Стая

– И какова же причина?

Робертс ответил не сразу.

– Причину мы не знаем. Но беда миновала лишь сейчас. «Королева» остановила машины, передала по рации сигнал и стала ждать, оставаясь абсолютно неспособной к маневрированию. Другие корабли вокруг на всякий случай изменяли курс, а из Ванкувера вышли два буксира. Они прибыли через два дня, утром. 60-метровый океанский буксир и второй поменьше, 25-метровый. Обычно самое трудное – бросить канаты с буксира, чтобы они попали на борт. В шторм это вообще может длиться часами – сперва бросают тонкие веревки-проводники, потом тяжелые тросы. Но в этом случае… Вроде бы никаких препятствий, погода была хорошая, море спокойное. Но буксирам не удавалось подойти.

– Что же мешало?

– Ну… – Робертс скривил лицо, как будто ему было стыдно говорить об этом вслух. – Вроде бы… Вам когда-нибудь приходилось слышать о нападении китов?

Эневек насторожился.

– На корабли?

– Да. На большие корабли.

– Это чрезвычайная редкость.

– Редкость? – Робертс навострил уши. – Но такое бывало?

– Есть один описанный случай. Это случилось в девятнадцатом веке. Мелвилл написал об этом роман.

– А, «Моби Дик»? Я думал, это просто книга.

Эневек помотал головой.

– «Моби Дик» – это история китобоя «Эссекс». Его действительно потопил кит. Сорокадвухметровый корабль, но из дерева и уже обветшавший. Кит протаранил судно, и оно затонуло за несколько минут. Команду еще недели носило по морю в спасательных шлюпках… Ах да, еще было два случая в прошлом году у австралийского побережья: киты перевернули рыбацкие лодки.

– Как это произошло?

– Разнесли хвостами. В хвосте кита таится громадная сила. – Эневек подумал. – Один человек при этом лишился жизни. Но он умер, я думаю, от слабости сердца. Когда упал в воду.

– И что это были за киты?

– Никто не знает. Они исчезли очень быстро. Кроме того, когда происходят такие случаи, показания очевидцев сильно расходятся. – Эневек посмотрел на могучий сухогруз. «Королева барьеров» была вроде бы целой и невредимой. – Но нападения китов на такое судно я не представляю.

Робертс проследил направление его взгляда.

– Они напали на буксиры, – сказал он. – Не на сухогруз. Они таранили их сбоку. Наверняка старались перевернуть, но не удалось. Потом – чтобы не дать им забросить канаты, потом…

– Напали?

– Да.

– Забудьте об этом, – Эневек отмахнулся. – Кит может что-нибудь опрокинуть, но не тяжелее самого себя. На большее он не нападет, если не будет принужден.

– Команда клянется и божится, что все было именно так. Киты…

– Какие киты?

– Господи, ну откуда я знаю, какие? Каждый видит свое.

Эневек наморщил лоб.

– Хорошо, давайте прокрутим всю сцену. Представим себе максимум. Что на буксиры напали голубые киты. Balaenoptera musculus бывают до тридцати трех метров длиной и весом сто двадцать тонн. Самое крупное животное на земле. Допустим, голубой кит попытается потопить корабль такой же длины, как он сам. Тогда он должен как минимум держать такую же скорость, а лучше большую. На коротком отрезке он может развить пятьдесят-шестьдесят километров в час. У него хорошее гидродинамическое строение, он почти не испытывает сопротивления воды. Но какой импульс он способен развить? И какой встречный импульс разовьет корабль? Проще говоря, кто кого столкнет, если люди на борту направят корабль против него?

– Сто двадцать тонн – большой вес.

Эневек кивнул в сторону автофургона.

– Смогли бы вы его поднять?

– Что? Машину? Конечно нет.

– А ведь вы при этом могли бы опереться о землю. Плавающему телу не на что опереться. Вы не поднимете ничего, что тяжелее вас, будь вы хоть кит, хоть человек. Уравнения массы вам не обойти. Но прежде всего из веса кита надо вычесть вес вытесненной им воды. Остается немного. Только сила хвоста. В лучшем случае он сможет отклонить судно с прежнего курса. Но и сам оттолкнется от судна на такой же угол удара. Это как в бильярде, понимаете?

Робертс потер подбородок.

