Аккаунт

Инга села на пол, прислонившись спиной к дивану. Она взяла телефон в руки и снова открыла сообщение Михаила. Она вчитывалась в каждое слово, пытаясь найти за ними его настоящий голос, его улыбку. Она представляла, как он сидит у себя дома, набирает этот текст. Было ли ему просто любопытно? Или он и правда был впечатлен?

Она провела пальцем по экрану, как бы касаясь букв, которые написал он. Сердце бешено колотилось в груди, но теперь это была не паника, а что-то другое. Что-то трепетное и опасное. Смесь страха и предвкушения.

Она должна была ответить Артуру. Это было первоочередной задачей. Но ее пальцы сами потянулись к диалогу с Михаилом. Она открыла поле для ввода текста и замерла. Что написать? Какой должна быть София для такого человека, как Михаил? Не самовлюбленной и холодной красоткой, как для Артура, а кем-то другим. Более глубокой. Более настоящей.

Она набрала несколько фраз, потом стерла их. Потом набрала снова. Это было сложнее, чем она думала. Обманывать Артура было легко. Он был простым, его желания лежали на поверхности. Обманывать Михаила… это было похоже на кощунство.

В конце концов, она написала коротко, стараясь попасть в его тон:

«Здравствуйте. Спасибо за комплимент. Наглость – это не всегда плохо. Иногда она рождает интересные знакомства».

Она перечитала. Звучало неплохо. Легко, с долей кокетства, но без вульгарности. Она добавила улыбающийся смайл и нажала «Отправить».

Теперь очередь была за Артуром. Она переключилась на диалог с ним. Здесь нужно было сыграть другую роль. Более холодную, более отстраненную. Она написала:

«Спасибо. Вы очень любезны. Нашла ваш профиль через общих знакомых, подумала – почему бы и нет?»

Ложь лилась легко и естественно. Она отправила сообщение и откинулась назад. Теперь она вела две игры одновременно. Одна – для мести. Другая… Другая была для чего? Для нее самой? Для той части ее души, которая все еще надеялась на что-то невозможное?

Она сидела в темноте, освещенная лишь мерцающим экраном телефона, который стал теперь окном в мир иллюзий, созданных ею же. И чувствовала, как почва уходит у нее из-под ног. Она больше не контролировала ситуацию. Она запустила маховик, и теперь он вращался сам, увлекая ее в неизвестность. И самое страшное было в том, что в этой неизвестности, в этом хаосе, была странная, запретная притягательность. Притягательность пропасти, в которую она смотрела, и которая смотрела в ответ.

Глава 4. Диалог с призраком

Следующие несколько дней жизнь Инги превратилась в странный, раздвоенный ритуал. Она существовала в двух параллельных реальностях, и граница между ними становилась все тоньше, почти неосязаемой. Утром она была Ингой – ходила на работу, отвечала на звонки, делала вид, что живет обычной жизнью. Но ее мысли постоянно были там, в телефоне, в двух чатах, которые стали для нее наркотиком и пыткой одновременно.

Переписка с Артуром развивалась стремительно и предсказуемо. Он атаковал ее вниманием, как и предполагалось. Его сообщения были полны комплиментов, порой грубоватых, порой наигранно-возвышенных. Он сразу перешел на «ты», сыпал смайлами с подмигиваниями и сердечками, рассказывал о своих успехах, о новой машине, о планах на отпуск. Он пытался произвести впечатление хозяина жизни, альфа-самца, перед которым не устоит ни одна женщина.

Инга, в образе Софии, отвечала с холодноватой вежливостью, выдерживая паузы, давая ему понять, что она не из тех, кого можно купить блестящими безделушками. Она отшучивалась, слегка иронизировала над его самовлюбленностью, и это, как она и знала, лишь разжигало его интерес. Он уже просил номер телефона, присылал голосовые сообщения с намеками на встречу. Игра с ним была простой, почти примитивной. Она видела все его карты, знала каждый следующий ход. Это приносило ей мстительное удовлетворение, но очень скоро стало напоминать монотонную работу. Он был прозрачен как стекло.

Но был и второй диалог. Диалог с Михаилом.

