Маугли

– О, столько, сколько орехов на этом дереве, – пошутил Маугли. – Ну и пусть! Мне хочется спать, Багира. А у Шер-Хана такой же длинный язык, как хвост, он болтлив, как павлин Мао.

– Но теперь совсем не время спать. То же самое скажет тебе и Балу, и вся стая. Да и ты сам, как ни глуп ещё, мой малыш, согласишься со мной, если капельку подумаешь. Даже Табаки подтвердит, что все мы правы.

– Ха-ха-ха, Табаки! Да он на днях приходил ко мне и пытался читать нравоучения, причём самым высокомерным тоном: мол, я голый человеческий детёныш и мне не пристало добывать из земли орешки. Я схватил этого мерзавца за хвост и дважды ударил о ствол дерева, чтобы не забывал о вежливости и впредь думал, что говорит.

– О, ты сделал это совершенно напрасно. Табаки, правда, порядочный негодяй, но зато много чего может тебе сказать и тем самым предупредить. Одумайся, дружок: Шер-Хан теперь едва ли осмелится тебя убить, если застигнет среди джунглей, – и вспомни, что Акела совсем стар и скоро настанет момент, когда вожаком стаи выберут другого. Те волки, что знали тебя с тех пор, когда ты впервые предстал перед стаей на скале Совета, теперь тоже состарились, а молодые с тобой мало знакомы. Шер-Хан меж тем упорно твердит им, что человеческому детёнышу в стае не место, и эти глупцы повторяют его слова. Пройдёт совсем немного времени, и ты станешь взрослым человеком, а значит, должен жить среди людей.

– Но почему мне нельзя оставаться там, где вырос? – огорчённо воскликнул Маугли. – Я жил в джунглях, не нарушаю их Закона. Едва ли найдётся среди волков хоть один, у которого мне не приходилось вытаскивать из лап занозы. Разве все они не мои братья?

Багира вытянулась и, прикрыв глаза, предложила:

– Знаешь, потрогай лучше вот здесь, под челюстью.

Маугли протянул сильную мускулистую руку, ощупал подбородок Багиры и наткнулся на плешину.

– Никто в джунглях не знает про этот знак – след ошейника. А тебе, мой Маленький братец, я скажу, что родилась вовсе не в джунглях, а в городе, что там же, в клетке королевского дворца в Удайпуре, погибла моя мать. Вот почему я решила купить тебе жизнь, когда тебя, маленького и голого, представили стае. Я знала, что ты человеческий детёныш, потому что тоже родилась среди людей и долго не имела понятия о джунглях. Сидела я в клетке за железной решёткой. Так было до тех пор, пока однажды не узнала, кто я: вовсе не игрушка, а пантера. Тогда я сломала свою клетку и ушла на свободу. И поскольку у людей многому научилась, видела, что и как они делают, я стала самым страшным хищником в джунглях, даже ужаснее, чем Шер-Хан. Ведь так про меня все говорят, не правда ли?

– Да, правда, – согласился Маугли, – все в джунглях боятся Багиру, но только не я.

– О, ты не в счёт – ведь ты детёныш человека, – нежно проговорила Багира. – Но как я вернулась в свои родные джунгли, так и тебе придётся в конце концов уйти к людям, потому что они твои братья. И если тебя не убьют на совете стаи, ты вернёшься к ним.

– Но почему меня непременно захотят убить? – удивился Маугли.

– Посмотри на меня, – вместо ответа предложила Багира.

Маугли посмотрел ей в глаза, но не прошло и полминуты, как пантера отвернулась от него.

– Теперь знаешь почему? – спросила Багира, вытягивая когти. – Даже я не могу выносить твоего взгляда, хотя родилась среди людей и люблю тебя, мой

Маленький брат. Многие же ненавидят тебя: кто-то потому, что не может вынести твоего взгляда; кто-то потому, что ты умнее; потому, что умеешь вынимать занозы из их лап; потому, что ты человек.