– Некоторые считают, что это были горбачи. Другие говорят о финвалах, а люди на борту «Королевы барьеров» считают, что видели кашалотов…

– Три вида, различие между которыми огромно.

Робертс помедлил.

– Мистер Эневек, я трезвомыслящий человек. Так и напрашивается идея, что буксиры просто попали в стадо китов. Может, не киты таранили судна, а наоборот. Может быть, команда повела себя неправильно. Однако ясно, что киты потопили один из двух буксиров.

Эневек непонимающе уставился на Робертса.

– Это произошло, когда был натянут трос, – продолжал Робертс. – Трос между носом «Королевы барьеров» и кормой меньшего буксира. Несколько китов разом выпрыгнули из воды и бросились на трос. В таком случае из их веса не приходится вычитать вес вытесненной воды, а моряки говорят, что экземпляры были особенно крупные. – Он сделал паузу. – Буксир рвануло и опрокинуло. Он перевернулся.

– О господи! А команда?

– Двое пропали без вести. Остальных смогли спасти. Вы можете себе представить, почему киты сделали это?

Хороший вопрос, подумал Эневек. Дельфины и белухи узнают себя в зеркале. Но способны ли они думать? Способны ли строить планы? Что ими движет? Знают ли киты «вчера» или «завтра»? Какой у них интерес топить буксирное судно?

Разве что буксиры им чем-то угрожали. Или их потомству.

Но как и чем?

– Все это совсем непохоже на китов, – сказал он. Робертс казался беспомощным.

– Я тоже так думаю. Но команды кораблей думают иначе. Ведь большой буксир был атакован таким же способом. Правда, в конце концов им удалось закрепить тросы и обойтись без нападения.

Эневек задумчиво разглядывал носки своих ботинок.

– Случайность, – сказал он. – Ужасная случайность.

– Вы считаете?

– Может быть, нам поможет разгадка того, что случилось с рулем.

– Мы для этого и пригласили аквалангистов, – ответил Робертс. – Они отправятся под воду через несколько минут.

– Нет ли у них с собой запасного снаряжения?

– Думаю, есть.

– Хорошо. Я нырну с ними.

Вода в порту была кошмарная. Как в любом порту. Грязная жижа, в которой всякой дряни не меньше, чем молекул воды. Дно покрыто метровым слоем грязи, из которой постоянно взвихривается разная органическая гадость. Когда вода сомкнулась над Эневеком, он спросил себя, можно ли тут вообще хоть что-то разглядеть. Повернулся и заметил смутные очертания двух других аквалангистов, а потом темную поверхность – корму сухогруза.

Аквалангисты обернулись к нему и показали пальцами знак «о’кей». Эневек ответил тем же, выпустил немного воздуха из жилетки и поплыл вдоль кормы в глубину. Через несколько метров они включили лампы шлема. Свет сильно рассеивался, освещая главным образом плавающую вокруг взвесь. Из полутьмы выделился руль, весь в зазубринах и пятнах. Он стоял косо. Два других аквалангиста исчезли по другую сторону корпуса.

Эневек не сразу понял, что руль порос чудовищным количеством полосатых раковин. Он подплыл ближе. В щелях и зазорах, там, где плоскость руля поворачивалась в шахте, организмы моллюсков были перемолоты в компактную, полную мелких осколков массу. Неудивительно, что руль больше не мог двинуться. Его заело.

Эневек опустился глубже. Там тоже все было в ракушках. Он осторожно дотронулся до них. Мелкие, максимум трехсантиметровой длины моллюски плотно сидели друг на друге. Он с величайшей осторожностью, чтобы не пораниться об острые осколки, с усилием оторвал нескольких. Они были полураскрыты. Изнутри выступали свернутые клубочком нити, которыми моллюски могли зацепляться. Эневек погрузил их в контейнер на поясе и задумался.

Он не очень разбирался в моллюсках. Есть среди них виды, выделяющие сильный клейкий секрет и располагающие махровой присоской. Самой известной из них была «зебра», перенесенная в здешние воды из Среднего Востока. Она широко распространилась за последние годы в американской и европейской экосистемах и начала уничтожать местную фауну. Если руль сухогруза заблокировали «зебры», то неудивительно, что они осели таким толстым слоем. Там, где появлялись, они распространялись невообразимыми массами.

Но «зебры» разрушали прежде всего пресноводные системы. Правда, они выживали и в соленой воде, но как они могли взять на абордаж корабль, плывущий в открытом море, где нет ничего, кроме многометровой толщи воды? Или они пристыковались к нему еще в порту?