Он начинался с осторожных, вежливых реплик, как два незнакомца, случайно встретившихся в тихой комнате и боящихся спугнуть зарождающуюся беседу. Но с каждым сообщением атмосфера менялась. Инга ловила себя на том, что перед ответом Михаилу она думает дольше, тщательнее подбирает слова. Здесь нельзя было отделаться шаблонной фразой или кокетливым смайлом. С ним нужно было говорить на одном языке.

Именно этот диалог стал для нее одновременно и адом, и раем.

Он написал на следующий день после ее короткого ответа.

«Интересные знакомства – это именно то, чего мне порой не хватает в этом шумном городе. Чаще всего общение напоминает перекличку в метро – громко, быстро и без содержания. А вы, я смотрю, цените тишину у моря и буйство красок на холсте. Это многое говорит о человеке».

Инга перечитала сообщение несколько раз. Оно было другим. Глубоким. Он не просто скользил по поверхности, он пытался заглянуть внутрь. Она почувствовала прилив страха и волнения. Она сидела в офисе, за компьютером, и мир вокруг словно расплылся, уступив место экрану телефона.

«Тишина бывает разной, – набрала она, чувствуя, как пальцы будто живут своей жизнью. – Иногда она пугает, потому что обнажает те мысли, что прячешь от себя самой. А иногда она – единственный собеседник, который все понимает без слов. Что касается красок… они кричат, когда я не могу».

Она добавила фотографию одной из картин «Софии» – абстрактный взрыв синего и черного. И отправила. Сердце колотилось. Она ждала. Минута, пять, десять…

«Это поразительно точно, – пришел ответ. – Вы описали ощущение, которое я сам не мог сформулировать. Эта картина… она похожа на шторм в океане. Не разрушительный, а… очищающий. Вам когда-нибудь говорили, что у вас дар не только к изображению, но и к слову?»

Инга закусила губу. Он видел. Он действительно видел то, что она вкладывала в этот образ. Не просто красивую картинку, а частичку своей собственной, настоящей души. Ту боль, то одиночество, которые она транслировала через вымышленную Софию. Это было и потрясающе, и ужасно.

Вечером того же дня разговор продолжился. Артур прислал очередное голосовое: «София, ты просто конфетка! Представляю, как мы с тобой зажигаем в клубе!». Она отмахнулась от него, как от назойливой мухи, и открыла чат с Михаилом. Он спросил о музыке.

Их диалог длился часами. Они обсуждали все подряд – от классического британского рока, который оба любили, до философских смыслов в современных сериалах. Михаил оказался невероятно эрудированным собеседником. Он не поучал, не хвастался знаниями, а как бы приглашал ее в свой мир, делился впечатлениями. И София-Инга отвечала ему тем же. Она обнаружила, что может говорить с ним на темы, о которых боялась заикнуться даже в собственных мыслях, – о страхе несостоятельности, о поиске своего места, о той экзистенциальной тоске, что иногда накатывает среди ночи.

Она сидела на кухне, укутавшись в плед, за окном давно стемнело, а свет от экрана телефона был единственным источником света в комнате. Она забыла о еде, о времени, о существовании внешнего мира. Она смеялась над его ироничными шутками, задумывалась над его серьезными вопросами, чувствовала, как между ними протягиваются невидимые нити понимания.

Это было самым страшным обманом из всех. Потому что здесь, в этой переписке, она была более настоящей, чем в своей собственной жизни. София была ее идеальной версией – умной, чуткой, свободной от комплексов и страхов. И Михаил влюблялся именно в эту версию. В ее цифровой призрак.

Однажды ночью разговор зашел о доверии.

Михаил: «Знаете, в наше время цифровых масок так сложно разглядеть человека за аватаркой. Все играют роли».

София: «А вы не играете?»

Михаил: «Стараюсь не играть. Это слишком утомительно – быть кем-то другим. Я предпочитаю тишину одиночества шумной лжи».

София: «Быть собой – это тоже иногда утомительно. Но, наверное, это единственный способ найти что-то настоящее».

Она написала это и почувствовала такой приступ стыда, что ей стало физически плохо. Она – та, что пряталась за самой искусной маской, – рассуждала с ним о настоящем. Это было чудовищно. И в то же время… в этих словах не было лжи. Это была она. Настоящая Инга говорила с ним устами вымышленной Софии.