– А я никогда даже не думал об этом, – угрюмо признался Маугли, и между его тяжёлыми чёрными бровями залегла морщинка печали.

– Что такое Закон джунглей? Прежде нанеси удар, а потом – разговаривай. Из-за твоей беспечности они всегда чуют в тебе человека, поэтому будь осторожен. Акела слабеет не по дням, а по часам, и каждая новая охота отнимает у него значительные силы. И чует моё сердце, что в тот момент, когда Акела промахнётся со своим ударом и упустит добычу, стая кинется сначала на него, а затем на тебя. Они собираются устроить торжественное собрание на скале Совета, и тогда… тогда помни, что… я с тобой!

Багира, изогнувшись, подпрыгнула и многозначительно прибавила:

– А теперь ступай в долину, к людям, и принеси Красный Цветок, который растёт только у них. С ним ты станешь сильнее, чем если бы мы все стояли у тебя за спиной.

Красным Цветком Багира называла огонь, потому что ни один обитатель джунглей не решится произнести это слово. Все питают к огню суеверный страх и стараются не говорить о нём.

– Тот самый Красный Цветок, – уточнил Маугли, – что расцветает по вечерам в людских хижинах? Хорошо, я соберу немного и принесу.

– Сразу видно, что в тебе говорит человек, – заметила пантера. – Запомни: он распускается и растёт в небольших горшках. Быстро хватай такой горшок и неси сюда, а потом храни его и заботься о нём, чтобы не увял до тех пор, когда может понадобиться.

– Хорошо, я сейчас отправлюсь за ним, но прежде скажи мне, Багира… – Маугли обвил руками мягкую шею пантеры. – Ты уверена, что всё это проделки Шер-Хана?

– Клянусь тебе сломанной решёткой, которая дала мне свободу, что уверена в этом, мой Маленький братик.

– В таком случае и я клянусь быком, благодаря которому жив, что с лихвой отплачу Шер-Хану за всё, что он сделал, и очень скоро отплачу, – пообещал Маугли и исчез в глубине ущелья.

«Вот это человек, настоящий человек, – сказала себе Багира, устраиваясь поудобнее. – О, Шер-Хан, у тебя ещё не было более неудачной охоты, чем та, которую ты затеял тогда, десять лет назад, на маленькую лягушку!»

А Маугли нёсся по лесу, и сердце его стучало как молот. К родной пещере он прибежал, когда на землю уже стал спускаться вечерний туман и легла роса. Он остановился отдышаться, прежде чем войти. Братьев в пещере не было – видно, уже спустились в долину. Волчица-мать, услышав его прерывистое дыхание, сразу догадалась, что её дорогой Лягушонок чем-то сильно взволнован.

– Что с тобой, сын?

– Пустяки, не стоит и говорить: так, болтовня летучих мышей о проделках Шер-Хана. Я охочусь сегодня там, внизу, по соседству с пашнями, – сообщил Маугли и исчез в чаще, направившись прямо вниз, к шумевшей в глубине долины реке.

Внезапно до его слуха донёсся многоголосый вой гнавшей добычу стаи, и он остановил свой стремительный бег. В следующее мгновение послышался хрип оленя, круто повернувшего к реке, и вслед за этим – яростные, раздражённые голоса молодых волков:

– Акела! Акела! Сюда! Пусть вожак покажет нам свою силу! Не трогайте, отдайте добычу ему! Ну-ка, Акела, хватай! Прыгай!

Очевидно, вожак стаи всё же прыгнул, но, похоже, неудачно, так как до Маугли донёсся сначала лязг зубов, а вслед за этим – стон волка, которого, вероятно, олень подмял под себя или ударил передними копытами.

Маугли не догадывался о том, что последует за неудачной охотой его друга и защитника Акелы, и стрелой понёсся вниз, к человеческим поселениям. Уже залезая в кучу сена, заготовленного для скота и сложенного возле хижины, прошептал, задыхаясь:

– Багира права, завтра наступит решительный день как для Акелы, так и для меня.

