
Полная версия
Дело замороженных кур

Анна Лисовская
Дело замороженных кур
Дело замороженных кур
В лесу, где сосны, как добрые старики, вздымают головы в небо, а берёзы шепчутся друг с другом о долгих зимах, жизнь шла своим чередом. В этом лесном городке, где каждый зверь знал друг друга, а утренний запах лесных чаёв смешивался с запахом свежих дров и дымка от костров, каждый день был как новый лист в старой тетради. Но, несмотря на спокойствие, было в этом месте что-то особенное, неуловимое, как тронутая ветром последняя листва, которую ты видишь, но не успеваешь поймать.
Здесь, на заводе по переработке древесины, трудились все – и трудолюбивые волки-рабочие, и лукавые лисы-кладовщики, и те, кто был ближе к кухне, чем к производству – лисы-заведующие столовыми. И, как всегда, жизнь была полна скрытых подводных камней, о которых никто не говорил вслух, но все знали.
Лес, окружавший этот завод, был не просто лесом. Здесь, в деревянных избушках и на маленьких заводах, звезды не мелькали в стареньком ламповом телевизоре, а живыми находились только в разговорах у костра. Тут лесные звери не жили по законам городского «цивилизованного» общества. Они ценили труд, их интересовало, чтобы всё было в порядке на уровне «по штату» – и никаких отклонений.
В холодное осеннее утро Волчанский, частный детектив леса, сидел в своём кабинете на втором этаже старого деревянного дома. За окном светило серое солнце, и небо, словно это была страничка в журнале «Рыбохозяйство», излучало тоску. На полке перед ним стояла чашка с остывшим чаем – дешёвым, но почему-то вкусным, вероятно из-за двух ложек сахара. Он поднимал чашку, но не пил, а всё искал в этом своём бесконечном раздумье ответ на вопрос, который давно крутился в голове.
Вдруг в дверь постучали, и в кабинет вошёл пёс Буранов, известный каждому лесной участковый, чей нос, как и его характер, был прямым и неуступчивым.
– Волчанский, у нас тут неприятности, – сказал пёс, заходя в кабинет и кидая взгляд на обшарпанный стол. – На заводе опять какая-то кража. Продукты пропали. Опять курицы.
Волчанский отложил чашку и взглянул на Буранова. Его желтые глаза сверкнули, и он слабо улыбнулся, понимая, что это дело могло стать чем-то большим.
– Пропали курицы, говоришь? – ответил он, потирая серые лапы. – Ну и кто у нас в этом замешан?
Буранов нахмурился, усаживаясь на старый стул, скрипящий, как в анекдотах про "защёлки".
– Вот это и предстоит выяснить. У нас в столовой завода началась проверка ОБХСС. Куры исчезли. Никто ничего не видел. Но все эти звери – свои. Все и всех знают. Только вот у каждого что-то не так. Смотри: медведь – как всегда, рычит и говорит, что тут всё по-честному, лиса – заведующая столовой – она ничего не может толком сказать, всегда вертится как мышь. Мышь, кстати, тоже тут крутится и шепчет, что слышала что-то странное ночью.
Волчанский тяжело вздохнул и поднялся. Его длинные лапы были твердыми, как у старого могучего дерева. Он потянулся, и его взгляд стал проницательным, как всегда в моменты, когда дело обещало быть не таким уж и простым.
– Буранов ты мне не рассказывай тут сказки. Мы же с тобой знаем, как это бывает. Эти лесные чудеса: когда кажется, что всё по-настоящему, а на самом деле… просто не хватает какого-то звена, да? Знаешь, как у нас говорят, в лесу все звери – такие же, как и в городе. Признаки один и тот же. Всё дело в том, кто и где украл. Куры – это только начало.