Она отложила телефон и подошла к окну. Город спал. В стекле отражалось ее бледное, изможденное лицо. Кто она сейчас? Инга, обманутая неверным парнем, придумавшая жалкий план мести? Или София, умная и глубокая женщина, с которой разговаривает умный и глубокий мужчина?

«Я схожу с ума», – прошептала она своему отражению.

Вдруг телефон снова завибрировал. Сообщение от Михаила.

«Знаете, я давно не вел таких бесед. Спасибо вам. Вы будто всколыхнули во мне что-то важное, что давно спало».

Она прочла эти строки, и по ее щекам покатились слезы. Горькие, соленые слезы. Это были слезы от осознания всей чудовищности ситуации. Он благодарил ее за то, что она разбудила в нем что-то важное. А что она сделала на самом деле? Она усыпила его бдительность, заманила в ловушку, сотканную из лжи.

Но было в этих слезах и что-то еще. Невыносимая, сладкая боль. Потому что его слова были адресованы ей. Той части ее, которая была настоящей. И впервые за долгие годы она почувствовала, что ее понимают. Что ее ценят не за внешность, не за умение быть удобной, а за ее мысли, за ее внутренний мир. Тот мир, который Артур никогда не стремился понять.

Она вернулась к диалогу. Ей нужно было ответить. Но что можно сказать? «Извините, я не та, за кого себя выдаю?» Или продолжить этот опасный танец?

Она выбрала танец. Потому что альтернатива – остановиться – казалась еще страшнее.

София: «Не стоит благодарности. Иногда два одиночества, встретившись, могут создать что-то теплое. Даже если это встреча в виртуальном пространстве».

Он ответил почти мгновенно:

«Возможно, виртуальность в чем-то даже честнее. Здесь нет суеты, нет необходимости надевать социальную маску. Здесь можно просто быть».

«Да, – подумала Инга с горькой иронией. – Можно быть кем угодно. Даже тем, кем ты не являешься».

Она понимала, что попадает в зависимость. Каждый вечер она ждала его сообщений с трепетом, который не шел ни в какое сравнение с тем, что она испытывала к Артуру. Месть отошла на второй план. Теперь главной стала эта странная, болезненная связь с человеком, который влюблялся в ее тень.

Однажды утром, за чашкой кофе, она получила от Артура сообщение: «Слушай, тут мой друг Михаил, кажется, тоже подсел на твой профиль! Говорит, ты умная очень. Я ему: „Брось, с такими внешними данными заумничать необязательно!“ Ха-ха!».

Инга выронила ложку. Она с грохотом упала на пол. Кровь отхлынула от лица. Артур уже знает. Он обсуждает ее с Михаилом. Эта мысль вызывала панический ужас. Ее два мира, ее две реальности, начали сталкиваться. И это столкновение грозило тотальной катастрофой.

Она смотрела на сообщение Артура, и ей хотелось закричать. Ее план, такой простой и ясный, превратился в клубок противоречий, где боль и месть переплелись с зарождающимся настоящим чувством. И она уже не понимала, кто кого ловит в эту паутину лжи: она Артура, или Михаил ее.

Глава 5. Пленник двух миров

Тишина в квартире стала звенящей, натянутой, как струна. Инга сидела, уставившись в экран ноутбука, но буквы расплывались перед глазами в мутные пятна. Рабочий документ, который нужно было сдать к утру, казался абстракцией, не имеющей никакого отношения к ее реальности. Ее реальность теперь была заключена в двух чатах на телефоне, что лежал рядом, черный и молчаливый, но чье присутствие ощущалось физически, будто от него исходило низкочастотное гудение.

Сообщение Артура о Михаиле повисло в воздухе ядовитым облаком. «Он знает. Они говорят обо мне. Они, как два хищника, обсуждают добычу». Эта мысль вызывала приступ тошноты. Но была и другая, более горькая: Артур говорил о ней, о Софии, с таким снисходительным пренебрежением. «С такими внешними данными заумничать необязательно». В этой фразе был весь он – поверхностный, уверенный, что женщина с модельной внешностью не может быть умной. Это лишь подстегнуло ее мстительное чувство. Пусть думает так. Тем больнее будет его падение.