Приблизившись к окну хижины, он как заворожённый уставился на огонь в очаге. Сколько он так простоял, Маугли не мог бы сказать, но видел, как пожилая женщина вставала ночью и кормила огонь, подкладывая в очаг куски обуглившегося дерева. А когда наступил рассвет и все предметы потонули в белом холодном тумане, какой-то мальчик – видимо, хозяйский сын – взял глиняный горшок, наполнил щепками и положил туда несколько тех самых обуглившихся деревяшек, только раскалённых, затем, прикрыв горшок платьем, вышел в загородку, где помещался скот.

«Только и всего? – усмехнулся Маугли. – Ну, если ребёнок справился, тогда и мне нечего бояться огня».

Стрелой выскочив навстречу мальчику, он выхватил у него из рук горшок и скрылся в белой туманной мгле, прежде чем тот успел поднять крик.

«Как они похожи на меня!» – думал Маугли, изо всех сил раздувая содержимое горшка с огнём, как это делала женщина, потом набрал сухих сучков и обломков коры и сунул в горшок, вспомнив, что огонь умрёт, если его не кормить.

На полдороге к вершине горы ему попалась Багира – от утренней росы шерсть её сверкала разноцветными искорками – и грустно сказала:

– Акелу сегодня постигло несчастье на охоте. Они хотели разорвать его там же, на месте, но вспомнили о тебе и решили подождать. Вся стая рыскала по горе – искала тебя.

– А я был внизу, у человеческих хижин. Теперь я готов встретить и Шер-Хана, и его прихвостней. Смотри, Багира!

– Вот и отлично! Я видела, как люди опускали в горшок конец сухой ветви, и тогда распускался Красный Цветок. Может, и ты попробуешь? Не испугаешься?

– Да чего здесь бояться! Теперь я начинаю кое-что припоминать. Ещё до того, как стал волком, я лежал у Красного Цветка, и мне было так тепло, так уютно!

V

Весь этот день Маугли сидел в пещере перед горшком и совал в него сухие ветки, наблюдая, что при этом происходило. То и дело приходилось отправляться за новыми, и, отыскав один большой сухой сук, он отложил его про запас. К вечеру явился Табаки и насмешливым, дерзким тоном заявил, что его давно ждут на скале Совета, а потом, принюхавшись, поспешил прочь. Маугли рассмеялся и вышел следом за ним из пещеры.

Вся стая уже собралась на скале Совета. Акела по-прежнему лежал, но уже не на прежнем месте, на камне, а подле него; это значило, что он уже не предводитель стаи и что место вожака свободно. Среди присутствующих на виду у всех важно расхаживал Шер-Хан, окружённый толпой молодых волков, которые без стеснения пресмыкались перед ним. Багира медленно подошла к Маугли и улеглась у его ног, тогда как сам он уселся на своём обычном месте, поставив горшок с огнём между коленями.

Первым начал говорить Шер-Хан – такое невозможно было до сих пор даже вообразить; если бы Акела пользовался своим прежним положением, никто не решился бы на это.

– Какое он имеет право? – возмутилась себе под нос Багира. – У него же собачья душа!

Тогда Маугли вскочил со своего места и воскликнул:

– Свободное племя! Разве Шер-Хан стал нашим вожаком? С каких это пор тигры верховодят над волками?

– Так ведь место вожака свободно, а кроме того, меня просили начать собрание… – заговорил было Шер-Хан, но Маугли оборвал его:

– Кто просил? Мы что, стали шакалами, которые вьются около хромоногого мясника, пожирающего домашний скот? Вожака должна выбрать стая, таков Закон.

В ответ на эти слова раздался оглушительный вой:

– Молчать, человеческое отродье! Тебе ли говорить?

В противовес этим раздавались и другие голоса:

– Дайте ему слово! Он соблюдал наш Закон, а значит – имеет право.

– Пусть начнёт совет Мёртвый волк! – раздались наконец громовые голоса ветеранов стаи.