Пёс выглядел озадаченным, но, несмотря на свою суровость, он не мог не согласиться с Волчанским. Этот зверь был настоящим мастером своего дела – старым детективом, который видел больше, чем любой мог бы себе представить. В лесу, где продукты не всегда доставались прямо из магазинов, где запасы хранились «по знакомству», а ночные разговоры между зверями в кафе были полны шёпота и полунамёков, Волчанский знал, что скрытая правда всегда сидит там, где её меньше всего ожидаешь найти.
– Понял. Пора искать зацепки. Иди, – сказал Волчанский, с хмурым взглядом направляя Буранова к выходу. – И запомни: у каждого из этих зверей есть свой секрет. Дело не в курице. Дело в том, кто её взял и зачем.
Буранов ушёл, а Волчанский, сидя в своём кабинете, снова задумался о том, что предстояло сделать. Он хорошо знал, как обрабатываются такие дела, и он не спешил. Время было на его стороне.
За неделю до этого…
В лесу было тихо, если не считать размеренного стука дятла и бормотания кукушки, которая, будто позабыв, что на дворе сентябрь, продолжала отсчитывать чьи-то судьбы. Утро начиналось лениво. На пеньке возле мохнатой ели стоял эмалированный чайник, едва заметно подрагивая от тепла, исходившего от газовой плитки. Изнутри чайника доносился характерный свист, словно тот тоже хотел рассказать о чём-то важном.
Возле чайника лежала газета с потрепанными краями – местный аналог «Правды», но с колонкой новостей о погоде и кроссвордом, который по утрам решал барсук Яковлевич. Газета была прижата металлическим будильником с отломанной стрелкой. От верного устройства в лесу не отказывались, даже если оно барахлило – починить могли только в мастерской белок, а те работали по настроению.
У барсука в уютной норе было тесновато но тепло. В углу стоял потертый комод с кружевной накидкой и банкой со сгущенным молоком – на случай, если в гости зайдет Ежиха Лидия, обожающая пить чай со сладким. Рядом с комодом висел настенный отрывной календарь и значком первого лесного парада. На полке стоял черно-белый телевизор, он был почти украшением интерьера – антенна давно сломалась, и все, что он показывал, – это «снежный шторм».
– Ну что, опять не работает? – бормотал Яковлевич, обводя взглядом уютное пространство норы. Вешалка в прихожей, увешанная шарфами и ушанками, как обычно, молчала.
Тем временем у ёлки рядом с норой разворачивалась сцена: ёж Борисыч из соседнего оврага готовил себе завтрак на складной плитке. В алюминиевой кружке грелась гречневая каша с маслом, а рядом, в стареньком термосе, бурлил чай с заваркой из сушёной малины. Пластиковая крышка термоса давно треснула, но Борисыч, как истинный представитель лесной интеллигенции, продолжал им пользоваться.
– Ты видел эти последние указания? – спросил он, обращаясь к зайцу Тимофею, который, раскрыв рот, зачарованно смотрел на бурую мебель внутри норы барсука.
– Какие? – Тимофей вынырнул из своих мыслей и нахмурился.
– О уборке леса перед проверкой. Комиссия приедет. О-бэ-ха-сэс-сэ! У ежихи Лидии вчера шишек понасобирали – пять килограммов чистого урожая. Всё в музей понесут.
– Да кто их читать будет, эти указания? – фыркнул заяц, потянувшись за бутербродом с колбасой, который лежал на клеенке рядом с плиткой.
– Так-то верно… – протянул ёж, задумчиво помешивая кашу. – Но музей-то важное дело. Эх, напомнило мне, как дед мой в тридцатых работал в музее шишек. Золотое время.
Тишина леса заполнилась ароматом жареного хлеба и овсяной каши. Солнечные лучи скользили по плюшевой скатерти, разложенной на траве, по граненым стаканчикам с недопитым квасом. Всё здесь было пропитано уютом: запахи, звуки, обычаи – даже перекликание дятла и кукушки звучало как хорошо срежиссированная симфония, исполняемая на древнем «магнитофоне» природы.