Но Михаил… Михаил сказал, что она умная. Он увидел не только обертку. Он заглянул внутрь. И это было одновременно и пьяняще, и ужасающе.

Она отложила ноутбук и взяла телефон. Нужно было реагировать. Играть свою роль до конца. Она открыла чат с Артуром. Его последнее сообщение висело без ответа.

– Ха-ха, твой друг, видимо, сам не обделен умом, раз это заметил. А тебе, я смотрю, глубокомысленные беседы не по душе? Предпочитаешь более простые развлечения? – написала она от имени Софии.

Она намеренно сделала тон слегка насмешливым, бросая ему вызов. Он клюнул мгновенно.

– Да что ты, я только за! Просто я человек действия, знаешь ли. Слов много не нужно, когда есть химия. Кстати, о действии… Когда уже я смогу увидеть это ангельское личико вживую? Замучился ждать.

Инга сжала зубы. «Человек действия». Да, действия по измене своей девушке. Она чувствовала, как гнев снова закипает внутри, горячий и спасительный. Он был ее якорем, не дававшим утонуть в сложных чувствах к Михаилу.

– Всему свое время, Артур. Спешка хороша в ловле блох. А я не блоха. Сейчас у меня аврал на работе, готовим новую выставку. Как разберусь – подумаем о встрече.

Он прислал голосовое сообщение, полное фальшивого понимания и нескрываемого разочарования. Она даже не стала его дослушивать. Ее внимание уже было приковано к другому диалогу. К тому, что стал для нее и наркотиком, и светом в конце тоннеля.

Она переключилась на чат с Михаилом. Их последний разговор оборвался на его словах о «чем-то важном, что давно спало». Она так и не ответила. Теперь нужно было что-то сказать, продолжить эту тонкую, опасную нить.

Пальцы сами потянулись к клавиатуре. Она писала медленно, вдумчиво, словно вырезая каждую букву из собственной души.

– Прости за молчание. Выпала на несколько дней из реальности – работа, дедлайны. Твои слова… они меня тронули. Редко встречаешь людей, способных разглядеть за фасадом что-то большее.

Она отправила и замерла в ожидании, прижав телефон к груди. Сердце колотилось где-то в горле. Прошли минуты, каждая из которых казалась вечностью. И вдруг – долгожданная вибрация.

– Я рад, что ты вернулась в эту виртуальную реальность. А насчет фасада… Мне кажется, люди сами создают эти стены, думая, что так безопаснее. А на самом деле за ними просто холодно и одиноко.

Инга ахнула. Он говорил с ней на «ты». Впервые. Это было не панибратство, как у Артура, а какое-то естественное, доверительное движение. Как будто они знали друг друга сто лет. Слезы снова навернулись на глаза, но на этот раз от щемящего чувства близости. Он понимал. Он видел насквозь даже этот ее цифровой призрак.

– Ты прав. Одиноко. Иногда кажется, что ты кричишь в бездну, а в ответ – лишь эхо твоего собственного страха.

– А что, если это не эхо? Что, если кто-то слушает? Просто боится ответить, чтобы не спугнуть тишину?

Они говорили загадками, метафорами, но для Инги это был самый откровенный разговор в жизни. Она рассказывала ему о своих страхах – страхах Софии, которые на самом деле были ее собственными. О том, что боится не оправдать ожиданий, что ее творчество – это лишь самовнушение, что она потеряла связь с реальным миром. И он отвечал. Рассказывал о своей работе архитектора, о том, как иногда ненавидит воплощать в жизнь чужие, бездарные проекты, как мечтает построить что-то свое, но боится рисковать стабильностью.

Они открывались друг другу, как два странных, ранимых существа, нашедших друг друга в цифровой пустыне. Инга забыла о времени, о мести, об Артуре. Она жила в этих сообщениях. Каждый вечер они начинали беседу, и она затягивалась далеко за полночь. Она смеялась над его ироничными историями из жизни, задумывалась над его философскими вопросами, чувствовала, как в ее душе просыпается что-то теплое и живое, что она давно в себе похоронила.