Если вожака стаи постигла неудача на охоте, с этого момента его называли Мёртвым волком, и никак иначе, потому что жить ему оставалось недолго.

Акела медленно поднял седую голову:

– Вы, волки свободного племени, и вы, шакалы Шер-Хана! Целых двенадцать лет я водил вас на охоту, и за это время ни один волк не попал в западню, ни один не был искалечен. Вчера меня постигла неудача, но я знаю, что всё это было подстроено. Вы увидели молодого сильного оленя, совершенно свежего, незагнанного, и направили в мою сторону для того, чтобы выставить меня слабым. Вам удалась эта хитрость, и теперь можете разорвать меня прямо здесь, на скале Совета. Я готов, но хочу спросить: кто из вас выйдет нанести последний удар бывшему вожаку стаи? Закон джунглей гласит: вы должны выходить против меня один за другим. Так кто начнёт?

В стае волков произошло замешательство: никто не осмеливался вступить с Акелой в смертный бой.

Тогда разнёсся рёв Шер-Хана:

– Ну что за охота связываться с этим беззубым старцем: он всё равно осуждён на смерть, – если у нас есть человеческий детёныш, который что-то слишком долго мозолит нам глаза. Свободное племя, вы ведь знаете, что с самого начала это была моя добыча. Так отдайте же его наконец мне! Мне надоели его безумства: целых десять лет он баламутит наши джунгли. Если не отдадите, я стану охотиться на вашей земле и не оставлю даже косточки. Что вам до него? Он человек, не зверь.

Со всех сторон послышался вой, и волки заголосили:

– Он человек, человек! Ему не место в нашей стае! Пусть убирается!

Это не устраивало Шер-Хана, и он опять заревел:

– Вы хотите, чтобы он вернулся к людям, которые живут в селениях, и настроил их против нас? О нет, не совершайте эту глупость. Просто отдайте его мне. Он человек, и вы все боитесь смотреть ему прямо в глаза.

Тогда Акела опять поднял голову и заговорил:

– Он ел с нами, спал с нами, приносил нам добычу и не преступил ни одной буквы Закона джунглей.

– Мне тоже есть что сказать, – вдруг заговорила своим мягким приятным голосом Багира. – Хочу напомнить, что я заплатила вам за него, за то, чтобы приняли его в стаю. Конечно, цена была не особенно велика, но для меня не столько дорог бык, сколько верность слову. Поскольку здесь затронута моя честь, я не откажусь от своего права защитить её в бою.

– О чём это она? Какое нам дело до быка, которого съели десять лет назад? – заворчали молодые волки. – Да от него и костей уже не осталось!

– И до Закона вам тоже нет дела? – оскалилась Багира, сверкнув зубами. – Хороши же вы, свободное племя!

– Человеческому детёнышу не место среди народа джунглей! – упрямо ревел Шер-Хан. – Отдайте его мне!

– Да ведь он наш брат во всём, кроме крови, – попытался урезонить смутьянов Акела. – А вы хотите его убить. Да, похоже, я действительно живу слишком долго, если дожил до таких времён! Кое-кто из вас уже приспособился забивать домашний скот, а есть, я слышал, даже такие, кто по примеру Шер-Хана пробирается по ночам к людям, чтобы стянуть детёныша. Вы стали трусами, и потому я говорю с вами как с низкими трусами. Раз решено, что я должен умереть, пусть моя жизнь станет оплатой места человеческого детёныша в вашей стае. Клянусь честью стаи – это та самая безделица, которую вы успели забыть, не имея вожака, – что не обнажу ни одного зуба против вас, когда придёт мой последний час, если вы пообещаете отпустить Маугли, когда он захочет уйти. Я готов умереть без боя, и это сохранит жизнь по меньшей мере троим из вас. Больше я ничего не могу вам обещать. Если вы согласитесь на моё предложение, то избавите себя от позора стать убийцами брата, который ни в чём не виноват перед вами и жизнь которого была выкуплена у стаи согласно Закону джунглей.

