Последний оплот

– С чего вы взяли, что экипаж «Исполнителя» будет уничтожен? Не сомневаюсь, даже на борту вашего крейсера найдётся немало сочувствующих Сопротивлению, – парирует Салливан, бросив короткий взгляд на пистолет в своей руке. – Не всем по душе людоедские законы Протектората, которых с каждым годом все больше. Не всем по душе бесконечная экспансия, что вытягивает соки и миллионы кредитов из граждан. И уж, конечно, не всем нравится обилие военных в Совете.

– Вы называете это тиранией, Салливан. – Гай не сводит с неё взгляда. – Вы видите лишь то, что хотите видеть. Аннексию, угнетение. А я вижу необходимость.

«Необходимость?» – усмешка подступает к сухим губам. Кэтрин вспоминает своё возвращение домой уже в статусе капитана звёздного крейсера. Перегар топлива двигателей туристических катеров и вонь жаренного мяса с лотков быстрого питания вместо солёного запаха океана. Вместо шёпота прибоя – оглушительный гомон толпы. Пластик и осколки вместо розоватого песка пляжей. На воде не флотилия изящных парусников возрожденцев, а уродливые многоэтажные круизные лайнеры, заслоняющие горизонт.

Она вспоминает как в поисках поддержки подняла глаза к небу, ища в вышине глазами свой крейсер, последний оплот порядка и силы, в надежде удержаться. Но всё уже рушилось, рассыпалось осколками словно зеркало, в которое бросили камень. Её карьера, вся вера в большую семью народов, в миссию и важность жертв, которые она приносила членами экипажа и жителями восставших планет.

Постаревшие родители, стыд, правда, которую ей наконец открыли. Никакие официальные отчёты, никакие сухие сводки о «подавлении сепаратистского инцидента» не могли сравниться с простым страшным знанием – она годами служила системе, убившей её сестёр, братьев, кузенов, дядей и тёток, бабушек и дедушек в восстании против аннексии Возрождения за шестнадцать лет до её рождения. Кэтрин Салливан носила ордена за победы в войнах, которые вела против таких же, как она сама. Тех, кто просто хотел сохранить свой дом.

– Человечество, как вид, обречено на экспансию. – Продолжает Валерий. – Мы дышим, растём и размножаемся – для этого нам нужны пространство, ресурсы, новые миры. Протекторат – это не машина для угнетения. Это ковчег. Единственная сила, которая способна обеспечить выживание и процветание миллиардов людей на Терре, Марсе, на всех центральных мирах. Ваше Возрождение? Да, его уникальная экосистема была изменена. Но его океаны теперь кормят шесть планет-городов, а его биоматериалы позволяют лечить болезни, которые еще вчера были смертным приговором. Вы предпочли бы, чтобы мы умерли как вид, сохранив ваши водоросли в неприкосновенности?

– Да, – отвечает Кэтрин, раньше, чем успевает задуматься. Конечно же нет, вовсе она не желает гибели человечеству, она бы предпочла найти середину, баланс при котором никого уничтожать не придётся, но для этого пришлось бы вести диалог. Земляне давно утратили этот навык.

– Мы не хотим, чтобы за счёт ресурсов Возрождения пировали другие планеты, уже загубленные или сами ничего не производящие, – в памяти Кэтрин всплывает лицо старика на Эдеме, в его расшитых золотом лохмотьях. Она, будучи уже офицером наблюдала за «стабилизацией». Старик неподвижно стоял, пока бульдозеры с грохотом сносили Рощу Предков – священное место для местных, выбранное советом Терры для строительства штаб-квартиры. Он не плакал, просто смотрел, и в его глазах было так пусто. Ей тогда стало неудобно в своём новом сияющем мундире.

– Цена высока? Без сомнения. Но альтернатива – застой, голод и вырождение.

– Вы сами были там, Валерий? – спрашивает Кэтрин, ставшая в своё время мастером по «зачистке очагов нестабильности». Её хвалили и боялись, и отправляли каждый раз всё дальше в космос. – Были на Проксиме Центавра b? Или может хотя бы отчёты видели?

Смрад гари от оплавленной породы и сожжённых лесов до сих пор преследует её. В ту ночь Кэтрин впервые не смогла уснуть, хоть и выполнила свой долг по поддержанию порядка. С каждым новым миром на её мундире прибавлялось орденов, а на душе – невидимых шрамов. Каждая усмирённая планета теряла не суверенитет, но голоса, цвета, запахи, теряла свою душу, растворяясь в безликой имперской массе. И Кэтрин была той, кто приставлял к их виску бластер.

Валерий отрицательно качает головой. Кэтрин вздыхает.

– Если бы видели, знали бы, что застой – не худший вариант. Что за код вы сейчас набрали? Последнего я не знаю.

Гай опускает руку и оборачивается к женщине.

– Корректировка курса согласно статичным точкам по маякам Протектората. Вероятно, вы оставили службу еще до того, как этот приказ вступил в силу. Отныне мы можем строить свои маршруты, опираясь только на данные единой сети Протектората. Это не всегда удобно для расчётов, но считается более безопасным. В условиях войны.

