А сама грязь, эта жёлтая маслянистая взвесь, стала собираться в крошечные хлопья. Они росли прямо на глазах, слипались друг с другом, образуя всё более крупные комки. Это было похоже на настоящее волшебство. Хлопья со всего пруда, как по команде, потянулись к центру, сливаясь в один огромный, отвратительный, дрожащий ком грязи, похожий на гигантскую дохлую медузу.

Буквально через десять минут вода в озере стала кристально чистой, такой, какой была до отравления. А посреди него сиротливо плавал этот жуткий сгусток нечистот.

Водяной ахнул. Он зачерпнул пригоршню воды, понюхал её, потом осторожно попробовал на язык.

– Чистая! – взвизгнул он от восторга так, что с окрестных деревьев вспорхнула стайка ворон. – Как слеза младенца! Ты… ты волшебница! Настоящая!

Он счастливо засмеялся, подплыл к мерзкому комку грязи, брезгливо ткнул в него пальцем, а потом с победным кличем утащил его на самое дно, чтобы закопать поглубже в ил, подальше от глаз.

Аглая молча смотрела то на чистую воду, то на меня. В её глазах было то самое выражение, которое я уже видела однажды, когда спасла Лесовика. Шок, смешанный с плохо скрываемой гордостью.

– Ты снова меня удивила, Ната, – тихо сказала она, и уголки её губ тронула лёгкая улыбка. – Твои методы… они очень странные. Но они, чёрт возьми, работают.

Я улыбнулась в ответ. Впервые за последние дни я почувствовала себя не затравленной ведьмой-изгоем, а кем-то нужным и сильным. Пусть вся деревня считает меня исчадием ада. Зато я сегодня спасла целый дом. И его немного ворчливого, но симпатичного хозяина.

И самое главное – теперь я точно знала: где-то совсем рядом находится логово того, кто создаёт этих железных монстров. И я обязательно его найду.

Глава 10

После того, как Водяной с победным кличем утащил на дно ком грязи, а мы с Аглаей вернулись в лавку, я ещё долго не могла прийти в себя. Я чувствовала себя так, будто сдала самый сложный экзамен в своей жизни. И не просто сдала, а получила высший балл. Аглая, хоть и старалась не подавать виду, весь вечер посматривала на меня с таким выражением, будто я только что на её глазах превратила воду в вино. Или, в моём случае, грязную жижу – в чистую воду.

– Не загордись только, – проворчала она перед сном, но в её голосе не было ни капли привычной строгости. – Сила – это не только дар, но и тяжёлая ноша. Особенно такая странная, как у тебя.

Я молча кивнула, но внутри у меня всё пело и ликовало. Пусть вся деревня считает меня ведьмой и шарахается, как от чумы. Зато я сегодня спасла целое озеро! И, кажется, обрела нового, хоть и очень мокрого, друга.

«Друга-то ты обрела, – раздался у меня в голове недовольный голос Шишка. Он сидел на моей подушке и делал вид, что считает овец, а на самом деле просто ждал, когда я засну, чтобы стащить сушёную ягодку, которую я припасла на утро. – А вот обещанную жемчужину – нет! Он же обещал! Или хотя бы пиявку! А в итоге что? Поблагодарил на словах и уплыл! Нечестно! Я считаю, это нарушение устного договора! Надо было с него расписку взять!»

«Шишок, он же сказал – “почти жемчуг”, – мысленно усмехнулась я. – Может, у него там просто круглый камушек. А пиявку я тебе и так могу поймать, если очень хочется. Будешь с ней дружить».

Шишок обиженно фыркнул и отвернулся, делая вид, что страшно оскорблён моим предложением.

На следующее утро я проснулась от странного звука. Кто-то очень настойчиво и деликатно скребся в нашу входную дверь. Не как вор, а скорее, как вежливый, но очень стеснительный гость.

«Хозяйка, проснись! – заверещал у меня в голове Шишок, спрыгивая с подушки мне на лоб. – Там кто-то ломится! Может, это разбойники? Или ещё хуже – покупатели! В такую рань! Спроси, есть ли у них деньги!»

Я на цыпочках спустилась вниз, стараясь не скрипеть половицами. За дверью никого не было. Но на пороге, прямо на коврике, стояла большая, полная до краёв ракушка, а из-под двери в лавку натекала тоненькая, но идеально чистая струйка воды.

Я осторожно приоткрыла дверь. На крыльце, переминаясь с ноги на ногу и оставляя мокрые следы, стоял Водяной. Сегодня он выглядел гораздо лучше. Тина с его плеч куда-то исчезла, борода из ряски была аккуратно причёсана, а глаза-огоньки светились не тоской, а каким-то застенчивым счастьем.

– Привет, ведунья, – прошамкал он, протягивая мне ракушку. – Это тебе. От чистого сердца.

В ракушке, на подстилке из мягкого мха, лежало несколько идеально круглых, перламутровых камушков. Тот самый «почти жемчуг». А рядом – большая, жирная и очень довольная на вид пиявка.

«Пиявка-а! – взвизгнул от восторга Шишок так, что у меня в ушах зазвенело. – И жемчуг! Ну, почти жемчуг! Хозяйка, он всё-таки принёс! Какой честный и порядочный мокрый дядька! Я забираю свои слова обратно! Он мне нравится! Давай дружить с ним вечно! Смотри, какая она упитанная! Назову её Жизель!»