– Но он человек! Человек! – завопила стая, и большая толпа волков стала собираться вокруг Шер-Хана, нетерпеливо колотившего хвостом.

– Ну, теперь исход дела в твоих руках, – прошептала Багира. – Мы уже больше ничего не можем сделать, разве что вступить в бой.

Маугли тут же вскочил с земли, выпрямился во весь рост и вытянул руки с горшком перед собой. Некоторое время он стоял молча, не в силах вымолвить ни слова от бешенства и огорчения: он и не подозревал, как глубоко ненавидели его волки, хотя ни разу не показали ему открыто, – потом, справившись с собой, громко заговорил:

– Слушайте меня! Я обращаюсь к вам, подхалимы, низкие лизоблюды. Вы так часто повторяли сегодня «человек», «человек», что я, хотя до сих пор считал себя вашим братом, волком, и что останусь им до конца моих дней, – почувствовал справедливость ваших слов. Итак, больше я не стану называть вас своими братьями, вы будете для меня только подлыми псами, как называют вас люди. Что станете делать вы и чего не станете, меня теперь не волнует, главное – что буду делать я. И для того, чтобы у вас не оставалось больше никаких сомнений в моей природе, я принёс немного Красного Цветка, которого вы, подлые псы, я знаю, боитесь.

Он опрокинул горшок с огнём на землю, раскалённые угли воспламенили сухой мох, и тотчас все волки, столпившиеся на скале Совета, ринулись вниз, спасаясь от быстро бежавших потоков огня.

А Маугли тем временем схватил заранее заготовленный сук, сунул в пламя и, когда он разгорелся, треща и разбрасывая искры, принялся размахивать им над обезумевшими от ужаса волками.

– Теперь ты можешь диктовать им условия, – тихо проговорила Багира. – Воспользуйся этим и спаси Акелу: он всегда был твоим другом.

Акела, гроза волков, ни разу в жизни не просивший ни у кого пощады, жалобно посмотрел на Маугли, когда тот, голый, с длинными, рассыпавшимися по плечам волосами, с горящими как угли глазами, всё ещё размахивая пылающим суком, остановился около него и, медленно обводя взглядом поджавших хвосты волков, воскликнул:

– Хорошо же! Я уйду от вас, уйду к моему племени. Если джунгли закрыты для меня, то я постараюсь забыть и ваши слова, и вас самих, продажные псы. Но я не хочу быть таким неблагодарным, как вы, поэтому обещаю, что не предам вас людям, как вы предали меня, хоть я и человек и должен жить среди людей.

Толкнув ногой пылавшую головню, так что во все стороны посыпались искры, он продолжил:

– Теперь здесь, на совете, не будет никаких сражений между кем-то из моих друзей и вами, но у меня остался старый долг, который я не могу не отплатить.

И Маугли в сопровождении верной Багиры направился прямо к тому месту, где расположился Шер-Хан, тупо глядя на языки пламени. Схватив его за клок шерсти, мотавшейся под пастью, и потянув вверх, Маугли грозно закричал:

– Поднимайся, трусливый пёс! Не смей сидеть, когда к тебе обращается человек, или я подожгу твою шкуру!

Шер-Хан прижал уши к голове и прищурил от страха глаза, почувствовав пылающий сук прямо у своей морды.

– Этот пожиратель скота хвастался, что убьёт меня на совете, потому что не сумел расправиться со мной, когда я был ребёнком. Попробуй шевельнуть теперь хотя бы усом, хромоногий трус, и я воткну эту горящую головню тебе в глотку! Раз я человек, то покажу тебе, как надо обращаться с собаками!

И Маугли принялся хлестать Шер-Хана горящим суком по голове, отчего тот сначала завизжал, а потом жалобно замяукал, но уже не от боли, а скорее от страха.