Кэтрин пожимает плечами. Этот приказ вступил в силу как раз из-за того, что она оставила службу.

Очередной глупый закон, направленный на упрочнение власти Совета над всеми его гражданами. Разумеется, Кэтрин знает, что именно это значит. Привязываясь исключительно к навигационным маякам Протектората, Флот якобы не рискует получить ложные данные от сигналов мятежников; но даже последний идиот в Адмиралтействе на Земле должен понимать, что невозможно передавать одним кораблям правильный сигнал, а другим – некорректный. Маяку всё равно на то, кто именно перехватывает его данные и использует для уточнения своего местоположения.

Просто таким образом Протекторат в очередной раз напоминает о необходимости своего существования. И не оставляет людям альтернативы.

– Вы служили старшим офицером навигации на «Возрождении». Вы считаете, что удобно строить курс только на основании данных Протектората? – в голосе Кэтрин звучит усмешка. – Во время войны, как вы справедливо выразились, когда промедление смерти подобно.

Капитан Валерий делает несколько шагов вдоль переборки и останавливается возле крохотного шкафчика с набором универсальных ключей. Открыв дверцу, он быстро пробегается взглядом по надписям над каждым из элементов внутри.

– Это неудобно. Однако справедливо, – отзывается мужчина, сняв с крепления один из ключей. Индикатор над ним моментально начинает мигать красным, сигнализируя о необходимости вернуть ключ на место. – Вам этого не понять. У нас с вами разные взгляды на ведение войны. Это для ваших наручников.

Повернувшись к Кэтрин, капитан бросает ей ключ. Поймав его свободной рукой, Салливан подносит крохотный чип к своим запястьям, и металлические пластины с силовым полем между ними действительно размыкаются. Таким же образом она возвращает ключ Валерию.

– Война всегда одинаковая, на неё не может быть разных взглядов. Вы или побеждаете – или гибнете. Третьего не дано.

– Вот именно, – холодно отвечает Гай. – Проигрывать нужно уметь. Кто не умеет проигрывать – не сможет и победить.

– Тогда Протекторату победа не грозит. Ваши марсианские идеалы ведения войны и её философия не вписываются в современность, Валерий.

– Увидим, Салливан.

«Исполнитель», развернувшись в безвоздушном пространстве на дальней орбите планеты, набирает скорость. Блеклые огни кормовых силовых установок выбрасывают в космос голубые лучи, которые расходятся вдоль компенсаторов и рассекателей потоков. Крейсер быстро проходит теневой сектор и ложится на курс к системе Тигарден, ориентируясь на навигационные маяки Протектората. Расчёты делаются дольше обычного, но офицеры Флота к этому уже привыкли. Кроме того, теперь им не нужно переводить шифры сторонних сигналов и вводить их в бортовые компьютеры вручную – всё за них делает новейшая навигационная программа, разработанная на Терре и установленная во все корабли флотов Протектората.

Вахтенные помощники капитана тихо переговариваются меж собой о случившемся и вводят в курс дела каждого, кто оказывается на ходовом мостике. Вскоре весь офицерский состав уже осведомлён о том, что корабль захвачен.

Одним человеком. Капитаном Кэтрин Салливан.

Однако спорить с ней никто не решается, оставив эту прерогативу для Валерия. Протекторат учит своих людей субординации и делать только то, для чего их готовили.

Гай сидит на краю своей постели, как хладнокровный ящер, он точно ждёт, когда женщина в кресле напротив совершит ошибку.

– Мне интересно, – вдруг произносит он, бросив короткий взгляд на указатель курса и скорости под подволоком каюты. – Что вы будете делать, когда почувствуете усталость и уснёте? Поверите мне на слово?

– Почему нет? – пожимает плечами Кэтрин и складывает руки на коленях. – Я для вас – переменная в уравнении, но вы для меня – известная его часть, с вашим воспитанием. Вы не застрелите меня во сне, а если и обманите, запрёте в камере на нижних палубах и отвезёте на Землю в качестве своего трофея… ну что ж, вам жить дальше с осознанием запятнанности вашей чести. Сопротивление потеряет всего одного человека, но сохранит целый крейсер и большую часть его экипажа и при этом обретёт мученицу, вокруг имени которой соберутся новые легионы мятежников.

– Вы весьма высокого о себе мнения, если считаете, что за вас люди ринутся в бой.

– Не за меня, за образ, который из смерти сотворит моё командование. Вы видите мир строго в разрезе приказов, которые получаете, так нас обучали в Академии, ведь именно это от нас требуется в дальнейшем во время службы. Никому не нужно, чтобы мы на своих постах думали. Только чтобы подчинялись. Вас учили на вещи смотреть узко, ориентироваться на цель и максимум отмечать по сторонам препятствия, но вы попробуйте взглянуть шире, Валерий. В нынешней ситуации любое ваше решение понесёт последствие, доставите вы меня на Землю или нет.