Однажды ночью разговор зашел об отношениях.

– Мой лучший друг, кажется, по уши в тебя втрескался. Не вылезает из твоего профиля, – написал Михаил.

У Инги похолодели пальцы.

– Да? А что ты об этом думаешь?

– Думаю, что он не ценит то, что имеет. У него была замечательная девушка. Инга. Умная, красивая, добрая. А он… он ее предал. И теперь бегает за призраками в сети. Ирония судьбы, да?

Инга чуть не выронила телефон. Он говорил о ней. О настоящей ней. И он называл ее замечательной. Ей хотелось закричать: «Это я! Я здесь!», но она лишь сглотнула ком в горле.

– А что случилось с той… с Ингой?

– Не знаю. Они расстались. Я ее давно не видел. Жаль. Она была… особенной.

Эти слова обожгли ее сильнее любого признания в любви. «Особенной». Сквозь призму его восприятия она увидела себя той, кем могла бы быть, если бы не страх, не неуверенность, не слепая любовь к недостойному человеку.

Вдруг он прислал новое сообщение.

– А знаешь, что самое странное? Ты ее чем-то напоминаешь. Не внешне, нет. А какой-то внутренней сутью. Иногда, когда ты пишешь, у меня возникает ощущение дежавю.

Ледяной ужас пронзил ее. Он был слишком близок к разгадке. Его интуиция срабатывала на уровне, которого она не могла просчитать.

– Наверное, у всех людей, склонных к саморефлексии, есть что-то общее, – поспешно написала она. – Мы все немножко похожи в своем одиночестве.

Он словно поймал ее панику.

– Возможно. Прости, если я сказал что-то не то. Просто… я рад, что нашел тебя. Даже если это лишь виртуальность.

Это «даже если» прозвучало как похоронный звон по ее надеждам. Для него это была лишь виртуальность. Красивая, глубокая, но иллюзия. А для нее? Для нее это становилось единственной реальностью, в которой она могла дышать полной грудью.

Наступил момент, когда она поймала себя на том, что ждет вечера не для того, чтобы продолжить игру с Артуром, а чтобы снова погрузиться в разговор с Михаилом. Месть отошла на второй план, превратилась в обузу, в неприятную обязанность. Артур стал назойливым фоном, белым шумом, который мешал слышать главную музыку.

Однажды утром она получила от него очередное голосовое: «Соф, я, кажется, влюбился! Серьезно! Мы просто созданы друг для друга!». Она слушала этот пафосный монолог с холодным равнодушием. Его «любовь» была пустой и эгоистичной. Он влюбился в картинку, в образ, и был готов на все, чтобы обладать ею. Это было именно то, чего она хотела. Но теперь эта победа казалась плоской и нестоящей.

А вечером Михаил написал: «Сегодня был тяжелый день. Но я знал, что смогу прийти вечером и рассказать тебе об этом. Спасибо, что ты есть».

Она прочла это сообщение, и что-то в ней перевернулось. Она плакала. Тихо, горько, сидя в темноте на кухне. Она плакала от счастья, потому что он нуждался в ней. И от отчаяния, потому что он нуждался в призраке. Она была заложницей двух миров. В одном ее презирали и использовали, но она дергала за ниточки. В другом ее боготворили и понимали, но она была лишь тенью.

Она подошла к зеркалу. В отражении стояла уставшая девушка с красными от слез глазами. Инга. Простая, земная, несчастная Инга. А там, в телефоне, жила ее идеальная версия – София, в которую был влюблен мужчина ее мечты. И она, Инга, отчаянно завидовала Софии. Завидовала той легкости, с которой та общалась с Михаилом, той уверенности, той жизни, которой у нее не было.

Она была пленником. Пленником собственного обмана. И самый страшный парадокс заключался в том, что единственным человеком, который мог бы ее освободить, был тот, кого она обманывала страшнее и больнее всех. И чем сильнее становилась ее связь с Михаилом, тем прочнее были стены ее тюрьмы. Она сама закладывала кирпич за кирпичом, и теперь не могла остановиться, потому что снаружи оставалась лишь пустота и боль предательства. А внутри, в этой тюрьме, цвели самые прекрасные и самые ядовитые цветы ее жизни.