– Довольно с тебя, полосатая палёная кошка! А теперь убирайся, но запомни хорошенько: если я приду к скале Совета ещё раз, то уже как человек, и не иначе как с твоей шкурой в руках. Запомните также все: Акела останется в живых и свободен выбирать сам, как ему жить. Никто из вас не посмеет трогать его, потому что так хочу я, человек! И хватит сидеть здесь, щёлкая зубами! Вы не волки, а трусливые псы, так что вон отсюда. Вон!

Маугли опять принялся размахивать своим ярко пылавшим суком, и волки, подвывая от страха и боли, с подпалённой шерстью кинулись врассыпную со скалы Совета. Остались только Акела, Багира и с десяток волков, которые всегда были за Маугли. В этот момент он вдруг почувствовал, как стало сжимать горло, дыхание пресеклось, по лицу потекло что-то горячее.

– Что это со мной? Что со мной? – воскликнул сквозь рыдания Маугли. – Я что, умираю? Скажи мне, Багира!

– Нет, Маленький брат! Это всего лишь слёзы, которые бывают у всех людей. Теперь я вижу: ты больше не детёныш, а взрослый человек. Теперь для тебя джунгли закроются навсегда. Так что пусть они льются, твои слёзы; это пройдёт.

И Маугли разрыдался пуще прежнего, а когда почувствовал, что на душе полегчало, сказал:

– Теперь я пойду к людям, но прежде попрощаюсь с родителями.

Маугли вернулся в пещеру и застал там Волчицу-мать и Волка-отца. Прижавшись к жёсткой шкуре Волчицы-матери, он опять почувствовал, как слёзы сдавили горло, и заплакал во весь голос, а четыре брата-волка поддержали его жалобным воем.

– Вы не забудете меня? – сквозь слёзы спросил Маугли.

– Никогда до тех пор, пока будут силы идти по следу, – заверили его братья. – Ты приходи иногда к подножию горы – там и встретимся. А ночью мы можем приходить к тебе поиграть где-нибудь на лугу.

– Не оставляй нас совсем, – попросил Волк-отец. – Навещай хоть иногда, дорогой наш Лягушонок! Мы ведь уже с твоей матерью старики.

– Да, приходи повидаться, – прибавила Волчица-мать. – Хоть разок, мой голый маленький сын! Теперь кое-что скажу тебе на прощание, скажу на ушко: знай, что я любила тебя, человеческий детёныш, больше, чем кровных своих детей.

– Я вернусь к вам, обязательно вернусь, – горячо пообещал Маугли. – И принесу шкуру Шер-Хана на скалу Совета. Так не забывайте же меня и вы! Скажите всем в джунглях, кто меня знал, чтобы не забывали!

Роса уже опускалась на землю, когда Маугли начал спускаться с горы, чтобы вернуться к своему племени – загадочным существам, которые зовутся людьми.

Охотничья песня волчьей стаи с Сеонийских холмов

СКОРО НОЧИ КОНЕЦ, ЧАС РАССВЕТА НАСТАЛ.ГОЛОС ГДЕ-ТО СЛЫХАТЬ: ТО ЗАМБАР1 ЗАБЛЕЯЛ.ВЫ СЛЫШИТЕ: РАЗ, ДВА И СНОВА!ТОПОТ! ПРЫГАЕТ ЛАНЬ СРЕДЬ ПОЛЯНЫ ЛЕСНОЙ.ВОЛК НАШЁЛ ЕЁ СЛЕД И ПОМЧАЛСЯ СТРЕЛОЙ.ВЫ СЛЫШИТЕ: РАЗ, ДВА И СНОВА!СКОРО НОЧИ КОНЕЦ, ЧАС РАССВЕТА НАСТАЛ.ГДЕ-ТО ГОЛОС СЛЫХАТЬ: ТО ЗАМБАР ЗАБЛЕЯЛ.ВЫ СЛЫШИТЕ: РАЗ, ДВА И СНОВА!ВОЛК КРАДЁТСЯ НАЗАД, С ВЕСТЬЮ К СТАЕ СПЕШИТ.СТАЯ ВСЯ НА СЛЕДУ, СТАЯ С ЛАЕМ БЕЖИТ.ВЫ СЛЫШИТЕ: РАЗ, ДВА И СНОВА!