Корабль пришел из Японии. Неужто в Японии проблема с «зебрами»?

Сбоку из водяной мути торчали лопасти винта. Эневек спустился глубже, и его охватило неуютное чувство. Винт в поперечнике был метра четыре с половиной. Это была отлитая из стали махина весом больше восьми тонн. Он представил себе винт, работающий на полных оборотах. Невообразимо, чтобы хоть что-то могло приблизиться к этому гигантскому пропеллеру. Все тут же было бы размолото в порошок.

Но моллюски облепили и винт.

Отсюда напрашивались выводы, которые Эневеку совсем не нравились. Он медленно пробрался к середине винта. Его пальцы коснулись чего-то скользкого. Кусочки светлой субстанции отделились и поплыли ему навстречу. Он поймал один и поднес к маске.

Желевидное. Резинообразное.

Эневек повертел растрепанный клочок туда и сюда. Опустил его в контейнер на поясе и стал продвигаться дальше. Один из аквалангистов приблизился к нему с другой стороны. С лампой поверх маски он был похож на инопланетянина. Вместе они спустились к коленчатому валу, на который был насажен винт. Здесь было еще больше этой слизистой ткани. Она была намотана на вал. Аквалангисты попытались оторвать от нее клочки, но ткань была навернута слишком плотно.

Эневеку вспомнились слова Робертса. Киты пытались оттеснить буксиры от корабля. Абсурд.

Чего хотел кит, мешая стыковочным маневрам буксира? Чтобы «Королева барьеров» затонула? При сильном волнении моря это было бы возможно с сухогрузом, неспособным маневрировать. Если бы волны хорошенько разгулялись. Неужто животные хотели воспрепятствовать кораблю успеть найти убежище в спокойных водах?

Он бросил взгляд на финиметр.

Кислорода было еще достаточно. Он большим пальцем показал обоим аквалангистам, что хочет проверить корпус. Они ответили знаком «о’кей». Все вместе они оставили винт и поплыли вдоль борта, Эневек ниже всех, там, где обводы корпуса переходят в киль. Свет его лампы скользил по стальной обшивке. Краска выглядела достаточно новой, лишь в нескольких местах виднелись царапины или изменения цвета. Эневек спускался все ниже ко дну, становилось все сумрачнее.

Тяжелое чувство сдавило ему грудь. Он замолотил ногами и поплыл вдоль корпуса. В следующий момент свет его лампы померк. Но дело было не в лампе, а в том, что она освещала. Окраска корпуса отражала свет равномерно. А тут он вдруг стал поглощаться темной, выщербленной массой ракушек, под которой обшивка сухогруза вообще исчезала.

Откуда здесь взялись такие несметные орды моллюсков?

Эневек соображал, не примкнуть ли ему к остальным двум аквалангистам. Но потом передумал и стал погружаться еще ниже. К килю наросты ракушек прибывали. Если дно «Королевы барьеров» обросло равномерно, то нарост составлял изрядный дополнительный вес. Невозможно, чтобы никто этого не заметил. Такие массы способны существенно замедлить скорость судна в океане.

Он был уже достаточно далеко под килем, и ему пришлось перевернуться на спину. В нескольких метрах под ним уже начиналась грязная пустыня портового дна. Вода здесь была такая мутная, что он почти ничего не видел, только ракушечные наросты прямо над собой. Быстро отталкиваясь ластами, он плыл в сторону носа корабля, как вдруг нарост закончился так же внезапно, как и начался. Только теперь Эневек увидел, каким массивным этот нарост был на самом деле. Он свисал с днища корабля чуть ли не на два метра.

Что это было?

На краю нароста зияла щель.

Эневек нерешительно завис перед ней. Потом потянулся к голени, где в специальном держателе у него был нож, достал его и вонзил в ракушечную гору.

Корка лопнула.

Что-то трясущееся метнулось к нему, шмякнулось ему в лицо и чуть не сорвало дыхательный аппарат. Эневек отпрянул, ударившись головой о корпус корабля. Перед глазами вспыхнул яркий свет. Он хотел всплыть, но над ним был киль. Он заставил себя успокоиться и попытался в окружающей мути разглядеть, что его атаковало.

Но оно исчезло. Ничего, кроме причудливо нагроможденной ракушечной корки, не было видно.