– Ну что, пора? – спросил Борисыч, затягиваясь «Примой». Дым поплыл в сторону ёлки, напоминая, что утро – это всегда про начало чего-то нового.
– Пора, – кивнул Тимофей и взглянул на часы с кукушкой, которые стояли у Яковлевича на полке. Кукушка не выглядывала уже лет пять, но заяц её всё равно уважал.
А лес продолжал жить своей размеренной жизнью, где каждая деталь, как кусочек пазла, собиралась в знакомую картину, в которую ещё хочется вернуться.
Пропажа кур в лесу стала настоящим событием, которое всколыхнуло всё сообщество. Поначалу это воспринималось как досадная неприятность: ну, исчезли куры, бывает. Но когда столовая лесного комбината вместо куриного супа стала предлагать лишь пресную кашу с капустой, а мясные пирожки исчезли из буфета, дело приобрело масштабы настоящего кризиса.
Рабочие-волки начали роптать. В комнате отдыха за вечерним чтением газеты «Лесной Труд» звучали глухие комментарии:
– Это заговор, – заявил волк Петрович, аккуратно складывая газету. – Если завтра каша, я устрою бойкот.
Его собеседник, волк Сергеевич, лишь фыркнул.
– Бойкотировать будешь кого? Самого себя? Ешь, что дают, или иди в лес охотиться.
– А я вот слышал, – вмешался третий, – что это дело рук лиса-кладовщика. Слишком уж он хитёр и скользок.
Эти разговоры не утихали, а напротив, набирали обороты. Если раньше лесное начальство могло замять какие-то неприятности, то теперь проблема начала угрожать самому порядку. Уж если волки начнут бастовать, кто будет валить деревья?
Директор комбината, медведь Игнатьич, стоял перед своей массивной деревянной конторкой, раздумывая над происходящим. Плотный, степенный, с вечной сигарой, которую ему привезли на юбилей в подарок из-за границы и которую он так никогда и не зажигал, он был образцом старой школы управления. И сейчас его тревожила не столько пропажа кур, сколько возможный саботаж.
– Это дело серьёзное, – сказал он, обратившись к Буранову. – Рабочие начнут роптать, и что тогда?
Буранов кивнул, жуя карамельку «Ласточка». Он был низкорослым, но широкоплечим псом с выправкой бывшего армейского офицера. Но в глубине души он был мечтателем, которому нравились простые вещи – горячий чай, свежий воздух и мирный порядок в лесу.
– Разберёмся, Игнатьич, не переживай, – сказал он, извлекая из внутреннего кармана небольшой блокнот. – Я уже вызвал Волчанского. Он у нас в этих делах мастак.
Волк Волчанский был детективом не по званию, а по призванию. Высокий, чуть сутулый, с пронзительным желтым взглядом и тёмной шляпой, он был тем, кто мог разглядеть мелочи там, где остальные видели лишь хаос. Его подход был прост: каждый случай – это пазл, а задача сыщика – собрать его.
Волчанский прибыл в комбинат к полудню. Он обвёл взглядом кабинет медведя, отметив старую карту леса на стене, стопку бумаг в углу и массивный телефон, который, похоже, уже давно не работал.
– Значит, пропали куры? – начал он, усаживаясь на жёсткий стул.
– Пропали, – подтвердил медведь, нервно поглаживая усы. – Прямо со склада. Тушками. Морозильник пуст, а следов никаких.
Буранов, сидящий рядом, добавил:
– Мы уже проверили кладовщика, лису из буфета и даже мышь-уборщицу. Ничего.
Волчанский задумчиво постучал когтями по столу.
– Кладовщик, говорите. А почему он?
Медведь поднял лапу:
– Он вечно что-то «забывает». То счёт не сойдётся, то товар не тот. Да и хитрющий.
– Хитрость – не преступление, – пробормотал Волчанский. – Но начнём с него. Где он сейчас?