Пятнистая шкура – краса леопарда;Рога – гордость буйволов всех.Пусть шкура твоя будет чиста и гладка —У зверя лишь сильного лоснится мех.Случится ль тебе на рога наскочитьИль копытом замбара удар получить,Не стоит об этом напрасно трубить:Все мы знаем давно, что без бед не прожить.Не трогай детёнышей, коль их не знаешь,Но будь им сестра или брат.Хоть сами они невелики и робки,Но, быть может, медведь у них сват.Из поучений Балу

По Закону джунглей убийство, совершённое у мест водопоя, наказывается смертью, если произошло после провозглашения «водного перемирия». Закон этот исходит из того, что питьё важнее, чем еда.

– Какой он маленький и совсем голый, без шерсти! А смелый какой! – засмеялась Волчица, когда малыш растолкал волчат и добрался до её тёплого бока. – Смотри! Он голодный, как настоящий волчонок. Ишь как присосался!

– О, ты не в счёт – ведь ты детёныш человека, – нежно проговорила Багира. – Но как я вернулась в свои родные джунгли, так и тебе придётся в конце концов уйти к людям, потому что они твои братья. И если тебя не убьют на совете стаи, ты вернёшься к ним.

– О, Акела, и вы, свободные волки, – голосом слаще мёда диких пчёл промурлыкала Багира, – я, конечно, не имею права говорить на вашем совете, но мне известно, что по Закону джунглей можно выкупить жизнь детёныша, по поводу которого возникает спор.

Охота Каа

I

Всё, о чём здесь пойдёт речь, произошло задолго до того, как Маугли покинул Сеонийские холмы, для того чтобы отомстить тигру Шер-Хану. Наш рассказ относится к той поре, когда Балу наставлял человеческого детёныша в Законе джунглей. Серьёзный бурый медведь не мог нарадоваться на смышлёного ученика. Наука у молодых волков была невелика: заучить из Закона джунглей лишь те наставления, которые касались их стаи или племени. Как только могли без запинки повторить охотничьи стихи, волчата оставляли науку.

Шаг наш не делает шума,Глаз наш глядит в темноте,Слух наш внимает дыханию ветра,Зуб наш сверкает своей белизной —Так отличаем мы всех наших братьев.Только Табаки-шакал нам не брат,Только гиена нам всем ненавистна.

Вот и вся наука, но Маугли, как детёнышу человека, нужно было знать гораздо больше. Нередко на занятия приходила Багира – посмотреть на своего любимца и полюбоваться им. Глаза её светились от счастья, когда он отвечал Балу свой дневной урок. Мальчик скоро научился прекрасно лазить по деревьям и плавать в реке, поэтому наставник, великий знаток всех законов, счёл необходимым обучить Маугли Закону лесному и Закону водному. Человеческий детёныш должен уметь

отличить подгнившую ветвь от здоровой, чтобы не свалиться с дерева; знать, что сказать диким пчёлам, когда случится проходить мимо их роя; как извиниться перед Мангом, летучей мышью, если вдруг потревожишь её сон среди белого дня, задев ненароком ветку, на которой она отдыхает… Обитатели джунглей не любят, когда нарушают их покой, и всякий напрасно потревоженный первым делом бросается на виновника своего беспокойства.

Затем Маугли выучил клич охотника-чужака, на тот случай, если придётся охотиться за пределами своей территории. Его необходимо было громко повторять, вступив на чужие земли, до тех пор, пока кто-нибудь из местных обитателей не подаст голос. Если передать смысл этого клича на человеческом языке, то получится что-то вроде: «Позвольте мне поохотиться у вас: я очень голоден», – а ответ такой: «Охоться, но лишь для пропитания, не для забавы».