Только сейчас он заметил, что держит в руке нож. Он его не выпустил. Что-то болталось на лезвии, какой-то клочок прозрачной белесой массы. Эневек сунул и его в контейнер. Потом осмотрелся, чтобы понять, как выбраться отсюда. Приключений на первый раз хватило. Контролируя движения, следя за сердцебиением, он стал подниматься, пока не различил вдали слабый свет ламп других аквалангистов. Даже на последних метрах вода все еще была мутной, потом Эневек сощурился на солнце. Стянул с лица маску и благодарно вдохнул свежий воздух. На пирсе стояли Робертc и остальные.

– Что там, внизу? – склонился к нему директор. – Нашли что-нибудь?

Эневек откашлялся и выплюнул портовую воду.

– Пожалуй, да.

Они все собрались у задней дверцы автофургона. По согласованию с аквалангистами Эневек взял роль докладчика на себя.

– Моллюски, заклинившие руль? – недоверчиво переспросил Робертc.

– Да. «Зебры».

– Как такое могло произойти?

– Хороший вопрос. – Эневек открыл контейнер с находками и осторожно поместил клочок желейной ткани в банку с морской водой. Состояние ткани вызвало его беспокойство. Вид у нее был такой, будто она уже начала разлагаться. – Я могу только предполагать, но, по-моему, все случилось следующим образом: рулевой повернул штурвал на пять градусов влево. Но руль не сдвинулся с места. Он был блокирован раковинами, которые его плотно облепили. В принципе, это не так трудно – вывести из строя рулевую машину, это вы знаете даже лучше меня. Просто это очень редко случается. И рулевой даже не подумал о том, что руль может быть заблокирован. Он подумал, что недостаточно повернул штурвал, и вот он стал его доворачивать, а руль по-прежнему не слушается. На самом деле рулевая машина работала вовсю. И тут наконец перо руля высвобождается, начинает поворачиваться, моллюски перемалываются, но не отлепляются. Каша из моллюсков снова блокирует руль, это как песок в коробке передач. Перо руля заедает, и оно уже не может вернуться назад. – Он убрал со лба мокрые волосы и посмотрел на Робертса. – Но не это внушает мне основную тревогу.

– А что же?

– Кингстонные ящики свободны, а вот винт тоже облеплен. Он весь в ракушках. Я не знаю, как эти существа вообще могли попасть на корпус, но одно могу сказать с уверенностью: о вращающийся винт даже самые прочные моллюски обломали бы себе зубы. Поэтому либо моллюски прицепились еще в Японии, что бы удивило меня, потому что вплоть до двухсотмильной зоны перед Канадой руль работал безупречно, либо они явились непосредственно перед тем, как машины были остановлены.

– Вы хотите сказать, что они облепили корабль в открытом море?

– «Взяли на абордаж» было бы точнее. Я пытаюсь себе представить, что произошло. Гигантская стая моллюсков облепляет руль. Когда плоскость руля блокирована, корабль ложится в крен. Машины останавливаются. Винт стоит. Моллюски продолжают прибывать, облепляют руль дальше, чтобы, так сказать, зацементировать блокаду, попадают при этом на винт и на остальной корпус.

– Откуда же взялись тонны взрослых моллюсков? – спросил Робертс и беспомощно огляделся. – Посреди океана!

– А почему киты оттесняли буксиры и прыгали на тросы? Вы первым начали рассказывать эти странные истории, а не я.

– Да, верно, но… – Робертс кусал губу. – Все это произошло одновременно. Я тоже не знаю, но звучит так, будто между этими явлениями была взаимосвязь. Однако такое предположение абсурдно. Моллюски и киты?

Эневек помедлил.

– Когда в последний раз осматривали дно «Королевы барьеров»?

– Его контролируют регулярно. И судно имеет специальную окраску-«необрастайку». Не беспокойтесь, она экологически безвредна. Но много моллюсков на нее не налипнет.

– Как видите, налипло, и много. – Эневек замолчал и уставился в пустоту. – Но вы правы! Этой штуки там не должно быть. Впечатление такое, будто корабль в течение недель подвергался нашествию личинок моллюсков, и, кроме того… эта штука в ракушках…

– Какая штука?

Эневек рассказал о существе, которое выломилось из ракушечной горы. Рассказывая, он пережил всю сцену заново. И шок, и как ударился головой о киль. Его череп и сейчас еще гудел от этого удара. Из глаз искры посыпались…

Нет, то была вспышка света.