Склад был серым, холодным и немного удручающим местом. На стенах висели плакаты: «Бережливость – ключ к успеху!», «Холодильник – друг природы». Возле двери стоял массивный «ЗиЛ», теперь почти пустой. Лис-кладовщик встретил Волчанского с явным недоверием.
– Вы опять за своё? – проворчал он, поправляя старый клетчатый галстук. – Я же сказал: ничего не знаю.
Волчанский кивнул.
– Это мы сейчас проверим. Покажите-ка ваши записи.
Лис нехотя вытащил пыльный журнал учёта. Волчанский, пролистывая страницы, заметил странную запись: за неделю до пропажи кур сюда поступило гораздо больше товара, чем обычно.
– Что это? – спросил он, ткнув когтем в колонку с цифрами.
Лис смутился:
– Э-э… это, наверное, ошибка. Я уже говорил: ручка не пишет, вот и вышло.
– Странно, – Волчанский отложил журнал. – А кто ещё имеет доступ к складу?
– Ну… лиса-заведующая буфетом иногда заглядывает, – пробормотал лис. – Но она только за продуктами. Больше никто.
Волчанский взглянул на Буранова:
– Похоже, с буфета и начнём.
Загадка и неожиданные находки
Буфет был маленьким, но уютным. На стойке стояла старая касса, за которой сидела Лиса Валентина, дожёвывая бутерброд. Когда Волчанский и Буранов вошли, она встрепенулась.
– Ой, опять вы? – спросила она, убирая остатки еды. – Что на этот раз?
Волчанский был спокоен:
– Мы просто зададим пару вопросов. Вы видели что-то подозрительное в последние дни?
– Да всё, как всегда, – ответила Валентина. – Рабочие заходят, берут еду, жалуются на цены. Ничего необычного.
– А это что? – Волчанский указал на ящик под кассой.
Лиса замялась:
– Э-э… это просто старые накладные. Ничего интересного.
Волчанский наклонился и вытянул из ящика небольшой мешочек. Развязав его, он увидел несколько перьев.
– Интересно, – пробормотал он. – А это откуда?
Лиса вздохнула:
– Да принесла домой на растопку печки. Холодно же сейчас.
Буранов нахмурился:
– Вы утверждаете, что не знаете, куда делись куры, но вот, пожалуйста, доказательство, что вы их видели.
Валентина быстро замахала лапами в сторону Буранова:
– Это случайно! Я ничего не брала!
Волчанский задумался. Было очевидно, что разгадка ближе, чем кажется. Но кто в этой игре – игрок, а кто жертва?
Волчанский вышел на улицу, где его встретил холодный пронизывающий зимний ветер. Он знал: загадка только начинает раскрываться. Осталось понять, кто и зачем замешан в этом деле. А куры, как и всегда, молчали.
В лесу сгущались сумерки, окрашивая снег и сосны в багряно-фиолетовые оттенки. Волчанский брёл по заснеженной тропе, ведя Буранова к буфету, где, по его мнению, могла скрываться очередная ниточка загадки. Ледяной ветер выл среди сосен, как будто насмехаясь над сыщиками.
– Слушай, Волчанский, – начал Буранов, выдувая пар из пасти, – а ты уверен, что эта лиса Валентина чего-то скрывает? Она вроде нормальная. Всегда здоровается.
– Буранов, – ответил Волчанский, не замедляя шага, – в моём деле слова «нормальный» или «здоровается» ничего не значат. Главное – факты. А факты говорят, что курицы пропали, а перья нашлись именно у неё.
Буранов хмыкнул, но промолчал. Его старенькие сапоги скрипели по снегу, а дыхание превращалось в облака пара.
Буфет встретил их тёплым светом и запахом капустных пирожков. Лиса Валентина, заметив их, снова замерла, как ученица, застигнутая за шпаргалкой. Волчанский сразу заметил это и, не теряя времени, начал допрос:
– Валентина, я же говорил, что мы ещё вернёмся. У нас появились новые вопросы.