Внезапно ему в голову пришла мысль, что сверкнуло вовсе не в его голове, а в воде перед ним.

Сверкнула молнией эта штука.

На какое-то время он в буквальном смысле лишился дара речи. До него стало доходить, что это существо люминесцировало. Если так, то оно, возможно, происходит из глубоководных слоев. Но тогда как оно добралось на корпусе корабля до порта? Должно быть, оно попало на обшивку корабля вместе с моллюсками, в открытом море. Возможно, его привлекли моллюски, поскольку служили ему пищей. Или защитой. И если это был спрут…

– Доктор Эневек?

Да, спрут. Скорее всего, он. Для медузы он был слишком быстр. И слишком силен. Он прямо-таки взорвал ракушки – как единый эластичный мускул. Потом Эневек вспомнил, что эта штука вырвалась, когда он ткнул ножом в щель. Должно быть, он задел его. Неужто сделал ему больно? Или укол ножа вызвал у него рефлекс…

Только не надо преувеличивать, подумал он. Что уж ты мог там увидеть в этой мутной жиже? Просто напугался.

– Закажите обследование дна порта, – сказал он Робертсу. – А пока отправьте эти пробы, – он указал на закрытые емкости, – как можно скорее в исследовательский институт Нанаймо для анализа. Отправьте на вертолете. Я полечу вместе с грузом, я знаю, в чьи руки это передать.

Робертс кивнул. Потом отвел Эневека в сторонку.

– Проклятье, Леон! Что вы на самом деле думаете обо всем этом? – спросил он шепотом. – Это же невозможно, чтобы метровые наросты возникли за такое короткое время. Ведь корабль не простаивал неделями без движения.

– Эти моллюски – чума, мистер Робертс…

– Клайв.

– Клайв, эти бестии не подкрались постепенно, а напали разом, по команде.

– Но не так же быстро.

– Каждый из этих проклятых моллюсков может за год принести до тысячи голов потомства. Личинки принесло течением или под чешуей рыбы, или в перьях морских птиц. В американских озерах находили места, где их было по 900 000 на одном квадратном метре, и они там появились действительно чуть ли не за одну ночь. Они облепили все очистные сооружения питьевой воды, системы водоснабжения, забили и разрушили трубопроводы; и в соленой воде они чувствуют себя, по-видимому, так же вольготно, как в озерах и реках.

– Ну хорошо, но вы говорите о личинках.

– Миллионах личинок.

– Да хоть о миллиардах, и пусть хоть в Японии, хоть в открытом океане. Это уже не играет роли. Но вы что, всерьез хотите мне рассказать, что все они выросли за несколько дней вместе с раковинами? Вернее, уверены ли вы, что мы вообще имеем дело с моллюсками-«зебрами»?

Эневек глянул в сторону автофургона аквалангистов. Они убирали в кузов оборудование. Емкости с пробами, запечатанные на скорую руку, стояли снаружи.

– Уравнение с множеством неизвестных, – сказал он. – Если киты действительно пытались оттеснить буксиры, то спрашивается, почему. Потому что с кораблем происходило нечто, что необходимо было довести до конца? Или потому, что он должен был затонуть, парализованный моллюсками? А еще этот неведомый организм, который я задел. Как все это звучит, по-вашему?

– Леон! Неужто вы правда считаете…

– Подождите. Возьмем то же самое уравнение. Стадо слегка нервозных серых китов и горбачей чувствует непонятную обиду на «Королеву барьеров». И тут еще являются два буксира и оскорбительно толкают их. Киты их отпихивают. По чистой случайности корабль к тому же подвергся биологической заразе, притащив эту заразу из-за границы, как турист оспу, а в открытом океане кальмар запутался в горе ракушек.

Робертс уставился на него.

– Знаете, я не верю в научную фантастику, – продолжал Эневек. – Все это – вопрос интерпретации. Пошлите туда, вниз, нескольких человек. Пусть соскоблят наросты, пусть последят, не затаился ли там еще какой-нибудь внезапный гость, и поймают его.

– Как вы думаете, когда мы получим результаты из Нанаймо?

– Через несколько дней, наверное. Кстати, было бы невредно и мне послать сообщение.

– Только без разглашения, – подчеркнул Робертс.