– Ох, да сколько можно! – воскликнула она, хватаясь за хвост. – Я же сказала всё, что знаю. Рабочие ругаются, еды не хватает, а вы меня мучаете.
– Это не мучение, а работа, – спокойно возразил Волчанский, усаживаясь на старый стул у кассы. – Вы сказали, что нашли те перья случайно. Но я проверил: такие перья бывают только у кур "Лесной бройлер", которые хранились на складе. Откуда они у вас?
Лиса замялась, опустила взгляд, но потом резко подняла его:
– Ладно, скажу. Их мне принёс ёж Борисыч. Говорит, нашёл у реки. Просил никому не говорить, а я подумала: зачем они ему? Ну, взяла себе.
– У реки? – переспросил Буранов, наконец оживившись. – А что он там делал?
– Сказал, рыбачил. Только, знаете, он странный в последнее время. Вечно что-то ищет, носится по лесу. Может, и с курами это его дело?
Волчанский задумался. еж Борисыч был известным в лесу мастером на все руки, но его странности иногда заставляли животных шарахаться от него.
– Пожалуй, мы с ним поговорим, – заключил он. – Но это ещё не всё. Валентина, вы точно уверены, что больше ничего подозрительного не заметили?
Лиса отрицательно замотала головой.
– Хорошо, тогда до свидания. Но далеко не уходите – мы ещё вернёмся.
Река, о которой говорила Валентина, протекала недалеко от лесного комбината. В морозной тишине она выглядела, как тонкая серебристая лента. На берегу, закутавшись в старый ватник, сидел ёж Борисыч с удочкой. Он лениво поглядывал на прорубь, из которой торчал кусок льда.
– Борисыч! – крикнул Буранов, подходя ближе. – Как улов?
Ёж вздрогнул и обернулся. Его колючки были покрыты инеем, а мордочка выражала смесь удивления и раздражения.
– Что надо, Буранов? – буркнул он. – Не видишь, занят.
Волчанский шагнул вперёд, внимательно глядя на ежа.
– Борисыч, мы пришли не за рыбой. Говорят, ты нашёл что-то у реки. Перья, например.
Ёж нахмурился, и его лапы чуть дрогнули, но он быстро взял себя в лапы.
– Перья? Да, нашёл. Что такого?
– Где именно? – уточнил Волчанский.
– Да вон там, у кустов. – Борисыч махнул лапой в сторону зарослей, покрытых снегом. – А что?
– И больше ничего? – Волчанский прищурился. – Ни следов, ни странных вещей?
Ёж пожал плечами:
– Следы вроде были, но я не обратил внимания. Рыбу ловил.
Волчанский и Буранов переглянулись. Детектив медленно двинулся к кустам, присматриваясь к земле. Под снегом виднелись следы лап – небольших, аккуратных, но явно не ежиных.
– Лиса? – предположил Буранов, глядя на следы.
– Возможно, – пробормотал Волчанский. – Но есть кое-что интереснее.
Он наклонился и поднял маленький кусочек ткани, зацепившийся за ветку. Это был обрывок зелёного фартука с эмблемой комбината.
– Значит, кто-то из своих, – заключил Волчанский. – Кто-то, кто знал о складе, о курах и об этой тропе.
Возвращаясь в комбинат, Волчанский обдумывал увиденное. Буранов шёл рядом, изредка переговариваясь с проходящими рабочими.
– Слушай, а может, это просто шутка? – предположил пёс. – Ну, взяли кур ради смеха.
– Шутка? – усмехнулся Волчанский. – Тогда почему никто не смеётся?
В кабинете медведя их уже ждали. Игнатьич нервно грыз свою сигару, хотя так и не зажигал её.
– Ну что, есть новости? – спросил он, едва сыщики переступили порог.
– Есть, – кивнул Волчанский, кладя перед Медведем обрывок ткани. – Это нашли у реки. Видимо, кто-то из ваших сотрудников.
Медведь нахмурился.
– Из моих? Да кто угодно мог там ходить! Но я разберусь.
В этот момент дверь кабинета приоткрылась, и в щель выглянула мышь Надежда, уборщица.
– Простите, что прерываю, – пропищала она. – Но я тут подумала… Может, это песец Степаныч? Он что-то странное говорил про кур на собрании.
– Песец? – Волчанский вскинул уши. – И что же именно?
– Ну, сказал, что они «слишком много весят для зимы» и что, мол, легче будет без них. А потом хихикнул.
Буранов прыснул:
– Логика железная. Надо его проверить.
Волчанский, однако, не смеялся. Он понимал: каждая такая деталь – часть большой мозаики. И теперь оставалось понять, где правда, а где попытка запутать следствие.
Снег за окном падал медленно и величественно, словно природа сама решила напомнить об элегантности загадок, которые она прячет. Волк Волчанский сидел в своём кабинете, вертя в лапах старую перьевую ручку. На столе перед ним лежали все улики: пёрышки из мешка буфетчицы, записи из кладовщицкого журнала и несколько фотографий со склада, сделанных Бурановым.
Старый настенный часы тикали, будто подсказывая, что время поджимает. Однако Волчанский не спешил. В его практике было важное правило: прежде чем действовать, необходимо обдумать всё до мелочей.
Дверь кабинета скрипнула, и внутрь заглянул Буранов. Его тяжёлые шаги на полу были почти так же выразительны, как и его неизменный карамельный запах. Он опустился на стул напротив Волчанского, поставил на стол стакан чая и вздохнул.
– Всё думаешь? – спросил он, поправляя фуражку. – Или уже план есть?
Волчанский откинулся на спинку стула и бросил взгляд на своего напарника.
– Есть кое-что, – признался он. – Но пока не сходится. Знаешь, Буранов, в этом деле всё слишком… чисто. Куры исчезли бесследно, будто их и не было. Ни следов на снегу, ни свидетелей. Что-то тут не так.
Буранов хмыкнул.
– Вор, который не оставляет следов, либо слишком умен, либо ему повезло.
– Или он знает, как спрятать их, – добавил Волчанский, поднимаясь. – Пора проверить одно место.
Неожиданный визит к мыши
Склад, где трудилась мышь-уборщица, оказался на удивление тёплым. В воздухе витал запах мыла и свежести, и сама хозяйка территории, крошечная мышь Маргарита, суетилась с ведром и шваброй.
– Ох, снова вы? – пискнула она, увидев Волчанского и Буранова. – Что, грязь нашли?
Волчанский кивнул, оглядываясь.
– В некотором смысле. Нам нужно задать пару вопросов.
Мышь, поставив ведро, сложила лапки на груди.
– Спрашивайте. Только быстро, у меня пол не мытый.
– Вы недавно были на складе кладовщика? – начал Волчанский.
Маргарита нахмурилась.
– Да каждый день там бываю. У нас график уборки.
– И ничего странного не замечали?
Мышь задумалась, облокотившись на швабру.
– Ну, странного… Разве что… Однажды на складе пахло чем-то таким… жареным. Но кладовщик сказал, что это у него ужин остался.
Волчанский и Буранов переглянулись.
– Жареным? – переспросил Буранов. – А когда это было?
Мышь почесала за ухом.
– Да дня три назад. Но я особо не обращала внимания.
– Спасибо, – кивнул Волчанский. – Это важно.
Логика против тайны
Вернувшись в кабинет, Волчанский разложил перед собой улики. Он провёл лапой по шершавому перу, что-то обдумывая. Затем резко поднялся.
– Буранов, мы упустили ключевой момент!