– Само собой разумеется. На этих же условиях я хотел бы поговорить с командой.

Робертс кивнул.

– Решающее слово не за мной. Но я посмотрю, как это устроить.

Они вернулись к автофургону, и Эневек влез, наконец, в свою куртку.

– А у вас что, обычная практика – привлекать в таких случаях ученых? – спросил он.

– Такие случаи – вообще не обычная практика. А я читал вашу книгу и знал, что вас можно найти на острове. Комиссия по расследованию была не в восторге от моего решения. Но я думаю, оно оказалось правильным. Мы не так много знаем о китах.

– Я сделаю все, что смогу. Давайте погрузим пробы в вертолет. Чем быстрее мы доставим их в Нанаймо, тем лучше. Мы передадим их Сью Оливейра. Она руководит лабораторией. Ее специальность – молекулярная биология, она очень одаренная женщина.

Зазвонил мобильный телефон Эневека. Это была Стринджер.

– Приезжай, как только сможешь, – сказала она.

– Что случилось?

– Мы получили радиограмму с «Голубой акулы». Они в море, и у них неприятности.

Эневек предположил худшее.

– С китами?

– Ну что ты, нет, – Стринджер сказала это так, будто он был не в своем уме. – Какие могут быть с китами неприятности? Этот негодяй опять устраивает нам неприятности. Мерзавец.

– Какой мерзавец?

– Ну какой же еще! Джек Грейвольф.

6 апреля

Киль, Германия

Спустя две недели после того, как он передал Тине Лунд заключение анализа червей, Сигур Йохансон ехал на такси к институту «Геомар».

Всякий раз, когда возникает вопрос о строении, возникновении и истории морского дна, прибегают к консультациям ученых из Киля. Сам Джеймс Камерон тоже не раз бывал в этом институте, чтобы получить последнее благословение для съемок «Титаника». Зато общественное мнение мало интересовала работа института. Рыться в осадочных слоях и измерять содержание соли в воде – какое отношение это могло иметь к насущным проблемам человечества? Но что взять с общественного мнения, если даже многие ученые в начале девяностых годов не верили, что на дне морей, вдали от солнечного света и тепла, отнюдь не простирается голая скалистая пустыня, а кипит бурная жизнь. Правда, уже давно было известно об экзотическом сообществе видов вдоль глубоководных вулканических жерл. Но когда в 1989 году в «Геомар» был приглашен из университета штата Орегон геохимик Эрвин Сьюсс, он рассказал о еще более удивительных вещах: об оазисах жизни у холодных глубоководных источников, о таинственных химических энергиях, которые поднимаются из глубин Земли, и о массовых залежах субстанции, которая до этого едва привлекала к себе внимание, – гидрата метана.

С этого времени геоученые вышли из тени, в которой они – как и большинство ученых – пребывали слишком долго. Они попытались кое о чем рассказать. Они питали надежду в будущем предвидеть природные катастрофы, климатические и природные изменения и даже воздействовать на них. К тому же метан мог дать ответ на энергетическую проблему завтрашнего дня. Пресса оживилась, а исследователи учились – поначалу робко, потом все увереннее, на манер поп-звезд – использовать пробудившийся интерес с выгодой для себя.

Таксист, который вез Йохансона к фьорду Киля, мало что знал обо всем этом. Вот уже двадцать минут он выражал непонимание, как это исследовательский центр, пожирающий бюджетные миллионы, мог оказаться в руках безумцев, которые каждые несколько месяцев устраивают дорогостоящие экспедиции, в то время как нормальные люди едва сводят концы с концами. Йохансон, прекрасно говоривший по-немецки, не испытывал желания обсуждать с ним это, но шофер не умолкал. При этом он так размахивал руками, что машина то и дело оказывалась в опасном положении.

– Хоть бы кто-нибудь знал, чем они там занимаются, – возмущался таксист. И, не получив ответа, спросил: – Вы из газеты?

– Нет. Я биолог.

Шофер тут же сменил тему и пустился разглагольствовать о продовольственных скандалах. Он явно видел в Йохансоне человека, который был в ответе за овощи с измененной генной структурой и сверхдорогие биопродукты.

– Значит, вы биолог. А вы хоть знаете, что можно есть? Вернее, что можно есть без сомнений? Я этого не знаю. Ничего больше нельзя есть. Лучше ничего не есть, что продается. Нельзя отдавать им ни цента.