– Какой ещё момент? – удивился пёс.
– Куры пропали не просто так. Кто-то явно знал, что они находятся на складе, знал, как их вынести, и самое главное – куда их спрятать. Если пахло жареным, значит, часть товара уже использовали. Нужно проверить буфет ещё раз.
Возвращение в буфет
Лиса Валентина встретила их не слишком радушно. Она всё ещё не оправилась от предыдущего визита и явно не желала видеть Волчанского и Буранова снова.
– Что, опять я виновата? – фыркнула она, вытирая стойку тряпкой.
Волчанский усмехнулся.
– Мы не говорим, что вы виноваты. Просто хотим осмотреть ваш склад.
Лиса нервно посмотрела на дверь, ведущую в подсобку.
– Да смотрите, хоть обыскивайте. Ничего вы там не найдёте.
Но Волчанский нашёл. В дальнем углу подсобки он наткнулся на коробку, закрытую тряпкой. Подняв её, он увидел несколько замороженных тушек кур. Валентина ахнула.
– Это не моё! – закричала она. – Кто-то подбросил!
– Кто подбросил? – спокойно спросил Буранов.
Лиса начала заикаться, но Волчанский её перебил.
– Расскажите, как есть. Иначе вам придётся отвечать за кражу.
Признание
Валентина опустилась на стул и закрыла лицо лапами.
– Это всё из-за лиса-кладовщика! – выпалила она. – Он сказал, что у него есть план. Хотел продать кур на стороне, а деньги поделить. А я… Я согласилась помочь.
– Значит, и он замешан, – подвёл итог Волчанский. – Спасибо, Валентина. Вы нам очень помогли.
Лиса-кладовщика задержали на следующий день. Он пытался оправдываться, говоря, что его заставили. Однако все улики указывали на его участие. Волчанский наблюдал за арестом с лёгким чувством удовлетворения.
– Ещё одно дело закрыто, – сказал он Буранову, потягиваясь. – Но знаешь, Буранов, мне кажется, что эта история ещё не закончена.
Пёс поднял бровь.
– Почему так думаешь?
Волчанский усмехнулся.
– Потому что мы так и не нашли всех кур.
Снег за окном продолжал падать. И хотя куры не были найдены полностью, Волчанский знал: правда всегда где-то рядом. Нужно только уметь её разглядеть.
На улице сгущались сумерки. Мягкий снег, будто укутывая лес в пушистое одеяло, скрывал следы и усыплял бдительность. Но Волк Волчанский не мог расслабиться. Загадка куриной пропажи всё ещё не давала покоя, а недавние находки лишь усложняли дело. Ему предстояло сложить последний кусочек мозаики, но куда он подходил?
Волчанский стоял у края леса, раздумывая. Морда его была задумчивой, взгляд устремлён вдаль. Он почесал задней лапой за ухом – это был его ритуал, помогающий сосредоточиться. "Все улики складываются в одну линию," – размышлял он, – "но куда она ведёт?"
Позади него послышался шум. Это Буранов, растянувшийся на полном ходу. Ушастый детектив тут же поднялся, отряхиваясь, и с виноватым видом подал лапу своему коллеге.
– Волчанский, я тут подумал, – сказал он, отряхнув снег с широкой груди. – А если куры вообще и не покидали лес? Может, они тут, где-то рядом, но замаскированы?
Волчанский только хмыкнул, не отрывая взгляда от горизонта:
– Хорошая версия, но кто-то очень постарался, чтобы мы об этом не догадались. Давай-ка, Буранов, отправимся в сторону старой лесопилки. У меня есть подозрение.
Возвращение на лесопилку
Лесопилка выглядела угрюмо. Скрипучие двери, покрытые инеем, напоминали о лучших временах, когда здесь кипела работа. Волчанский остановился у входа, нюхая воздух. Запах был странным: смесь опилок, масла и чего-то, что явно не вписывалось в эту картину.